Рецензии на произведение «Эпитафия Паниковскому»
Показывать в виде списка | Развернуть сообщения
"О мёртвых плохо не говорят", "О мёртвых не принято судачить", "Мёртвым костей не перемывают", "Неприлично о мёртвых плохое гутарить", "А что с мёртвых взять, разве что сказать: пусть земля будет ему пухом". "Жил-жил человек да взял и помер, и не нам его судить".
С уважением.
Ольга Воробьёва 23 31.05.2021 16:53 Заявить о нарушении
"Мёртвым всё равно. "Мертвым телом хоть забор подпирай", - говорит пословица".
Спасибо за отклик.
Михаил Палецкий 31.05.2021 18:01 Заявить о нарушении
А потом стал больным и старым, месяцами не был в бане, и его перестали любить девушки.
:)
Виталий Симоновский 14.10.2019 11:38 Заявить о нарушении
Со временем фраза «О мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды» утратила последние слова, тем самым ее смысл сильно изменился. В первоначальном значении предполагалось, что об усопших людях, во время их поминовения, можно было говорить лишь быль, вспоминая человека, не приписывать ему ни грехов, ни подвигов. В последствии, люди, в угоду этике, решили не говорить о человеке ничего, кроме хорошего, добавляя к сказанному: «светлая память».
О.Бендер о Паниковском:
"Еще один великий слепой выискался — Паниковский! Гомер, Мильтон и Паниковский! Теплая компания!" (О.Бендер забыл о Ян Жижке);
БЫЛ ЛИ ПОКОЙНИК НРАВСТВЕННЫМ ЧЕЛОВЕКОМ? НЕТ, НЕ БЫЛ. ОН БЫЛ САМОЗВАНЕЦ И ГУСЕКРАД".
"Было уже совсем темно, когда для нарушителя конвенции нашлось последнее пристанище. Это была естественная могила, вымытая дождями у основания каменной, перпендикулярно поставленной плиты. Давно, видно, стояла эта плита у дороги. Может быть, красовалась на ней некогда надпись: "Владъние помъщика отставного майора Георгiя Афанасьевича Волкъ-Лисицкого", а может быть, был это просто межевой знак потемкинских времен, да это было и неважно. Паниковского положили в яму, накопали палками земли и засыпали. Потом антилоповцы налегли плечами на расшатавшуюся от времени плиту и обрушили ее вниз. Теперь могила была готова. При спичечных вспышках великий комбинатор вывел на плите куском кирпича эпитафию:
Здесь лежит МИХАИЛ САМУЭЛЕВИЧ ПАНИКОВСКИЙ человек без паспорта
Остап снял свою капитанскую фуражку и сказал:
-- Я часто был несправедлив к покойному. Но был ли покойный нравственным человеком? Нет, он не был нравственным человеком. Это был бывший слепой, самозванец и гусекрад. Все свои силы он положил на то, чтобы жить за счет общества. Но общество не хотело, чтобы он жил за его счет. А вынести этого противоречия во взглядах Михаил Самуэлевич не мог, потому что имел вспыльчивый характер. И поэтому он умер. Все!
Козлевич и Балаганов остались недовольны надгробным словом Остапа. Они сочли бы более уместным, если бы великий комбинатор распространился о благодеяниях, оказанных покойным обществу, о помощи его бедным, о чуткой душе покойного, о его любви к детям, а также обо всем том, что приписывается любому покойнику. Балаганов даже подступил к могиле, чтоб высказать все это самому, но командор уже надел фуражку и удалялся быстрыми шагами."
Михаил Палецкий 16.10.2019 02:55 Заявить о нарушении
-- А вот и цивилизация, - сказал Остап, - может быть, буфет, еда. Поспим на скамьях. Утром двинем на восток. Как вы полагаете?
Шофер и бортмеханик безмолвствовали.
-- Что ж вы молчите, как женихи?
-- Знаете, Бендер, - сказал, наконец. Балаганов, - я не поеду. Вы не обижайтесь, но я не верю. Я не знаю, куда нужно ехать. Мы там все пропадем. Я остаюсь.
-- Я то же хотел вам сказать, -- поддержал Козлевич.
-- Как хотите, -- заметил Остап с внезапной сухостью.
На станции буфета не было. Горела керосиновая лампа-молния. В пассажирском зале дремали на мешках две бабы. Весь железнодорожный персонал бродил по дощатому перрону, тревожно вглядываясь а предрассветную темноту за семафор.
-- Какой поезд? -- спросил Остап.
-- Литерный, -- нервно ответил начальник станции, поправляя красную фуражку с серебряными позументами. - Особого назначения. Задержан на две минуты. Разъезд пропуска не дает.
Раздался гул, задрожала проволока, из гула вылупились волчьи глазки, и короткий блестящий поезд с размаху влетел на станцию. Засияли широкие стекла мягких вагонов, под самым носом антилоповцев пронеслись букеты и винные бутылки вагон-ресторана, на ходу соскочили проводники с фонарями, и перрон сразу наполнился веселым русским говором и иностранной речью. Вдоль вагонов висели хвойные дуги и лозунги: "Привет героям-строителям Восточной Магистрали! "
Литерный поезд с гостями шел на открытие дороги. Великий комбинатор исчез. Через полминуты он снова появился и зашептал:
-- Я еду! Как еду-не знаю, не знаю, но еду! Хотите со мной? Последний раз спрашиваю.
-- Нет, -- сказал Балаганов.
-- Не поеду, -- сказал Козлевич, -- не могу больше.
-- Что ж вы будете делать?
-- А что мне делать? -- ответил Шура. -- Пойду в дети лейтенанта Шмидта -- и все.
-- "Антилопу" думаю собрать, - жалобно молвил Адам Казимирович, -- пойду к ней, посмотрю, ремонт ей дам.
Остап хотел что-то сказать, но длинный свисток закрыл ему рот. Он притянул к себе Балаганова, погладил его по спине, расцеловался с Козлевичем, махнул рукой и побежал к поезду, вагоны которого уже сталкивались между собой от первого толчка паровоза. Но, не добежав, он повернул назад, сунул в руку Козлевича пятнадцать рублей, полученные за проданный спектакль, и вспрыгнул на подножку движущегося поезда.
Оглянувшись, он увидел в сиреневой мгле две маленькие фигурки, подымавшиеся по насыпи. Балаганов возвращался в беспокойный стан детей лейтенанта Шмидта. Козлевич брел к останкам "Антилопы"".
Михаил Палецкий 16.10.2019 02:56 Заявить о нарушении
Михаил Палецкий 16.10.2019 03:15 Заявить о нарушении