"Поезд дряхлый, как сама эпоха" - подумал про себя Солдатов, поднявшись на перон навстречу своему поезду. Не было нужды искать свой вагон, всего -то было пять. Он подошёл к проводнице, пожилой женщине, протянул свой билет. Та скользнула по билету равнодушным взглядом, флегматично кивнула в сторону вагона и таким же флегматично-равнодушным голосом проговорила:"Проходите".
Ему посчастливилось. Oн было собирался накинуть проводнице трёшку, чтоб впустили его в купейный вагон, но в этот раз все пять вагонов на его счастье оказались купейными, так что и трёшка осталась при нём, да и заветное желание остаться в одиночестве было - вот же, рядом. Почему его охватило острое желание одиночества объяснить самому себе он не смог. Можно было свалить всё на погоду: 2 часа пополудни, но свинцово-тяжёлые тучи навалились на город, заливая и привокзальные здания, и сам перон, и фигуры редких пассажиров в сумеречно-серый цвет. "Радоваться должен, домой возвращаюсь" - уговаривал себя Солдатов, отыскивая то заветное купе, где бы его никто
не потревожил. Он здраво рассудил, что немногие пассажиры ринутся в первые же, а посему сразу прошёл в конец вагона, куда остальным просто лень будет брести. Подойдя и открыв дверь, он сторожко посмотрел по сторонам и медленно, словно боясь спугнуть удачу, вошёл, и, также осторожно повернул дверной замок. Закинув сумку под лавку, он уселся у окна, всматриваясь в сумеречный свет вокзальных фонарей да в случайных и редких провожающих. Он дождался, когда поезд, словно старая и уставшая лошадь, вдруг резко подаст вперёд, заскрипит, и потихоньку начнёт набирать ход, дождётся, когда и проводница пройдёт по вагону, собирая для отчёта билеты, и только тогда облегчённо уляжется на лавке, повторяя про себя заклинание:"Только чтоб никто не вошёл1Только чтоб никто не вошёл!" Вскоре он задремал, поезд и впрямь оказался дряхлым, на стыках вагоны покачивало вправо-влево, а на частых полустанках, где приходилось останавливаться, поезд резко тормозил и также резко срывался с места.
Солдатов забылся в тяжёлой дрёме, в полусне представилось ему, как вернётся он сегодня домой, как выскочат дети в прихожую,как дежурно улыбнутся ему, привыкшие к его частым отъездам и таким уже привычным возвращениям, и, точно также, как выскочат, так и исчезнут в своей комнатушке. Выйдет жена и голосом пожилой проводницы скажет: "Ужин в сковородке на плите".
Постепенно дрёма растеклась, и он уже не помнил, что же снилось ему. На очередном полустанке поезд привычно резкo затормозил и через минуту натужно вздрогнув, отправился в путь.
Солдатова разбудил щелчок дверного замка, тусклый свет из вагонного корридора скользнул по его лицу. В проёме он увидел уже знакомую проводницу, а за ней стояла молодая женщина, на лице её была смущённо-виноватая улыбка. Проводница же знакомой флегматично-безразличной интонацией произнесла:"Мест больше нет, у вас здесь остановится!" Солдатову пришлось привстать, показалось неудобным встречать нового пассажира, а вернее, пассажирку, в горизонтальном положении. Он включил ночничок в изголовье и предложил нежданной попутчице присесть. Инна, так звали женщину, с ,такой же виновато-смущённой улыбкой, присела напротив Солдатова.
Дрёма улетучивалась, вместо неё опять навалилась тоска.
Солдатов осторожно отодвинул дверь, вышел в вагонный коридор и также осторожно, словно боясь спугнуть новую соседку, задвинул дверь. До тамбура было несколько шагов. На ходу достал пачку сигарет, вытащил первую попавшую, в тамбур он вошёл уже с сигаретой в зубах.
Закурил и стал вглядываться в окно. Поезд шёл на восток и потому сумерки становились гуще. Иногда, когда поезд проскакивал не останавливаясь полустанки, свет "вокзальных" фонарей сливался в одну сплошную белую линию.
"Как-то даже полегчало..." - подумал он докуривая сигарету. Женщина уже обжила лавку, улёгшись лицом к вагонно стенке. Солдатов каким-то чутьём почувствовал напряжённость в её фигуре. Он присел на лавку и прежде, чем улечься, шёпотом спросил: "Я выключу ночничок?"
Женщина вздрогнула от его шёпота, через пару секунд прошептала: "Да, пожалуйста..."
Потом уже, вспоминая эту поездку, это купе, женщину на соседней лавке, он никак не мог ответить самому себе, когда же, через какое время он тем же шёпотом спросил её: "Вы спите?"
Опять пауза в несколько секунд, не поворачиваясь к нему она прошептала: "Нет, не сплю..." И уже в голосе проявилась напряжённость...
- Меня Валентином зовут. А вас?
- Меня - Инна.
- Так мы же почти тёзки! - обрадованно, уже чуть ли не в голос сказал он. - Будем знакомы!
- Будем... - ответила она и по интонации чувствовалось, что напряжинность и в голосе, и в фигуре спала.
- Вы откуда и куда? - спросил Солдатов возвращаясь к шёпоту и повернув голову в её сторону.
Женщина Инна расслаблено повернулась к нему и зашептала:
Из Зарайска еду. У свекрови была. Заболела она, а за хозяйством присмотреть некому. Пришлось поехать, помочь, пока свекровь в больнице. Да уже и вышла она, три дня, как дома. Вот и
спровадила меня домой, к дочке, к мужу...
Так и завязался разговор, как иногда завязывается между случайными попутчиками. Попадал ли ты, читатель, в такие ситуации? Чем они хороши, чем притягательны случайные разговоры? Шлюзы открываются. Вот то, что копилось у тебя в душе, что прятал в её потайных углах, высвободилось наружу для случайного попутчика. И вся твоя откровенность, как и её откровенность уверенно останется без каких-либо личных последствий ни для тебя, ни для неё.
Как в песне поётся: "Дан приказ ему на запад, а ей в другую сторону". И разойдётесь, как в море корабли и каждый похоронит в себе высказанную откровенность.
Напряжение спало и Инна медленно, тихо стала рассказывать о себе.
Городок маленький, Ужма называется по имени речки. Сама она воспитательницей в детском саду работает, так легче за дочушей, Оленькой присматривать.
- Вы, Валентин, представили себе зарплату в системе просвещения? - спросила Инна и рассмеялась. - Правильно представили, поэтому хозяйство держим, как и полагается городу сельского типа - пошутила она.
- Оленьке витамины нужны, слабенькая она у меня, зато - умница и красавица! - и в голосе её зазвучали нотки гордости, материнской гордости.
Про мужа только и сказано было, что слесарит он в механических мастерских.
Валентину захотелось вновь выйти в тамбур с заветной сигаретиной. Он и сам не мог понять, вникнуть, чем задел его, чем тронул рассказ Инны? Странное чувство медленно и тягуче наплывало на него. Куда-то улетучивалась тоска, но, свято место пусто не бывает и её место заполняло тепло. Как он потом догадался - душевное тепло.
О себе рассказывал мало. Больше о работе, о частых командировках, утомительных, но ответственных. И в Ужме он бывал по служебным делам, городок знал.
Рассказывал о детях, погодках, сын и дочь. И, как и Инна, скупо сказал два слова о жене...
Слышно было, как проводница тяжёлыми шагами идёт по коридорчику и громко вещает:
- Через 15 минут - станция Мотовилово, остановка 2 минуты...
Его, Солдатова станция. Собираться ему - всего ничего, выдернул из-под лавки сумку - и вперёд...
Он вдохнул глубоко, выдохнул, резко встал, пересел на соседнюю лавку к Инне, взял в свои руки её ладони и зашептал скороговоркой:
- Инна, адрес...Адрес скажи, где твой садик? На какой улице?
Как у у Твардовского:? "Словно в пропасть с обрыва..." Она чуть ли не в голос:
- Школьная, там на пересечении с Овражной и будет садик...
- Телефон! скажи телефон в садике!
- 32-145, спросишь меня, обязательно позовут... Голос её "упал"...
Солдатов шёл по перрону. Губы его шевелились, повторяя:" Школьная, на пересечении с Овражной... 32-145..."
В свете привокзального фонаря вихрились снежинки... Первый снег. Был он мягким. Снежинки таяли, едва коснувшись земли.