Шурик плёлся к своему общежитию — старому, брошенному, цвета депрессии. От «Крюково» ему каждый день приходилось пройти не меньше сорока минут. За это время он успевал трижды подумать о покупке самой дешевой бутылки водки, которая хоть немного могла притупить его усталость.
В его совсем обессиленной голове крутилась безвкусная мелодия, которую его попутчик по «Ласточке» с упоением слушал на повторе. Шурик бы с огромным удовольствием напрочь забыл эту песню, но вместо этого подпевал ей. Он бубнил про себя о счастье, о лазурных берегах и ярком солнце, ласкающем кожу. Ощипанные, как курица, деревья с окружающим их грязным снегом вглядывались в Шурика с презрением, отчего ему хотелось петь громче.
Три последних года Шурика казались днём сурка: с утра нужно было добираться по два часа до университета, где матёрые педагоги с постной мордой ему рассказывали о тайнах строительства. Закончив с учёбой, он бежал до метро, где старые вагоны, пропахшие потом, несли его по зелёной ветке на станцию «Аэропорт». Там его ждала молодая женщина с обрюзгшим и злым лицом, которая с порога втюхивала Шурику фартук и гнала его скорее обслуживать столы.
Так день за днём и месяц за месяцем жил Шурик, мечтая скопить немного деньжат и открыть своё дело. Он не знал, что это за дело будет, но был уверен, что так должен поступить каждый добропорядочный мужчина, ведь именно об этом и говорили успешные люди из интернета. А им он часто верил. Амбиций у него было не занимать, он был готов хоть каждый день умирать на учёбе и работе, лишь бы не возвращаться обратно в деревню.
Шурик был родом из Затеихи, маленькой и уютной деревни в Ивановской области, максимум на сто жилых домов. Однако он с самого детства возненавидел абсолютно всё, что с ней связано: огород, над которым почему-то нужно работать всё свободное время, уличный туалет с видом на соседний участок и улицы, по которым ходят одни и те же лица, необремененные мечтами. По поводу мечт он, конечно, ошибался, но думать об этом совершенно не хотел.
Сдав ЕГЭ на приемлемый балл, Шурик сбежал из деревни. Ему, честно говоря, было совершенно плевать, куда поступать, но из-за того, что с самого детства он вместе с дедом занимался домом — строил баню, ремонтировал вечно перекошенный сарай, красил забор… Он решил поступать на строительный факультет. Каково же было его удивление, когда за три года обучения он узнал о строительстве гораздо меньше, чем за неделю совместной работы с дедом… «Издержки города», — думал он.
Каждый раз, когда однокурсники Шурика собирались отдохнуть на природе, он их игнорировал, предпочитая прогулки по Старому Арбату или московскому Эрмитажу. От природы его тошнило, ещё несколько лет назад ему достаточно было выйти из дома, чтобы все прелести тайги впечатались в его душу и тело. То ли дело архитектура! Белокаменная манила его к себе. Шурик мог ночами напролёт гулять по Садовому кольцу, разглядывая дивные здания разных эпох. Он ничего не понимал в этой архитектуре, да и история, которая пронизывала абсолютно каждый камень, не сильно интересовала его. Ему достаточно было слушать бесперебойный гул от вечно мчащихся машин, глядеть на нежно мерцающие фонари, аккуратно раскиданные по всем улицам города, рассматривать весёлые лица жителей столицы, у которых ночь плавно переходит в утро, а утро быстро перетекает в ночь.
Шурик, наверное, и хотел бы размышлять о чём-то вечном, гуляя по ночной Москве, однако в его голове крутились мысли о работе, учёбе и деньгах, о деньгах мыслей было больше всего. Нужно думать о том, как заплатить за общежитие, как оплатить проездной, как распланировать бюджет так, чтобы денег хватило на еду до конца месяца и не нужно было бы занимать очередную жалкую порцию грошей у соседей по общежитию, которые и сами вечно думают об этих грошах.
Шурик был убеждён, что так и должно быть. Когда у тебя есть деньги, то перед тобой открываются все двери. Что бы ты ни захотел — всё можно быстро и легко получить, поэтому думать о деньгах он заставлял себя чаще. В какой-то паршивой статье, которая случайно попала под его взор среди тысячи глупых новостей в ленте, он прочитал, что мысли материальны, значит, думая о деньгах, можно ускорить процесс их зарабатывания. XXI век вообще много всего странного привнёс в жизнь людей, но вездесущая психология, психосоматика и ещё тысяча слов с корнем «психо» парадоксальным образом заставили почти всё население планеты перестать доверять себе и своим близким, перенаправив это чувство на высокомерных незнакомцев, вещающих о счастье и успехе за тысячи километров от «душевнобольных».
Каждую неделю, по субботам, ровно в 20:00 и ни минуты позже ему звонил дед. Звали его Пётр Михайлович. Несмотря на замученные руки от постоянной работы и желтизну на усах, которая, кажется, прицепилась к нему ещё в молодости из-за «Беломора», дед был невероятно статным мужчиной, обладал бархатным голосом и практически никогда не бранился.
Вам, возможно, покажется странным, что деревенский дед не использовал в своей речи мат, но это полная правда. Он умел так сказать, что и без ругани все начали ходить по струнке. Словно заворожённый, слушал его и Шурик. По правде говоря, это ведь именно дед подбил его на обучение в Москве. Пётр Михайлович говорил ему с улыбкой: «Тебе тут делать нечего. Езжай и получай образование, а как пробьёшься в люди, то и про деда не забывай. Возьмёшь в Москву. Будем вместе гулять по Красной площади». Особенно он выделял «Красную площадь», с одной стороны, он вроде говорил это с издёвкой, как о нечто недостижимом, с другой — в его словах чувствовалась невероятная гордость.
Дед для Шурика был буквально всем, что у него есть. Не буду вдаваться в подробности его семейной трагедии… В семье Шурика осталось только два человека. Это он и Пётр Михайлович. Несмотря на то, что они остались вдвоём, жизнь их была по-настоящему счастливой.
Так, когда Шурику было 16 лет, с ними произошла забавная ситуация. Ближе к концу весны, когда трава уже так и норовила стать с человеческий рост, Шурик вместе с дедом решили устроить между собой соревнование: кто быстрее скосит добрую половину заросшего участка, тот и забирает 1000 рублей. Деньги небольшие, но азарт увеличивают в разы. Газонокосилок в деревне не было, траву приходилось косить, как сотни и тысячи лет назад — простая деревянная ручка с железным лезвием. Борьба была ожесточённая: на всю деревню играла музыка на кавказский манер, дед вместе с Шуриком, сбросив с себя майки, пытались попадать в такт. Они обливались потом, но бесперебойно шли вперёд. Эта картина собрала вокруг участка пару десятков соседей. Они даже разделились на два лагеря. Одни, что постарше и поматёрее, болели за деда, а другие, что притягивали взгляды мужчин, — за Шурика. На финишной прямой, буквально, когда оставалось ещё пару метров нескошенной травы, соседи начали скандировать обратный отсчёт: «10, 9, 8… 3, 2…». Они кричали неутомимо, но вдруг, за мгновение перед концом соревнования, затихли. «Кто победил?» — кто-то выкрикнул из толпы? Началась неразбериха, каждый пытался доказать, что именно его кандидат выиграл. Дед с Шуриком тоже оказались в замешательстве — они оба видели, когда их косы одновременно упали на землю, символизируя законченность работы.
В результате повсеместной ругани было решено, что сегодня ничья взяла верх, но завтра нужно провести реванш уже на другом участке. В этот раз будет всё серьёзнее. Будет введён судья. На каждого участника будут делаться ставки, а победитель забирает треть от них.
На следующий день в деревню пришло палящее солнце, и это вызвало ещё больший интерес уже у всей деревни к соревнованию между Шуриком и Петром Михайловичем. Все собрались около самого большого и нетронутого человеческим трудом участка. Судья, будучи по профессии главой лесничества, где-то нашёл футбольную форму и даже достал жёлтую с красной карточками, чтобы удалять с поля особо буйных. Парочку особо предприимчивых ребятишек поставили прямо перед местом событий небольшую лавку, где продавались шашлык, овощи и самогонка. Кто-то взял водяные пистолеты, дабы остужать своих игроков во время состязания. В конце концов начался сбор ставок. Местные ставили обычно не более 2000 рублей, а приезжие из Москвы, которые всегда возвращаются в Затеиху на весенне-летний период, начинали свои ставки от 10000 рублей. После долгого расчёта судья объявил: «Собрано 121550 рублей. Ставки сделаны. Пошла русская гульба!»
В деревне воцарился праздник. Смех, крики, драки… Бабки запели в унисон какие-то старые песни на весёлый манер. Молодая ребятня носилась, не жалея ног, разнося самогонку и шашлык из говядины. Люди, несмотря на жалкие пенсии и низкие зарплаты, не щадили денег. Так обычно чувствуют себя русские только в Новый год, когда все знакомые и незнакомые люди неожиданно становятся друг для друга друзьями, говорят добрые слова и вместе проводят самые счастливые дни в году.
В этот раз победа была однозначной — победил Шурик. Его молодость и азарт взяли верх над опытностью и мудростью. Как и было обещано, Шурик получил в качестве награды 40 516 рублей. Деньги приличные и для того времени, и для того места. Пока люди расходились, они вместе с дедом уже решили, куда потратить случайно приобретённое богатство: купить палатку с тентом, раскошелиться на большой запас всяких вкусностей, заправить старый «жигуль» на полный бак и отправиться на две недели к берегам Волги. У них ещё и осталось больше половины, что решено было оставить до момента поступления Шурика в Москву.
В эту субботу звонка не раздалось. А Шурик блуждал в своих мыслях, забыв о том, что ему по-настоящему ценно — он плёлся с электрички и напевал невероятно глупую песню о солнце, ласкающем кожу. Завтра у него был единственный выходной, поэтому Шурик всё-таки разрешил себе зайти в ближайший алкомаркет и купить огненную жидкость. Вечер был недолгим. Несколько опрокинутых рюмок, и студент отправился на боковую.
Продрав глаза, Шурик первым делом потянулся к телефону. На главном экране высветилось: «37 пропущенных звонков». Соседи, больничные работники — все пытались самыми первыми поделиться с внуком Петра Михайловича новостями. В этом была какая-то ужасная издёвка. Люди так и норовили оказаться вестниками чумы. Первой дозвонилась баба Зина, ближайшая соседка Петра Михайловича. Она была нагловатой женщиной бальзаковского возраста, любящей ругаться без повода. В этот раз голос её звучал нежно, без эмоциональных скачков. «Инсульт», — сказала она. Выждав пару мгновений, пока оторопь хотя бы немного отступит от Шурика, она продолжила: «Но всё хорошо, уже пришёл в себя и дерётся с медиками за право выкурить сигарету».
Собирая вещи для поездки к деду, Шурик позвонил на работу. Та самая женщина с обрюзгшим лицом устроила истерику: мало того, что Шурик разбудил её в «законный выходной день», так ещё его было некем заменить. «Я тебе не разрешаю никуда уезжать!» — визгливо заявила она. Староста группы тоже не очень была рада новостям: «У всех есть проблемы, но это их проблемы, они не должны касаться других людей. Ты подставляешь нашу группу, кто будет делать твою часть по практике?» Шурик пал в отчаяние. Он никогда в жизни себе не позволял прогуливать работу или занятия в университете, ему казалось, что он уже давно заработал доброе имя, которое вынудит окружающих его людей относиться к нему по крайней мере с пониманием.
Шурик любил деда всем сердцем. Он достойно выслушал всех этих праведников, которые запретили ему уезжать и купил билет на автобус до Пучежа — городка неподалеку от деревни Затеиха, куда отвезли его деда.
Нам, людям, вечно кажется, что мы незаменимы — на работе, учебе, да и в целом по жизни. Мол, где бы мы ни находились, всё лежит только на наших плечах, и если вдруг мы перестанем выполнять свои обязанности, то тут же всё повалится — никто не сможет без нас справиться с чем-то даже самым простым. Но это всего лишь наша человеческая глупость. Всем нам быстро найдут замену. Однако мы до последнего не хотим в это верить, вот и убиваем себя каждый день на работе, думая о том, что нам воздастся. И вот когда наступает момент, где уже нам нужна помощь, оказывается, что нашу усердную работу никто не ценит. Мы лишь ресурс, который полезен до тех пор, пока выполняем свои задачи. И тут-то у нас происходит прозрение, но, к сожалению, чаще всего уже поздно, ибо за все эти годы беспрерывного и неблагодарного труда мы напрочь убили своё здоровье.
С центрального автовокзала Москвы Шурик отправился домой. Путь его составлял около 9 часов — он не мог ни заснуть, ни смотреть фильмы, ни слушать музыку — всё его нутро было занято убогими мыслями, какие обычно посещают человека в минуты переживаний за самых близких ему людей. Из-под его ног будто бы уходила единственная опора, о которой он даже и не думал прежде. А самое страшное — это то, что он никак не может повлиять на ситуацию.
Выходя из автобуса, Шурик тут же почувствовал совершенно другой воздух, он переполнял лёгкие кислородом, заставляя чувствовать слабое опьянение. Погода здесь практически не отличалась от московской, но всё выглядело совершенно иначе: никто из прохожих никуда не торопился, все шли вальяжно, будто бы на утреннем променаде, слегка пригревшись под ласковым солнцем. Казалось, даже деревья здесь чувствуют себя более свободными, они нежно танцевали на ветру, наслаждаясь приближающейся весной.
С дедом Шурик увиделся ближе к обеду. Пётр Михайлович выглядел немного потрёпанным, но его лучезарная улыбка обнадёживала.
— Как же сильно ты меня напугал… — промямлил Шурик.
— Шурик! Как же я безумно рад тебя видеть! Чего бояться-то? Переработал просто, вот от усталости и упал в обморок, — ехидно, от неожиданности, ответил дед.
— У тебя же инфаркт?
— Кто тебе сказал такую несусветную глупость?
— Баба Зина.
— Нашёл кого слушать. Иди жди меня у выхода. Сейчас с врачами быстро поговорю о том о сём. И вместе домой поедем.
Недоумевая, Шурик отправился к выходу. Жутко странной показалась ему ситуация. В это же время Пётр Михайлович отправился к главврачу.
Отпускать деда из больницы, конечно, никто не собирался. У него действительно был инфаркт. «Ты будешь здесь лежать не меньше трёх недель», — сказала ему статная женщина, работающая главврачом. Пётр Михайлович был с ней давно знаком. Он знал, что этот пренебрежительный тон говорит лишь о заботе, которую к нему проявляют. Однако он был уверен, что лежать ему в больнице никак нельзя. У него осталось совершенно мало времени, и его точно нужно было посвятить Шурику, а не больничным палатам с тусклым светом и несчастными людьми, многие из которых в жизни не видели счастья.
Решающим в перебранке оказался вопрос подарочка, который дед обязательно должен подарить статной женщине. Деньги её совершенно не интересовали. Она, как леди, требовала к себе внимания. Большой букет обязательно из красных роз и увесистая упаковка шоколадных конфет с какой-нибудь очень дорогой надписью.
Пётр Михайлович не стал откладывать дело на потом. Шурика он отправил за конфетами, а сам пошёл выбирать цветы.
Главврач его отпустила. Тебе читатель покажется этот поступок скверным, но я тебя уверяю, что она действовала, сугубо опираясь на добрые намерения. Так иногда бывает, что очевидное зло является лишь верхушкой айсберга, под которым скрывается огромное добро, понятное лишь немногим.
Под вечер дед с Шуриком приехали домой. Уже смеркалось. Пётр Михайлович разжёг в центре некогда пышного огорода костёр. Они уселись рядышком, попивая чай с баранками.
— Шурик, знаешь, мне не хватало тебя. Я ведь так люблю поговорить по вечерам. С тобой можно говорить о чём угодно. Так ведь? — по доброму пробурчал дед.
— О чём угодно.
— Знаешь, мне ведь недолго осталось…
— Не люблю я эти разговоры. А тебя люблю, мне даже и не хочется думать о том, что это вообще возможно.
— Тебя давно не было в Затеихе. Разговаривать особо не с кем. Я решил написать что-то вроде мемуаров. Точнее говоря, мои мысли о том, о сём. Я надеюсь, ты сможешь читать их, когда на душе будут кошки скребать.
— Ты лучше прочти мне что-нибудь оттуда.
— Я не уверен, что сейчас — лучшее время, но всё же прочитаю одну штуковину.
Дед начал: «Что со мной было до существования родителей? Я находился в вечном сне? Но почему тогда он прекратился? Почему ежеминутно из ниоткуда появляются живые существа?
После смерти наступает снова вечный сон? Не такой уж он и вечный, раз единожды мы уже прервали его. А что, если наша жизнь является единственной преградой между двумя вечными снами?
И вечный сон чего? Нашей души? Если так, то зачем ей нужен этот глупый век между двумя бесконечностями? Бесконечности… Одна из них закончилась в момент нашего появления. У бесконечности уже был конец. Значит ли это, что и у второй бесконечности будет конец? Если да, то чем он будет ознаменован? Чем будет отличаться от предыдущего конца? Сколько времени пройдёт между первым и вторым концом? Или, может быть, эти концы никак не связаны друг с другом… Они не будут измеряться привычными временем, пространством и состоянием? Чем же тогда?
Если существуют как минимум два конца, то значит ли это, что существуют третий, четвёртый, пятый? Если так, то получается, что между всеми бесконечностями существует бесконечное количество концов, значит ли это, что жизнь бессмысленна в рамках одного конца, но имеет смысл в рамках всех концов? Однако в чём может быть смысл, когда нет ни единого воспоминания о предыдущих бесконечностях и концах. Они однозначно были до нынешней секунды, раз они бесконечны, но мы их не помним, почему? Либо все бесконечности и все концы были созданы хаосом и чередой случайностей, не имеющих никакого смысла, либо всё-таки существует крайняя точка, некий финиш, к которому ведут все эти бесконечности и концы. Что это за конец всех концов? Рай или ад, описанные в религиозных писаниях? Чопорная точка, не имеющая никакого продолжения, словно крохотная снежинка, высохшая на сухом песке под жаром солнца? Есть ли у этой снежинки смысл? Если есть, то и у нас, у людей, есть!»
— А знаешь, нам, наверное, пора спать. Утро вечера мудренее, — сказал дед.
— Стой! Какой сон? Мне жутко понравились твои мысли! Давай ещё почитаешь.
— Завтра, давай завтра. Меня в сон клонит.
Утро было солнечным. Даже какие-то птицы щебетали за окном. Весна! Она точно шагает семимильным шагами. Шурик проснулся с невероятным чувством радости. Он пошёл на крохотную кухню, заварил чай для себя и для деда и отправился к нему в комнату. В комнате Петра Михайловича лежала записка, аккуратно положенная на рукопись, о которой он рассказывал ещё вчера. Было написано: «Меня не ищи, я отправился в магазин. Скоро свидимся, вернусь и поговорим о моих мемуарах. Нежно-нежно обнимаю и люблю, твой дед!»
Похлёбывая чаем, Шурик открыл рукопись и начал читать.
Несчастье существует
Можете мне на слово поверить: безмерное несчастье существует. Оно приходит постепенно, еле-еле заметными шажочками, окутывает душу, сердце, ногти, волосы, запястья… Только желудок оставляет без метастазов.
Голова помнит то, от чего я должен отчаянно расплываться в улыбке, от чего я должен рыдать, как сумасшедший… Она всё помнит! По кровеносным сосудам она отправляет сигналы о счастье, но они никуда не доходят, словно невиданная прежде стена охраняет моё тело от счастья! Я помню, что ещё совсем недавно отчий дом вызывал во мне поток оголённых эмоций, раскалывал всю нечисть внутри меня на еле видные щепки, нещадно сжигал их, а в конце концов собирал в ладошки оставшуюся армаду пепла и распылял его по самым дальним уголкам планеты. Теперь вместо слёз радости — слёзы горечи, плачу не от вида отчего дома, а от воспоминаний об этих воспоминаниях.
Как погибала дружба
Рожа с претензией на бордовый гелевый шарик перекосилась в челюсти и глазах. Сопли шли ртом, а слюни — носом. Нога, поставленная на пол из-за нападок похмелья, танцевала под наркозом чечётку. Слегка подташнивало.
Я один из тех, кто получает неимоверное удовольствие от одиночества. Удовольствие, о котором пойдёт сейчас речь, доступно лишь людям, познавшим по-настоящему искреннюю и долгую дружбу, закалённую водкой и приключениями.
Я любил этого человека как своего родного брата, нет, даже братьев так сильно не любят, я любил его как человека, посланного мне богом. Если в мире людей существует щенячья преданность, то у меня она была… Непостижимое прежде соитие душ! Это тот человек, чью любовь ощущаешь душой, а не мозгом, это тот человек, которому не нужно задавать дурацкие вопросы, чтобы понять его, ведь всё и так понятно, это тот человек, которого я мог без глупой вежливости и зазрения совести назвать лучшим другом, что в одиночестве, что в присутствии тысячной толпы.
Тяжело о дружбе говорить в хорошем ключе, слова так и норовят перейти в двусмысленность…
Вечная дружба закончилась. Её сожрали не непримиримые разногласия, не смерть — банальные расстояние и время. Кто бы мог подумать, что настоящая мужская дружба окажется такой гнилой и рыхлой?
Удовольствие от одиночества, о котором я говорю, — это удовольствие от невыносимой ненависти к людям, окружающих тебя. Это удовольствие рождается от бесконечной боли, испытываемой от потери человека, который жив, но кажется дальше мёртвого. Это удовольствие рождается от первозданного ощущения никому ненужности и оттого полной независимости. Ненависть настолько укореняется в организме, что становится непосредственным источником счастья, которое прежними способами уже невозможно вызвать. При этом груз, носимый сердцем, с каждым днём всё больше и больше утяжеляется, делая боль ещё невыносимее. Однако оттого груз становится роднее. Превращаясь в самозахиста, я вечно жажду увеличить вес груза на сердце. Сердцу больно, но душа-поэтесса счастлива.
Одиночество — это невыносимое удовольствие, жаждущее свести человеческий разум в могилу.
А был ли смысл
Я как-то раз выпал из жизни. Моя жизнь целиком и полностью принадлежала мне. «Я наконец-то остался наедине со своими мечтами и целями», — думал я. Как же удивительно… Оставшись на неограниченное время наедине с собой, я вдруг почувствовал ненависть к себе, к своим желаниям и ценностям. Я вдруг понял бессмысленность своего существования… Я, будучи молодым и красивым энтузиастом, с которым все общались на одной ноге, просто исчез, и меня даже никто не стал искать. В еле-еле заметное мгновение я испарился из жизни человечества, меня как будто и не существовало. Всё моё нутро было уверено, что я что-то значу в этом мире, что я могу влиять на какие-то масштабные события, на жизни людей, на жизнь этого мира в целом, но всё это оказалось заблуждением. Всё это не имело никакого смысла. Зачем я боролся за справедливость, зачем помогал друзьям, зачем жертвовал своим счастьем на благо близких людей, зачем я жил «правильно»? Зачем, если всё это не имеет никакого смысла? Зачем люди вообще придумали какой-то смысл? Его же не существует, и все это знают, но почему-то делают вид, что это неправда. Мы все в одиночестве рождаемся и все умираем в этом состоянии. С нами не было и не будет ни близких, ни друзей, ни жены — никого не было и не будет с нами на том свете, но мы продолжаем жить ради других, безумно страдая за их несчастья. Мы все страдаем из-за чужих несчастий, но когда это несчастье приходит в наш дом, то сил уже не хватает на борьбу.
Безумно страшно в молодом возрасте осознать, что никакого смысла не существует, а ещё страшнее понимать, что все взрослые это знают, но уже давно перестали обращать на это внимание. Им так легче живётся… Зачем лишний раз травмировать свои душу и тело мыслями о бессмысленности своего существования, если можно просто закрыть глаза и послать всё к чертям? Дети не могут бороться с бессмысленностью, а взрослые не хотят, вот и получается, что вся наша жизнь — это бессмысленное страдание.
Как бы было прекрасно, если бы наши родители с самого детства говорили нам о том, что наши жизни и жизни окружающих нас людей, по сути своей, ничего не стоят, что жизнь несправедлива и может забрать всё наше душевное и материальное богатство, накапливаемое годами, в одно мгновение, что жизнь конечна, случайно конечна, что смысла жизни не существует и люди — это всего лишь одна из разновидностей живых существ, находящихся на нашей планете, которые рано или поздно вымрут. Вы думаете, что такая информация сделает из детей депрессивных роботов? Нет! Это придаст им единственный возможный смысл жизни: они перестанут бояться жестоких диктаторов, глупых учителей, ненастной погоды, неверных друзей, нищеты, одиночества, хандры — они перестанут бояться всего. Это не умаляет того, что им будет плохо от одиночества… Нет, это останется неизменным, поменяется мироощущение — люди поймут, что они такие же, как и все, а раз все одинаковые, то все имеют право на счастье, и если кто-то пытается ущемить их счастье, то они обязаны защищаться.
Единственная вещь, которая спасает человечество от массового вымирания, — это счастье. Если бы не было этого искромётного ощущения, которое приходит к нам в самый последний момент, то человечество уже бы давно не существовало.
Детей учат престижным профессиям, карьерному развитию, их учат искать свой путь с максимально выгодными условиями… А надо-то учить их искать и находить счастье. Поистине счастливые люди, если такие имеются, работают на своей работе только потому, что они не могут не работать на этом месте. Какими бы сложным или неприятным не был их труд, они всё равно будут возвращаться к нему, потому что он делает их счастливыми.
Думающие люди априори несчастливы… Нельзя быть счастливым, зная о никчемности и бессмысленности своего существования. Думающие люди больше подвержены алкоголизму… Они просто знают методы борьбы с несчастьем и пытаются использовать их, но у них ничего не получается, потому что человек, который однажды по-настоящему осознал свою бессмысленность, уже никогда не сможет вернуться к беззаботной жизни.
Хранение души
Одиночество? Миллиарды испытывают его ежесекундно. Душа говорит, что у меня особенный случай, мозг смеётся над ней, понимая абсурдность её слов, однако после долгого смеха эта штука внутри черепной коробки неожиданно замолкает, потому что понимает, что переубедить душу всё равно нельзя, ни логике, ни чувствам в таких ситуациях она не поддаётся, она вообще непонятно по каким законам и принципам живёт. Зачем надо было к максимально примитивному телу добавлять этот неопознанный, неизученный объект? Без души было бы всё проще.
Небесам нужно было ввести мораторий на время хранения человеческим телом души: пока человек может испытывать детское счастье, он может иметь душу, как только он лишается этой способности, душу нужно тут же изымать. Ведь, вопреки всем этим многочисленным способам получения радости, придуманным взрослыми, счастье остаётся полноценным лишь у детей. Это единственные по-настоящему счастливые существа на нашей планете…
Моё счастье теперь видно только через призму воспоминаний. Я не уверен, что раньше всё было так замечательно, как видит мой мозг, но мой мозг почему-то уверен, что раньше было лучше.
Болезнь будущего
Небеса подарили мне карт-бланш на сон. Жалко. Когда что-то дарят, перестаёшь получать удовольствие от этого. Раньше я думал, что это связано только с материальными вещами, нет…
Заболел болезнью всех будущих поколений: «Невыносимая жажда просмотра псевдополезных видео в интернете». Я уверен, что скоро найдут ёмкий термин этому феномену, но пока пусть будет так.
Самое страшное событие в истории человечества… Самая глубокая в мире скважина… Что будет, если… Нераскрытые тайны человечества… Зачем мне это надо? Господи, зачем? Я ведь буквально через пару мгновений забуду о внутреннем содержании этих видео… Буду помнить, что я их просмотрел, но сути от них останется не больше, чем от апельсинового сока, выпитого год назад.
Вчера пообещал себе бросить пить. Это как? Всё опять с нуля?
Бросить пить — не проблема, проблема — найти полноценную замену.
Честно говоря, тяжело найти замену одиннадцати игрокам стартового состава в лице одного человека. Есть одна такая замена, но поменяет ли она корень предыдущей проблемы? Сомневаюсь. Люди советуют найти хобби… Кто-то, хоть один человек в этом мире, специально искал и находил себе новое хобби!? Это же так не работает: оно само тебя находит, иначе тебе просто скучно.
Гений и винтовка
Если люди все такие одинаковые, то откуда берутся гении? Я не говорю о разности образований, воспитания… Я говорю о незаурядном гении, который вопреки незнанию знал наверняка свой путь и с самого детства шёл по нему. Откуда эти уверенность и чуйка? Откуда это бескомпромиссное стремление вперёд? Откуда они знают свой путь заранее?
Гений — это предписание Бога или случайная насмешка природы? Гением становятся или рождаются?
Я думаю, что гений — это выдуманная ересь для разделения общества на право имеющих и тварей дрожащих. Его не существует. Есть только трудолюбие, везение и связи. Богатым и успешным человеком стать очень просто: нужно засунуть свою уставшую душу глубоко в жопу и работать, не покладая рук. А везение и связи рано или поздно придут. Говорят, что раз в год и палка стреляет, однако, чтобы она выстрелила, нужно каждый день пробовать подбить какого-нибудь козла своей палкой, и когда-нибудь она обязательно выстрелит. Хотя в честь чего должна стрелять эта палка? Почему вообще палка должна стрелять? Физика говорит нам о том, что это невозможно… Наверное, речь шла о том, что нужно сорвать ветку с дерева, обработать её и использовать как часть будущей винтовки. Причём важно помнить, что даже первоклассные винтовки периодически могут давать сбой…
Серая масса
Страшно. А что, если я и есть серая масса, абсолютно заурядная личность, не имеющая великого будущего? Что, если мой удел — дом, семья, работа… дом, семья, работа? Как люди вообще живут в этом непробудном кольце однообразия? Откуда они черпают вдохновение и силы? Ведь это невыносимо. Даже представить себе такую жизнь страшно до дрожи.
Смысла жизни нет, это решено, но зачем рождаться и умирать вообще ничтожеством? След после себя оставлять не имеет тоже никакого смысла, вопрос в том, чтобы кормить своё эго, будучи живым. Будучи живым, хочется хотя бы на секунду чувствовать себя большим существом во вселенной. Вселенная и так насмехается над людьми, создав их такими беспомощными, так почему бы не попытаться возразить ей?
Грязная лужица
Мы, люди, свободны, как снег… Мы нежно порхаем по небу, подёргивая ножками, изредка повизгиваем… Нас бросает вверх, закручивают в вьюге, уносит в неведомые прежде места, но… в конце концов нас неминуемо тянет к земле. На мгновение раньше или позже мы грохнемся в огромный сугроб к миллиардам таких же снежинок, как и мы.
И даже тогда, когда каждый из нас поймёт, что по сути своей является ничтожным существом, отличающимся от других лишь узором, созданным в зависимости от температуры, влажности и давления, всё равно будет верить в великое будущее… Пусть верят, до лета ведь целых пару десятков дней, нужно же иметь какой-то смысл жизни, зная о неизбежности своей кончины.
Солнце наконец выйдет из зимней спячки и начнёт убивать нас миллионами. И ведь только тогда мы почувствуем себя по-настоящему свободными, нам уже не нужно будет вести дневник самообмана — придумывать индивидуальный смысл жизни.
Наконец-то пропадёт боль бессмысленного существования, наконец-то все наши узоры сотрутся и превратятся в грязную лужицу, которая высохнет в считанное мгновение, не оставляя ни малейшего следа нашей жизни.
Хотя, если верить физикам, то снежинки, превратившиеся в воду, поднимаются в небо и потом перерождаются в виде осадков…
Разговоры о дерьме
К чему все эти размышления? Не знаю. Не должен же я со всем этим говном один мараться: если есть возможность с кем-то поделиться говном, то нужно обязательно делиться им, с тебя не убудет, а им будет о чём поговорить. Люди любят говорить о чужом дерьме, им не нравится своё, но обсудить чужое они готовы всегда. Порой мне кажется, что суть человечества сводится к тому, чтобы обсуждать чужое дерьмо. Оно как будто их мотивирует и делает счастливыми одновременно. Не знаю, как это работает, но это так.
Я, честно говоря, не люблю в говне что-то искать, но скука — мать всех приключений, куда только не полезешь из-за неё. Тем более, находясь в унынии, мы ищем ответы абсолютно во всех окружающих нас событиях и местах, и этот раз не исключение. Ответов в говне всегда мало, но если их находишь, то они точно дельные. Чаще ищите ответы на свои вопросы в говне… Где же ещё быть ответам на говняные вопросы, если не там?
Как ускорялось время
Порой мне кажется, что в XXI веке настолько быстро ускорился темп жизни, развились технологии, появилось безмерное количество связей и возможностей… что наше обычное людское предназначение стало отставать от этих скоростей. Как будто наша душа, испытывая невыносимую и убийственную гонку, нарочно отказывается от того, что улучшает нашу жизнь. Она не успевает за современными темпами жизни и откладывает судьбоносные события на потом, желая разобраться с уже накопившимся дерьмом. А дерьма не становится меньше, оно лишь увеличивается в размерах… И душа, не выдерживая всего этого, просто уходит на покой, она отказывается говорить и подсказывать нам хоть что-то о правильном пути. И мы остаёмся наедине с самим собой, будучи уже неуверенными ни в чём.
Невыносимо, но легко
Живём в клоповнике из грёз,
Измотанным дешёвым пивом.
И над столом букет из роз,
Завял ещё в ларёчке винном…
Табак из пепла и мечты,
Угли клоповник тихо грели…
Мальчик. Жизнь. Дни сочтены,
Аж в самой юности погибли.
Подул ветер. Закружилась голова, и потемнело в глазах. Я сидел на старой разбитой лавочке около дома. Стоял дикий гул от сверчков, но казалось, что на улице царит тишина. Стихи ничего не значили, но били в самое сердце. Из-под лавки сверкнул пузырь водки. Хлоп. Теперь всё стало на свои места. Ветер обдувал лицо… Далекие фонари вглядывались в мои глаза. Пьяная дымка пробивала тело до мурашек. Как же здесь хорошо…
Этого места не существовало. Это был мир, сделанный из фантазий глупого мозга и счастливой души. Пока мои глаза видели мой дом и мой быт, душа видела «это».
Порой мне кажется, что все наши несчастия происходят только оттого, что мы не слышим свою душу, а если даже слышим, пытаемся заглушить её голос. Ведь голос у неё свирепый, как у революции, а революцию, даже самую праведную, очень тяжело принять. Не раз я обманывался любовью, которой не было, но жил с ней, потому что боялся что-то менять. Не раз я обманывался работой, которая толком не приносила денег, но жил с ней, потому что боялся что-то менять. Я уверял себя в том, что я правильно поступаю: у человека должна быть любовь на всю жизнь и карьерный рост вопреки всем трудностям. Я так часто это повторял, что мозг уже на слово поверил. Мозг поверил в праведность моей жизни, но почему-то я продолжал быть несчастным, и лишь только душа знала ответ на этот вопрос.
Я до сих пор игнорирую и буду игнорировать свою душу. Мне наверняка так будет невыносимо больно, но зато будет легче… Я не знаю, в чём заключается эта лёгкость, но я же её выбираю… Значит, в этом должно что-то быть!?
Между душой и мозгом
Разговаривая с людьми, я почему-то говорю о чём-то глупом и бессмысленном. Прекрасно понимаю, что несу полнейший бред, который никаким образом не связан с тем, что я по-настоящему хочу сказать, а тем более чувствую, но всё равно не могу остановиться. Я чувствую фальшь в своих словах и интонациях…
Мы, люди, всегда говорим о чём-то, что не имеет смысла, но мы очень остро чувствуем этот самый смысл. Мне кажется, что именно этот смысл и скрепляет нас с друзьями: язык часто друг друга оскорбляет, но души чувствуют, что это всего лишь игра.
Люди ещё толком не научились делиться переживанием душ, оставляя все вопросы сухому мозгу, который не способен работать с тем, что неосязаемо.
Засохнуть в Сахаре
Плохо быть дураком? Разве? Зачем вообще люди стремятся к саморазвитию… к совершенству? Человеку предписан век, а чаще и намного меньше, о каком совершенстве может идти речь? Какой смысл стремиться к тому, что априори недоступно?
Неужели все наши человеческие идеи произрастают только от скуки? Скука — грех!? Наш грех — единственный мотиватор жизни? Уныние, гордыня, зависть, похоть, обжорство, алчность… Все мои осознанные воспоминания о моём пути так или иначе связаны со смертными грехами… Если отбросить всю эту псевдоправильность и оправдания, то получается, что моя душа стремится жить только вследствие греховных желаний.
Пускай это я дурак, пускай это плохо, но есть же хоть один человек на Земле, который живёт и стремится к совершенству, не испытывая греховных желаний? Что вообще чувствует человек, какие цели он преследует, если не греховные? Что априори может быть безгреховным мотиватором к саморазвитию? Хм! Возьмём идеальные обстоятельства: человек хочет преисполниться, хочет свою жизнь связать со служением Богу, хочет жить по канонам… Почему он этого хочет? Почему? Человек должен отдать свой век на служение Богу, чтобы попасть в рай, где его ждут невиданные блага и счастье. В чём проявляется это счастье и эти блага? Что именно должен рай дать глупому приземленному существу, чтобы он был рад происходящему? Какие удовольствия позволены человеку в раю? Если отмести все грехи, то из наслаждений останется только созерцание. Человеческим счастьем станет обсуждение философских трактатов? Боюсь, что не каждый смертный захочет подобного рая…
Вы что-нибудь слышали о Вальхалле? Вальхалла — небесный чертог, куда попадают павшие во время битвы воины после смерти. В скандинавской мифологии это место считается раем. Их счастьем становится вечный кутёж: сражаются насмерть, воскресают среди прекрасных валькирий, едят мясо вечно воскресающегося вепря, пьют некий волшебный напиток, и так каждый день. Скукой и унынием они точно не грешны…
Грех запрещённый на земле, но разрешённый на небе? Это земное испытание или искривление человеческих фантазий?
Во имя чего человек должен жить по-настоящему? Во имя любви? Семьи? Дружбы? Науки? Счастья? Чести? Достоинства? Человек был рождён, будучи неосведомлённым. В инстинктах человека не существует осмысленного понятия смысла жизни. Осмысленного понятия смысла жизни не существует ни у одного живого существа на нашей планете. Как же быть?
Какой смысл жизни у капли дождя? На Югах, где несколько раз в год плодоносят растения, капли дождя наполняют жизнью землю, которая питает те самые растения. На Востоке, где ливни идут также часто, как всходит солнце, капли дождя убивают всё на своём пути… Однако капли дождя, упавшие в сердце Сахары, канут в небытие. Через мгновение от них уже не останется и следа. Может быть, люди и есть те самые капли дождя, упавшие в сердце Сахары. Мы знаем или чувствуем о некое смысле жизни других капель, которые обитают на неведомых планетах в далёких галактиках, но не можем постичь его.
Разные имена одной вещи
Почему я такой, какой я есть?
Все люди подобны, они одинаковы по своему появлению на свет, одинаковы по своим потребностям, одинаковы как вид по своей сути… Но почему-то у всех разные приоритеты и интересы: от женщин до философских размышлений, от алкоголя до религии, от отношения к родителям до одиночества… Из-за чего такие различия? Дело в природе моей души или в воспитании? С одной стороны, очевидным кажется влияние воспитания на моё формирование личности, мол, все мои таланты и психологические проблемы, боязни и уверенность, слабости и сильные стороны напрямую зависят от того, что в меня вкладывали в детстве. К воспитанию часто добавляется финансовая независимость семьи. Вспомнить Пушкина или Станиславского, детей богатых родителей, которые благодаря своим финансам давали своему чаду прекрасное образование, недоступное для людей бедного класса. Вследствие уникальных знаний и связей дети обретали свой гений. Так ли это? С другой стороны, кажется безусловным влияние природы души на будущее ребёнка, как минимум потому, что часто всплывают примеры из истории, как из необразованной семьи выходят гениальные люди. Как это происходит? В обществе невежд ребёнок с большим огнём в глазах изучает мир? Нет, тогда бы в русских глубинках каждый второй ребёнок имел бы гений не меньше, чем у Есенина или Ломоносова. Что тогда?
Почему мы с тобой такие разные, читатель? Почему нас гложут разные мысли? Или, может быть, нас волнуют одинаковые вещи, но мы просто их называем разными именами?
Почему один человек гниёт в одиночестве среди вонючей кучи мусора, а другой нежится в тёплой постели на берегу необъятного океана? Дело в трудоспособности, в любви к саморазвитию, в родственниках, в снисходительности судьбы? В чём!? Почему, имея абсолютно одинаковые начало и конец, у людей такие разные середины? В чём причина!? Если людские жизни ничего не значат для этой вселенной, то почему они такие разные?
Внутренний крик
Забот на ближайшие дни у меня не было, но я почему-то спешил. Не мог спокойно идти, смотреть по сторонам и наслаждаться красотой ночной природы. Я не мог остановиться и просто выдохнуть. Раньше я мог тут же забыть все проблемы и выдохнуть, а сейчас не могу забыть даже проблемы, существующей только в моей голове. Я отдаю себе отчёт в том, что проблемы нет, это всего лишь происки моей больной фантазии, но ничего не могу поделать с этим, словно не я владелец своего тела, а наоборот. А тело неминуемо стремится к саморазрушению…
Раньше я наплевательски относился ко всему в этой жизни. Я отдавался целиком только тем делам, что мне нравились, а если что-то переставало получаться, то я тут же забывал об этом. Проблема исчезала в одно мгновение, словно её и не было. Это была открытая мною панацея, которая спасала меня от саморазрушения.
Вечное самокопание… Друзья, с которыми, как мне кажется, я неблагородно поступил, девушки, к которым я относился недостаточно обходительно, родители, которым я не так часто, как мог бы, звонил… Все эти мысли сводят меня с ума, они выматывают до бессилия. Глупости, не имеющие никакого значения ни для кого, обретают в моей голове колоссальный смысл…
Это просто этап твоей жизни. В юности практически все люди легко прощаются со старым и наслаждаются новым. Потом наступает период, когда тебя волнует всё до мелочей. Это происходит из-за вступления во взрослую жизнь — ты живёшь отдельно, самостоятельно создаёшь уют вокруг себя, сам выбираешь досуг, влияние родителей ослабевает, а твой голос прорезается. Всё новое, всё интересное, но абсолютно неизученное тобой, поэтому ты начинаешь во всём сомневаться: в друзьях, которые заменяют тебе отца, девушках, которые заменяют тебе мать… Это процесс становления! Скоро наступит третий период твоей жизни, когда ты научишься расставлять приоритеты между безответственностью и ответственностью. Жизнь познаётся через ссадины. Не получив их, ты не сможешь разобраться в своих желаниях, ценностях, предрасположенностях, ты не научишься отказываться от влечения собственного тела к саморазрушению.
Какие этапы? Чушь это всё. Я знаком с десятками людей старше сорока, которые страдают от неправильного выбора приоритетов. Они мучаются от иллюзорных проблем, которые были созданы ими же. Или ты хочешь сказать, что сорок лет — это недостаточно взрослые люди?
Консерваторы и либералы
Я не виноват. Жизнь и так короткая. Всё равно умру. Чего зря себя мучать? От жизни нужно брать всё по максимуму.
В мире существуют всего две стороны медали: консерваторы и либералы! Одни пытаются ограничить себя и других от всевозможного счастья, сохраняя традиционные ценности общества, придуманные ими же, а другие провозглашают непоколебимость личной свободы человека, отказываясь от стеснений, которые налагаются обществом консерваторов.
Консерваторы — это люди, имеющие маленькие амбиции. Трусливые зайчата, которые боятся перейти черту псевдоправильного. Их смелости не хватает, чтобы броситься в неизвестность: отказаться от знойной работы, уйти от стервы-жены, напиться в дым при родственниках, признаться в бессмысленности своей и чужих жизней… Их так и манит свобода, но вместо того, чтобы наслаждаться ею, они осуждают тех, кто пробует эту свободу! Они тратят свою жизнь на полезные вещи: бегают по утрам, читают умные книги, едят овощи и составляют самые лучшие таблички о полезности работы других людей. Конечно, ведь у них есть перспектива! Раньше они делали таблички о полезности работы других людей, теперь они могут делать их не сами, а слушать доклады других людей о полезности работы меньших консерваторов. Однако это не всё! Дальше они могут стать теми, кто принимает решение об увольнении или повышении людей в зависимости от доклада о докладе полезности работы подчинённых.
Консерваторы — это самые смелые, сильные, искренние и умные люди… Но только об этом никто не знает, потому что они запихали свой язык так глубоко, что даже дипломированный зубной врач не сможет найти этот язык под микроскопом.
Чёрные и белые полосы
Тихо, как на кладбище после дождя. Только голова звенит.
Вышел на улицу, чтобы освежиться. Нежные, как пудинг, хлопья снега носились по туманной улице и набрасывались на заснеженные до неузнаваемости машины, жёлтые фонари, при виде которых уже становилось тошно на душе, людей с кислыми рожами, которые то ли шли на работу, то ли возвращались с неё.
Солнце ещё не успел разглядеть, а оно уже садится. Мрачно-красными цветами покрылось чёрное небо…
Говорят, что после чёрной полосы обязательно идёт белая… Это так, но почему-то никто не говорит о толщине этих самых полос, а ведь это важно. У нас толщина чёрной полосы намного превышает белой. Даже природа указывает на это: вечный холод, мрак, наступающий на пятки солнцу, снег, лежащий в городах до начала, а порой и середины лета… Людям тяжело жить в таких условиях, и, чтобы не сойти с ума, они начинают придумывать себе оправдания. Вспомните этих любителей вечного мрака, холода и снега… Отчаянные люди, борющиеся за каждую крупицу счастья в этом мире! На них невозможно смотреть без умиления. Сколько же сил и нервов было потрачено на то, чтобы переубедить себя в том, что по-настоящему приносит счастье!? Их можно назвать сумасшедшими, но они смогли адаптироваться под эти обстоятельства, что действительно достойно уважения. Эти люди вырезали добротную часть чёрной полосы вместе со своими нервами, здоровьем и амбициями. Теперь их жизни равноценно делятся на чёрное и белое.
Что же случилось с людьми, которые не смогли или не захотели свыкаться?
Искусственный, но смысл
Шурик перевернул последнюю страницу и обнаружил там ещё одну записку от деда. «Смысла жизни нет, но мы его придумываем. А когда у нас что-то начинает получаться в этой жизни, начинаем верить в судьбу и то, что именно она привела нас к тому, что мы сейчас имеем. Так и мы обретаем смысл жизни. Искусственный, но всё же смысл».