Хорошая новость вмиг разнеслась по деревне. Помнится, шла я в тот день с девчонками из школы. Майское солнце предвещало замечательную погоду, в лесах уже вовсю шумела молодая зелёная листва. Машка, Ленка и я стали весело щебетать о том, что будем делать на выходных. Тут-то и появился на нашей дороге Петька Иванов, новый пастух, парень лет четырнадцати-пятнадцати, немногим младше нас.
– Привет, девчонки! – говорит он по-взрослому, а сам держит в руке какой-то прутик. – Слыхали новость?
Мы переглянулись и с любопытством спросили:
– Какую новость?
– Ко мне старший брат погостить приехал, Максим.
– Конечно, слыхали, – мы разочарованно вздохнули и махнули правой рукой. – Это все уж знают.
– Только это не всё! – Петька улыбнулся. – Брат с собой механика привёз, Лёшку Гусарова, который в том году приезжал. Так вот этот механик у нас теперь. Говорит, в субботу кино будет. Во Владимировке уж видали его, завтра и мы поглядим.
– Про что кино-то? Про любовь, надеюсь, – сказала Ленка, самая смелая из нас и, по словам моей мамы, самая «языкастая».
– Про деревню, про парней и девушек. Брату понравилось. К тому ж ещё и двухсерийное! – протянул он важно.
Возвратившись домой, я решила поговорить об этом. Было ясно, что отец разрешил бы в любом случае, а вот с матерью не так. Если она не позволит, значит, дела мои плохи. Тем временем мама в цветастом платке и домашнем халате подметала на веранде. Брат Васька, которого встретила возле ворот, сказал, что «гром миновал», и в тот момент стало понятно: лучшей минуты не найти.
– Мама, – начала я робко, – завтра в клубе кино будет. Очень пойти хочется. Отпустишь? – прошу жалостливо.
– Что ещё за кино? – ответила мама строго. – Я тебе на выходные стирку приготовила. Уроки не сделаны, на веранде и в бане убраться нужно. Даже и не думай. Вот ещё! Глупости!
– Пожалуйста, мама! – настаивала я. – Все девчонки пойдут: Машка, Ленка и другие тоже. А кино интересное, говорят.
– Прямо-таки интересное! И про что ж?
– Про любовь, – отвечаю стыдливо и добавляю. – А ещё про деревню, про хозяйство, как люди живут.
– И зачем смотреть, если всё, как у нас? Коров али свиней никогда не видала? – спросила мама таким тоном, что стало страшно. – В наше время не было никакого кина, и ничего живы-здоровы. И про любовь не знали: кого отец выберет в мужья, за того и выходили. Удумала: видите ли, кино! – на секунду мама о чём-то задумалась, вероятно, о прошлом: о своей юности и молодости, о семейной жизни, которую они с отцом, по её словам, «как кошка с собакой прожили».
– Так и быть, – произнесла она, отступив. – Дам тебе денег, но чтобы в десять дома была.
– Как же я смогу быть дома в десять? Кино двухсерийное. До десяти только одна серия идёт, а вторая до половины двенадцатого. Лучше никуда не пойду! – заявила я. – Зачем ходить, если не узнаю, чем дело кончилось.
– Слышать не хочу! В десять и без разговоров! Дверь запру – ты меня знаешь. Коли всю работу сделаешь, пойдёшь, не сделаешь – и одной серии не увидишь.
Я так обрадовалась! Стала обнимать её и целовать:
– Спасибо, мама! Спасибо, родная! Ты не представляешь, до чего я теперь счастливая! Всё сделаю, всё, что скажешь.
– То-то же, – ответила мама своим привычным, командным голосом. – Это ещё не всё. Мишка с тобой пойдёт, – добавила она.
– Зачем же он пойдёт? – смутилась я. – Подружки обещали зайти за мной. Да и неудобно это. Что он – сторож мне?
Но мама была непреклонной. У неё очень тяжёлый характер. Оно, конечно, понятно: воспитывалась в строгости, росла в многодетной семье, где никто не балует и никого не выделяет. Трудно нам, детям, с ней приходилось, но мы знали, что родителей не выбирают. Конечно, она тоже любила нас, просто не умела этого показывать.
– Знаю я твоих подружек! – запричитала она. – Особенно Ленку, непутёвую эту. Мать на себе весь дом тащит, а ей хоть бы хны! Ничего, не стыдно! Стыдно – в подоле принести, вот что стыдно. Тем летом у Русаковых, помнишь, дочка брюхатая пришла? Видать, кино скучное попалось! Какой срам! На неё все пальцем показывали, вот и убёгла девка в город, а мать до сих пор с опущенной головой ходит, людям в глаза смотреть не смеет. Запомни, – мама схватила меня за локоть и грозно прошептала, – принесёшь в подоле – не дочь ты мне, отрекусь, так и знай, а отец убьёт! Не смей, слышишь? – из её глаз покатились слёзы.
Теперь передо мной был совершенно иной человек. Всё-таки сердце не камень, и у такой суровой женщины, какой была моя мама, оно тоже имелось. Спустя годы я поняла, что в те времена так и нужно было с нами. Благодаря дисциплине и строгости из нас получились хорошие люди, трудолюбивые и справедливые, честные и порядочные, словом, достойные граждане Советского Союза. Жаль, что тогда мы не понимали, что всё это только для нашего же блага. Если бы не те запреты и ограничения, сколько бы девчонок загубили свою жизнь?
– Что ты, мама! Я никогда, – испуганно уверяла я, тоже плача. – Если хочешь, пусть Мишка пойдёт со мной или я дома лучше останусь. Только не плачь!
Слабость прошла. Мама вытерла слёзы большой рабочей рукой:
– Начни со стирки, бельё замочено, – произнесла она так ласково, как только могла.
Я переоделась в домашнее платье и отправилась на кухню. В самом углу комнаты огромная деревенская печь. Она была уже затоплена, два таза с бельём стояли на ней. Я знала, что в ближайшие несколько часов мне будет, чем заняться. Нагрела воду и перелила её в два ведра: в первом буду стирать то, что не замочено, а во втором – полоскать постиранное. Стирка началась с постельного белья. Самыми первыми из рук выходили наволочки: с ними не было никаких хлопот: они ведь такие маленькие и мараются в меру; так что мои усилия берегутся, но, естественно, ненадолго, до простыней и пододеяльников. Кстати, эти простыни и пододеяльники в большинстве своём были светлыми, часто белыми, и это обстоятельство напрямую сказывалось на том, сколько сил придётся потратить, чтоб их отстирать. Хозяйственное мыло пенилось хорошо! В те далёкие 1960-е годы оно просто царило: им не только стирали бельё, но и мылись в бане. «Используй всё, что под рукой, и не ищи себе другое!» – эту фразу я услышала спустя много лет после того, как переехала в город, однако именно она лучше всего подходит для описания того места и времени, в котором мы когда-то жили.
Простирать – это одно дело, другое дело – хорошенько отжать. И хотя мне было уже шестнадцать и я считалась первой маминой помощницей, однако подобное занятие давалось тяжело. Но я знала, что, кроме меня, некому. Моей сестрёнке Катьке было всего восемь, в её руках ещё нет сил для такой трудной женской работы. Мама тоже не может заниматься этим: руки и спина уже постоянно болят: конец шестого десятка даёт о себе знать.
А как же после стирки у меня болели руки! Заусенцы, пальцы, запястья! Плечи ныли. Пододеяльники были мокрыми, тяжёлыми от воды. Скручивала их сначала в одну сторону, затем – в другую. Мне не хватало сил, чтоб отжать их до конца. Больше всего на свете я не любила это занятие.
Из-за стирки в моей семье частенько случались ссоры. Отец был мягче характером, понимал, что трудно мне приходится, невесток-то нет ещё, потому и предлагал:
– Жена, давай купим стиральную машину. У многих есть. Чем мы хуже других? И тебе, дочка, легче будет и Катька, может, научится.
Но мама стояла на своём:
– Ничего с твоей дочкой не сделается! Пусть стирает. Зато о глупостях будет некогда думать.
На том они и расходились. Тогда, когда предо мною лежали горы грязного белья, я, чуть не плача, думала о том, что нужно было давно купить эту «чудо-машинку» и дело с концом. Ведь и деньги-то у нас были. Мама получала пенсию колхозницы, мои братья работали на тракторах уже с четырнадцати лет и отец зарабатывал хорошо: весной и осенью – стриг овец, круглый год – резал быков, коров и всех, кто попадётся под руку, за то ему платили мясом, которое он продавал в городе. И как бы я не мечтала о стиральной машинке, как бы сильно у меня не болели руки, я не смела возражать или перечить матери, выпрашивать или, что ещё хуже, требовать и потому мирилась с происходящим.
Вслед за постельным дело дошло и до другого белья: кальсонов, платков, платьев, халатов, сорочек и т.д. Всё это по очереди тёрлось хозяйственным мылом, полоскалось, выжималось и развешивалось по бельевым верёвкам во дворе. К шести часам дело было кончено.
После ужина я принялась за уроки. Теперь мы проходили «Войну и мир». У меня в руках толстая книга. В классе их всего несколько штук, и они ходят в гости из дома в дом, от ученика к ученику: завтра её нужно отдать Ленке, а послезавтра Ленка отдаст её Машке. В итоге получится, что к понедельнику мы все успеем прочитать то, что задано. Признаюсь, учёба давалась нелегко. Возможно, потому что у меня было мало времени на неё, а, может быть, потому что многие предметы уж слишком нудные и бесполезные. За ту долгую жизнь, что я прожила, ни котангенсы, ни квадратные корни так и не пригодились. А сколько слёз было пролито за те тройки!
Больше всего мне нравился русский язык, по нему была твёрдая четвёрка. К физике и химии я всегда была равнодушна. Но сильнее всего попила кровь геометрия! Теоремы, доказательства эти! И всё учить нужно, зубрить. А потом задачи: докажите то, докажите это. Мои родители, хоть и были неграмотными, но пользу от образования понимали. Они хотели, чтоб я нашла себе хорошую работу, где-нибудь на заводе или фабрике, и «не гнула спину в деревне», как они. Только времени на постижение наук отводилось немного, всегда работы навалом: то живность покорми, то за сестрой присмотри, то обед приготовь и так до бесконечности.
На следующий день, в субботу, я проснулась рано и сразу принялась за дело. Сначала нужно помыть оставшуюся со вчерашнего вечера посуду: после мясного супа с бараниной тарелки были жирными и неприятными. Я замочила их в горячей воде на полчаса и вышла на крыльцо, чтоб помыть его. Там мне повстречались отец и Мишка. Они говорили о чём-то и курили.
– Доброе утро! – произнесла я радостно и подошла к старшему брату. – Ты не занят вечером?
– Чего это ты спрашиваешь? – ответил он, кашляя.
– Мама разрешила в клуб пойти, но только с тобой.
– Ладно, – сказал Мишка нехотя. – Кино-то хоть занятное?
– Петька-пастух сказал, что хорошее.
Отец посмотрел на нас, а потом заметил:
– Смотрите, не задерживайтесь! Мать дверь закроет, домой не попадёте.
Мы кивнули головами в знак согласия.
Было видно, что возможность моего похода в клуб расстроила Мишку. Брат по привычке делал вид, что ему неинтересно кино и он никого не любит, но Катька уже не раз говорила, что «у него кто-то есть», и я почему-то охотно верила в это. Допустим, она права. Мишка лучше б с какой-нибудь девчонкой погулял, чем со мной кино смотреть. Но мамино слово – закон! И, к сожалению, ни поцелуя, ни прогулки под луной ему сегодня не достанется.
– Мама, можно я с ними пойду? – спросила Катька перед самым нашим уходом. – Вдруг брат не уследит? Никого к ней не подпущу! – девочка лукаво взглянула на меня и добавила. – Уж я-то прослежу за ней!
– Нельзя, – ответила мама строго. – Там взрослое кино будет. Нечего делать, – она подошла к Мишке и спросила. – Ты всё понял? Ни на шаг не отходи от неё! Головой отвечаешь!
– Да, понял я, понял, – ответил брат деловито и посмотрел на меня. – Ну что? Собралась?
На мне было самое новое ситцевое платье в мелкий розовый цветочек. Синее. Отец прошлой осенью купил, да только сентябрь холодным выдался, так и не надела его. Теперь же не могла налюбоваться на себя! Такого замечательного платья, как это, ни у кого из девчонок нет!
– Жена, может, и на вторую серию останутся? Не каждый же день к нам кино приезжает, – я была любимицей отца, и ради моей улыбки он был готов сделать невозможное.
– Жду в десять, – ответила мама, и мы вышли из дома.
Уже темнело, но звёзды ещё не появлялись. Брат шёл скорым шагом и держал меня за руку, я не поспевала за ним. В какой-то момент этот контроль так взбесил меня. Тогда я вскрикнула:
– Да отпусти ты меня, не сбегу поди!
– Кто тебя знает? Раз родители наказали, то я глаз с тебя не спущу.
– Думаешь, не знаю, что ты бы лучше с кем-нибудь другим прошёлся? Так я не держу тебя, иди. Сейчас до Ленки дойдём, я с ней пойду. Так всем лучше будет.
– Всем, кроме тебя, – ответил он холодно. – В следующий раз не пойду с тобой. Вон Катька просилась, теперь её черёд.
Я промолчала, чувствуя себя виноватой, и мы отправились дальше. Через пару минут к нам присоединились и другие ребята, парни, девушки. Вскоре показалась и Ленка.
– Привет, подружка! – мы, как всегда, обнялись. – Ты опять со сторожем пришла? Как мне тебя жаль! Доколе это будет продолжаться, скажите на милость? Ни шагу ни ступить! Что ж за жизнь-то такая?
– Я отвечу, – Мишка подошёл к ней вплотную и произнёс. – Пока замуж не выйдет, до тех пор и будем сторожить. Это ведь дело такое, – он намекнул на что-то, и Ленка замолчала.
– И после замужества не будет мне свободы. Они мне мужа-сторожа найдут, – пошутила я, и брат наконец-то отпустил мою руку.
– Пойдёмте! Начинается! – послышалось в толпе, и все побежали к входу.
Кино было отличное! Выходит, не обманул Петька. Называется «Солдат Иван Бровкин». А сюжет в нём такой. Иван Бровкин считается в своей деревне «непутёвым». Что б ни делал, ничего не получается: и пастух из него никудышный, и шофёр плохой. Советская армия даёт ему ещё одну попытку. Конечно, поначалу Ване и здесь тяжело приходится, но ведь человек ко всему привыкает, всему учится. Находясь вдали от любимой, дочери председателя колхоза, парень тоскует и всякий день отправляет ей любовные письма. Не получая ответа, герой не сдаётся и пишет снова. В конце фильма оказывается, что Любаша не отвечала ему, потому что до неё они не доходили; Самохвалов, скрывавший письма Ивана, остаётся ни с чем, как говорится, насильно мил не будешь; а влюблённые прощают друг друга.
Вторую серию я, разумеется, не увидела. Мишка сразу же поднялся с табуретки и через весь клуб «потащил» меня, как мешок с картошкой, за собой.
– Тебе тоже понравилось? – спросила его, светясь от небывалого счастья.
– Неплохой фильм, со смыслом. Я вот что подумал: раз служба так меняет людей, то я тоже служить хочу. Только отец сказал, что нужно осень ждать. Эх, поскорей бы!
– Согласна, – ответила я. – Только кто ходить за мной станет?
– Васькина очередь настала, а когда и его заберут, станет Катька, – мы посмеялись.
– Ничего, – продолжала я, – завтра спрошу у Ленки, она расскажет, чем кончилось.
Мама встретила нас у калитки. Мы молча вошли в дом. Старинные часы с кукушкой пробили ровно десять.
Я легла и ещё долго не могла уснуть. Столько мыслей кружилось в голове! Моё сердце отчаянно стучало! Я думала о фильме, семье, школе, подружках, предстоящем замужестве. А потом все мои думы остановились лишь на нём одном, я заснула. Во сне мне казалось, что это не фильм, а явь: что это я, а не Любаша, провожаю и жду своего солдата и что мой солдат не Иван Бровкин, а наш новый сосед Володя Снегирёв, тот парень, что каждое утро оставляет букет из ромашек под моим окном.
25.02.2023-27.02.2023