Велимир сидел на берегу моря и с отвращением смотрел в морскую даль.
Волна, шипя, подбиралась к его босым ногам и, не достигнув своего, отступала.
Небо раскалилось добела, дырявая тень пальмы не спасала от яростного солнца.
Велимир смахнул пот с лица и вытер руку о мохнатую грудь:
- Пф-ф-ф… - сказал он.
Зима выдалась жаркая как никогда.
Он приложил руку козырьком и поглядел, чего так раскричались чайки. Сотни птиц кричали, дрались и клевали на песке что-то тёмное, большое, не было видно, осьминог это или дохлая мако; море кишело ими.
«Скучно жить, всё живу и живу, а зачем, один Будда знает», - Велимир почесал между коричневых лопаток.
Для белого Велимир чересчур много думал. Вот и сейчас он размышлял над вещами, не имевшими к нему никакого касательства: «Интересно, - думал Велимир, - почему днём солнце жаркое, а ночью холодное и называется луной? – А на Марсе есть море? – А правду говорит Цюнь, что чайны живут теперь на Юпитере и на Сатурне? – А это далеко?..»
Велимир зажмурился и так страшно зевнул, что даже зарычал:
- Ы-ы-а-а!.., - а когда открыл глаза, то увидел, как какая-то тварь выпрыгнула из воды, прочертила, извиваясь, голубое небо, потом обрушилась в море всей тушей.
У Велимира затекла задница, а солнце вышло из-за пальмы и пускало ему в голову целые снопы своих лучей-стрел.
Он встал, помочился в море и пошёл в деревню. Он жил в деревушке на холме.
Один Будда знает, отчего это место называлось Киевом, уж так пошло с незапамятных времен, и деды и прадеды – все говорили: «Киев», а его в кучку сбившиеся домишки назывались совсем уже нелепо: «Гаражи на Оболони». Велимиру это было всё равно, хотя, конечно, лучше, если дом называют по-человечески: фанза.
Велимир взобрался на холм и вскоре уже шёл по Киеву, между длинных рядов лачуг из ржавого железа.
У ворот старинного дедовского гаража Велимира встретили криками и бранью:
- Беломазый лентяй! – кричала женщина. – Скорее бери талон и беги в лавку господина Цюня – лапшу уже раздают! Твой сын плачет от голода! Да не забудь палочки, или будешь опять жрать руками, как презренный кайса!
Велимир поплелся в лавку Цюнь Хунь Муня, старого чайны, осуждённого жить с белыми за какое-то ужасное преступление.
У порогов сидели соседи и палочками жрали лапшу; под ногами шныряли дети.
Над крышами гаражей пронёсся жёлтый вихрь и голос с неба воззвал:
- Славьте Конфуция!
Велимир остановился, зачарованный, и долго глядел вслед пролетевшей флайке.
Полетать на флайке было его мечтой, пусть бы даже на цюневой развалюхе «Янцзы», еле ползущей над землей, или на этой допотопной «Хао», похожей на помело, но где там – кто же даст летать белой сволочи?
По небу снова пронесся Любомир, крича:
- Бойтесь грозного Конфуция!
Велимир поник головой и пошёл дальше.
Этот хитрый проныра Любомир был в деревне единственным, кому чайны дали работу – славословить загадочного Конфуция.
Можно себе представить, как гордился Любомир своей работой! Он каждый день летал над Киевом и славословил.
За это он вместе с дядюшкой Цюнем жрал рис, воду пил за двоих и был «шенти» - живущим до ста лет.
Когда Любомир не славословил Конфуция, он расхаживал по деревне с веером, в жёлтом халате, в шапке с иероглифом «тонгчи» на лбу, и все прятались в гаражах, а дети плакали от страха.
Он брал любую женщину, а мужчин заставлял называть себя: «чинк-го».
Велимир не завидовал чайнам, золотокожим божествам, добрым и мудрым, да и не глупо ли завидовать богам? Но пройдоха Любомир – он-то был совсем не лучше Велимира, нет, не лучше – Велимир был уверен, что славословить Конфуция он стал бы гораздо старательнее и громче, только бы чайны ему доверили это!
Велимир добрёл до лавки и увидел дядюшку Цюня, занятого торгом – он покупал маленькую белобрысую девчонку, за одну меру риса, а мать расхваливала свою замарашку и просила две. Лапши не было, воды тоже.
Велимир вернулся в свой гараж, дал женщине пощёчину, пнул щенка, лёг на циновку и закрыл глаза.
Будда, как ему было скучно!
2019 г.