Следующим утром я вышел из рейсового автобуса, остановившегося перед монастырем. Уже в воротах встретил о. Ферапонта, казалось он ждал меня. Прошли к нему в кабинет, он налил по стакану чаю, сказав, что с дороги надо подкрепиться, и уселся напротив. Его кабинет напоминал кабинет ученого, все стены были заставлены стеллажами с книгами. Там было много современных изданий, но большая часть занимали книги в старинных переплетах. В основном, книги по истории и труды святых отцов. Когда-то, впервые оказавшись в его кабинете и пройдясь по стеллажам, с удивлением обнаружил современные издания по медицине и, что более всего поразило, по квантовой физике. Если литература по медицине объяснялась прошлой профессией о. Ферапонта, то труды по физике поставили меня в тупик. Когда мы ближе познакомились, оказалось, что о. Ферапонт не только интересовался медициной, но через нее – свою бывшую профессию, пытался объяснить сознание человека. Обычные теории, основанные на нейронных сетях, его не устраивали, в них усматривалось лишь вторичное проявление сознания на материальном плане. По его мнению, природа сознания гораздо глубже, в точности так же, как природа атома не объяснима лишь материальными взаимодействиями.
Мы начали обсуждать случай моих пациентов. Я подробно рассказал о преданиях, касающихся того зловредного места, где их встретил. После упоминания, где оно расположено, о. Ферапонт достал атлас области и нашел карту этой местности. Внимательно рассмотрел место, где из болота вытекала речушка и впадала в Зушу. «Нездоровое место, - в задумчивости произнес он. Таких мест в области несколько, но про это я ничего не знал. Так вы говорите, что пономарь прожил там в землянке больше полугода?». Я подтвердил, дополнив, что это всего лишь местное предание.
После этого о. Ферапонт предложил свою версию происходящего, которая, с одной стороны согласовывалась с Православием, а с другой, - объясняла случаи, перед которыми психиатрия опускала руки. Согласно его представлениям, каждый человек имеет большую или меньшую предрасположенность к воздействию нечистой силы. Это в точности, как с болезнью, один заболевает при встрече с вирусом и болеет тяжко, а другой только чихнет. Если иммунная система человека сильная, то предохраняет от тяжелой болезни. В точности так же существуют и психические вирусы, против которых направлен психический иммунитет. Он определяется, в первую очередь, моральными качествами человека. Самый высокий психический иммунитет у детей. Что определяется их открытостью и откровенностью, воспринимая все с абсолютной доверчивостью. Тем самым, создавая барьер, который нечистая сила преодолеть не может. Но кондовый материализм, суета и мелочность современной жизни снижают психический иммунитет, человек становится подверженным воздействию всего потустороннего. В тяжелых случаях, оно захватывает над человеком полную власть. Что и произошло со студентами. И о. Ферапонт заключил, что бедные студенты подвержены воздействию нечистой силы потому, что имели предрасположенность к этому. Скорее всего, они полностью погружены в мирские дела, нисколько не задумываясь о нравственных аспектах, которые суть неотъемлемая часть веры. Неискушенность в вере, не проявляющаяся в обычной жизни, в критических ситуациях проявляется крайне негативно. Человек оказывается частично или полностью подвержен влиянию нечистой силы, у него даже характер меняется. В результате совершает поступки, которые раньше не укладывались в сознании. Здесь недалеко и до поражения психики. В особенно тяжелых случаях, возможны и телесные недуги, которые не идентифицируются современной медициной.
Поэтому лечение моих пациентов должно быть не медикаментозным. И о. Ферапонт поведал, что в православной церкви проводится чин экзорцизма, или изгнания дьявола. Современный чин экзорцизма существует в двух видах. С одной стороны, при крещении имеется его часть, когда священник запрещает дьяволу действовать в отношении крещаемого. Тем самым, священник совершает чин экзорцизма в рамках таинства крещения. С другой стороны, существуют и отдельные особые чинопоследования, молебны о здравии душевном и духовном вне контекста иных таинств. После этой лекции, о. Ферапонт подвел итог. Моих пациентов следует крестить, и тогда появится надежда на исцеление. В книгах такие случаи описываются. Как правило, человек морально перерождается, его жизненные ценности меняются. Он возвращается к нормальной жизни. Теперь проблема состояла в том, чтобы сменить палату в клинике на пребывание пациентов в монастыре.
С мыслью о психическом иммунитете и заражении психическими вирусами я покинул монастырь. Она показалась мне крайне интересной и, главное, своевременной. Всю дорогу размышлял, выискивая в памяти подтверждающие случаи. Психиатрией я занимался давно, поэтому примеров, которые подтверждали гипотезу заражения психическими вирусами, было много. Наиболее яркие – это изменение психики в коллективах, длительное время существующих в ограниченном пространстве. Ко мне иногда обращались преподаватели учебных заведений, с просьбой помочь разобраться в проблемах учебных групп. Когда, казалось бы, вначале вполне мотивированный коллектив, спустя год или два, вдруг напрочь менял свои взгляды на учебу. Успеваемость снижалась, дисциплина падала, некоторые вообще отказывались учиться. Иногда мои консультации помогали, но чаще – нет. После разговора с о. Ферапонтом ситуация прояснилась. Действительно, это было похоже на психический вирус, кто-то был подвержен ему в большей степени, кто-то в меньшей. О. Ферапонт считал, что это определяется духовностью человека. Искренняя, глубокая вера предохраняет от заражения. Мне казалось, что не только вера. Имеют значение определенные черты характера.
Пришел на ум пример с Украиной, когда вдруг целая страна в течение короткого времени стала русофобской. Это реально походило на психическое заболевание вследствие заражения психическим вирусом. В латентном состоянии вирус русофобии существовал всегда, но столь агрессивно проявился лишь недавно, когда страна оказалась в состоянии близком к критическому. И вдобавок появились соблазны, перед которыми неустойчивая психика не устояла. Россия в недалеком прошлом тоже пережила подобные критические моменты. И тогда проявлялись признаки фобий. Чаще всего в невзгодах винили коммунистов и инородцев. Но характер русского человека, целостный от природы, не дал развиться этому до психической эпидемии. Психический климат постепенно пришел в норму.
С головой, переполненной мыслями, вернулся домой, так и не решив, как быть с моими пациентами. Случай был не ординарный и требовал неординарных мер.
На следующий день с утра, после обхода пациентов, пошел к Петру Алексеевичу. В этот раз, милейший Петр Алексеевич был в приподнятом настроении. Оппозиционный листок еще не достиг его кабинета. Рассказал о результатах поездки в монастырь, беседе с о. Ферапонтом. Особо остановился на мысли о. Ферапонта, что студенты могли подцепить психический вирус, который привел к печальному исходу. При упоминании вируса, Петр Алексеевич заметил, что это явление древнее, тогда оно называлось вселение бесов. После этого процитировал из Евангелия: «И нечистые духи, выйдя, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море». Так что уже в древности не только представляли, что такое бесы, но и считали, что их много.
После этого было решено отправить студентов к о. Ферапонту, чтобы он их окрестил, и они некоторое время, под моим наблюдением пожили в монастыре. Мое пребывание в монастыре в течение двух недель было оформлено, как научная командировка. Перерождение студентов началось сразу после крещения. Не буду рассказывать о деталях излечения, точнее, изгнания бесов, этот процесс происходил у меня на глазах и был задокументирован по часам. Восстановление нормальных когнитивных и психических функций прошло вполне успешно.
Но за это время случилось совсем уж неожиданное событие. На третий день моего пребывания в монастыре прикатил Никита. В его машине сидел Семен Пронин, которого я хорошо знал, и его молодой сотрудник. Как оказалось, - лейтенант Сева Акимушкин. Никита, как всегда, со смешочками, рассказал историю лейтенанта. После посещения того самого проклятого места, когда Семен и Сева забрали вещи потерпевших, у Севы начали проявляться непонятные симптомы. Как он сам говорил, его начало корёжить. В чем это заключалось, Сева рассказывал очень сбивчиво. Но самая большая опасность состояла в том, что во всех своих сотрудниках он начал видеть взяточников и коррупционеров. Особенно его корежило, когда он мимо проходил сотрудник ДПС. Ему хотелось их всех арестовать, заковать в наручники и изолировать от общества. Он сдерживался из последних сил, чтобы не дать волю своим позывам. Но когда заявил Семену – своему непосредственному начальнику о том, что начальник их отделения полиции берет взятки от преступников, стало понятно, что Сева стал социально опасным. То, что начальник отделения нечист на руку, ни у кого не вызывало удивления. Факты взяточничества в полиции были широко известно. В кругах полиции также было известно, что и прокурорские не отличались чистоплотностью. Но чтобы вот так во всеуслышание, как Сева, сказать об этом своему начальству и даже взять шариковую ручку, чтобы изложить это на бумаге, оправдывая тем, что душа болит, и необходимо навести порядок среди оборотней в погонах! Это было слишком! Семену стало ясно, что после посещения зловредного места, Сева спятил, и его надо срочно лечить. С такими воззрениями в полиции делать нечего.
Вначале он хотел отвезти Севу ко мне в клинику, чтобы я своими процедурами и микстурами вернул в ряды полиции, в общем-то, смелого и инициативного сотрудника. Но, когда он узнал, что я провожу медицинский эксперимент по изгнанию бесов в монастыре, то посчитал лучшим отвести Севу в монастырь. Полагал, что там, на свежем воздухе, я научными методами воздействую на Севу и верну ему нормальное отношение к непростой жизни полицейского. Когда Никита рассказывал историю лейтенанта, а Семен вставлял необходимые детали, то Сева выглядел пришибленным, понимая, что речь идет о его профессиональном будущем. Несколько раз он порывался что-то сказать, наверное, о коррупции в органах, но Семен всякий раз строго приказывал ему перестать перебивать старшего по званию, и Сева замолкал. Все-таки Семен для Севы был непререкаемым авторитетом. Полагаю, что если бы майор приказал Севе съесть свой форменный головной убор без соли и специй, то Сева, не задумываясь, это сделал.
Во время разговора подошел о. Ферапонт, который очень внимательно отнесся к повествованию. В конце он только покачал головой и отошел. Как я понял, это был не тот случай, когда можно было применить чин экзорцизма. Вот если бы Сева спятил на почве навязчивой идеи ограбления банка или ювелирного магазина, пользуясь служебным положением, то это вписывалось бы в его представления о психическом вирусе. Как я понимал, представления вполне ограниченные, т.к. изгнание бесов в Православии ассоциировалось с духовным возрождением. А тут пациент демонстрировал благородство намерений и в высшей степени позитивные душевные позывы. К тому же он имел за последний год две похвальные грамоты от начальства (без материального поощрения в виде премии). Было понятно, что пациент подхватил редчайший вирус, который пробуждал лучшие душевные качества человека. Упоминания о таких вирусах были существенно более редкие, нежели упоминания о бесовщине. И, главное! В упоминаниях все случаи заканчивались трагично для пациентов. Правда потом они ставились в пример, но это было уже после трагического конца их жизни.
Поэтому я видел свое предназначение в том, чтобы просто успокоить пациента, внушив ему, что жизнь полицейского разнообразна в своих проявлениях. И когда некоторые, даже очень хорошие люди, находящиеся на высоких постах, преступают закон, то это реалии жизни. Впрочем, если этот совсем чуть-чуть нехороший человек, твой начальник или, вообще, занимает ответственный пост, то он, в силу сложного устройства жизни, априорно хороший и обладает презумпцией невиновности даже в трех последующих поколениях. Поэтому просить крестить Севу я не стал.
Когда я изложил программу терапии, которую намеревался осуществить с Севой, то Никита от души ржал, а Семен помрачнел. Он понимал всю двусмысленность ситуации. Похоже, что в юности он сам перенес на ногах такой вирус, который я назвал «La triste fine di una donna» (лат.: вирус порядочности). Но со временем вирус погиб, похоже, что без острых осложнений. Иначе Семен не дослужился бы до майора и не был бы награжден именным наганом. К психотерапии приступил тут же, в отведенной мне о. Ферапонтом келье. Никита и Семен ходили по монастырю, осматривая его. Наконец, им надоело слоняться без дела, и они взялись за большую кучу строительного мусора, которая осталась от ремонта келий. Монахи ничуть не удивились, и когда позвонили к обеду, пригласили их в трапезную, где угостили простым, но вкусным обедом. Узнав, что Семен возглавляет отдел в полиции, попросили рассказать детективную историю из его жизни. Рассказ затянулся на пару часов.
Все это время я работал с Севой, вразумляя его, что жизнь – не простая штука. И главное в ней состоит не в том, чтобы указывать на грехи других, а быть самому безгрешным. Наконец в памяти откуда-то всплыла цитата: «Не указывай на грехи других, сам повернись к Богу». После этих слов, Сева вскинулся, посмотрел на меня вполне осмысленно и произнес: «Спасибо, я все понял».
Встретились во дворе все четверо. Семен сразу же увидел перемену, произошедшую в лейтенанте. Он искренне пожал мне руку, наговорил кучу теплых слов. Подошел о. Ферапонт, поблагодарил Семена за интересный рассказ, после которого все монахи смотрели на майора с восхищением. Потом посмотрел на Севу и, как мне показалось, увидел в нем перемены, которые мы, обычные миряне, не могли увидеть. Он их ощутил своим внутренним зрением, возникающее у того, кто многие годы соприкасается с людскими страданиями. Гости укатили, оставив о себе массу впечатлений. Монахи восхищались Семеном, я был рад, что моя терапия была успешной и я возвращаюсь к работе со студентами, а о. Ферапонт ничего не говорил. Но я догадывался, что он знает нечто, что мне знать еще не дано. И я оказался прав в своих предчувствиях. Через неделю в монастырь приехал Сева, и долго беседовал о чем-то с о. Ферапонтом.
Эксперимент со студентами завершился их полным выздоровлением. За ними приехали родные и забрали домой. Я вернулся в клинику, радостно встретился с Петром Алексеевичем, Ксюшей и, конечно, новыми пациентами. Про Севу я узнал от Семена, который рассказал, что, спустя месяц после этих событий, он уволился из органов. Где он сейчас Семен не знает. Но когда у нас в клинике опять случился сложный пациент, и мне потребовалась консультация о. Ферапонта, то в монастыре мельком увидел монаха, напомнившего мне Севу.