"ПОБЛАГОДАРИТЕ БОГА ПРЕЖДЕ ВСЕГО ЗА ТО, ЧТО ВЫ РУССКИЙ. дЛЯ РУССКОГО ТЕПЕРЬ ОТКРЫВАЕТСЯ ЭТОТ ПУТЬ, И ЭТОТ ПУТЬ ЕСТЬ САМА РОССИЯ. ЕСЛИ ТОЛЬКО ВОЗЛЮБИТ РУССКИЙ РОССИЮ, ВОЗЛЮБИТ И ВСЁ ЧТО НИ ЕСТЬ В РОССИИ. К ЭТОЙ ЛЮБВИ НАС ВЕДЁТ ТЕПЕРЬ САМ БОГ". (Н. В. Гоголь)
2015 год, сентябрь месяц. У меня было сильное нервное потрясение. Внучка моя Настя уехала на 11 лет в город Каменск а коррекционную школу для слабослышащих. Эта разлука сильно подкосила меня, я ослаб, так как с первых дней её жизни не отпускал от себя ни на день, куда я - туда и она, а тут такая разлука. Уехала она с моей дочкой Оксаной, и я стал чахнуть. Помимо этого, навалились ещё и неизвестные мне доныне хвори.
Перепуганная жена попросила Николая Диденко, это наш поселковый водитель, отвезти меня с ней в больницу. Я попал на приём к неврологу Кошиной Галине Георгиевне. Она, видя моё плачевное состояние, позвонила в Верхнегрековскую больницу Ситникову Виктору Николаевичу, это главврач больницы, и спросила, есть ли место положить меня у них? Да, место нашлось, и меня повезли в больницу, я дорогой уже ничего не соображал, почти терял сознание. Положили.
Лёжа в кровати, я чувствовал, как из меня реально уходит жизнь, и я понял - это конец.
Нашёл силы, позвонил супруге по мобильному телефону попрощаться и говорю:
- Как страшно умирать без покаяния...
Через время звонок:
- Серёж, держись, отец Алим к тебе приедет (настоятель нашего Свято - Покровского мужского монастыря - игумен Алим), и я с ним.
Через силу взял лист бумаги и лёжа стал на всякий случай писать свои грехи, я улетал на тот свет, падал в пропасть. Думал, что не дождусь, умру.
К вечеру приехал отец Алим с моей женой Светланой. Прямо в палате лёжа я исповедался, сам грехи перечислять уже не мог, читал по бумажке, отец Алим прочитал разрешительную молитву, отпустил грехи и тут же пособоровал меня. И я почувствовал облегчение. Они уехали, а я свободно встал, хвори будто и не бывало. Вышел на улицу и под фонарным столбом из молитвослова вычитывал покаянные каноны Господу, Богородице и Ангелу - хранителю, а после - благодарственные. Почему на улице? Потому что постеснялся, идиот, мужиков по палате.
Утром следующего дня отец Алим приехал снова и причастил меня. И я стал как младенец, абсолютно здоровым. Хоть домой уезжай, и поехал бы, да нельзя, совесть не позволяет. За меня ведь так беспокоилась и договаривалась доктор Кошина. И, чтобы не подводить её, я остался лежать до конца, все положенные 10 дней.
Мужики по палате, видя моё чудесное исцеление, уже не стесняясь, стали говорить о Боге, у кого какая икона. Я смело читал утренние и вечерние молитвы, псалтырь. А дед Семён после завтрака и обеда заходил в палату и, крестясь, благодарил Бога за пищу.
Бог через Алима спас меня от верной гибели. Что это было, я не знаю, возможно, знает только Он. Слава Тебе, Боже! Спасибо тебе, дорогой батюшка Алим, дорогой мой искренний, ни в чём нелукавый, настоящий друг и наставник, многая лета тебе!
ВЕТЕР, ДЕРЕЗА И МУХИ.
Фенологический этюд
ВЫ ЗАМЕЧАЛИ, ЧТО У КАЖДОГО МЕСЯЦА В ГОДУ ЕСТЬ СВОЙ ЗАПАХ? ДЛЯ МЕНЯ ЛУЧШЕ ВСЕГО ПАХНУТ ОКТЯБРЬ И МАЙ. (Лиза Клейпас).
Я ТАК РАДА, ЧТО ЖИВУ В МИРЕ, ГДЕ ЕСТЬ ОКТЯБРЬ. (Люси Мод Монтгомери).
По просьбе игумена Алима, настоятеля нашего Свято-Покровского мужского монастыря, я иду сегодня в степь резать дерезу* на мётлы.
6 часов утра, лёгкая прохлада, воздух такой, что не только дышать, его пить хочетсяю. Красный восход, красный ясень и клёны, сухая трава, как зеркало, отражает восходящее солнце, и кажется, что я не на Земле, а где-то в глубине космоса, на Марсе. Иду, осматриваю двор.
- Кво-квы-кву, - доносится из-под двери курятника.
Это ни свет ни заря проснувшиеся куры столпились у двери, желая выбраться на свободу. Открываю дверь, и она - врассыпную.
Чистое синее небо режет пролетающий самолёт, оставляя свой ярко-белый шлейф. А может небо и в самом деле застывший океан? Невольно рождаются такие вот строки:
Словно конькобежец,
В небе самолёт
Шлейф свой оставляет
Будто режет лёд.
В синем-синем небе
Беленькие тучи,
С виду - небольшие,
А вообще - могучи.
Солнце озаряет
Синий небосвод,
Может, небо - море
Безграничных вод?
Выпиваю наскоро чашечку чая. Набрав на дорожку карман семечек, повязав на голову белый платок-бандану и накинув лёгкую куртку (одежда от мух, как говорят), беру верёвку, секатор и свою старую "пенсионерку" то есть тележку, которая вот уже четвёртый год без поломок служит мне верой и правдой при вывозе навоза зимой и уборке урожая в осеннюю пору.
Иду по улице, качу тележку и щёлкаю семечки. Кто-то открыл ворота и выпустил гусей, и они, гогоча, расправив веером крылья, понеслись и скрылись в неизвестном направлении.
Кто-то затопил печь, и светло-серый дым ровным потоком устремился ввысь, пытаясь во что бы то ни стало попасть на небо ну или хотя бы прикоснуться к нему.
Свернул в улочку, иду по узкой тропинке среди зарослей разнообразного бурьяна мимо старых верб, жестоко поломанных сильными ветрами - их мощные руки-ветви беспомощно висят над землёй, будто безмолвно прося о помощи. Иду мимо брошенных домов, печально зияющими пустыми проёмами окон. В них давно уже никто не живёт, разве чт сквознячок, нередко посещающий пустые комнаты.
Иду мимо поникшего колодезного журавля, никогда не покидающего свой пост у сруба колодца, из которого уже давным-давно никто не берёт воду. Журавль терпеливо ждёт, что кто-нибудь подойдёт и погладит его, поговорит с ним, спросит: "Как живёшь, дружище?", что я и сделал. Журавль был очень доволен и даже поскрипел мне в знак благодарности. Он, бедолага, был в плену ненавистного хмеля, который опутал его "с ног до головы", а на самой макушке связал ему мохнатую зелёную шапку. Я оборвал его оковы насколько смог, уж больно крепкие всё же эти "цепи". Мне стало жалко одинокого журавля, я даже увидел его желание и душу. Я представил как ему больно смотреть на пролетающие над головой косяки журавлей, стремящихся кк югу...
Журавль, стоящий у дороги,
Не может по небу летать,
В земле увязли его ноги,
И остаётся лишь мечтать,
Что, вероятно, птичья фея
Однажды ночью прилетит,
Волшебной силою владея,
Судьбой крылатой одарит.
А, может, сам он встрепенётся,
Расправит крылья, и тогда
До самых звёзд он вознесётся,
Об этом так мечтал всегда...
Но день за днём и ночь за ночью
Стоит поникнув головой,
У сруба старого колодца,
Снабжая путников водой...
Одно плохо - вдруг распоясался ветер. Начал дуть так так, что кое-где вдали стали потрескивать высохшие ветки на старых вербах и тополях. Весь мой путь состоит из подъёмов на холмы и мини-курганы и спусков. Холм-то один, но большой и длинный, изрезан глубокими и широкими балками, состоящий из других холмов поменьше. На "щеках" подобных холмов зачастую есть поля и лесополосы. Справа - гигантская балка, по которой бежит маленькая река - это всё родники (сто в одном). Иду медленным шагом, так как быстро не пойдёшь, сразу же устанешь. Это всё же не ровная дорога, а реальный подъём в гору.
Поднимаюсь дальше по крутому склону на грунтовую дорогу, накатанную тракторами, любуюсь ею, - она, словно полотно художника, исписана разнообразными узорами от потоков воды прошедшего накануне сильного дождя. Прохожу мимо "останков" бывшей колхозной кузницы. Нет больше тех людей, которые стояли у горнила и, улыбаясь, стучали молотом. Нет тех светлых и мудрых голов с золотыми руками, они ушли в мир иной. Лишь одна яблоня-ранет осталась со своими маленькими, но вкусными яблоками.
Продолжаю свой путь. Из густых зарослей терновника выбегает мне навстречу испуганные фазаны, становятся на крыло и, пролетев метров десять-пятнадцать, начинают подавать свой неуклюжий голос. Поднимаюсь выше, меня встречают два привязанных коня и небольшое стадо баранов, а дальше - лишь сухая трава и чудом сохранившийся цветущиё шалфей, ещё более сильный ветер и застрявшие на яблоньках-дичках полиэтиленовые пакеты, они словно приветствуют меня, шелестя на ветру.
Трудно перебираться по вспаханной и заросшей земле, это не поле, а старая вспашка земли на случай степного пожара. Тележка тарахтит так, что лают в ближайших дворах собаки. Ну вот и мой примеченный раннее массив зарослей длинной и ровной дерезы. Она растёт полянами поверх холмов и доходит до начала балок.
Я отдыхаю, перевожу дух и любуюсь красотами степи и её далями. Стою на обрыве песчаной кручи, невольно вспомнилась песня В. Высоцкого:
... Весь мир на ладони, ты счастлив и нем,
И только немного завидуешь тем,
Другим, у которых вершина ещё впереди...
Внизу глубокая и широкая балка, изрезанная по обеим сторонам другими балками, большими и маленькими, широкими и узкими, промытые с годами потоками дождей и талыми снегами. Справа от этой балки - точно такая же круча, на которую я сейчас взобрался, а вокруг - холмы, поросшие ковылём и диким шиповником.
У дерезы на каждой поляне свои порядки, свои законы. Горбатая дереза не пускает к себе ровную, а ровная - не допускает к себе горбатую. Ну, в общем, на одной поляне растёт только горбатая и кривая, на иной - маленькая и очень колючая, на третьей - стройная и красивая, любо дорого посмотреть, вот она-то мне и нужна.
Беру секатор и - за дело, ветер дует в спину и треплет платок. Раз прутик, два прутик и вот уже целая куча нарезанной дерезы, на газ - примерно на пять метёлок, но этого мало, нужно гораздо больше.
Так не хочется резать, а хочется смотреть в тихую даль и на дно головокружительной балки. Я растопыриваю в стороны руки и стою на ветру, такое чувство, будто я лечу над всеми этими просторами. Но долго полетать не удалось, как ни крути, а дереза зовёт. Нагибаю спину и, продолжая свою работу пою:
- Здесь вам не равнина, - здесь климат иной,
Идут лавины, одна за одной,
И здесь за камнепадом ревёт камнепад,
И можно свернуть, обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный как военная тропа...
... Надеемся только на крепость рук,
На руку друга и вбитый крюк,
И молимся, чтобы страховка не подвела...
И показалось мне вдруг, дереза плачет...
- Тебе что. - спрашиваю, - больно?
- Да нет, как бы - отвечает она, - песня твоя сильно жалостливая, не мог бы ты её не петь?
- Хорошо. - говорю, не буду.
- А что ты собираешься со мной делать? - спрашивает дереза.
- Да всё просто, - отвечаю, - мётлы из тебя вязать буду. И будешь ты за чистотой следить во дворе дома Господня.
- Мётлы? Вот здорово! - радостно заголосила дереза.
- А то я тут торчу без дела и в даль лишь гляжу.
Что тут началось, каждый побег дерезы наперебой проситься стал:
- Возьми меня!... И меня!... И нас возьми! Мы тоже хотим с тобой! - подавали голос растущие на соседнем пятачке колючие "девицы".
- Простите, - говорю я им, - но всех я вас сейчас взять не смогу. Я обещаю вам, что приду к вам обязательно завтра. Ну вот честное слово!
- Ну хорошо, - сказали они грустным голосом, - мы будем тебя ждать, - замолчали, поникли головой, и ветер стал вычёсывать сухую траву из их пышных колючих шевелюр.
Вот так мы с дерезой вроде как и поговорили...
Сколько я на резал, не знаю, но затянув весь ворох из крепкого шпагата, еле- еле поднял и положил будущие метёлки на тележку. Закрепил по бокам, чтобы не свалилась дорогой, так как снова идти по старой пашне, заросшею густой травой. Но дорога к дому всегда быстрее и веселее, тем более что идти теперь всё время в низ по грунтовой дороге, а в селе - по улице асфальтовой улице.
Придя домой, я утолил жажду отваром шиповника, перекусил свежими варениками и прилёг отдохнуть. Подумалось мне, что хорошо бы вздремнуть хоть полчасика, да не тут-то было... Мухи! Рано утром они сидят на веранде, облепив потолок, - сейчас мухи в глубокой дрёме от прохлады октябрьской ночи. Трави, не трави, бей не бей, - всё бесполезно, не эти, так другие налетят. Когда солнце пригревает ближе к обеду, мухи оживают и изо всех сил стараются пробраться в дом, минуя занавески на окнах и на двери, летят на кухню пробовать на вкус всё, что им попадётся.
Мухи летят в прихожую и в зал. Несчастная мухобойка бывает порой от работы, как загнанная лошадь, вся в мыле. На липучки (ленты-мухоловы) прилипают лишь глупые мухи, а умные их облетают стороной и не садятся. Умные мухи не только умные, они ещё и нудные. Сядет на нос, слетит и снова жжужа садится, и так на все части тела.
А когда человек осерчает на их выходки (дерзкие пикирования и посадки)ругается от злости, мухи садятся куда нибудь и заразительно смеются, им весело и приятно досаждать человеку. Им нравится, противно жужжа, садиться на лоб или руку.
Вот как тут уснёшь?. Встал я и пошёл готовить вязальную проволоку, и застругивать черенки для новых метёлок. Завтра обязательно возьму с собой бинокль, чтобы любоваться красотами своих балок и дальних курганов.
ОКТЯБРЬ — СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ, ТАКОЙ СОЧНЫЙ, ТАКОЙ АРОМАТНЫЙ В СВОЁМ ЗОЛОТИСТО-АЛОМ СИЯНИИ, С РАННИМИ БЕЛЫМИ ЗАМОРОЗКАМИ, С ЯРКИМ ПРЕОБРАЖЕНИЕМ ЛИСТЬЕВ — ЭТО СОВСЕМ ДРУГАЯ, ВОЛШЕБНАЯ ПОРА, ПОСЛЕДНИЙ ДЕРЗКИЙ ЛИКУЮЩИЙ ВСПЛЕСК ПЕРЕД ЛИЦОМ НАДВИГАЮЩЕЙСЯ СТУЖИ. (Джоанн Харрис).
- Я НЕ БОЛЕН, - СКАЗАЛ ПОЛКОВНИК. - ПРОСТО В ОКТЯБРЕ Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ТАК, БУДТО МОИ ВНУТРЕННОСТИ ГРЫЗУТ ДИКИЕ ЗВЕРИ. (Габриэль Гарсиа Маркес).
ВУАЛЬ ОСЕНИ.
Земли коснулся лист багряный.
Туман, прохлада, тишина...
Зелёного наряда роща
Опять до мая лишена,
Темна река под небом серым,
Поник от старости камыш,
И топает за ручку с мамой,
Чему-то радуясь, малыш...
Желта трава, и в хмуром небе
Летят курлыча журавли.
Куда летят? Что ожидает
Их в южной солнечной дали?
Летят, спасаясь от морозов,
От вьюг и северных ветров,
Глядит на птиц и горько плачет
Тяжёлых чёрных туч покров.
Не квакают уже лягушки,
И птицы больше не поют,
Воробушки по веткам вишен,
Крича, как летом, не снуют.
Короче дни, длиннее ночи,
Тоска, уныние, печаль...
Пришла пора, и вновь покрыла
Природу осени вуаль.
...РЕЗАТЬ ДЕРЕЗУ* - ДЕРЕЗА, СИБИРЁК: - это по простонародному, по научному, - ЧИЛИГА.
ВЕРНУВШАЯСЯ ПРОПАЖА.
Да, мир прекрасен и разнообразен. Везде есть красивые и диковинные места, древние города, не обычные веси, дома которых находятся высоко на деревьях. В Индонезийском крае например в таких домах живёт племя Короваи. В Африке, или в Италии строят дома из глины и покрывают крыши пальмовыми листьями. В Азии строят дома на воде. Горные селения, (аулы), и многие другие. У нас тоже горы, но только маленькие. Наше село расположено на возвышенности большого холма, и мало того, оно ещё находится непосредственно между других многочисленных холмов, которые один краше другого, и каждый богат своими неповторимыми балками, родниковой водой, и разнообразной флорой и фауной. Поля тоже на холмах, но они так длинны, что несведущему человеку кажется что все поля и степи находятся на бесконечной равнине. Но это далеко не так, обман зрения. За окраиной села, а точнее на Северо - Востоке, когда то был аэродром из которого взлетал самолёт, удобрял колхозные посевы, обрабатывал поля от не прошенных гостей, гусениц, клопов, и других как ему одному казалось, известных вредителей. Спустя много лет, на ладони бывшего аэродрома среди травы, словно лишаи,зияют лысины, это последствия от скопления ядохимикатов, и таких лысин много. На его территории росли три лесополосы, по краям которых с обоих сторон росла, и растёт до сих пор смородина посаженная чьими то добрыми руками. За каждой лесополосой красовалось своё колхозное поле. Зеркальный пруд, в котором в тихую погоду отражалось голубое небо, с причудливыми облаками. Это искусственный пруд, когда и для чего он был сооружён я не знаю, но мы к нему пригоняли на водопой коров. Пруд сам по себе не глубок, и не имел в себе никакой живности, хотя когда то в нём водился карп, занесённый икринками на лапках перелётных птиц. Но на сколько я помню, на нём всегда была пара или две гагар. У птиц очень красивый окрас, но они очень пугливые. Стоит только приблизится к ним, как они вставали на крыло, немного пролетали и садились на массив рядом с лесополосой. По левую и правую сторону аэродрома длинные и глубокие песчаные балки, с многочисленными тропами коров, натоптанные ними за многие годы. На одной из них старый высокий песчаный карьер, на его краю страшно стоять, кружится голова глядя в низ. Он очень высок, и если смотреть снизу он весь конопат от множества нор стрижей. На размытом потоками дождей и талого снега желтом песке, красуется мелкая блестящая разноцветная галька, чёрная, белая, коричневая, красная, с разными узорами и не повторимыми природными эскизами. И нет ни одного одинакового экземпляра. Кто знает, может она и имеет какую то ценность. Я не редко собирал её с детьми в аквариум, и просто для мозаики на листе картона. Это место почему то все называют "Широкой балкой". По весне на старых навозных кучах словно в инкубаторе росли кучами молодые мясистые шампиньоны, по склонам холмов росли жёлтые и красные тюльпаны, сон трава (мохнатый фиолетовый колокольчик), дикие разноцветные цветы петушки, воробьиный щавель, "горашики" (сморчки), и луговые опята. Забегая на перёд, хочу сказать, что во время дежурства по утру тебя приветствовал свист байбаков (сурков), они будто говорили, - привет, и спрашивали как дела, как спалось? Мне нравились ночи, тишина, мерцание звёзд, стрёкот сверчков, мычания и вздохи уставших за день коров, храп пасущихся рядом лошадей, и полночная звенящая тишина. Ай байбаки, байбаки, их в ту пору было очень много. Одно плохо, в траве не видно их нор, и когда скачешь на коне за шкодливой коровой, неоднократно приходилось падать кубарем вместе с лошадью попавшей её ногой в потаённую нору. Благо все падения обходились без травм. И вот на этом самом аэродроме стояли два колхозных дойных гурта, работало восемь пастухов. Трудились по двое, через сутки на сутки, то есть два человека на одном гурту, и два на другом. Всякое бывало, и ЧП, когда среди ночи поломав выгульной баз уходили коровы, или смешивались оба гурта во едино. Вот где было мучение, крики доярок, ругань зав фермой (для порядка), не так то просто отделить скот друг от друга. Выпивали ли мы? Да, бывало и такое. Вот помню такой случай. 1994 год. Дали мне за три шабашки люди по бутылке водки, и я их тайно привёз с собой, чтобы после вечерней дойки посидеть с коллегами из соседнего "ранчо". А у них в этот вечер была своя шабашка. Они отвезли двум дояркам причитающихся им телят, и тоже вернулись с белой. Приехали и говорят:
- Сегодня к нам друзья пожалуют, так что гуляем братцы!
И вправду, часа через два прибыли на мотоцикле два поселковых мужика, и тоже заряженные, но только самогоном из буряка. Все оставшиеся тормозки были на столе, сало, лук, хлеб, кусочки недоеденной курицы, кричал магнитофон. И тут один из гостей говорит:
- У меня же тут петли на байбаков стоят, пошли посмотрим. Ну куда деваться, пошли, хотя уже стало немного темнеть. Проверили петли, все на месте, и лишь одна была наглухо зарыта. - Ага, говорит "охотник", один есть, теперь бы вытащить. Минут десять он боролся с сурком, но вытащил. Идём обратно, на весь аэродром горланит в динамик магнитофона популярный по тем временам доктор Албан, Dr. ALBAN: - its-my-Life. ИС МАЙ ЛАЙ, ИС МАЙ ЛАЙ!!! Не будем впадаться в подробности, но скажу прямо, выпили мы крепко, куда делся байбак я не знаю, но мы его не готовили. Все спали кто где, и разошлись прямо перед приездом доярок. Я же отлив себе на всякий случай в чекушку водки, спрятал её в метрах двадцати от сторожевой будки в разрезе песчаной балки прикопав у корней маленькой яблоньки дички. Утром проснулись все с больными головами, так как намешали по глупому лихачеству всего того, что горит, молодые были, дурные и крепкие. Поправив остатками спиртного здоровье все разошлись. Я же сдав смену пошёл искать свою нычку. Но как не искал нигде не мог её найти, как будто кто то подсмотрел и забрал. Я был очень недоволен и думал, какой гад подсмотрел? Ведь все были в дупель пьяные, они не то чтобы куда то идти, языками еле ворочали. Не было моей пропажи и на следующую смену, и на последующую.
2018 год. Конец Апреля. Я сильно увлёкся сборами сморчков, "горашиками" по местному. Сегодня одну балку обхожу, завтра другую, послезавтра третью. Исходил все близ лежащие балки. Что поделаешь, азарт. Ведь эти грибы растут только ранней весной. И вот в одно "прекрасное утро" у меня прямо с утра не задался день. Ничего не получалось, всё валилось из рук, нашкодила корова, кабель провал дыру в сетке рабицы, оторвался и ушёл учуяв гулящую суку. Не в настроении жена. Эх, тяпнуть бы сейчас от злости немножко для успокоения думал я, хотя бы пива, да вчера деньги кончились, а сберкасса только завтра откроется. В магазин писаться идти не охота. Я бросив всё решил сходить по грибы на широкую балку (аэродром). Через пол часа я был на месте, и потихоньку поднимался по склону на равнину, мимо всё той же мини песочной балки, другого лёгкого пути нет. Иду сморчки выглядываю, и вижу, в самом верху на жёлтом песке лежит маленькая бутылка, но уже без этикетки. Вы не поверите, но я узнал её. Не я её, а она меня нашла спустя двадцать четыре года. Я подошёл к ней и поднял, открутил, понюхал, так и есть, это моя честно заработанная водка. Ну здравствуй говорю старушка. Вот я и поднял себе настроение. Всё сразу изменилось, весь мой гнев и негодование оказались пустыми и нелепыми эмоциями. Я насобирал сморчков и немного луговых шампиньонов и вернулся домой с грибами, приятными воспоминаниями о которых и поведал вам. Как же мне было спокойно, вольно и хорошо. И я шагая домой пел тихонечко давно забытую песню:
...Не кружись моя буйна голова,
Покажись моя хата красила,
Разгуляйтесь ноги, по хмельной дороге,
Радуйся волюшке душа.....
13. 05. 2024 год.