Домик в Калуге

Прокофьев Андрей
Опубликовано в журнале "Перископ" май 2024г.
 
             В дверь звонили настойчиво, почти нагло, без перерыва.  Максим разомкнул глаза и посмотрел на часы: кого принесла нелегкая в пять утра? Явно недобрых людей. Он сел в кровати и зашептал едва слышно, осеняя узкую грудь сложенными щепотью пальцами:
    —  Огради меня, господи, от бед и напастей. 
 Хотел добавить, что и от зла огради и болезней, как учил проговаривать молитву
дьякон Парфен с густой всклоченной бородой, от рук которого пахло ладаном. Но сегодня, последнее вроде как ни к чему, поздно пить боржоми, как говорится. 

Неприятный звук из коридора впивался в ушные раковины и лез Максиму под рёбра. Надо сменить мелодию, подумал Максим, или вообще отключить. Он представил образ звонившего; немолодого человека в полицейской форме. А кто ещё способен заявится в такую рань?  Фуражка сдвинутая на глаза, сердитые складки на лбу, недоверчивый, проницательный взгляд, в потной ладони портфель, указательный палец прилип к дверному звонку. 
    Максим вытянул к потолку руки, и этот тип в фуражке, явно пришёл не один, по утрам такие ходят обязательно группами. Звонок не стихал.  Максим откинул влажное одеяло, встал и, поправляя трусы шагнул к кухонному столу, открыл кран. Вода, как из скважины, почти ледяная. Пил, булькая и пуская брызги на треснувшие квадраты невзрачного кафеля. Утёрся вафельным полотенцем. Натянул брюки и накинул рубаху. Боль уже проснулась и закусила в области пояснице. Максим всхлипнул, но выдержал натиск: главное не тошнит, и горизонт не заваливается, а значит, всё норм. Прикуривая, пробормотал: 
      — Оттого возрадовалось сердце моё и возвеселился язык мой; даже и плоть моя успокоится в уповании. * 
Псалтырь он начал читать недавно. Кто бы ему сказал, что он в здравом уме и памяти начнёт вычитывать церковные книги. Мистический реализм – да, от Маркеса до Мураками. Немного Рушди, и чуточку Кастанеды.  Но однажды, в день тоскливый и неприглядный, когда ломало тело и мозги отрешённо плавали в густой каше похмелья, святой Парфен вложил в руку книжицу в разодранном переплёте. Попросил прочитать.  И Максим послушал его тогда. Вовремя.
         
     Кинув сигареты на подоконник, Максим прошёл в коридор, здесь звонок оглушал, и как его отключить, он понятия не имел. В глазке колыхались фигуры в форме. Надо же, угадал. От совпадения хотелось выругаться, но сдержался:
    — Кто? — выкрикнул в дерматин двери.
    — Откройте, полиция!
 Макс чертыхнулся, Открывать не спешил, подождут, он здесь, они там, ещё без соприкосновения, без конфликта и объяснений. Пока всё нейтрально. 
     — Минуту, оденусь.

 Покурить и укол подсказал внутренний голос, и Максим с доводами согласился.  Прошёл в комнату и толкнул дверь балкона.  Дохнуло свежестью апрельского дня.  Пятиэтажки стояли во влажном тумане, как далёкие призрачные корабли на рейде, и одиночный свет в верхних окнах мерцал, как кормовые огни. Труба котельной пачкала небо с дымом его сигареты, солнце ворочалось в пепельных тучах. Боль принялась грызть бедро.   Максим выкинул сигарету и вернулся в комнату.  Нашарил под раскладушкой коробку: четыре пузырька, три упаковки таблеток, шприцы, всё аккуратно сложено, вата, жгут. Он любил порядок. Без этого будет больно, но и лишние вопросы сейчас ни к чему.  Быстро сделал укол, скинул шприц в мусорку, сунул коробку в чёрный пакет. Снова шагнул на балкон, посмотрел на палисадник внизу, никого. Пакет залетел в кусты и исчез. Вот и ладненько, и хорошо. В дверь колотили мощные кулаки:
— Откройте немедленно. Это полиция!

 На кухне Максим подхватил смартфон и набрал адвоката. 
     — Абонент не отвечает или временно недоступен. 
Вот зараза.  Ежемесячные пятьдесят тысяч обязывали этого проходимца держать телефон под рукой круглые сутки.  «Мало ли что может случиться, — любил повторять худой точно жердь, мастер юридических выкрутасов, — ваше предприятие способно притянуть меркантильно настроенных граждан, главным образом из госструктур. Именно поэтому я доступен двадцать четыре часа».   Максим его так и прозвал «Мало-ли-что». Ну и где он?  Дверь вибрировала под ударами. 
   — Неймётся им, сказал же, минуту, — буркнул Макс, подходя к двери. Взялся уже за замок, но будто что вспомнил. Ах чёрт. Разом взмокла спина. Он вытащил телефон. Защита экрана не сработала на влажный палец. Он оттёр палец. Волноваться не надо, это недоразумение. Так, основное меню – галерея – Калуга; Федька Дрын; Игорёк метла; хмурый Рахмет: Димка - бес, Колян - Бурый, и ещё, и ещё. с десяток мальчишечьих лиц. Все стереть, не хватало ему ещё ненужных расспросов...
      Удалить папку Калуга?
      Удалить.
      Корзина: окончательно удалить сто сорок пять элементов?
      Удалить.
 
Теперь можно встретить гостей.  Макс лязгнул дверными замками.
     — Доброе утро, господа, что не спится в такую-то рань? 
 Господ оказалось пятеро, и на лестничной клетке им не хватало места. Двое в форме с некрасивыми, словно тугими лицами, и трое гражданских. Высокий рыжий мужик в кожанке выдохнул кислым, махнул удостоверением, словно саблей. 
     —  Гражданин Мармер, Максим Исаевич?  Следователь Головко, вот постановление на обыск. Понятые, пройдите. 

 И отстранив Максима, точно фигуру в этой партии отыгранную, прошёл в комнату, оставив отпечаток мокрых ботинок.  Полицейские заполонили коридор запахом пота и табака. Оглядываясь помятыми лицами, втиснулись понятые, явно выловленные из кутузки бродяги. Следователь, чьи чёрные усы топорщились над губой в разногласии с рыжими волосами, присел на выцветший стул, достал из пузатого портфеля лист бумаги, пригвоздил покрасневшей ладонью: — Ознакомьтесь!
И пока Макс разглядывал жирную подпись и бледный оттиск печати, следователь Головко монотонно бубнил в диктофон:
       — Сегодня, одиннадцатого апреля, две тысячи пятнадцатого года, время пять сорок пять утра. Постановление на производство обыска у гражданина Мармера Максима Исаевича.
Звуки плыли и таяли, Максим и половины слов следователя не разобрал, думал о далёкой Калуге, хромом Парфёне в застиранной сутане.
       — Здесь распишитесь, постановление предъявлено.
 
       Разрешили позвонить адвокату. «Мало-ли-что» не отвечал. Максим не расстроился, предполагал, что подобное может однажды случиться. Основанная им компания выросла из офиса на съёмной квартире в громоздкую и неуклюжую организацию, и тёрлась финансовыми боками о налоговые и прочие службы, таможенные в том числе. Тёрлась и раздражала упитанностью.  А таможенные операции, как удавка на шее предпринимателя, никогда не знаешь, кто выбьет из-под твоего бизнеса стул.

     —  Я был непорочен пред Ним и остерегался, чтобы не согрешить мне. *
Максим склонил голову и перекрестился. Выбьют стул люди служивые или завистливые, всё едино; за таможенные «грешки», реальные или нарисованные, утянут в камеру толстые тома прокурорских, даже если ты не в должности, да твои автографы прилипли к бумаге. Максим читал постановление, и буквы прыгали на листе. Сто пятьдесят восьмая, часть вторая – очень забавно, почему вторая, а не третья или, к примеру, первая. Когда в тексте всплыла почти родная фамилия – Шамоян Григор Ашотович, буквы изогнулись и словно ударили по лицу. Макс почувствовал привкус крови. Язык прикусил. Как в тот первый и единственный раз, когда похожий на медвежонка одноклассник Гришка Шамоян уговорил пойти его в секцию бокса при школе. На первом занятии их поставили в спарринг. Кучерявый армянин с ходу всунул ему между перчаток прям в нос.  Гриша, брат со школьной скамьи, партнёр по бизнесу, сто лет вместе, да нет, это ошибка, быть такого не может. Максим бросил ручку:
      — Чёрте-те что, я не верю, что Григор Шамоян написал данное заявление, это ни в какие ворота.
Рыжий Головко пригладил усы; — Так бывает, гражданин Мармер, подписывайте, и мы начнём, чего время тянуть.
Макс размашисто и зло чиркнул бумагу, чушь, конечно, будем надеяться, адвокат «Мало-ли-что» разберётся. Полицейские натянули резиновые перчатки, первый выворачивал
  кухонное нутро, второй - узкий шкаф в коридоре. Следователь скривился, перебирая бумаги:
       — Интересно, почему вы вообще в России?
      — В смысле? Считаете, должен уехать? — удивился Максим.
      — Был уверен. Ну а как? Недвижимость продали, это мы отследили по реестрам, деньги из компании украли - судя по заявлению, поэтому и спрашиваю. Обычно бегут.
Максим улыбнулся, столько глупости в одном человеке:
      — Обвинения бездоказательны, вы сами-то, понимаете? Мне что, предъявлено обвинение?
      — Пока нет, так и не вечер, поверьте.    
      — Владислав Сергеевич, вот, — полицейский вытряхивал из помойного ведра мусор. — смотрите, какая находка, использованные шприцы…
 Следователь ухмыльнулся:
     — Что ж, начинается интересное, да Максим Исаевич? Собирайтесь, нам есть о чём побеседовать. Машина где ваша, кстати?
    — У подъезда, надеюсь, а что вам машина?
     — Сигнал дополнительный появился, шприцы вот у вас…проверим, на всякий случай. 
Объяснять ничего не хотелось. Прикрыв глаза, Макс подумал, что нюансов подобного рода не предполагал, хотя звоночки имелись, вот только он их прошляпил.
***
           Тогда ему позвонила главбух.  Он привёл её в компанию около двадцати лет назад, она докладывала о перекосах в жизни офисе, которые он мог не заметить.
       — Максим Исаевич! Нина Сергеевна телеграфирует, вопрос больно срочный. Арсен перебрался в кабинет Ефима Палыча.
Максим, тогда не придал разговору большого значения, мало ли, переезды в офисе, обычное дело, хотя от слова — Арсен, передёрнуло, племянника Григора не выносил.
    — А Ефима куда собственно?
     — Уволили Ефима Палыча, если не в курсе вы. Сегодня в обед и уволили. 
В голосе Нина Сергеевна сквозило волнение, словно Ефим был её родственником, но Максим помнил, что она и Ефим пришли в компанию одновременно.   
     — Приеду, разберусь, спасибо Нина Сергеевна.
      Быстро добраться до офиса после звонка главбуха, у Максима не получилось, пока благоприятствовала погода, он спешил закрыть на объекте крышу. Лично наблюдал, как загорелые молдаване ловко режут металлочерепицу на крутом скате. А потом привезли окна, лестницы…в общем, неделю, как языком корова слизнула.
       Москва нежилась бабьим летом, когда Макс, как был с поезда в джинсах и лёгкой ветровке, примчался в офис.  Заглянул к себе в кабинет, открыл окно, нарисовал крест на пыльном столе и прошёл во владения управляющего партнёра. 
    Григор застрял на Садовом, и Макс попросил секретаря, длинноногую Лилю, принести кофе. Пока дивный трофей Григора, рост — метр восемьдесят два, третий размер груди и голубые глаза - тарахтел кофемашиной, Макс присел за длинный, точно барная стойка, стол. Кресло генерального терракотового цвета приглядывало за гостем.  У стены на металлической этажерке красовался макет красной лодки под белыми парусами. По правому борту золотом выбито – «Veronika». Яхты в оригинале Максим не видел, но знал, что зимует «прелесть» у берегов Франции.  Он тронул матерчатые паруса. Надо же, и канаты пеньковые, и иллюминаторы из стекла. Стильно и дорого. Максим понимал, почему модель в кабинете, а не в загородной резиденции.  Это олицетворение статуса, как и диплом MBA в красной рамке над терракотовым креслом, и эти вещи должен узреть каждый входящий. Менеджеры в кулуарах офиса окрестили шефа — капитан Гриша, грузчики и водители звали - наш капитан. Интересно, как зовёт Григора его длинноногий трофей? 
    Пятнадцать лет назад, Максим предложил кучерявому однокласснику, который только вернулся из Армении, прожив там четыре перестроечных года, поучаствовать в бизнесе. Зарегистрировали компанию: таскали пуховики из Китая и кроссовки из Турции, обналичка, стройматериалы, да много чего.  Однажды судьба дала шанс, и они его не упустили. Подсели, как говорят бизнесмены, «на нужную тему» - ионообменные смолы. Максим вышел на поставщиков из Китая, разработал схему и взял на себя денежные потоки. Григор обложился книгами по маркетингу, прошёл курсы при Плехановской академии. Продажи росли день ото дня, расширилась география поставок.  Странным выглядел единственный факт; за годы совместного промысла, они так и остались партнёрами. Не встречались после работы, не ходили семьями в рестораны, не ездили отдыхать сообща. И даже разговаривали исключительно на рабочие темы. А может, так было лучше. Они мотались по командировкам, подписывали контракты и радовались растущим объёмам.  Григор умудрялся совмещать и семью, и работу. В поездки брал боксёрские перчатки, прыгалки и бегал по утрам кроссы.  Это потом в его жизни появилось качалка, добавилось страсть к парусным лодкам. А вот сутулый Максим спорт не жаловал, ну кроме, карт, разумеется; бридж по субботам составлял главную страсть его жизни. Казино, нелегальные частные клубы и снова легальные, в Сочи. Он называл это отдушиной, и, возможно, на этом фоне супружеские отношения Максима завершились разводом. Лиза ушла, прихватив дом в Подмосковье и серьёзную сумму в валюте. Макс впал в период вегетарианства и разных психоделических практик. Когда всё надоело, позвал в гости Джонни Уокера.   
    Лиля принесла наконец кофе:
    — Григор Ашотович будет через пять минут. 
 Максим оставил яхту, прошёл к окну. Лето замерло в ожидании предстоящей осени, времени оставалось мало, решение зрело давно, и звонок главбуха, словно подвел черту. 
                ***
      —   Good morning, планктон! – сквозь приоткрытую дверь, послышался зычный и жизнерадостно клич капитана Гриши.  Максим представил, как тот вышагивает сквозь офисный шум, кивая мужскому полу и плотоядно щурится женскому, как несёт напоказ раскачанную грудь в тонкой рубашке, под которой бугрятся плечи. Стелется мантией
древесный шлейф «Fahrenheit».  «Планктон» задорно кивает и парни вскидывают ладонь в знак приветствия, как бывалые моряки.
Персонал не высказывал чувств любви Максиму, но обожал Григора Ашотовича, который поддерживал матерей-одиночек, брал шефство над инвалидами, спускал грузчикам за мелкое воровство и проводил ежегодные корпоративы с дорогими подарками.
Максим, как пограничник на боевом посту, не прощал растрат, не подписывал невнятные займы, крушил корпоративный бюджет, и по-хорошему боролся за каждый заработанный рубль. На этой теме рождались неоднозначные ситуации.
        — Максим джан, будь снисходительным, подпиши заявление, — горячился порой в трубке капитан Гриша, когда Максим отказывал в кредите очередной работнице.  — Сын у неё, такой мальчик-умница.  Э.. э..э! Лично знаю.  В институт поступает, деньги нужны, образование сам понимаешь, сколько стоит сегодня. 
     — Григор Ашотович, дорогой ты мой человек, — Максим, выходил в коридор и говорил в трубку сдавленным шёпотом. — Она уволится завтра и что? У меня четырнадцать невозвратов, Гриш, девять судебных исков, тебе сумму огласить?
     — Немилосердный ты, Максим -джан, — вещала трубка трагическим голосом и Макс представлял, как капитан Гриша входит в клинч с трубкой, прижимает её к небритой щеке и пот собирается под густыми кустами его подмышек.
    —  Слушай, а?  Один раз слушай сюда! Дай ей денег, а. Будь человеком наконец, не калькулятором будь, человеком.   Под мою ответственность - выдай. На меня напишет расписку!  Отработает брат, всё отдаст до копейки, мамой клянусь…
             Вскрикнул на посту милый трофей генерального: дутые губки, шестьдесят сантиметров «осиная» талия. Втолкнув перед собой аромат Фаренгейта, капитан Гриша заполонил собой кабинет.  Максим привстал, влажная рука партнёра показалась вялой, почти безжизненной.
Интересно, имеются ли в мифах Армении – богатыри.  Максим улыбнулся, глядя, как стонет терракотовый трон под стокилограммовой тушей.  И почему, собственно, богатырь уволил Ефима, проработавшего в компании столько лет, и посадил на его место своего мерзкого родственника.   
      Арсен служил камнем не раздора, но преткновения. И если для корриды испанцы придумали красную тряпку, то для эмоциональной прочности капитана Гриши господь создал Арсена. Его взросление наливалось событиями, точно яблоко на солнечной стороне. Магазин запчастей открытый на деньги дяди, канул благополучно в Лету. Мойка, обустроенная на взнос великодушного Григора, исчезла после ссоры Арсена с хозяином помещения.  И под занавес — автосервис.  Проработав три месяца, сервис простоял полгода пустым, Арсен уволил механиков за пререкания. Аренда тикала, и капитан Гриша, по-быстрому распродав оборудование, забрал Арсена на фирму.  Максим был в курсе душещипательной семейной истории.
      — Э. мамой клянусь, Максим-джан, Арсен, мальчик сообразительный, из уважаемой семьи ты и сам знаешь прекрасно.
      — Статья за хулиганство в четырнадцать лет.
      — Э.э.э, зачем ворошить старое, дорогой, такой пустяк, да...  Максим-джан, ты что, не был ребёнком, не играл в ножички никогда? Давай найдём в мальчике положительные стороны, да.
 Про то, как рыжий балбес откосил от армии, Максим тоже знал. Капитан Гриша икал, вспоминая сумму взятки. И тогда Максим дал слабину, и «очень сообразительный мальчик» занялся в компании вторым эшелоном клиентов.
***
       — Почему ты уволил Ефима, вот в чём вопрос, Григор, почему без моего согласия?
       — Того требовала ситуация Максим-джан, — Григор включил кондиционер, закурил тонкую сигарету, обдумывая, как поизящнее донести про родную кровь, чтобы понял наконец этот блудный еврей, кто держит компанию под контролем. На неделю пропал, ни звонка, не единого слова. Небось, проигрался до сухого остатка. Сидит теперь, капризничает: что за дела, Григор, как такое возможно, Григор, ты не соблюдаешь договорённости.  Да пошёл бы ты, Максим – почемучка.  И вид у тебя чумной. Вдарил по вене? Ты ведь можешь Макс, шарахнуть по вене, ты и правда на такое способен, чего там таиться, скажи.  Ты легко прыгаешь из болота в болото.  Карты, алкашка, трава, уж мне-то не знать.
      Григор не понимал, как отреагирует, если сейчас Максим скажет: «Гриша, ну вот и приехали, я наркоман».  И выдавит после паузы, как из тюбика пасту: «Не обессудь брат, но, так получилось». Хотя за пьянку он извинения не принёс, лишь поинтересовался, нет ли профильного врача на примете. И точка.
Григор потянулся через стол взглядом, стараясь уловить отметины на ладонях Максима, слышал, что нарик колется в ладонь, если вены ни к чёрту.
     И Максим этот взгляд заметил. Ну что же капитан Гриша, я понял, что желаешь узреть. Прости его. Господи, и меня прости. Макс положил ладони на стол, чтобы Гриша увидел желаемое. И взгляд того вздрогнул, кресло отъехало, чиркнуло спинкой о стену. 
    — Да хорош Макс, ты чего…же что. Это…, думаешь… что.  Я. так... правда. …чего там.
Максим созерцал, как поплыл бывший боксёр, пропустив психологический апперкот. Бывший одноклассник, бывший друг, курили ведь вместе за школой, давились водкой на майские, ночевали на Яузы у костра, отмахивались от маленковских. Максима передёрнуло, когда вцепилось в его словарный запас это подлое слово - бывший.
Гриша в углу засопел, раздавил сигарету о стеклянную пепельницу. И Максим решил спросить главное: 
    — И, дорогой мой товарищ, объясни, с какого перепугу Арсен пересел в новую должность?  Мы договаривались, ключевые клиенты и поставщики на Ефиме. Ударили по рукам, когда ещё кабинет был моим.
У Григора задёргался глаз. Он сжимал и разжимал кулаки. Максим ожидал урагана страстей. Ждал историю про бездетность, племяшку, выросшего практически без отца.
В окне сгрудились чугунного цвета тучи. Капитан Гриша, сломав две сигареты, закурил наконец и, выплюнув дым, улыбнулся:
     — Что ты взъелся на его назначение? Ефим своё отработал, слышишь - нет, я тебе говорю, он потерял хватку. Э,э, э, подожди…
 Капитан Гриша махнул рукой, заметив, как Максим округлил глаза.
    — Ты знаешь, на таком важном месте должен быть свой человек. Близкий на расстоянии вытянутой руки, Да - нет. Ефим не из таких, брат.   
     — Или по крови свой. Что надёжнее, верно?
     — Если хочешь брат, да, — кивнул капитан Гриша. — Родной по крови, правильно. Сын моего брата, мой сын, да.  Я за него отвечаю, мамой клянусь в полной степени, поднатаскается парень, научится дела вести. У него чуйка есть, точно тебе говорю.
 В небе сверкнуло, и тяжёлые капли горохом бросило на окно.
 Вот ведь - уже сын, только вчера был племянник. Максим устало хлебнул остывшего кофе. Ах, Гриша, Гриша, капитан далёких и близких морей.  Как там у Экклезиаста во второй книге, время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное.
 
                ***
            — Ну ты представляешь, да- нет? — горячился Григор за ужином. Супруга затащила его в новомодный, разрекламированный ресторан.  — Макс выходит из бизнеса. Предложил купить его долю, причём немедленно, почти завтра.
И пока жена Вера, затянутая в чёрное декольте, крутила в бокале розовое вино, он, поглядев в окно на море московских огней, добавил задумчиво: — Никак не пойму, мечта моя исполняется, или это мираж?
     — Доигрался твой еврей, я не ослышалась? –  переспросила Вера, уткнувшись носом в бокал, — так прям и предложил? И сколько же он проиграл, и кому? Ах, какой глубокий оттенок чернослива и груши, божественно. 
 Григор сжал узловатыми пальцами вилку:
     — Да не проиграл, в том-то и дело. Говорит, болен серьёзно, и осталось недолго, может, и привирает, но выглядит как-то неважно.
     —   Ну и чего ты думаешь?  —  Вера сделала глоток и отставила бокал в сторону. —  Какая разница почему? Бери и не думай! Ты об этом мечтал, вот он, твой шанс.
     — Да, понимаю. Не укладывается в голове, слушай. Я думал, он проигрался в пух, потом решил, подсел на иглу.  А по месту, какой-то ад. 
     — Ну и не парься, милый. Тебе, что за дело, всё равно не общаетесь. Главный вопрос, денег хватит выкупить долю?
   — Не хватит совсем, да, — иногда его раздражала показная воздушность мыслей супруги, хотя он знал, что это не так.  Вера, женщина расчётливая, и в бизнесе он держится отчасти благодаря ей.
      — Даже если дом заложу, денег не хватит, Макс просчитал всё активы, включая счета в офшоре и поставки в пути.  Правда, предложил скидку в двадцать процентов. За скорость. Что думаешь, а?   
     — Умный еврей, — резюмировала Вера. — А ты потяни время, попроси больший дисконт — она наклонила бокал, и вино колыхалось по кругу. — Пятьдесят процентов, к примеру. Если срочно деньги нужны, согласится.  Возьмёшь кредит под залог товара, я подключу отца, всё решим. 
Григор улыбнулся, в рассуждениях жены проявлялась врождённая мудрость, переданная по наследству отцом, бывшим чиновником и нынешним депутатом.
     — Ты Верунчик, мудрая женщина, но и Макс не дурак, в случае моего отказа продаст долю китайцам, уже и письмо заготовил. А эти змеи, я уверен, не упустят момент. 
     — Ну и соглашайся тогда на двадцать! Чего ты мне мозг делаешь?  — с упрёком сказала Вера. Принесли уже осьминога, и внимание её сосредоточилось исключительно на вкусовых ощущениях.
     — Я не делаю мозг, я советуюсь да, — не согласился Григор, но спорить с женой не решился, вечер не располагал. Он вдруг подумал: почему мечта, уже имеющая схему исполнения, не приносит ему ликования, кайфа…Не заливает дрожью с макушки до кончиков пальцев. Виной тому болезнь Макса или нечто другое, Григор понять не мог.  Отвлёк мысли палтус на подушке батата, что выглядел весьма и весьма аппетитно.   
                ***
       Сделку по переводу долей провели в два месяца, Максим взял отпуск и на время исчез.  Юристы разнесли весть по всем закоулкам, хотя и подписывали бумагу о неразглашении.  История исказилась до невероятных размеров, покрылась, как ползучими лишаями, разного рода подробностями. В результате интерпретаций история выглядела следующим образом: Максим, находясь в Сочи напился и проиграл в покер дом, машину и почку чеченцам, но сумел договориться на отыгрыш. Прихватив деньги компании, вылетел в Монако и просадил всё, до последнего евро. Был вытащен из петли чеченцами и доставлен под присмотром в Москву. Переписал на них долю и подался в бега, дабы не отрезали почку. В общем, ждать его появления в офисе бесполезно.
     Арсен перебрался в кабинет Максима, выкинув из стола его вещи, но капитан Гриша решительно пресёк его вольность.
     — Рановато, Арсен, двигай обратно. Максим Исаевич ещё в игре. А ты тренируйся пока в сторонке. Наблюдай, как Макс управляет бухгалтерами. Я дам адрес курсов, научись дружить с цифрами, да.
Неуклюжий племянник насупился:
     — Ты, долю обещал отписать, чтобы я почувствовал всю ответственность как хозяин, и боролся за прибыль. 
     — Не время ещё, не вижу чёткости в твоих действиях. Тренируйся.
     — Обидные слова говоришь, будто чужой я.  Отцу буду звонить.
     — Прикрой рот и топай на место.
 Возразить Арсен не решился.
         Максим вернулся исхудавшим, загоревшим, сотрудники шептались и строили новые предположения. Жизнь шла своим чередом.   
***
     Худую весть принесла главбух Нина Сергеевна в пятницу, перед обедом.
    — Григорий Ашотович, хотела обсудить некоторые моменты, — упавшим голосом сказала главный бухгалтер, теребя в руках тонкую папку.
    — Присаживайся, – пригласил жестом капитан Гриша. – Что у тебя? Налоговая или проблемы с таможенными платежами?
   — Нет, —губы Нины Сергеевны дрожали. —  Вопрос касается Максима Исаевича.
   —  О, — простонал Григор, —Максим Исаевич свалил в отпуск, не расписав бюджет? Наверно, я должен быть в курсе. Возможно, он и звонил, но я не взял трубку. 

 Капитан Гриша попытался вспомнить, когда последний раз говорил с Максимом. Не смог. Кольнуло внутри, э.э, мамой клянусь, сегодня поинтересуюсь, что у него со здоровьем. Григор был уверен, что Макс уедет на лечение в Израиль или в Германию, но тот засиживался в кабинете, разгребая отчёты по движению грузов.
    —  Надеюсь, он не слил наши бабки? Не томи, Сергеевна,  — капитан Гриша потянулся за сигаретой.
     —  Есть нехороший сигнал.
 Дрожащей рукой Нина Сергеевна подала докладную записку:
      —  От китайцев пришло письмо. Сегодня. Неоднозначное. 
      —  И что там такого тревожного? — удивился Григор. — Почему я не в курсе?
     —  Пришло на почту бухгалтерии, но адресовано Максиму Исаевичу, — она побледнела, — китайцы просят исполнить оплату за поставку компании, которой нет в нашем списке контрагентов.
    —  Что за чушь, Сергеевна, — капитан Гриша отложил сигареты и, подхватив докладную, пробежал глазами первые строки. —  Я даже не слышал про данного получателя!
— Получатель нам неизвестен. Но, контракт трёхсторонний, где мы, сторона
гарантирующая оплату. 

Капитан Гриша замер, обдумывая услышанное, и тонкие струйки холодного пота поползли от ворота рубашки вниз. Представил вдруг, как некто завёл нож гильотины и дёрнул тормоз, и лезвие вот-вот рубанёт по его накачанной шее.
    —  И кем подписан контракт? – вопрос прозвучал глупо, он и сам понимал, только два человека в компании имеют подобное право.
      — Максимом Исаевичем, — голос бухгалтера был едва слышен,
    —  Твою мать!
 Нож засвистел во мраке. Капитан Гриша схватился за телефон.
     — Он недоступен, Григор Ашотович, я обзвонилась с утра. Его, как пару дней нет на месте.
     — Чёрт.  Лиля, — заорал в переговорное устройство капитан Гриша. — Лиля, юриста ко мне, и Арсена вызови, срочно.
       —  А сумма, Сергеевна, цифра какая? – застонал капитан Гриша, чувствуя, как напряглась шея в ожидании удара, как поплыли перед глазами стены, шкафы и любимая его, красная яхта.
 Главный бухгалтер ожидала вопрос, и ответ держала на листочке отдельно. Толкнула
дрожащей рукой.  Нож, отливающий серым холодом, промелькнул в испуганных глазах главбуха и отсёк голову Григора мгновенно и безвозвратно. Защипало почему-то в груди. Шкафы уехали в сторону, стол усмехнулся и встал на дыбы разбивая Григору нос и заливая кровью полированную поверхность.   
                ***
         Капитан Гриша очнулся в городской больнице.  Индивидуальная палата, голубые
 стены, мигает цифрами монитор, тусклый свет фонарей за окном.  У него не было сил ни думать, ни разговаривать.  Сколько он здесь? Как вообще тут оказался?  Сто два килограмма мышц, штанга, бег и прочая физкультура. Чёрт. Видеть никого не хотелось, вот хорошо бы, пока он здесь, проблемы рассосались сами собой.  На этой мысли его и вырубило, и когда капитан Гриша проснулся и почувствовал, что голодный, была суббота.  Он спросил у сестры, какое число, и ужаснулся, осознав, что провалялся в больнице более десяти дней.
        Вера заглянула к вечеру, в медицинском халате, накинутом на длинное красное платье, торопилась после премьеры спектакля. От неё пахло праздником, шампанским, шоколадом и незнакомым парфюмом. Супруга, помимо игривого настроения, принесла Григору смартфон, и в довесок известие, что Максим арестован.
      — А как ты думал, дорогой мой, — раскачивалась на стуле Вера и щёки её напоминали мелкие пунцовые розы. —   Да, отец подписал за тебя заявление, и что….
 Она делала паузу, наблюдая его реакцию, и глаза в свете лампы казались жёлтыми, как у кошки: — У отца сорок процентов компании, ты не забыл?  Он не позволяет себе терять деньги.  Да, возбудили уголовное дело. Да, Макса отправили в СИЗО. 
     — Максим болен, Верунь.  Может, и не он это, надо же разобраться, — капитан Гриша запнулся, не нашёл, что добавить, ведь так не спросил у Макса, что за болячка, как состояние, не предложил помощи, всё как-то мимо, всё некогда. Некстати вспомнилась сказанная женой фраза; «Вы же друзья бывшие, почти не общаетесь». Во рту стало кисло.
     — Ты в своём уме? Что значит, зачем? — наливалась недовольством супруга. —Сам говорил, у него квартира в Австрии и родственник в Израиле, свалит, и тю-тю наши денежки. Так что, отдыхай пока, капитан, — она ухмыльнулась, и Григору стало не по себе, он не рассказывал, как зовут его на фирме сотрудники. Вера уловила движение его глаз:
      — А ты не смотри так, когда на кону такие деньги, отец должен быть в курсе любых нюансов, — она улыбнулась, Григор подобрался и напряг губы, пытаясь сделать каменную физиономию, но вместо этого, заныла задница после десятка уколов. Вера положила ладонь на его широкую грудь, — Теперь капитан Гриша, всё будет по- правильному. Решим вопросы, отладим работу. Потом и яхту возьмём побольше, метров на двадцать. А, что скажешь, мой капитан?
 Дышать ему стало трудно, но раздышался, невзирая на спазм в грудине.  Жена чмокнула его небрежно в щетину:
    — Только мой капитан и ничей больше. Выздоравливай, дорогой.
 
        Капитан Гриша прикрыл глаза. Попытался расслабиться и представить яхту, волнение моря, на горизонте пегие облака, на губах привкус солёного ветра. А вспомнился отец в далёком горном селе, что никак не желал переезжать в Ереван, и ходит каждое утро к виноградникам, кашляя и стуча палкой по узкой каменистой тропе. Каждое утро, как на работу. Капитан Гриша терпеть не мог виноградники и вообще весь этот крестьянский уклад; сады-огороды, овцы, козы, воскресный базар опять же. Он устал от этого ещё в раннем детстве и был рад, когда его отправили к родной тетке в Москву. И прикипел душою к столице и не любил возвращаться на родину, но встроил родным дом, когда финансы позволили.  А отец хотел внуков, но уже не надеется и не спрашивает. Григор пытался нащупать в памяти дату последнего разговора с отцом. Не вспомнил.  Как и в случае с Максом. Надо же, совпадение, или с памятью что-то.
      Гриша подумал вдруг, что Максу повезло в этом плане, не о ком беспокоиться, родители ушли несколько лет назад, с женой в разводе, детей нет. Сиди себе преспокойно, хоть в СИЗО, хоть на Канарах, болей, сколько вздумается.
 Тьфу, одёрнул он сам себя, что несёшь, пустая твоя голова. Ну-ка спать, ночь не лучшее для философии время.
           Григора выписали через неделю. Он поехал к Максиму в СИЗО, но свиданья не дали, и адвокат отказался от встречи. Обидно, вроде желал помочь. В офисе Григора встретили тревожные взгляды, разговоры стихли при его появлении, улыбалась лишь Лиля. 
    — Приходил следователь и знаешь что, — шепнула она, щекоча ему ухо губами. А он подумал, кому служит эта красивая длинноногая девочка, тестю или напрямую супруге?
    — И что... сделали выемку документов?
     — Нет, мой капитан, опер рассказал по секрету, в машине Максима Исаевича обнаружили наркоту. Ты можешь себе это представить...
   — Не называй меня капитаном, ладно? —  про наркотики он не поверил. Выпроводил и набрал супруге. Можно было и тестю, но, тот вечно на совещаниях, а говорить с помощниками не хотелось. 
   — Але, Верунь, я на минуту.
 Жена фыркала в трубку, это его не смутило, он кипел и боялся сорваться:
    — А что за игру вы затеяли?
  …. Да, да, про то самое, что в машине нашли у Максима.
   … Ты мне не сказала…
  ….  И не ори слушай, как ты смеешь, женщина, на мужа кричать.
   … Нет, сам догадался.  Макс — финансист, а не дилер. 
   … Э,э, ты всегда ни при чём, прикрылась отцом как бронежилетом.
  …  Вероника Кирилловна, я прошу тебя по-человечески, а.
   … Как муж требую,
  …  Он болен, и не может сидеть в СИЗО, ты знаешь какие условия там, а..
  …  Э, сама не ори.

                ***
          Макс откинулся к серой стене и поджав колени к груди, бормотал: девятьсот восемьдесят, девятьсот семьдесят девять. Сверху свисали ноги в штопанных и грязных носках, камеру наполнял удушливый запах мужского пота, сигарет и канализации.  От разговоров и духоты в голове непрерывно гудело.  Тело существовало отдельно, в каждой мышце поселилась голодная мышь и жрала кости почти беспрерывно. Он не мог сосредоточиться, не мог ни о чём думать, только о боли, о том, что надо терпеть, особенно ночью.  Хотелось выть, но Макс позволял себе негромко рычать в подушку, и считал до тысячи и обратно, это отвлекало и успокаивало.  Девятьсот семьдесят восемь, девятьсот...
     В ту ночь ему снилось озеро. Очень похожее на Женевское, где они катались с Лизой на лодке.  В воде отражаются высоченные кручи с белыми маковками, словно политые молоком.  На вёслах лодочник, красный шарф скрывает его лицо. Ни ветра, ни запахов. Максиму почудился крик и он оглянулся: на причале ватага мальчишек в разноцветных футболках. Кричат, машут руками. Он помнит каждого: вот Хмурый Рахмет с выбитым зубом, его так и не свозили к зубному.  А это Федька Дрын с синяком на щеке, он стоял в спарринге с Димкой Бесом, и пропустил левый хук. Метла Игорек, у которого руки в масле, знаток мотоциклов и карбюраторов. С саженцем, это Колян -Яблоко, авторитет кустарников и деревьев, будущий академик, если пойдёт в Тимирязевку. С мячом в руках  Малой  Евгеша и рядом Валька- Болт, неразлучные футболисты, надо заказать им новые бутсы.
Их послал ему бог. Хотя нет. Как сказал Парфён, это ангелы, пришедшие в радость. Он каждого отличит по голосу, знает их запахи и интересы, и, кажется, мысли каждого слышит, но ветер сносит их выкрики, как и, течение толкает лодку в сторону темнеющих гор.   Поскрипывают уключины, вечно жующая боль заснула, и он совершенно счастлив. Воздух чуть влажный и даже курить неохота.  Он вздрогнул, когда лодка ткнулась будто бы в берег, но виден только туман. Лодочник размотал шарф.
     — И если какому человеку Бог дал богатство и имущество, и дал ему власть пользоваться от них и брать свою долю и наслаждаться от трудов своих, то это дар Божий*.
 И этот тягучий голос Максим узнал сразу и обрадовался обветренному и суровому лику Парфена. И тот протянул в ответ руку.   
      — Спасибо Максимушка - сберёг дар на благое дело. Иди к Господу, всё у тебя хорошо.
***
         Звонок застал капитана Гришу по дороге из Внукова. Он всё-таки вырвался на неделю к отцу. Исходил забытые тропы, послушал гул ветра в ущелье, подышал разнотравьем. Жара, разгар лета, зато какой мёд у отца, капитан Гриша захватил пару банок, Вера продукт пчёл не любила, а он обожал с чайком.
Не взглянув на смартфон, Григор ответил, подумал, что звонит Лиля. Она присылала ему СМС, какая-то встреча с телевизионщиками, о которой он позабыл.
     —  Да лечу, Лиль.  Лечу и однозначно успею.   
     —  Шамоян?  Григорий Ашотович?
 Тембр голоса в трубке официально-сухой, не знакомый, и внутренне капитан Гриша напрягся.
      — Слушаю, да.
      — Старший следователь Головко, ОВД Раменки, по вашему заявлению о мошенничестве.
      — А, ну конечно, — капитан Гриша икнул, вспомнив усатого следователя.  — Что-то случилось?
    — Ну как вам сказать. Мы заблокировали на Кипре счёта получателя груза, сейчас пробиваем бенефициаров. Арсен Шамоян, кем вам приходится?
Григор разом вспотел:
      — Арсен? Простите, к чему этот вопрос? Это племянник мой, а он каким боком?
      — Есть к нему пара вопросов, хотелось бы, встретился, но телефон не берёт. Передайте, чтобы зашёл, я скину вам адрес и заодно и повестку на вашу почту.   

Капитан Гриша вытер лоб, ладонь задрожала, едва не забыл, что хотел сам звонить следователю, просить о свидании с Максом: 
     —  Скажите, могу я встретиться с Мармером? Как он себя чувствует?  Нет у вас информации? 
    — Есть, поэтому и звоню. С гражданина Мармера сняты обвинение в наркоторговле.
Григор заёрзал взволнованно на сиденье: — Вы меня радуете капитан, с утра думал об этом.
   — Да, да, простите, конечно, но это ещё не всё, к сожалению. Максим Мармер скончался вчера, в СИЗО Мневники. Вскрытие уже провели.
 
      Григор тупо смотрел на поток машин за стеклом: канули в небытие годы совместной работы, чудачества в школе, первые деньги, их смешные и не очень проекты.
   —  Але, вы слушаете?  — голос в трубке вернул Григора в реальность.
   —  Да, простите как снег на голову, такая утрата. 
   —  Скажите, вы знали, что у Мармера – рак в неоперабельной стадии?
Капитан Гриша хватанул ртом, точно рыба, вытянутая из воды, воздуха не хватало, перед глазами поплыли круги.
    — Нет, ну…  это, как его. Знал, что болеет, он не говорил чем. Не думал. Что..это..ну типа. Рак. 
    — Теперь и вы знаете, — вздохнул следователь. —  Мои соболезнования.
    — А? – очнулся Григор. — Скажите, компания может взять на себя организацию похорон?
Он уже представил, как взбесится Вера, да и плевать, это и Максима компания тоже.
   —  Да, не вопрос. — удивлённо ответил следователь и отключился. 
    
       В офисе капитан Гриша накатил коньяку, закурил и прогнал Лилю, что пыталась забрать бутылку.  Потом выпил ещё стаканчик, и следующий.  На душе как-то пусто.  В кабинет впорхнула Лиля:
    — Григорий Ашотович, у вас встреча с региональным телевидением. Мы согласовывали. Ждут.
     — Перенести никак?
Ему не хотелось говорить с журналистами. Лиля пожала плечами:
     — Вы дали согласие, они и приехали.
Григор убрал со стола коньяк.
      — Ну хорошо, приглашай. Кстати, Арсена мне вызови?
Племянник не брал телефон, и данный факт злил Григора. Лиля скривилась:
    — Написал за свой счёт, на неделю. Принести заявление?
Григора кольнуло в груди, чёрт, вот ведь зараза, даже не позвонил, не спросил:
    — Ладно, потом, зови журналистов.
 
     Два парня и девушка внесли с собой баул с оборудованием, запах свежести, кофе и хорошего настроения.
   —   Доброе утро! Региональный канал "Калужские Зори".  Ропылова Марина, — представилась девушка, румянец заливал её щеки. — Пётр наш звукотехник, Алексей –оператор. У меня несколько вопросов! И первый: можем ли мы снимать?
 Григор замер на терракотовом троне:
    — Только аудиозапись, я сегодня не в тонусе.
 Хотелось коньяку. Господи, как всё не вовремя это.
 Высокий с короткой стрижкой нацепил Григору и девушке микрофоны.
     — Слушаю вас! –  дал отмашку Григор.
     —Скажите, Григор Ашотович, в вашей компании работает Максим Мармер, правильно? — начала Марина, явно расстроенная отказом от видеосъёмки,
     — Работал, — кивнул Григор. — Мармер один из основателей компании, но вышел из бизнеса по личным обстоятельствам. С некоторого времени уволен. 
 Растерявшись, Марина теребила заготовленный листок с вопросами:
      — А вы второй владелец, правильно я понимаю?  Скажите, вы же в курсе о проекте Максима Исаевича в Калуге?
 
     И Григор почти протрезвел, подобрался и проникся вниманием. Ага, судьба послала к нему этих людей, и сейчас он наконец узнает, что скрывал от него Максим.  Григора затрясло от волнения, вот и настал «Час Икс», когда всё тайное становится явным,
       — Простите, — Григор постарался быть предельно вежливым и внимательным, — В компании много планов и замыслов, возможно, я не совсем в курсе, что за проект вы говорите? В Калуге?
        Григор пытался представить, где эта Калуга на карте, но сообразить не смог. Вроде не сильно далеко от Москвы.  Что там Макс забабахал, дворец на старость? Что весьма
странно, он не любил жизнь в деревне.
Журналистка бросила спасательный круг:
    —  Тут вот какой момент. Два года назад, в посёлке Рощино, что в тридцати километрах от Калуги, фонд «Моё детство» выкупил землю на берегу озера и построил приют для сирот. Называется он - «Воробушек». Небольшой такой, на сорок человек. Спустя год, фонд запустил второй приют, рассчитанный на шестьдесят человек, крупнейший в области и..
     — Марина, подходите, подождите, — перебил раздражённо Григор, смысл сказанного не вязался с его ожиданиями, — Какой приют, какой фонд, чего вы мне голову морочите, при чём здесь Мармер к тому же?   
 Девушка покраснела.
  —  Ну так я объясняю. Мы съездили в эти дома, посмотрели…и честно говоря, обалдели.  Это знаете, уровень трёхзвёздочного отеля. Вы бы видели спальни, в каждой по два человека, телевизор, кондиционер. Ванная комната с душем. Бассейн запустили, вы представляете? Спортзал есть, хоккейная площадка и собственная мотосекция. Мы говорили с детьми, с администрацией в лице, вы удивитесь - дьякона Парфена, местного священнослужителя.  Так вот, по документам основатель Фонда - Максим Мармер, и Фонд содержит два детских дома и строит третий. А Мармер у вас уже не работает, получается. Но ведь работал, простите, и вы партнеры, и.....
Она замолчала. Щёлкали часы на стене против окна, фыркали машины на светофоре и прерывисто сопел Григор.
     — Не знал я.. простите…а.. это…как бы сказать…
 Он задыхался. Хотелось убежать на улицу и кричать. Завыть и разбить эту чёртову яхту. Хотелось выпить коньяку и послать к чёрту Веру с папашей.
 Григор глотал беспомощно воздух.
        — Нам бы с ним пообщаться с Максимом Исаевичем.  Может, он приболел, по адресу не можем найти, не открывает никто.
 Журналистка замолчала, молодые люди с аппаратурой притихли.
    —  Понимаете, — девушка разволновалась, подалась через стол. — Максим Исаевич не появляется несколько месяцев. Телефон молчит, а ведь обещал дать интервью. Мы фильм хотели про него сделать, ну чтобы знали, какие люди в стране живут. И главное - дети. Дети так его ждут, так ждут – вы не представляете. Они скучают, понимаете…Он как отец для них…
     — Максим умер сегодня, — перебил её Григор шёпотом.
Она не расслышав всей горечи фразы, беспомощно переспросила, оглядываясь на помощников:
    — Кто умер? Простите. Вы про кого?  Нет. Быть такого не может, понимаете, такие люди не могут умереть.    Вот так, без предупрежденья., а дети, почти сто человек, там одни…Нет!
 
           Но, Григор не слышал её причитаний…Он стоял в спарринге с худосочным Максимом. И за канатами за ними наблюдал весь класс, и Лиля, и «планктон» офисный, и бухгалтер Нина Сергеевна. И Вера в сторонке, и отец её, депутат.
 И тщедушный Максим улыбается, губа раздулась и кровоточит, и Григор, откормленный и неуклюжий, скачет, норовя пробить Максу хук справа, как учил тренер…
Всю жизнь в спарринге, всё мечтал пробить ему, не со зла, просто мысль засела, Макс не может быть лучше.  А Макс не желал и не рвался, просто был им …всегда.
Григор опустил голову, солёное капнуло на ладони:
   —  Прости меня, Максим-джан, прости, брат, прости….
 
* Псалтырь, Псалом Давида. Стих 13
*  Псалтырь, Псалом Давида. Стих 24 
* Книга Экклезиаста глава 5 стих 18