Глава 15
НА НОВОМ МЕСТЕ
Время было позднее, и мы остановились на ночлег в тетушкиной квартире. На шум сразу выбежал кот Бывалый. Он действительно соответствовал своей незамысловатой кличке: коренастый с суровой широкой мордой, откушенным ухом и с разными глазами, один из которых, видимо, был чуть не потерян в драке. Кот молча оценил обстановку, презрительно покосившись в сторону Златогорова с Богдановичем, и со всех лап бросился к своему кормильцу – Виталию. Следом за Бывалым вышли две молодые кошечки.
– Знакомься, это Тася, – брат подозвал черную с гладкой шерстью. – А это Нимфа, – Виталий погладил ластившуюся к нему пушистую белую.
– А почему Нимфа? – поинтересовалась я.
– А что, разве не похожа? Смотри, какой у нее роскошный хвост и шерстка! – с гордостью представил свою питомицу брат.
Пока Виталий кормил кошек, доктор Златогоров прикорнул к стене в ожидании Богдановича, а потом и вовсе свалился на пол, подложив под голову рюкзак. Эдуард Казимирович, воспользовавшись моментом, немедленно занял санузел: чем было вызвано его постоянное рвение там оказаться, оставалось лишь догадываться – то ли тем, что у доктора из-за постоянного ремонта туалета с ванной никогда не было, то ли, не дай бог, снова ухудшившимся самочувствием.
– Не спать! – разбудил Златогорова Виталий. – Нам диван еще затаскивать!
– У меня последние полгода был тяжелый день, – обессиленно закатил глаза Витек.
Наконец ко всем вышел Богданович.
– Как здоровье? – спросил его брат.
– Минздрав умывает руки! – выпрямился Эдуард Казимирович, оптимистично шевельнув пальцами в продырявленных носках.
– Со здоровьем не шутят, доктор, – приподнялся Витек. – У него ведь нет чувства юмора.
– Прекр-расное зеркало у вас в ванной! – Богданович одухотворенно прошелся по комнате в поисках идей для ремонта. – Взглянул на себя со стороны наконец-то!
– А я как-то вернулся из гаража, взглянул на себя со стороны, так потом пришлось у окулиста лечиться! – сострил Златогоров.
– Ментальное расстройство, – авторитетно заявил Богданович.
– Что? – непонимающе заморгал Витек.
– Дисфункциональное поведение, характеризующееся нарушением способности вести продуктивную жизнь, – глубокомысленно промямлил будущий психиатр.
– Это вы намекаете на то, что я не размножаюсь, что ли? – обиженно покосился на него Златогоров.
– Причем тут это? – нетерпимо поморщился Богданович. – При ментальном расстройстве страдает ясность мышления, а также реакция на стресс. Вот ваши мысли постоянно ходят только вокруг одного – как бы выпить...
– Ну так это же нормальная реакция на стресс! И к тому же, когда я пью, я гораздо коммуникабельнее, – перебил его Златогоров.
– Товарищ географ! – зашелся клокочущим смехом Эдуард Казимирович. – Не пропейте ваш глобус!
– Вот это вы сказанули, доктор! Я теперь неделю буду над вашей фразой думать... – застыл в восхищении Витек.
– Пошли за диваном, а то вскроют твою чебурашку! – очнулся задремавший Виталий.
Общими усилиями диван наконец-то был затащен в комнату, освобожден от упаковки, но не собран, так как силы нас внезапно покинули. Виталий прикорнул в кресле, Златогоров – по обыкновению на полу. А Богданович снова зачем-то удалился в ванную, где, как оказалось, так и заночевал. А я, не дождавшись своей очереди умыться, прилегла на старый матрас.
Утром, проснувшись от стука, я в первые секунды не могла понять, где нахожусь. С облегчением вспомнив, что мы в Пышме, я выглянула в коридор: возле ванной комнаты стоял Златогоров и, переминаясь с ноги на ногу, пытался туда прорваться.
– Эдурд Казимирович! Пустите меня! Мой мочевой пузырь не сердце, ему не прикажешь! – кричал Витек.
– Идеальное место! – наконец распахнул апартаменты Богданович. – Никогда не думал, что здесь можно так прекрасно вы... вы...
– Вымыться? – подсказала я.
– Выспаться! – договорил Богданович. – Надо будет сделать в своем будущем туалете гостевую комнату.
– Лучше библиотеку! – подсказал Златогоров, радостно скрываясь за дверью. – Но только Дарью Донцову я предпочитаю сразу в рулонах!
– Неплохой вариант насчет ванной! – поддержал разговор проснувшийся Виталий. – Лежа спать гораздо удобней, чем сидя.
– Так я лежа и спал! – смутился Богданович.
– У меня и не было сомнений, ведь сока с пельменями в твоем меню уже давно не было, – прокомментировал брат.
На завтрак, кроме кошачьего корма, ничего не оказалось, поэтому пришлось собираться в магазин. Был выходной день, но Виталий все равно торопился домой, ведь его там ждали другие кошки.
Отправив быстро согласившегося Златогорова в магазин, мы оделись и вышли на улицу. За ночь навалило много снега, и настала настоящая зима. «Москвич» Богдановича тоже стоял в снегу, Эдуард Казимирович сразу подоспел к своему детищу со щеткой.
– Что делать будешь? В ремонт сдашь или на помойку выбросишь? – подошел к нему брат.
– А тебе не надо? Может, купишь? – с надеждой предложил Эдик.
– Надо подумать, – размышляя, оглядел машину брат. – А за сколько?
– Миллион! – не думая выпалил Богданович.
– Миллио-о-он? – в растерянности протянул Виталий. – Я думал, тысяч за двести. А за миллион мне не купить.
– Что такое миллион в наше время, если учесть темпы инфляции! – проговорил Эдуард Казимирович.
– Да, мечты дорожают, – вздохнул брат.
– Остается только предложить Златогорову, – заключил Богданович.
– Не, у меня свой есть в гараже, – отверг предложение вернувшийся с сумками Витек. – Запорожец. Отец отдал. Мне ведь даже и поставить некуда будет.
– Да катись оно на все четыре, без авто я обойдусь! Ведь оно словно дырка в сыре и наводит сердечную на грусть... – на ходу сочиняя, Богданович вскарабкался на капот, потом на крышу и начал отбивать там чечетку. Энергичный танец Эдуарда Казимировича перерос в козлиные скачки, в конце концов доктор не удержался и кубарем свалился на землю. Поднявшись, он схватил с дороги палку и начал ей отчаянно бить по стеклам, а потом, устав от непонятной вакханалии, опустился рядом с «москвичом» и, прикрыв веки, облегченно произнес:
– Я снова возродился из пепла...
– Вот теперь я бы купил у вас машину, доктор, – счастливо изрек Витек и добавил: – На запчасти. У нас в гараже запчастей не хватает. Сколько?
– Десять тысяч, – скорбно проговорил Богданович.
– За десять-то и я бы купил, – помолчав, добавил Виталий.
– Надо быстрей действовать! Рыночная экономика не терпит промедлений! – изрек Эдуард Казимирович, пряча деньги в карман.
– Сдачи не надо! – расщедрился Златогоров. – С меня поляна!
Витек наспех порезал толстыми кружками докторскую колбасу, щедро налил масла на раскаленную сковороду, зажарил яичницу из десятка яиц и пригласил всех к столу.
– В английском ресторане мужик говорит официанту, – откупоривая бутылку с пивом, начал Витек. – «Бекон, яичница, фасоль, а где тост?» Официант: «Ваше здоровье, сэр!»
– Опять вы с вашими ментальными намеками, – скептически усмехнулся Богданович.
– Намекам поручика Ржевского нельзя верить, сказала одна прекрасная дама: говорил, что у меня прекрасная попа, а поцеловал руку! – закусил колбасой довольный Златогоров.
После завтрака брат при помощи докторов собрал мне диван и поспешил на автобус. Отчалили и Эдик с Витьком, попросив меня последить за «москвичом».
– Чтоб раньше нас никто его на запчасти не разобрал! – проговорил на прощанье Златогоров. – Завтра вечером вернусь с бригадой!
...Остаток дня я прибиралась в квартире и общалась с кошками, ведь брат полностью мне их доверил. В тети Нюрином жилище было мало мебели: односпальная кровать с панцирной сеткой; старомодный комод, застеленный вышитыми салфетками; кресло; пара стульев; обеденный стол, он же снизу шкаф, в котором было несколько кастрюль, суповых тарелок и кружек. Еще я нашла три вилки и маленькую чайную ложку, знакомую мне с детства: она была кислая на вкус, тяжелая и потемневшая, такие ложки делали в СССР из латунного сплава.
В комнате в серванте до сих пор стояли популярные во времена тетушкиной молодости духи «Кремль» фабрики «Новая Заря» в виде остроконечного купола из матового стекла, тут же с ними находился красный футляр с пятиконечной звездой и силуэтами Московского Кремля: в детстве я любила им играть, вставляя и вынимая оттуда терпко пахнущий флакончик. Рядом лежала пудра в картонной пудреннице Ленинградской фабрики, рассыпчатая, за 40 копеек. Тетя Нюра ей почти не пользовалась, впрочем, как и духами, просто очень любила приятные запахи.
Рядом стоял круглый механический будильник в серо-голубом корпусе с большими цифрами и витиеватыми остроконечными стрелками, он всегда очень громко тикал, а теперь молчал, остановившись на одиннадцати часах – я не стала заводить и посмотрела на свои наручные часы, они показывали ровно восемь вечера. За высокими окнами, прикрытыми редким тюлем, давно нависла ноябрьская темень. Кот дремал под столом у батареи, а кошки – чуть поодаль от него, каждая на своем стуле. Я задернула желтоватые прохладные занавески и вспомнила, что надо позвонить маме. Вернее, я и до этого думала о ней, просто телефона здесь никогда не было. Может, от соседей, решила я, вдруг у них есть телефон. Виталий, конечно, все рассказал про переезд, но так захотелось услышать мамин голос и вообще хоть чей-нибудь, ведь я не привыкла оставаться в полном одиночестве.
Я вышла из квартиры, на лестничной клетке напротив была еще одна дверь под номером два, но достучаться до соседей так и не удалось. Я поднялась на второй этаж, постучала в квартиру под номер три – тишина. Да что же это такое, неужели я одна во всем доме? Вот она долгожданная свобода, подумала я и постучала в четвертую квартиру. Там раздались шаги и женский голос спросил «кто?». «Это ваша соседка из первой квартиры», – ответила я. Деревянная дверь со скрипом приоткрылась.
– Соседка? – переспросили с недоверием.
– Да, Наташа, Анна Ивановна была моей родной тетушкой, – с теплотой проговорила я.
– Наташа? Ну конечно же, я тебя помню! Как давно тебя не было видно!
Цепочка была снята, и передо мной стояла небольшого роста, полная, с большим животом пожилая женщина лет около семидесяти. Лицо ее было мне знакомо, но имя вспомнить не удавалось: тетушка умерла лет пять назад, а до этого все время лежала в больницах, да и вообще, к нашему стыду, в последние годы мы нечасто к ней заходили.
– Я тетя Галя! – как будто прочитав мои мысли, представилась соседка. – Проходи, чай будешь?
– Спасибо, чай не буду. Мне бы позвонить, – попросила я.
– Конечно, звони! Конечно! – радушно предложила тетя Галя.
В прихожей на тумбочке стоял старый, сколотый с одного бока телефонный аппарат, рядом висели шубы, внизу стояли валенки и стоптанные тапочки. Я набрала мамин номер, она сразу взяла трубку.
– Как ты, доченька? Все в порядке? Что кушаешь? Не скучаешь? – последовали вопросы.
Успокоив маму и успокоившись сама от звука ее голоса, я положила трубку, пообещав позвонить завтра с работы.
– Ты звони, Наташенька, звони! В любое время приходи! – напутствовала меня тетя Галя.
И я, спустившись к себе домой, уже больше не чувствовала себя такой одинокой.
Продолжение следует.