Курьезный случай произошел однажды с подачи ранее упомянутого Петюнчика. Дело в том, что у него появилась подружка-француженка, то ли обычная туристка, то ли журналистка. Вообще-то нам не особенно рекомендовали вступать в контакт с иностранцами. Все мы были тогда невыездными, за границу, даже в туристическую поездку выехать было практически невозможно. Но иностранцы к нам приезжали, главным образом посмотреть на медведей, которые, по их мнению, толпами бродили по московским улицам. Некоторые вполне серьезно предполагали привезти домой медвежью шубу или, накрайняк, медвежью шапку. В европах такие сувениры были в большой цене. Но обычно туристы уезжали и без шкуры, и без шапки, пропивая все свое туристическое бабло в ночных ресторанах. Последних в Москве было не мало, туда можно было пройти и обычному гражданину, конечно, если не спрашивать разрешения у швейцара. Тот, без всякого сомнения, скажет, что тебе там делать нечего, пока не сунешь ему в мозолистую пролетарскую руку трешку. Тогда все менялось с точностью до наоборот. Проходи, Петя, там тебя ждут. В студенческие времена у моей компании друзей был такой друг-швейцар, который пускал нас в кабак по паролю: «В воротах стоит Яшин». Конечно, если ты подошел к нему способный внятно произнести пароль. Иногда это не удавалось или не вполне удавалось, и он не пускал.
Итак, Петюнчик завел себе подружку-француженку, которая однажды пожаловалась ему, что скучает по французскому национальному блюду – лягушкам. Все в Москве было, а вот лягушек не было. И это огорчало французскую гостью до такой степени, что у нее началась депрессия. Обычная французская депрессия, которая легко излечивалась порцией коньяка утром и усиленной дозой красного вина вечером. После этого она могла спокойно заснуть со словом «grenouille» (фр. лягушка) на очаровательных губках. Однажды даже произошел казус, о котором написала московская бульварная газета Московский комсомолец. В статье говорилось, что некая французская туристка забрела в зоомагазин, где она поинтересовалась, можно ли ей купить медвежонка, чтобы откормить его у себя во Франции для последующей утилизации. На что получила очень резкий ответ, что во Францию ни один российский медведь не поедет, тем более имея в перспективе утилизацию. Не удовлетворенная ответом француженка начала оглядывать полки магазина, очевидно для того, чтобы совершить какую-нибудь международную провокацию, указав на плохое содержание мышей, крыс и черепах. Но ничего осудительного она не заметила, зато увидела в большом аквариуме изобилие лягушек, которые вели самую обычную лягушачью жизнь. Увидев такую массу земноводной фауны, возбужденная француженка побежала к продавщице с требованием отсыпать в ее пакет всех лягушек из аквариума. Продавщица обомлела, на ее памяти так с фауной магазина еще не обращались. Памятуя дикое желание иностранки вывезти из страны на откорм медвежонка, она на скудном английском (плохо училась в школе!) начала выспрашивать цель такой необычной покупки. На что француженка мило пролепетала, что она сегодня же попросит на ресторанной кухне приготовить этих земноводных под белым соусом, что у них во Франции считается самым полезным ужином. Особенно, если добавить к этому бокал красного вина. Кроме того, она собирается угостить лягушачьими лапками русского бойфренда, который, безусловно, очарователен, но груб, как все русские мужики. Даже такая желтая газета, как Московский комсомолец, постеснялась привести те слова, которыми наша обычная продавщица зоомагазина сопроводила это лепетание. Но француженка не стала ожидать окончания этой тирады. Подхватив свою сумку от Кардена, она выскочила из магазина, громко причитая: «Fucking ass, Kiss my ass, Motherfucher, Bitch». Ругалась по-английски, считая, что язык международного общения более точно выразит ее сокровенные мысли о русской барышне. Московский комсомолец получил свежий репортаж, потому что в том же магазине его журналистка выбирала своему сыну хомячка и была свидетельницей всего происходящего. Она даже хотела догнать иностранку, чтобы поинтересоваться, как готовят лягушек, но та ретировалась очень быстро. В заключение статьи главный редактор Московского комсомольца сделал приписку, что уровень современной кулинарии в Советском Союзе еще не дотягивает уровня, когда будут удовлетворены все потребности народа в условиях развитого социализма.
Петюнчик в самых восторженных выражениях описывал свою подружку, особенно ее достижения в сексуальных практиках. Естественно, народ разделился на два лагеря. Одни завидовали Петюнчику. Наверное, у них не было сексуальной практики с француженками. Подозреваю, что такой практики у них не было и с представительницами других народов, кроме русских. Это были явно не патриоты России, но они оправдывались тем, что лозунг «Пролетарии всех стран соединяйтесь» можно было прочитать везде, даже в общественной бане. То, что француженка не была пролетарием никого из них не смущало. Быть может, дедушка или папа у нее были революционными пролетариями. Ведь всем известно, Франция – родина революций. Или может быть гостья сама станет пролетарием, побывав в нашей стране победившего пролетариата.
Другие осуждали Петюнчика, полагая, что он предает интересы мирового пролетариата, связавшись с империалистической туристкой. Советовали сходить на площадь трех вокзалов, где отечественных девиц легкого поведения было более, чем достаточно. Петюнчик отговаривался тем, что на этой площади он бывает с регулярностью, но любовь француженки отличается еще и тем, что она угощает его, а знакомые с трех вокзалов норовят бесстыдно слупить с него, не принимая во внимание небольшую зарплату научного сотрудника. Материальные трудности, которые в то время переживали исключительно все научные сотрудники, не исключая и наш институт, переводил разговор в другую плоскость и осуждения Петюнчика затихали. Тема материальных трудностей могла какого угодно борца за пролетарское единство поглотить полностью.
Понятно, что Петюнчик не особенно переживал за свою пассию. Ну нет лягушек и нет. Зато есть широкая кровать в гостиничном номере. По мнению Петюнчика это полностью компенсировало отсутствие земноводных. Но сделать что-то приятное своей подружке Петюнчику все-таки хотелось. Он был русским рыцарем, пусть и с некоторыми странностями. Но кто же из нас без странностей. Без них даже не интересно. Поэтому и он обладал остатками широкой русской души.
Когда он прознал, что в институте предполагается открыть тему Жезл, инспированную библейскими мотивами, в его мозгах что-то замкнула и он вспомнил, что одной из казней египетских, устроенных Моисеем египтянам, было нашествие лягушек. Египтяне не французы и лягушек не жрали. Поэтому нашествие земноводных их не обрадовало, наоборот, они очень перепугались и попросили Моисея очистить территории от непрошенных гостей. Что Моисей, как благородный еврей, и сделал. Это фараонишка оказался дрянным и нарушил свое обещание отпустить евреев. Петюнчика, в связи с этим одолела мысль: «Если Моисей с помощью своего жезла смог вызвать нашествие тогда, то современная физика с помощью Теории относительности и уравнений Лагранжа и Клеро, наверняка, сможет повторить этот фокус». Пошел с этим предложением к начальнику отдела Истории физики и узнал, что тема Жезл прекратила свое существование, рассыпавшись на несколько более мелких.
Это не остановило Петюнчика, представившего теперь, что достижение физики может превратить его из обычного научного сотрудника в мирового монополиста по поставке лягушек. Из безлягушачьих страданий своей подруги он заключил, что не только во Франции с лягушками проблема, где их постоянно не хватает. В точности также лягушачий дефицит в бывших и настоящих африканских колониях Франции, где местная элита, подражая колонизаторам, давится, но жрет земноводных. Подруге Петюнчик отводил роль рекламного-бюро, чтобы была при деле. Сам же начал перечитывать Ветхий Завет в том месте, где описывались Казни Египетские.
В это время в институте подвизались биологи, превращавшие тараканов в поджаристые котлетки. Петюнчик пошел к ним и начал осторожно выспрашивать нельзя ли на их установке превращать неживую материю в живую. Например, из глины сделать лягушку. Идея представлялась пионерской, и биологи крепко задумались. Конечно, их установка не предназначалась для повторений опытов Книги Бытия, но после тараканов и котлет почему бы не замахнуться! Тем более, что Петюнчик так таинственно завлекал их, говоря, что есть очень важный заказчик, который может даже посодействовать получению Нобелевки. Врал, конечно. Но что ради любви и славы не сделаешь.
Одним словом, внеся усовершенствование в установку, биологи начали проводить эксперименты. Вначале набрали где-то на задворках глины и начали облучать ее слабым рентгеновским излучением, одновременно воздействуя на нее разными температурами. Глина обжигалась, покрывалась необыкновенно красивой глазурью, но никак не хотела превращаться даже в червяка. Когда они показали результаты своей работы Петюнчику, глиняные кружки ему очень понравились, но хотелось получить и более значимый результат. Об экспериментах неведомым образом прознали в отделе Теологии. Оттуда пришел ведущий научный сотрудник, известный религиозный деятель, но величина известная и в кругах физиков. С удовольствием съел котлетку, приготовленную тут же из горсти тараканов. Он был нормальный мужик без интеллигентских комплексов. Мол, употреблять только то, что раньше мычало, хрюкало или блеяло. Нет, он попросту съел, похвалил. Правда, добавки не попросил. Потом долго обсуждал технологию эксперимента, а когда ему рассказали о неудачных попытках превращения глины с задворок института хотя бы в червяка, долго и обидно смеялся. Уходя, сказал, что все это, конечно, «Бред сивой кобылы в тихую сентябрьскую ночь», но ребята ему понравились и котлета была вкусной, а посему он им постарается помочь. Неделю его не было в институте. По заданию КГБ ездил на конгресс религиозных деятелей, проводившемся Ватиканом при непосредственном участии ЦРУ.
После возвращения пошел к биологам, которые запустили на полную мощность свой реактор, выполняя задание расположенного рядом ресторана, который значительно увеличил число клиентов в результате такого сотрудничества. Котлеты, которые в меню так и назывались Институтские, пользовались успехом, а институтское начальство гордо отрапортовало, что физика на нужды народного хозяйства уже работает вовсю, и неплохо было бы повысить финансирование на закупку необходимого оборудования. Почетную грамоту Институту дали, в финансировании отказали.
На этот раз сотрудник отдела Теологии был серьезен, от котлеты отказался и предложил запустить реактор в режиме созидания, но с его собственным исходным материалом. Материал не был похож на глину, которую биологи копали на задворках, но что-то глинистое в нем было. Реактор замигал своими лампочками, биологи нервно заерзали, гость внимательно наблюдал за происходящим. Отведенное для реакции время истекло. Реактор открыли, на месте куска экспериментального материала лежал кусок теплого лошадиного навоза. От него поднимался пар, и он издавал специфический запах, который ни с чем другим спутать нельзя. Научный сотрудник отдела Теологии сказал: «Хорошо, что не бомба», распрощался и ушел. Петюнчику о куске лошажьего дерьма не говорили. Он был известен своим длинным языком, а биологи боялись насмешек.
Они долго ждали представителя отдела Теологии, чтобы продолжить эксперименты. Но он не приходил. И когда один из них, наконец, встретил его во дворе, тот только махнул рукой и горько произнес: «Веры мало», - и пошел дальше. О результатах все-таки рассказали Петюнчику. Он вначале огорчился, но спустя некоторое время, после эпохи ускорения и перестройки, выкупил реактор, организовал кооператив «Лошадь покакала» и стал монополистом по продаже фермерам навоза в качестве органического удобрения. Дело оказалось прибыльным и, спустя некоторое время, искусственно созданные лошадиные какашки начали продавать за рубеж. Свой офис Петюнчик переместил в Париже, где весьма успешно торговал навозом на местной бирже. Француженка с удовольствием вышла за него замуж и родила трех мальчиков, которые продолжили дело отца, когда он ушел на покой. Но это было уже позже описываемых здесь событий.