Научно-фантастический роман «Кластер». Часть вторая
Источник изображений: images.yandex.ru
Источник: https://xn--80aacco7a1al3a7bs7e.xn--p1ai/
Авторский сайт: Ревущаябочка.РФ
Глава 45. Тарантул с пеной на губах
Любая игра случая всегда завершается срывом со всех своих и не своих предохранителей. Потому что лиха беда начало. Потому что со случаем, как и с хреном, шутки всегда плохи. Потому что лишь одинокому мизантропу не угрожает случай. Потому что любая цепная реакция начинается с пустяка. С вброса крошечной пылинки аттрактора в пересыщенную среду. Чтобы потом сразу понестись и поехать.
Для начала сцепились обе охраны Ближней заставы Ручья - какая была в законе и какая - верхом на нём. Звук пальбы сквозь сломанный глушак поднял всех, потому что ствол всё-таки разорвало, отчего прогремел не столько выстрел, сколько взрыв. Служивый народ чутко встрепенулся и тоже принялся палить по сторонам, даже не особо вглядываясь куда именно и в кого тем более.
Нарастающий гул от усиливавшихся пострелушек сначала легко прокатился по всей Ближней заставе. Как первое дуновение застоявшегося апокала. Но уже по пробной его волне совершенно чётко ощущалось, что совсем-совсем скоро сам великий Ручей содрогнётся от топота, с которым казённая братва обязательно пойдёт супротив братвы параллельной, то есть, собственной теневой. Оба дублирующих друг друга земных пекла сойдутся всё же в свой последний, решительный и беспощадный.
Было ли, нет ли, но вполне могло быть и такое. Вслед за нехорошим поступком одного из охранников мистера Кольта, прикончившим несколько зарвавшийся секспольский радар по имени Изабелла, очень скоро последовал новый пассаж. Гостюхин, майор спецслужбы, - то ли и вправду гулял поблизости, то ли выпасал вездесущую кайфоломщицу настолько плотно, он-то и завалил теперь самого того кольтовского охранника с трагически перекосившимся глушаком на стволе. Но не с праведным криком «Почто ты баушку обидел?!», а хладнокровно и молча. Видно, давно хотел свести счёты с конкурентом. А тут вроде, как и повод нарисовался. Исключительно в порядке самозащиты незаметно пустил пацанчику юшку из круглой дырочки в черепушке. Вокруг-то ни души! Да и природа до того настойчиво шептала, прямо-таки умоляла хоть кого-нибудь до кучи и на всякий случай пристрелить, что никак не устоять было! Дальше - лиха беда начало. Такое дело только начни!
Оно-то так. Однако, кто же теперь во всём разберётся, да и спросит за что и с кого? Вроде по сути ничего особого и не произошло. Подумаешь, два лишних трупа, не считая первого. Каждую ночь в ближнем яру по десять закапывают. Мест ещё полно и не так разгуляться можно.
Зато когда во второй раз грохнуло, была свёрнута на сцене вторая отработанная фигура и бесцеремонно спихнута в затемнение, - все во всё окончательно врубились. Э-э-э, дурна курятина, сказал тогда каждый сам себе и побыстрее выпал в осадок, закрывая голову руками и ожидая самого худшего. Тем не менее, команда на окончательную разборку с ними со всеми всё равно не поступала. Кто-то в диспетчерской продолжать тупить по-чёрному. Все притихли, видимо надеясь, что сорвалось случайно. Бывает и триггеры с аттракторами шалят. Напьются, собаки, и начинают вытворять чёрти что. А что им ещё делать на такой-то планете?!
Тем не менее, все до единого участники межрегиональной конференции по обмену каким-то важным опытом как-то так быстренько-быстренько поразбежались по разным боксам и номерам. Не желая больше ничем обмениваться, кроме разве что определёнными жидкостями, да и то не со всеми и не всегда в бутылочках. Затаились и прижухли там, словно тарантулы в норах, одни только мандибулы поверху замерли, чутко подрагивая. Может кое-кто из охраны по инерции и постреливал при этом, потому что звуки похожие вроде ещё производились, но теперь скорее для острастки, в воздух, или в молоко, чтобы кто не надо куда не надо не приближался.
Спонтанное поступление мертвяков в параллельное затемнение приостановилось, и вправду преждевременным оказалось. Вторая, основная фаза хотя и была на подходе, но, как оказалось, не настолько близком. Напугав друг дружку боевой имитацией начала конкретной разборки и рассредоточившись по разным огневым позициям, братки продолжили караулить главную, боевую фазу мероприятия. Никто не скрывал, что теперь как никогда нужна настоящая отмашка. То есть, самая полномасштабная вводная. Однако, как ни ждали, но её так и не последовало.
В результате осадок конечно же остался. Тарантулы уставали ждать. Напряжение усиливалось во сколько-то крат. Так и чувствовалось, как где-то, может быть совсем-совсем неподалеку, всех до единого подельников грядущего апокала нетерпеливо подстерегал засадный дембель судьбы. Один на всех он был и за ценою нисколько не стоял. Неподкупно шевелил хвостом, точил когти, да ещё и нагло суживал зрачки при этом. Вдобавок свиристел и сюрчал утробным басом по нарастающей экспоненте. Поэтому ждать пощады от него никак и никому не приходилось даже надеяться. Вон сдал и смурной казачок Васька Козочкин. День и ночь шептал бедолага себе: «Достали эти начальники, уй-й, достали! Меня за собой тянут и тянут! А куды дёргать и не знамо вовсе!». Когда стало знамо куды, кубыть тот же неведомый голос подсказал, то и принялся недозасланный казачок в конюшне обетованной своей петельку для себя нелюбимого ладить. Простую, куда уж ему другую. Кобыла Тоська, вконец заезженная баскачьей напастью, подбадривала громким ржаньем. Вперё-од, хозяин, я с тобою!
Нет-нет. Не босоногое детство прощально мелькало перед глазами преспокойно ладившего на себя верёвочную петельку казачка Василька. Нет, перед уходом своим думал он куда более возвышенно, хотя и совсем расплывчато. Если бы смог себе дать отчёт в том, что по-прежнему роилось в его голове, тогда бы многое понял и за себя и за державу обидную. «Жутко на родине, словно на плахе, Люди мычат только «ме» или «бе»». Вот за что стало обидно. Потому что Василёк мог существовать только в ней, при том, что она-то в нём никак не нуждалась. Так что выход оставался лишь в бегстве на тот свет. Раннем или позднем. Проще говоря, произвести апоптоз. Выйти из закольцованного окопа времени и бежать что есть силы, очертя голову. При любом другом варианте он просто не мог сказать слишком уж свирепой родине «нет». Оставался только этот.
Как только кто-то из живых людей всё-таки говорил вот это самое магическое «Нет!», как легендарный бомж Петрович, уходя, свободно отрываясь в никуда, или как Василёк казачок - так тут же на лик его ложился именно он - замечательно землистый цвет долгожданной свободы. С этого момента его встречали камыши со свалки бескрайней любви господней. С хранителями толстолобами в корнях и рясах.
Сказав «нет» интимному соседству чужой и недосягаемо сладкой жизни, недозасланный казачок Василёк пока единственный, свободно и легко, сдёрнул отсюда. Самостоятельно ушёл в те самые неопознанные камыши, которые никогда не прекращали шуметь и роптать на нездешнем ветру. Третьим по счёту ушёл. Вслед за прыткой Изабеллой и перекошенным пацанчиком из охранной команды мистера Кольта.
Чуть позже разрядка внутриэлитной напряжённости получила второе дыхание. Более мощное, но чуть менее громкое. Напряжения не выдержал какой-то «шкаф», тот, что с «антресолями» вместо головы, из команды заушных терминаторов, Борюсикиных пыточных чикатил. Из второй охранной команды. Он не застрелился, не отравился, не повесился и даже не забомжевал, хотя бы разочек. Этот побежал прочь, пока трусцой, не боясь, что трусцы отвалятся. Не стыдясь и быстро-быстро, и потому единственно правильно на данный момент сделал. Лишь бы кому-нибудь сдаться. Но всё-таки четвёртым по счёту. Промахнуться было трудно, но всё же никто не палил вдогонку. Аркан-петельку вслед не бросал, аудиовизуалкой стремительной не стреножил. Даже свои. Боялись обнаружиться, обозначиться в новой роли, в непонятном облике да у всех на виду.
Так оно и было. Все и вправду линяли, видоизменялись слишком быстро, чтобы оставаться видимыми. Куда-то попропали ранее вездесущие журналисты, кроме самых зашкаленных фильмотворцев, крепенько обдувшихся пивом, вынужденных далеко не отвлекаться от точки слива. Никто не нашёл в себе силы доснять или хотя бы додумать, дофантазировать сложившееся феерическое, действительно отпадное шоу до конца. Дать ему отмашку в жизнь. Или хотя бы на трактовый прогон.
Корреспонденты ни на ком более не хотели кататься. Даже ихний, корреспондентский малец, мышонок летучий-голландский, тот самый не-аккредитованный юный трансформер со студёными глазками, который повсюду без мыла пролезал и неизвестно что и где творил - на самом интересном месте опять куда-то странно упорхнул. На этот раз вместе со своим не менее странным папкой, якобы корреспондентом. Наверное, за гонораром повалило семейство или за авансом. Может и с отчётом о пока не проделанной работе. Слава богу, хоть Изабеллу успели завалить, есть о чём отрапортовать. Но только и всего. А может и просто сбежали к мамке своей.
До другой секспольской легенды Ближней дачи великой и незабываемой панночки Нинон Пушкальска волна народно-уголовного гнева так и не докатилась, следственный эксперимент над нею так и не довершила, даже слегка не притопила. Мастерица-фрезеровщица основного инстинкта у нетрудящихся здешних масс вовремя укрылась в одном из многих овальных, точнее, оральных, кабинетов правительственной Ближней дачи. И чётко спряталась там за брюхом очередного высокопоставленного бойфренда. Ни один радар такой волнолом конечно никогда не пробьёт. Дюжина таких спрятаться может.
Бесследно попрятались даже механики гаражей, осознав, какие же они отличные мишени в своих дурацких маскарадно-пятнистых комбинезончиках. На виду оставался, всё-таки держался некогда могучий энерджайзер Борюсик, на казённых харчах и в долгом томлении зачаточного духа всё же подрастерявший остатки своих былых мощей. Доминантный секач, полевой главнокомандующий всех секьюрити вместе с Баптистом и мистером Кольтом не поддавались дольше всех. И таки устояли. Не деформировались подобно терминатору из наиболее металлической версии в ковше с расплавленным металлом. Тут вражья сила с ними всё же промахнулась. Садисты не сдаются!
Правда, Баптист якобы воспользовался-таки случаем. В самостоятельном режиме, без команды, мимоходом изловил себе некоего карасика в очках и в скором темпе замучил где-то там под ивами в кустах по бессмертной методологии батьки Чикатило. И тут же выпрыгнул обратно, как ни в чём не бывало, даже не облизываясь. Так что и следов не оставил для статистики. Ещё раз тем самым доказал: профи есть профи, всегда найдёт возможность самореализоваться.
Самые крутые отморозки, кого из них ни возьми, ни за что не рассыпаются под ударами судьбы, даже когда совсем отключаются направляющие антенны за ухом. Так что не только плечевые Снегурочки бывают необыкновенно устойчивыми перед ударами судьбы. Губернаторская команда, кстати, тоже вроде устояла. Она словно бы замерла, изображая прочность казённой дисциплины на предмет дезертирства. Чур, мол, не я первый! Наверное, эта мысль прежде прочих пока удерживала казённых бойцов от бегства с поля начинающейся битвы. Укрепляла дрогнувший было строй, хотя антенны и за полицейскими ушами в момент всеобщего шухера также на какой-то миг онемели, типа оцепенели. И всё могло окончиться, то есть, разрядиться в любой момент.
Тем временем штурм разнообразной нечистью последней обители человечества продолжался. Кто-то из последних сил дорывался до его остаточной глотки. Дробно заработали зенитные «Шилки» по всему периметру бастиона, усеивая потемневший небосклон белыми разрывами цветков кассетной шрапнели. Все подразделения охраны правительственной Ближней дачи открыли плотный заградительный огонь по атакующим со всех сторон злобным птеродактилям. Некоторые экземпляры с выпущенными дымящимися кишками шлёпались прямо на прогулочные терренкуры с визгом разбежавшейся элитной человечьей своры. Один птерозавр в косо трепыхающемся падении даже упал, кажется, в голубой фонтан с бассейном, срубив скульптурную композицию писающего мальчика, наподобие Самсона раздирающему пасть бронзовому омоновцу. Мальчик от неожиданности поперхнулся, струя резко ударила вверх, сбила ещё одного с завыванием пикирующего птеродактиля, омоновец треснул, одна часть его оскаленной пасти отвалилась и булькнула глубоко вниз. Другие птеродактили с перебитыми крыльями всё равно ковыляли, подползали извне к ограждениям наружного периметра и с остервенением били, молотили стальными клювами по сплетениям из колючей проволоки. Испускаемая бешеная пена вскипала на ободранном металле, проедая последние миллиметры. Даже пущенный ток не останавливал взбесившихся тварей, бросившихся добивать последнюю цивилизацию двуногих. Человечья оборона гнулась и пугающе трещала по всем стыкам и швам. Даже кое-где и напрямую рвалась уже. Многие защитники изнемогающей Ближней со страхом ожидали второй волны, только теперь коварных союзников птеродактилей, откормившихся на мясе туристов боевых дельтапланов с десантом вежливых зелёных человечков в когтях, от которых спасения уже не было бы никому. То есть, на этот раз песец подкрадывался не столь уж и незаметно. А чуть ли не под барабанный бой каппелевцев.
Однако всё же не случилось. Отлегло, а также пронесло. В том числе почти всех обороняющихся. По горячим следам их всех теперь можно было бы легко и отыскать и утешить.
Известно, что всякий раз с любым новым событием смысл всегда становится иным.
Он и есть по жизни самый главный жук-Трансформер. Точнее, тарантул. Его никогда и ни за что не ухватишь, отовсюду ядовитые хелицеры и прочие жвалы. Так вышло и теперь. Смысл спонтанно начавшейся полу-финальной между-пацанской Разборки в сливках общества стал изменяться сразу по ходу совершающихся, таки накарканных ужасных перемен. Ни о какой Стирке, тем более Большой, не могло быть и речи. Тут получалось не до отстирываний, осталось бы что стирать, чем и кому. Время занимательной болтовни и прочих секспольских штучек-дрючек миновало. Всё преобразовалось в нечто абсолютно другое. Наступал совсем-совсем иной этап. Спецоперация инобытия переходила в галоп.
С первыми огнестрельными поцелуями в диафрагму и эфемерными боевыми действиями восставшей нежити пришло реальное Действие, в кои времена, конечно. Поскольку оно и впрямь всегда и повсюду торжествует над любым бездействием, поэтому-то наконец и приступили к нему, то есть, к действию, в самом полном объёме. В первых шеренгах долгожданного человеческого контрнаступления на доставшую вконец эту жизнь перебежками пошли не только все участники таинственного мероприятия на Ближней. Но и невидимые агенты влияния, а также вновь возбудившиеся агенты СМЕРШа-Секси, эти пока в качестве эксклюзивного заградотряда. Не исключено, что в их рядах находились и секретные агенты никому не известного комитетского резидента по фамилии Шахов. Естественно, все они метили в полевые командиры «нового порядка», да таковыми и были. Поскольку справедливо полагали, что как раз из них и станут клепать новую державную элиту и поэтому следовало не медлить, но и не терять ориентацию в пространстве и времени.
Наконец-то оказалось возможным реально действовать всем. Точнее, тем, кто оставался в состоянии что-либо предпринимать. Двуногие крысы хотя в большинстве своём и позабились по прежним отсекам своих трюмов, но продолжали вынашивать оттуда вполне определённое намерение - подгадать урочный час, чтобы резко напасть на оставшихся или наоборот, при отпоре, – вновь быстро разбежаться. Указать же всем на него, на действительно решающий всеобщий час, а также каждому на конкретный, всеобщий объект атаки, должен был не просто Кто-то совсем Другой. А именно самый главный ихний Менеджер, пришлый Крысовин. Либо протрубить последнюю атаку, либо в случае провала выдать окончательный отбой и под волшебную свою дудочку спокойно увести всех назад в своё затемнение - на прежние стойбища ко вкусному хавчику и разнообразным прочим девушкам. Оставалось только правильно распознать его. Не ошибиться. Хотя бы на этот раз. Ведь лишь в единстве наша сила!
Вот так слегка прояснившийся вопрос тогда и стоял, покачиваясь, словно тарантул с пеною на жвалах, а также хелицерах. Во-первых, кто конкретно будет трубить, а во-вторых, - отбой или атаку?! А может и на мёртвый час сразу. Вместо полдника. Это чтобы всё уж сразу прошло и побыстрее закончилось, чтоб долго никому не мучиться.
Когда следователь Шахов почти совсем растворился в подступивших сумерках, громыхающих отступающей нежитью, его кто-то буквально дёрнул напоследок обернуться на только что оставленного профессора. Чтоб посмотреть, не оглянулся ли тот, чтоб посмотреть, не оглянулся ли он. Увиденное заставило буквально оцепенеть.
Вокруг профессора Авка неспешно, но всё убыстряясь, крутился как бы втихаря сизый вихрь из дымка, первоначально немного похожего на табачный. Шахов даже протёр глаза. Но нет. Свою любимую «мальбору» профессор минут пять как затушил и выбросил. А эта крученая завеса как будто состояла из стелющегося жёлто-белого дыма от слежавшегося валежника пополам с мусором или от почти высохшей, но тоже непонятно чем воспалённой компостной кучи пополам с ипритом. Мглистая взвесь становилась всё плотнее, завихряясь рваными, неспешно вращающимися космами её самой. Они вскоре закрыли и лицо профессора, и его согбенную маленькую фигуру. И даже немигающие глаза a la «многия знания – многия печали».
Шахов в полнейшем ступоре наблюдал за промежуточным финишем текущего следственного эксперимента, за тем, как силуэт великого Командора словно бы крутнулся сам собою в окутавшем его внезапном смерче. Последний раз мелькнул насупленный профессорский взгляд из-под нависших кустистых бровей: а не подсматривает ли кто за интимной процедурой старенького вурдалака, и хлоп – исчез, как и не был тут никогда. Со всеми своими вкрадчивыми умными монологами и хитрыми словесными ловушками, расставленными налево-направо, а также вверх и вниз. Мастер-класс! Сеанс окончен. Дальше всё пойдёт само собой. Поэтому факир успокоился и стёр самого себя. Может до следующего раза, но не исключено, что и насовсем. Воронка мимолётного вихря, налетев, очень быстро рассосалась и бесшумно развеялась под тихим ветерком неумолимо ползучих сумерек. Точка. Аут. Нет никого.
Так великий маг и философ Авк продемонстрировал столичному следаку истинный мастер-класс безукоризненного исчезновения и прохождения сквозь вся и всё. Мол, так-то, не торопись поперёд батьки в пекло! Учись, сынок, как надо проделывать настоящие фокусы с галлюцинацией! Как правильно проходить кордоны и прочие препятствия. Кто такого тарантула, где и как остановит?! Перед самым своим фантомным исчезновением облик Авка вполне себе странно двоился, таял и даже размывался по краям. С них же он стал и исчезать. Шахов тёр глаза и думал, что это всё ему привиделось от переутомления, да и сумерки какие-то очень странные попались, лезли отовсюду будто живые, потом как бы уже и не очень. В них всё ещё постреливали к тому же - то здесь, то там. Но что самое странное – одновременно с необъяснимым исчезновением профессора отовсюду раздалось настолько пронзительное сюрчанье и свиристение, словно бы все здешние сверчки одновременно, как укушенные, хором заорали и тут же заткнулись, словно порвали себе все свои связки. Или будто они на самом деле поголовно и разом тронулись рассудком, если он у них когда-нибудь имелся конечно. Но разве так обычно смеркается на Земле?! Да ещё и свиристит настолько внезапно, безумно и мощно, как никто, никогда и нигде не делает, даже в тропиках в час тамошнего эксклюзивно-свального греха и прочего завидного промискуитета. Разве так земные профессора пропадают без объяснения причин и правил демонстрируемого фокуса?! Значит, они совсем-совсем не те, за кого себя выдают.
И вот тут Шахов как-то разом понял, что все-все нарочитые демонстрации профессором своих будто бы извинительных человеческих слабостей, вроде показного подвигания стульев под пятую точку высокого человеческого начальства – сразу же стали выглядеть весьма тонко рассчитанной комбинацией по наиболее эффективной маскировке в человеческом социуме. Смотрите все! Я тоже человек! Такой же урод, как и вы! Кто станет в чём-либо подозревать человека-подлизу, обычную начальничью подстилку, угодника, стелющегося под любой каприз, взгляд или пожелание какого ни возьми властителя?! Он же ясен и прозрачен до самых кишок каждому взятому или непредвзятому взгляду, как со стороны, так и изнутри чего угодно.
Лизоблюдство и угодничество во все века были и остаются наилучшим средством выживания в системе беспросветного рабства, способом маскировки истинных мыслей, пожеланий и намерений для всякого земного существа. Идеальный маскхалат. Любой подвинувший стул под задницу начальства сразу становится невидимым! Это незамысловатое действие куда эффективнее тигриного окраса смажет, растворит облик и настоящего хищника, крадущегося в людских джунглях. Сделает и его незаметным для любых оленей, овечек и уж тем более бесшабашных козлят, так и выпирающих из своих камышей на рожон.
А вот самым страшным и неостановимым может быть только внезапный переход из рабской стойки угодничества и подчинения в завершающий прыжок истинного хозяина положения. Когда угодливо подставляемый стул внезапно обрушивается на голову присаживающегося начальства. Лишь от такого удара ни у кого никогда не бывает спасения! Потому что мало кто сориентируется и поймёт, кто же на самом деле его прикончил. Потому что от этой реперной точки, или благодаря ей, истинной победительнице остаётся только шаг до настоящего взлёта под небеса.
Ушёл в прошлое мир, в котором неотвратимо действовал великий закон этологии, сформулированный Конрадом Лоренцем: «Из позы подчинения выйти в боевую стойку невозможно!». И потому тот мир ещё был хоть как-то предсказуем и понятен.