ПОСТ
( быль)
В конце сентября у работников Рыбоохраны наступают беспокойные дни и бессонные ночи. На нерест в реки идут кета и горбуша. Нерестовые реки, как правило, неширокие, их можно перегородить одной сетью. У любого местного жителя, живущего поблизости, имеются заветные участки, где удачно поставленная запруда, обеспечит семью не только рыбой, но и позволит выручить немалые деньги при продаже ее и икры на трассе. Инспекторы тоже знают эти места, поэтому в местах удобного подъезда к рекам оборудуются постоянные или передвижные посты. А так, как браконьеры сплошь агрессивны и непокорны рыбохране, вместе с ними дежурят работники полиции.
На речке Барташовка, что относительно спокойно течет среди невысоких пологих сопок и славится хорошим ходом лососевых во время нереста, на песчаной излучине расположился такой пост из семи человек. Главным в этой компании случайно собравшихся людей считался Егорыч, рыбинспектор, весьма преклонных годов. Молодежь не стремилась занять его должность по охране биологических ресурсов, с весьма скромной зарплатой и постоянными нервными издержками, поэтому спокойная жизнь пенсионера ему не грозила. В паре с ним, подменяя и перемещая его по лесным дорогам на маленьком джипе, дежурил молодой инспектор Николай. Егорыч с напарником охраняли рыбу в реке, а их самих – два молодых омоновца – Паша и Валера с одним короткоствольным, автоматом на двоих. Паша поначалу называл молодого рыбинспектора «наш юный друг», потом, в атмосфере незлобного подтрунивая, окрестил- Колянычем.
Сегодня старый джип Коляныча был неисправен, поэтому Егорыч обеспечил себя транспортом, пригласив на дежурство своего соседа с сыном – школьником на японском микроавтобусе «Делика». Соседа звали Петр Исаев. Это был спокойный рассудительный мужчина, на двое суток свободный от вахты в пожарной части. С собой они привезли среднего размера собаку неизвестной породы. Собака была ласковая ко всем, жадно глотала все съестное, что ей совали под нос, и отзывалась на любую кличку.
Омоновцы приехали на «уазике» с символикой «ГИБДД» на бортах, за рулем которого находился приятель Валеры – Алексей, занимающий в дорожной инспекции какую-то кабинетную должность.
В неформальной обстановке полицейские называли друг друга – Паха и Валериан, а автомобильного инспектора – Леха. Паха, подвижный, коротко стриженый, со смешливым выражением на лице, несомненно, был в этой паре ОМОНовцев - лидером, способный увлечь людей, которым было все равно куда идти и что делать. Из их разговоров можно было понять, что его отправили в тайгу в виде наказания за какой-то служебный проступок. Вроде, как пострадала от него группа граждан, что, учитывая его далеко не богатырское сложение, было удивительно. Валериан, как водится, являлся противоположностью своего приятеля – медлительный, словно заторможенный паренек, с грустными глазами. Вечером, выпив водки, он словно просыпался и довольно связно рассказывал почему-то всегда трагические истории из своей жизни.
Когда дневная суета утихла, Исаев установил на поляне походный столик, поставил на него бутыль с домашними маринованными огурцами, бутылку водки, складные алюминиевые стопки, развернул сверток с жареным лососем. Было понятно, прежде дежурить с Егорычем ему уже приходилось. Омоновцы положили на стол купленную в магазине колбасу, булку хлеба, пристроили под столом еще две бутылки.
Все выпили, под тост: «чтобы ночь прошла удачно», каждый понимая его по своему, а так как стало холодать, сразу налили по второй.
Егорыч, чье имя и фамилия всегда проскальзывали мимо сознания молодых ребят, сухощавый сутулый мужик с трехдневной щетиной на впалых щеках, одетый в застиранный блеклый камуфляж и резиновые сапоги, был человеком старой, еще советской формации, привык считать, что все в стране принадлежит народу. Даже смена общественного строя его убеждения не поколебала, можно сказать, наступления новой эпохи он не заметил. Старый инспектор добросовестно боролся с браконьерами, превращающими природные ресурсы в деньги, и с пониманием прощал местных жителей, ловивших рыбу для себя. Сейчас он с удобством расположился у костра на раскладном китайском стульчике и делился с присутствующими своим видением жизни:
– Сколько смотрю на этих рыбаков да охотников, и уверился в том, что почти всегда у каждого можно обнаружить проблемы в семейной жизни. Может быть, он их сам не осознает, но всегда предпочтет общество супруги компании мужиков. Мерзнет, голодает, ноги мокрые – ясно, что простуда обеспечена, а ему все это милее, чем с женой на базаре тапочки выбирать, либо краску для прихожей…
- Так у тебя, Егорыч, также подобные проблемы? - лениво перебил его монолог Валера, - ну, раз ты в свои годы дома не сидишь. Поди, пенсию заслужил? И что тут плохого – с женой краску купить? Если вместе живете.
- Подобные, неподобные – не знаю, накапливается в душе такое, что только в одиночестве проходит. Конечно, можно и тапочки вместе выбирать, заодно носки и трусы, если только это не становится главным занятием.
– А мы тебе не мешаем медитировать, перед глазами мелькаем постоянно?
– На вас можно внимания не обращать, в семье такой номер не проходит.
Леха скормил собаке несколько кругляшей колбасы, и та преданно заглядывала ему в глаза.
– А что, Петр Николаевич! Разве это хорошо, что собака из чужих рук корм берет, – спросил он пожарника, – как я понимаю, это не совсем правильно.
– Да ну! – протянул Исаев,– она же чует, что вы не чужие.
– И на кого же она натаскана?
– На утку, фазана…. Хорошая собачка, одна беда - только хозяйке повинуется с охотой. Та его выкармливала, когда я на дежурстве пропадал сутками. Нет! Он, конечно, слушается меня, но нехотя. Зато к Вальке моей всегда бежит сломя голову. Приносить утку я его так и не научил, времени не было, так эта тварь считала ее своей законной добычей и норовила сожрать, когда находила. Приходилось вместе с собакой жену на охоту брать. Собака бежит за уткой, за ней Валька, чтобы утку отобрать, а я за ними следом, иначе, обеих потом не дождешься.
Каждый пост рыбоохраны планировал привезти домой рыбки с икоркой, поэтому не считал зазорным на самую малость сократить нерестовое поголовье. Государство не баловало защитников природы высокими окладами, поэтому те добирали недостающее тем, что охраняли. С наступлением темноты Исаев вытащил из микроавтобуса мешок с сетью и резиновую надувную лодку.
– Всю речку не перекрывать, – Егорыч всегда помнил о своей миссии, – поставите вон там, в зарослях и притопите. Нечего светиться. Неровен час, Нестеров с дружками нагрянут, а вас тут до черта собралось.
Упомянутый Нестеров также был инспектором, но Краевого управления охраны природы. Всегда ездил с доверенными людьми. Сами они сети не ставили, им хватало конфискованной рыбы, которую изымали у браконьеров.
– Так мы здесь все при исполнении, оружие имеется. Отобьемся, если что, – ухмыльнулся Паха.
– Не все здесь по делу… Гаишник ваш, сынок Петькин, да и сам Пётр Николаевич, явно лишние здесь. Нестеров не дурак, сразу смекнет, что к чему. В кусты полезет рыбу искать… . Причина на то имеется. В прошедшую зиму я случайно прихватил его, когда тот охоту с городскими замыслил после сезона. Разошлись тогда по- хорошему, все ж таки, в тайге по одним тропкам ходим, но теперь он мне вернуть должок должен. Хотя бы с рыбой прижучить. Это, уж, как водится…. Ведь охоту я ему испортил. Застеснялся он тогда, сделал вид, что на экскурсию приехали, хотя рожи у его гостей были еще те…
Исаев с сыном натянули высокие рыбацкие сапоги, размотали сеть и накачали лодку. Надо было переправляться на другой берег.
– Моя машина здесь. Мало ли что. Пусть вон охранники плывут, – заявил Исаев, и добавил, – с сыном. Он знает, как крепить.
– Напрасно ты Пётр Николаевич собаку сюда привез, – вдруг сказал Егорыч, – не на охоте ведь нынче, а она рыбу спрятанную может выказать. Ей ведь не объяснишь, что так нельзя. – Егорыч упорно старался не называть то, что они собирались делать – браконьерством.
– Я рядом буду, – сразу отозвался Исаев, – привяжу.
Леха надел сапоги Егорыча, залез в лодку, и они с сыном Исаева растворились в темноте. Невдалеке зажегся налобный фонарик, река была неширокая, и через пять минут лодка вернулась обратно.
– Идет рыба! – возбужденно сказал школьник, – слышно, как она в сеть тыкается. Давай крючки. Леха удерживал лодку, перебирая натянутую веревку, а Исаев - младший подтягивал сеть с запутавшейся я рыбой, наугад крючком цеплял ее на глубине и затаскивал в лодку. Слышно было, как мощные хвосты шлепали по резиновому днищу. Мощный инстинкт размножения гнал переполненного икрой лосося вверх по реке, и подобный финал природа не предусматривала.
Деревья на сопке со стороны лагеря причудливым узором отобразились на темном небе. Их подсвечивали фары приближающегося автомобиля. Егорыч, до того неподвижно сидевший у костра, засуетился, бросился к рыбакам.
– Нестор на подходе! Тащите сеть и лодку на тот берег. Петя, отвязывай веревку.
– Может, не к нам, – разочарованно выдохнул Исаев, – мало ли кто ездит по дороге.
– Как, не к нам! Я его дизель за километры узнаю…. Рыбу выпустите, потом наловим. Черт! Берег тот чистый, а у них фонари хорошие. Надо оттащить за гору.
– Да мы с рыбой лодку утянем, даром, что ли, старались, Паха принеси бутылку, сколько там ждать придется – отозвался автомобильный инспектор, – рыбу жалко, она уже не очухается. Пацан может не осилить, давай, Валера, с нами.
У костра произошла энергичная дискуссия, после которой омоновец полез в лодку, которая под его весом угрожающе погрузилась в воду. У противоположного берега шумно заплескалась вода, сопровождаемая сдавленными матюгами.
Большой потрепанный внедорожник осветил два автомобиля, четырех охранников природы и замер в отдалении. К их немалому удивлению первой из машины выпорхнула девушка, одетая в яркую голубую куртку и светлый свитер и после того, как собака ее тщательно обнюхала, направилась к костру. Паха пнул под стол пустую бутылку из-под водки, зачем-то поправил на груди оружие и во все глаза смотрел на ночную гостью. За ней неторопливо вышагивал худой длинноволосый парень с сумкой в руках. Захлопали двери, остальные пассажиры уже не столь энергично покидали машину. На них была привычная в лесу защитная одежда, с большими бляхами рыбоохраны на груди.
– Ну, здравствуй Сергей Егорыч, – обратился к старому рыбинспектору невысокий мужчина с круглым лицом и широкими плечами, – как дежурство? На реке порядок? – Судя по властному тону, это и был Нестеров.
– Здравствуй Юрий Иванович, – не сразу отозвался Егорыч, – порядок…, а что это за экскурсия?
– А это Сергей Егорыч, корреспондент областного радио, – ответил Нестеров, - интересуется, как мы рыбу охраняем, которая на нерест идет. А с ней, как положено, оператор. Вы, что, тут вчетвером сегодня дежурите?
– Пока вчетвером. Утром еще подъедут.
– Вот, Наталья Олеговна, знакомьтесь, наш старейший работник. Охраняет в этом лесу зверей, птиц и рыб. Гроза браконьеров.
Спутник корреспондентки направил в лицо Егорыча луч переносного фонаря, а та достала из сумки микрофон.
– Скажите, пожалуйста! Какие проблемы у вас здесь на реке. Что, или кто, мешает работать.
– Да ничего! Работаем помаленьку. Охраняем. – Пробормотал ослепленный инспектор, растерянно косясь на Нестерова. – Который уж год охраняем.
– А ваш коллега ниже по течению сказал, что техники у вас мало, бензин не дают, да и зарплату можно было бы повысить.
– Ну, раз он так сказал, значит, так оно и есть. Ежели бы не помощники добровольные на машинах, да милиция, трудно было бы.
– А вы, товарищ полицейский, что скажете? – обратилась она к Пахе, – представьтесь, пожалуйста.
– Старший сержант Максимов. Осуществляем охрану правопорядка, – заученно отрапортовал вытянувшийся автоматчик.
– Максимов! Вы сказали – Максимов? – вдруг встрепенулась девушка, убрав от лица микрофон, и пристально всмотревшись в лицо парня, – неделю назад мы в редакции обсуждали случай в городе, вроде - драку, с участием полицейского с такой фамилией, – она заговорщицки ему подмигнула, – признайтесь, это были вы?
– Что вы! Наталья… э-э-э…
– Олеговна…
– Да! Олеговна! Наталья Олеговна. Какая драка! Не помню. Может быть, хулигана, какого пришлось задерживать. Они ведь всегда сопротивление оказывают,… когда нарушают…
– Да. Конечно! Но там, помнится, международный конфликт случился. Полицейского начальство обещало сурово наказать. Значит, было за что.
Паха быстро обрел уверенность и безмятежно улыбнулся с хищным оскалом плотоядного хищника.
– Раз говорят, значит наказали того драчуна. Я тут ни при чем. И вообще, я драк боюсь….
Нестеров отвел Егорыча в сторону.
– Не будем мешать. Пусть пообщаются, а то она много вопросов нам задает. Порядок, говоришь! А, вон - Волобуев, что ниже вас, засветло две сети с лодки заякорил. Было что показать корреспонденту. А у вас что, лодки нет?
– С утра привезем, – пожалуй, слишком поспешно заверил Егорыч, – пройдемся по течению. Не ночью же этим заниматься. Охраняем подходы. Сеть конфисковали, еще на дороге, без протокола.
– Охраняйте! Только пресса не просто так сюда заявилась, письмо рыбозавода к ним поступило. Того, что в верховьях построили. Рыба к ним почти не доходит, завод простаивает. А так, как там, почитай, одни местные трудятся, то они и надоумили свое начальство жалобу сочинить. И вот что пишут стервецы: уберите охрану с реки, это они реки перегораживают, рыбу вверх не пускают. Разумеешь, какая ситуация? Сколько раз я ловил этих жалобщиков на браконьерстве. Ославит эта девица нас на весь край, никакие прежние заслуги не помогут.
– Да понял я! Ты же Иваныч знаешь, мы этим не балуемся, разве только одну - две для ушицы.
– Для ушицы! – прошипел Нестеров, – еще скажи, что на удочку ловите. Вас тут четверо на двух машинах,… хорошо жить стали, насос ручной вон под автобусом валяется. Вы тут, конечно, тоже герои, но учти, избавлюсь от корреспонтденши – в машины ваши загляну. Не посмотрю, что из милиции.
Наконец, ночные визитеры загрузились в машину и та, завывая на подъемах и освещая пол неба, двинулась вверх по реке.
– На обратном пути опять завернут к нам, – уныло произнес Егорыч, – хотя бы для того, чтобы нервы мне помотать.
Паха возился под столом, подсвечивая себе фонариком.
– Надо бы выпить за знакомство… с дамой. Бутылка была непочатая. Куда она делась?
– Вот, что интересно! – отозвался Исаев, – что за жизнь такая! Несправедливая! Думал, ну, что сегодня может помешать - честно рыбки заработать. Инспектор? Вот он. Полиция? Присутствует. Даже ГАИ привлекли, дорога свободна…. И все равно, надо кого-то опасаться.
– Потому, как службу несем, как положено, – с печалью в голосе ответил Егорыч, – скольких любителей мы вчера от реки отвадили, так они вниз подались. Там, днем инспектора две сетки с рыбой вытянули. Волобуев героем заделался. А ведь когда эти сети ставили, никто не помешал. Похоже, рыбу с тех сетей поделили. Не пропадать же добру. Нестор большую часть взял на утилизацию…. Кто эту утилизацию видел! Эх! Паша, давай по пятьдесят грамм.
– А вы, Петр Николаевич, в магазине рыбкой отовариваетесь, там никого опасаться не надо, – не преминул съязвить Паха, – и сервис там получше нашего.
Омоновец уже закончил поиски. – Похоже, Егорыч, наши рыбаки последнюю бутылку прихватили с собой. Я смотрю, чего это они затихли там, – Паха подошел прибрежным зарослям.
– Эй, там, на берегу! Отбой тревоги. Давай сюда.
На противоположном берегу зажегся фонарик. Вскоре лодка ткнулась в берег. В ней было двое.
– Э-э-э. А где третий?
– Кто такую лодку маленькую берет на рыбалку, – даже по искаженному злостью голосу можно было легко узнать работника ГИБДД, – Валера другим рейсом прибудет.
– А рыба где? – всполошился Исаев.
– Там, где ей положено быть. В реке.
От лодки на другой берег тянулась веревка. Исаев к носу привязал другой конец, и лодка пропала в темноте. У рыбаков были мокрые ноги.
– Валера лодку перевернул. Когда вылазил на берег. Мы вон только ноги замочили, а тот по грудь в воду ушел. Тоже бутылку водки прихватил. И утопил ее, пока барахтался. Три рыбешки только успели выхватить из реки.
Лодку подтянули. Держась за нависающие ветки, омоновец вытянул свое тело из лодки и, не переставая матюгаться, сразу бросился к костру.
– Ну, эти ладно! А чего я поперся на тот берег. Ведь я на дежурстве. Хорошо, хоть неглубоко. Телефон намочил, а документы в пакете сухими остались. Чувствовал, что добром не кончится, – он стал стаскивать с себя одежду.
– Не надо было последнюю бутылку тырить, – отозвался Паха, – Непочатую! Конечно, лодка на такую тяжесть не рассчитана. Чего не нырнул за ней, раз уже, все равно, мокрый?
Валера уже разделся догола, его трясла мелкая дрожь. – Если бы не водка, околел бы совсем. Сырой рыбой закусывал, почти живой. До чего противная, в горле до сих пор стоит, а икра из ее брюха – как сопли…. и чего это за ней так гоняются. Бутылку завтра достанем. Посветлу.
Исаев притащил из автобуса одежду. – Вот, вожу на всякий случай. Еще простудишься. Военная форма. Племяш неподалеку служит сверхсрочником, в кабинете сидит. Почти не ношеная. Одевай. Стараешься тут для вас, солярку жжёшь без меры, так некоторые, все едино, недовольны, – было понятно, что реплика Пахи насчет магазина задела его самолюбие.
Охранники природы расположились вокруг и сушили свою одежду. Егорыч выпотрошил спасенную рыбину, отрубил голову и хвост, осыпал приправами, завернул в фольгу и сунул в пламенеющие угли. На доске стал ножом вычищать икру из склизкого мешочка, в которую она была упакована.
– Икорку мы посолим, и она другой вкус приобретет, совсем не такой, как нам Валера рассказывает.
– И че, мы теперь этой рыбой всухую питаться будем, – сказал Леха, – всю ночь и все утро! Да над нами даже рыба в реке потешаться будет.
– А я, когда трезвый, браконьеров боюсь,– поддержал его Паха, любовно поглаживая цевье автомата, – и, вообще, всех боюсь, когда не выпью. – Похоже, утверждение о своей паталогической трусости было его коньком в разговорах. – Когда корреспондентша микрофон в рожу сунула, чуть не обделался со страху.
– Вон! Воды полная река. Пей, не хочу, – отозвался Егорыч. – Видел, как ты на этой девки испугался. Грудь выпятил. Ну, точно петух. Все про подвиги свои распинался.
– Петух, не петух, а телефончик свой она оставила. Мой героический облик ее совершенно покорил.
Жизненно важный вопрос после краткой дискуссии уперся в две проблемы. Первая – все магазины в окрестностях уже закрыты. Вторая – раздобыть выпивку способен только местный абориген, а таковым является их подзащитный инспектор.
– Егорыч, мы тебя тут защищаем, под пули браконьеров себя подставляем, Валериан, вон, чуть не утоп, а ты информацией не делишься. Наверняка, всех самогонщиков в округе знаешь.
Сам Егорыч больше не хотел пить ничего содержащее алкоголь и не горел желанием куда-то ехать, но впереди была ночь и еще много дежурств на реке. Цену взаимовыручке в тайге он знал не понаслышке. Сегодня ребятам нужна водка, а завтра, может быть, ему самому всерьез понадобится их помощь. Трезвый омоновец на их часто бестолковых дежурствах менее предсказуем и управляем, чем слегка принявший на грудь. Вон, у Паши уже угрожающие нотки в голосе стали проскальзывать.
Свое мнение высказал и Леха.
– Ты опасаешься, что краевой инспектор подъедет, как обещал. Но от рыбозавода до города идет шоссе. Не такие они идиоты, чтобы ночью машину опять гробить по колдобинам. Да и прессу им надо доставить в город в сохранности.
– У них багажник конфискованной рыбой забит, сам видел, – встрял Коляныч,– чего им здесь делать, небось, уже делят ее. Если Егорыч согласится, то я здесь все дороги знаю, проедем куда надо.
Исаев тоже ехать не хотел. Но служебный УАЗик служивым где-попало светить не хотелось, к тому же, ему пообещали наполнить рыбой все наличные мешки и, что немаловажно, сопроводить их до города, где наличие рыбы в машине не так нервирует полицию, как на трассе. Паха даже, вроде, извинился перед ним за сказанное: "это, если без нас рыбу таскаешь, то ты - браконьер, если с нами, то по-любому – защитник природы". Прижимистый пожарник отнес в кусты две спасенные рыбины и реквизированные у браконьеров сети, как он заявил; - для последующей утилизации.
Егорыч стал рассуждать,– чтобы наверняка заполучить желаемое, надо ехать в Верхневодное. Туда идут два пути. Один кружной, по хорошей дороге, километров тридцать, другой вдвое короче, напрямки, но там дорога похуже….
– Да знаю я эту короткую дорогу, – перебил его молодой помощник, – проедем без проблем.
Документы на оружие были у Пахи, поэтому Валера обреченно стал собираться в дорогу, пробубнив себе под нос, что ночь закончится не скоро, а дальнейшие неприятности, судя по всему, еще его где-то поджидают.
Из соображений экономии Исаев выбрал короткий маршрут, справедливо рассчитывая на проходимость своего транспортного средства. Километров пять до трасы, столько же по шоссе, затем четыре – по бездорожью. Именно там, в конце пути, по уверению Егорыча, располагался поселок, где в любое время суток есть возможность купить водки с минимальной переплатой.
Представительная делегация загрузилась в автобус. Охранять реку остались Паха с сыном пожарника и собака.
– Слушай, Валера! А чего это корреспондентша к Павлу прицепилась? Даже про браконьеров забыла, – вспомнил Егорыч, когда автомобиль резво и тихо покатился по асфальту, – они, что, раньше встречались? Про какую-то драку говорили.
– Откуда мне знать. Я ведь не присутствовал. – Нехотя пробурчал омоновец.
– Я слышал, как она сказала, типа - скандал был международный, – встрял Коляныч, – он, что иностранца избил?
– А-а. Вы про это. Было дело. Поэтому Паха здесь. – И видя, как все ждут продолжения, начал рассказывать.
– Мы с Пахой на каратэ ходим. У нас это поощряется. Я - редко, от случая к случаю, а Паха – постоянно. В соревнованиях участвует. С ног его сбить почти невозможно. Если проигрывает, то по очкам. Коричневый пояс у него по КУДО, японская разновидность борьбы такая. Ну, и в тот день он с тренировки шел. Был выходной, поэтому тренировка была утром, до обеда. Как он рассказывал, спарринг был жесткий, досталось ему, все тело болело. И вот он в центре города, на набережной, решил купить себе мороженого. Чтобы охладиться после боя. В очереди у него возник конфликт с каким-то кавказцем. Деталей не знаю, короче, тот его оттолкнул…. А вы знаете, после тренировки такая истома в теле бывает, – Валера помолчал, – особенно, когда тебе по всему телу настучали. Напряжение схватки долго не отпускает. По себе знаю. Ну, вот, кавказец Пашу оттолкнул, и Паша его сразу вырубил. На автомате. А потом и двух его друзей, что кинулись на него. Может быть, их там больше было, Паха не помнит, но лежать осталось трое. Тут милиция рядом оказалась, начали разбираться. Кавказец этот, который первый попал под замес, оказался из сопредельной страны, приехал в порт решать какие-то дела. Получается, по документам – иностранец, хотя все там угрожали ему по-русски. Об этом случае в газетах писали, по радио его склоняли, типа - фашист. Требовали уволить, а у него очередь подходит, в горячую точку ехать. Причем, командировка повторная! Что получается! Уволить, и самому вместо него туда ехать! Дураков нет.
Вскоре с асфальта пришлось свернуть на грунтовку. Коляныч сидел на перднем сидении, рядом с Исаевым, и подбадривал того, когда машина замирала перед очередной лужей.
– Вообще-то Пашка по жизни - боец, – продолжил Валера, – часто сам нарывается на скандал. Поэтому я здесь с ним, хотя мог уже и дома отдыхать. Вы видели сегодня, как он с браконьерами общался. У которых мы сети отобрали. Один пошел к ним. Без оружия. Начал их оскорблять, чтобы на драку спровоцировать. Ему все равно, один против него, или толпа. И избил бы их, что ни говори, повод для этого имелся. Но вмешался я. Они, конечно, нарушители, но оформлять их надо по закону.
– Протокол мне не дал составить, – высказал тревожащий его факт Егорыч, – теперь понятно почему. Фамилию свою лишний раз опасался озвучить. Небось, любит на митингах людей избивать. Раз боец.
– Тебя, Егорыч, тоже местные не обожают, раз полиция охраняет, – вступился за коллегу Леха, - ты природу охраняешь – тебя не любят, Пашка порядок в городе охраняет, его тоже не любят. Какая между вами разница…
Впереди, где дорогу пересекали железнодорожные рельсы, беспорядочно метались снопы света. Это оказалась длинная бетонная платформа с составом из вагонов, и из них выгружалась военная техника. Коляныч указал на разбитый переезд, и машина продолжила путь по относительно сухой проселочной дороге с покрытием из смеси речной гальки с черноземом.
Поселок спал, и гонцов темным улочкам сопровождал только лай недремлющих собак. Егорыч на железной калитке нажал секретную кнопку, после чего приобретение трех бутылок водки прошло в миролюбивой обстановке с полным взаимопониманием сторон. Удовлетворенные покупатели повернули назад.
Машина подъехала к рельсам и перевалила через настил из шпал. Далее, нужно было повернуть направо и по грязи преодолеть пару километров до трассы. На платформе уже заканчивалась разгрузка. Танки и БТРы, подсвечивая себе фарами, съезжали к грунтовой дороге, что шла вдоль железнодорожного полотна.
Исаев медлил. Вновь окунать машину в глубокие лужи ему было жалко, и он всматривался в пространство перед машиной. Покрытая сочной зеленой травой поверхность была приятна для взгляда. Длинные, уходящие в темную даль, двойные полосы примятого бурьяна, доказывали, что когда-то по нему передвигались машины. Следы техники в болотистой почве, или, например, в тундре сохраняются десятилетиями, об этом знает любой полярник, но таковых среди пассажиров микроавтобуса не оказалось.
Впереди, за пределами досягаемости света фар, равнина переходила в пологий склон, по которому проходила искомое шоссе. По ней изредка проносились машины, видимые по ярким снопам света. Дорога была заманчиво близка, препятствия между ней и «Деликой» не наблюдались.
– Чего стали Петр Николаевич? Там, в конце, есть выезд. Я знаю, на своем джипе эту поляну пулей проскакивал, – молодой инспектор вжился в роль руководителя экспедиции, – да нормально все будет, дождя давно не было, почва подсохла. – В убежденности Коляныча было что-то гипнотическое. Исаев бездумно свернул на колею. Егорыч пробудился от дремы.
– Куды поперлись! Уже раз сократили дорогу. Куда дальше сокращать. Десять минут хотите съекономить. Заведет вас Колькин язык в трясину.
У Исаева тревога нарастала по мере удаления от надежной насыпи. Машина двигалась вперед, только звук дизеля становился все громче. Чтобы сохранить скорость водителю приходилось все сильнее нажимать на педаль газа.
Коляныч почувствовал неладное, – только не останавливайтесь, ходом давайте, – он с переднего сидения прилип к лобовому стеклу, вглядываясь в надвигающиеся кустики. Но Исаев уже принял решение. Он выжал сцепление и дернул рычаг скорости - машина застыла на месте.
– Куда дальше! Видишь, колеса погружаются. Какой же я кретин, послушал идиотов, теперь без трактора не выехать… . Дождя давно не было! А лужи на дорогах откуда?
Путешественники высыпали из машины. Мотор микроавтобуса рокотал ровно и обыденно, умиротворяюще горели фары и светились габариты. Налобный фонарь показал ожидаемое – передний бампер утопал в траве. «Делика» отличается низким дорожным просветом, отчего сейчас плотно прижалась днищем к грунту. Молодой рыбный инспектор пытался заглянуть под машину.
– Говорил ведь, скорость сбавлять не надо было, ходом бы проскочили.
Автомобильный инспектор понял, что пришло время сместить инспектора рыбного с поста руководителя пробега.
– Говоришь, пулей здесь летал! А когда это было?
– В прошлом году проскочили. Даже не заморачивались.
– Зимой, наверное. По морозцу. Двигай теперь за тягачом… Сусанин… погоди, вместе пойдем, юн ты еще для переговоров.
Спасение было рядом, на разгрузочной платформе. После весьма конструктивного торга, усатый прапорщик велел водителю ЗИЛа оказать помощь несчастным .
Зеленая машина с крытым брезентом кузовом уверенно двигалась по колее, оставленной микроавтобусом. В свете фонарей, было видно, как впереди него катится вполне заметный вал из травяного покрытия. Но вот инерция движения иссякла, обреченный автомобиль остановился в десятке метров от застрявшего и превратился в очередной памятник. Сцепление колес с грунтом отсутствовало напрочь, по причине отсутствия самого грунта, поэтому способность двигаться в горизонтальном направлении он утратил. Под воздействием силы тяжести механизм начал неотвратимое движение к центру планеты.
Прапорщик в отчаянии бегал вокруг гибнущей машины. – Я в части уже должен быть, у меня матрасы в кузове. В гробу я видал вашу водку вместе с вами, сволочи! - Почва под его сапогами чавкала и норовила удержать сапоги вместе с портянками.
Постонал, и отправился с Лехой на платформу. Коляныч, как потерявший доверие, из проводника окончательно был разжалован в простого пассажира. Вытаскивать ЗИЛ удалось уговорить лейтенанта, дремавшего в кабине КАМАЗа. Наряду с обещанной выпивкой у того присутствовал государственный интерес. Военное имущество надо было вернуть в родной парк.
Автомобильные специалисты прикинули длину имеющихся в наличии канатов, поэтому остановили трехмостовую машину максимально далеко от ЗИЛа. Буксировочный трос змеился в траве, но натянуться, ему было не суждено. КАМАЗ стал третьим экспонатом в этом скорбном ряду. Глубина топи казалась бездонной. Та субстанция, что мы презрительно именуем грязью, предназначена обеспечивать жизнь растений. В ее характеристиках отсутствует такая полезная функция - как удержание на себе железо на колесах. Плодородная смесь плотно забилась в протекторы колес, отчего те вращались так свободно, будто тяжелые грузовики были подвешены в воздухе.
Моторы машин гудели, каждая на свой лад, ярко горели фары, свет цеплял чахлые кустики над болотом, и от этого картина походила на праздничную иллюминацию. Оставшиеся в «Делике» пассажиры, с нервным интересом наблюдали из окна за суетой спасателей. Паники не было, так, в салоне находились опытные люди. Даже темнота их не пугала. Вымученный опыт подсказывал им, что как бы ни развивались события, их жизни ничего не грозит, спасительная дорога находится в прямой видимости, и если их присутствие вдруг понадобится в другом месте, то каждый свое присутствие там сумеет обеспечить. Машина? Так, если по справедливости, у нее хозяин имеется, он принимал решения. И за баранкой находился он же. Мало ли кто ему что советовал! Ежели - что, то мы, конечно. …» Но пока купленный товар позволял относительно комфортно переживать временное заключение.
– Мудрый ты мужик Егорыч, – констатировал Леха сложившуюся ситуацию, – предупреждал, что засядем, и вот, пожалуйста – угадал даже в деталях.
– Не мудрый я, с чего ты взял, – отозвался рыбинспектор, – просто пожил поболе вас, потому знаю, когда с бестолочью вроде вас дело имеешь, запросто беду накличешь. Быстрее им надо, да короче!
– Чего ж не настоял на своем, раз предполагал такой финал? – переживания за машину не отпускали Исаева ни на минуту.
– Чтобы настаивать – силы нужны, они у меня уже не те, а оставшиеся чего без толку на вас тратить. Поддались Николаю, потому, как тот уверенно своим языком управляется. Народу завсегда сподручнее, чтобы им кто-нибудь командовал и куда-то вел. Хоть, в болото
Лейтенант, с начала спасательной операции не предполагавший покидать теплую кабину грузовика, очнулся от забытья, вылез на подножку и пытался оценить ситуацию. Прапорщик, на общедоступном выразительном языке, принятым среди военных людей, вкратце обрисовал ему положение дел. Они были не радужными, как и многие благородные порывы, что бездумно предпринимаются людьми.
В районе платформы ревели моторы, по окрестностям метались снопы света. Техника строилась в походную колонну. Оба военных устремились туда. Леха влетел в салон микроавтобуса:
– Такое дело! Вояки пошли за танком. Если мы сейчас не прицепимся к ЗИЛу, останемся здесь до зимы. Давайте все веревки, что найдете, никто нас здесь спасать больше не будет.
Взятый под сидением буксировочный канат, привязанный к задней скобе микроавтобуса, ожидаемо закончился в метрах в трех от грузовика. Таежники растерянно и натужно тянули его конец к бамперу машины, словно надеялись растянуть или подтянуть автобус ближе. Валера метнулся в крытый кузов военного грузовика и с ликующим воплем выбросил наружу обрывок троса.
Вскоре обе машины были надежно связаны между собой. Опасаясь возможного демарша со стороны разъяренного прапорщика, Леха накрутил на буксировочном крюке ЗИЛа замысловатый узел, который невозможно было быстро сбросить, почему- то обозвав его библейским... . Потоптавшись, пассажиры посчитали свою миссию законченной, и отправились в салон отметить выполненную работу. Появился законный повод опорожнить купленную бутылку и выпить за возможное спасение. Запасливый Исаев достал хлеб, лук и рыбные консервы. Леха протянул ему кружку, – Выпей Петр Николаевич! Пока машину вытянут – протрезвеешь.
Танка долго не было. Родной гарнизон был уже близок, и командиры не могли понять, ради чего они должны рисковать боевой машиной. Пленники болота пытались играть в карты, но водитель ЗИЛа выключил фары и салон микроавтобуса погрузился в темноту.
Наконец, окрестности вновь осветились. Ритмично погромыхивая траками, за машинами проявился силуэт танка, с отвернутым в сторону дулом пушки. Из его единственной фары вырывался узкий луч. Прапорщик, подражая известному фильму про танкистов, метался перед машиной, подсвечивая фонариком, каблуками пытаясь определить твердость почвы.
Армия продемонстрировала всю мощь гусеничной техники. С утробным гулом двигателя , который не изменился под нагрузкой застрявшей автоколонны, танк выволок колесных собратьев из болота. За японской малолитражкой тянулась темная полоса грязи. Ее тяжелый передний мост содрал за собой всю растительность.
Вскоре машина двигалась по знакомому подобию дороги. Четыре ведущих колеса выволакивали ее из луж и глины, из которых эта дорога состояла. Спасенные пассажиры пребывали в радостном возбуждении. Исаев огрызался на каждый совет относительно выбора пути, сам в неверном свете фар старался определить, какой берег очередной лужи более проходим. Для продукта японского автопрома пребывание в российском болоте не прошло бесследно, на приборной панели то тревожно загорался, то через краткий промежуток времени гас индикатор зарядки аккумулятора. Но вот под колесами зашуршала дорожная галька, рыбные охранники повеселели, за дальнейший маршрут можно было не опасаться.
Исаев повернул голову в темноту позади себя.
– А чего это Валера замолчал, пусть опять чего-нибудь расскажет. Разбудите его, скоро дома будем.
Трое мужиков засуетились в тесном салоне микроавтобуса. Леха растерянно перебирал тряпье позади сидений.
– Так нет Валериана!
– Как нет! – заорал Егорыч, – ты же с ним водку из одной кружки жрал.
– Так я думал, он сзади прикорнул.
Леха сразу врубился, что их поездка в магазин далека от завершения.
– Надо возвращаться. Наверное, отлить вышел. Он один ночью пьяный замерзнет, у него еще задница толком не просохла. Телефон разрядился. Единственный честный мент в конторе. Может, в трясину провалился. Кто его видел последним?
– Да вы охренели! Опять в это болото! – возмутился Исаев, - ни за что, у меня вся ходовка грязью забита, генератор, вон, зарядку не дает, он там в самом низу двигателя…. Туалет он ищет с удобствами! Пусть подыхает, скотина, раз ему в салоне не сиделось.
Выяснилось, что Валеру давно никто не видел. Он пил наравне со всеми, это - да! Тут мнения сходились. Потом просто испарился. Трос к ЗИЛу цепляли уже явно без него.
«Делика» застыла в нерешительности между кустов. Исаев со злости пытался вырвать руль со своего штатного места и злобно шипел, перемежая общепринятые слова с матерными, – предлагал ведь кто-то умный из вас идти пешком до трассы, вот он, видать, и подался туда. Теперь голосует на ней,… если не провалился ко всем чертям. Его же не было около машин. Где мы его в темноте искать будем?
Мнения разделились. Леха, как Валеркин приятель, и Коляныч, чуя свою вину за задержку миссии, требовали вернуться к болоту. Егорыч был против. Его организм измученный прожитыми годами и выпитой водкой утратил былую готовность к благородным поступкам. Старому инспектору было наплевать на пропавшего Валериана. Он хотел спать, закипал желчным негодованием и изображал готовность к скандалу.
– Ежели помыслить, из-за него мы в том болоте оказались, утопленной бутылки вам бы до утра хватило. И за спасение теперича две отдали. Получается, задарма блукали по ночи.
Точку в дискуссии поставил Исаев.
– Хотите искать – флаг вам в руки… и фонарь на лоб, идите, ищите пешком, машина второго такого ралли не выдержит…, и танк уже никто не пришлет, если что…. Скорее всего, мы его сейчас на трассе подберем, – водитель упорно придерживался выдвинутой им версии.
Ну что тут поделать, когда мудрый старец и владелец машины не хотят искать товарища. Не устраивать же драку по этому поводу. Может, Исаев и прав, да и опасения Егорыча всегда подтверждались. … Коляныч и Леха, несмотря на терзавшее их осознание предательства, были вынуждены смириться с потерей.
На ночной трассе Валеры не оказалось, как гонцы за выпивкой не всматривались в кусты у обочин. В лагере у потухающего костра дремал Пашка. В свете фар было видно, как он суетливо поправляет автомат.
– Так ты вахту несешь! И как это браконьеры у тебя оружие не украли, ты Валерку не видал? – сразу обозначил проблемы Леха
– Собака охраняет меня и реку, – в тон ему ответил ОМОНовец, – где вас носило, утро скоро, Валера с вами уехал.
– Я вот, что подумал, пока дремал, – сказал Егорыч, тяжело вываливаясь из микроавтобуса, – ваш боец исчез вместе с военной колонной. Это факт.
– Что, в заложники взяли! Я ведь с ними рассчитался.
– Вот! Рассчитался. Чем? Выпивкой. Валера, может быть, решил с прапорщиком наше спасение обмыть… увлекся. Надо в часть эту танковую ехать. Она, как раз, на трассе располагается.
На этот раз Исаев был непреклонен, – сколько солярки сжег попусту, машину чуть не угробил, короче, своего дезертира ищите на УАЗике. – Больше всего его угнетала мысль, что ночь проходит бесцельно, кормилица-сеть валяется в кустах, а ход рыбы всегда непредсказуем.
Егорыч занял свое законное место на китайском стульчике около костра, и вставать с него не собирался.
– Я рыбу охранять сюда поставлен, а не искать по ночи всяких идиотов!
На ночном шоссе автомобильного движения не наблюдалось. Паха с Лехой бессмысленно вглядывались в темноту. Дорога прижималась к склону и повторяла все изгибы горного рельефа. Обстановка в машине была угнетенной. И водитель, и пассажир понимали, что шансы на успех в конце их пути – минимальные. Взрослый мужик, полицейский - не ребенок, чтобы просто потеряться.
После очередного поворота впереди замаячила фигура в зеленом обмундировании. Фары встречной машины слепили его, отчего Валера брел, наклонив голову и сутулясь.
– Живой! – заорал Леха, первым увидевший пропавшего омоновца. – Ну, Егорыч! Где он развил в себе такие способности?.. Может, он в разведке служил в прошлой жизни. Опять угадал.
– Не останавливайся, – вдруг заявил Паха, – когда Леха стал сбрасывать газ, – подъедем к нему сзади, а то Валериан от радости может окочуриться.
Леха, по работе привычный к приказам, проехал мимо товарища и когда тот скрылся из виду - развернулся.
– Он сейчас голосовать будет, – возбужденно продолжил Паха, – Везучий какой! Ни в реке не утоп, ни в болоте. Где его носило? Гляди, как резво чешет. Вылитый марафонец! Может, не будем ему мешать, к утру по-любому добредет.
Было видно, что ситуация из тревожной становится забавной, Паха повеселел, и был готов приколоться над другом.
Сгорбленная спина приближалась, но пешеход явно не собирался голосовать.
– Тормозни около этого бегуна, поговорить с ним хочу, – сказал Паха.
Машина поравнялась с Валерианом.
– Сержант Евсеев, – гаркнул Паха в открытую дверь, – ко мне!
Омоновец было, шарахнулся в темноту, но сказалась военная выучка, он быстро сориентировался и вскоре занял место в машине.
– Чего же ты дурень не голосуешь, – ласково выговаривал ему Паха, – мы уже некролог на тебя сочинять стали, а ты - вот он, живой!
– Да пробовал я голосовать. Лес вокруг, темень на дороге, машин мало. А те, что попадались, объезжали меня по противоположной обочине. Одна легковушка, чуть в кювет не свалилась,… так пугались.
На пустынной дороге УАЗик неярко светил замутненными фарами и натужно гудел усталым мотором. Валериан рассказывал очередную печальную историю из своей жизни.
– Я прошлую ночь по берегу лазил, в эту глаз не сомкнул, сами видели. Пили сколько! После купания в речке, никак не согреюсь. Прямо, как «зомби » стал. Когда трос из-под матрасов вытаскивал, на эти матрасы так хотелось прилечь. Ну, я и прилег потом, думал - на минутку, пока вы тягач ждали, матрасом же и прикрылся. Тепло стало, сразу отрубился. Так всю дорогу и проспал.
– Но потом-то машину мотало, моторы ревели, неужели не чувствовал, – усомнился Леха.
– Ну, я же говорю; вырубился… и, странное дело, снится мне, что я в армии. Звуки те же. Укачивает, будто с учений едем. Потом приехали, наверное, я спать продолжаю, а тут мой старшина будит меня, за ноги тащит, орет и обзывает по-всякому. Ну, прямо как раньше на службе. Голос знакомый. Признаюсь, струхнул я маленько, вываливаюсь из кузова, а там плац освещенный, солдаты матрасы тащат куда-то и строятся под фонарем. А старшина этот, здоровый такой, усатый, меня за шкирку и в этот строй пинками. А что? На мне форма одежды почти такая же, как у солдат, зеленая и грязная, те в два часа ночи еле ногами двигают, я тоже. Ну, сапоги, шапка – другие, так ночь же. А там перекличку делают. Стою я, значит, как полный придурок, жду, когда мою фамилию выкрикнут. Нутром чувствую; - тут что-то не так, а сообразить никак не могу - что именно. Как я в этом строю оказался?
– Ну и служил бы себе дальше, раз так подфартило. Чего свалил?
– Так старшина тот, все не мог успокоиться, все меня разглядывал. По-моему это он на ЗИЛе к нам приезжал на болоте, я из автобуса его не рассмотрел, только вопли ваши были слышны. Да и просыпаться я стал. Главное, думаю, чего это мою фамилию пропустили, она ведь на «Е» начинается, а там уже алфавит кончается…, при перекличке-то, так обидно стало, что меня забыли.
– Понимаю! Я бы тоже обиделся. Паха скорчил печальную рожу, – забрили, а в списки не внесли. На вот, выпей. – Он участливо протянул Валере кружку, где плескались последние капли водки. – Хорошо, хоть на «губу» не посадили как диверсанта.
– Не-е, – протянул Валера, взяв в руки кружку и понюхав содержимое, – хватит на сегодня… может быть, и посадили бы, но я про удостоверение служебное вспомнил. Когда меня за ворота части вытурили, я уже трезвый был, так стресс подействовал на организм. Сейчас даже от запаха этого пойла воротит. Пока разбирались, этот старшина всю нашу компанию матом крыл. Ну, что в болото их заманили.
– Видал же куда прется! – возмутился Паха, – на водителя своего потом набросился. Ни за что. Солдату сказали – вперед, он и едет, куда сказали…
….. УАзик вез защитников природу к месту в тайге, где те опять будут охранять реку от браконьеров. Доедят запечённую рыбу. Возьмут себе из исаевского улова немного кеты с икрой, чтобы не ехать домой с пустыми руками, достанут из реки утонувшую бутылку, выпьют по стопочке, ибо днем пить служивым людям – последнее дело, заступят на новые дежурства и прошедшая ночь постепенно забудется.