Пушкин. О кокюаже в дневнике

Поль Читальский
1819

17 декабря
Мои мысли о Шаховском… Он написал поэму «Шубы» — и все дрожат. Наконец он написал «Кокетку». И наконец написал он комедию, хотя исполненную ошибок во всех родах, в продолжение трех первых действий холодную и скучную и без завязки, но всё комедию.
Прим. Кокетка — «Урок кокеткам, или Липецкие воды», комедия в 5 действиях в стихах А. А. Шаховского (1815).

1834

1 января. Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau.
Скоро по городу разнесутся толки о семейных ссорах Безобразова с молодою своей женою. Он ревнив до безумия. Дело доходило не раз до драки и даже до ножа. Он прогнал всех своих людей, не доверяя никому. Третьего дня она решилась броситься к ногам государыни, прося развода или чего-то подобного. Государь очень сердит. Безобразов под арестом. Он, кажется, сошел с ума.
Меня спрашивали, доволен ли я моим камер-юнкерством. Доволен, потому что государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным, — а по мне хоть в камер-пажи, только б не заставили меня учиться французским вокабулам и арифметике.

. Прим.
Dangeau — Филипп де Курсильон, маркиз де Данжо (1638–1720), автор мелочной придворной хроники последних лет царствования французского короля Людовика XIV
В нашей биб-ке найдете (см. каталоги):
 
26-го января. В прошедший вторник зван я был в Аничков. Приехал в мундире. Мне сказали, что гости во фраках. Я уехал, оставя Наталью Николаевну, и, переодевшись, отправился на вечер к С. В. Салтыкову. Государь был недоволен и несколько раз принимался говорить обо мне: Il aurait pu se donner la peine d'aller mettre un frac et de revenir. Faites-lui des reproches.<См. перевод.>
В четверг бал y кн. Трубецкого, траур по каком-то князе (т. е. принце). Дамы в черном. Государь приехал неожиданно. Был на полчаса. Сказал жене: Est-ce ; propos de bottes ou de boutons que votre mari n'est pas venu derni;rement?<См. перевод.> (Мундирные пуговицы. Старуха гр. Бобринская извиняла меня тем, что у меня не были они нашиты.)
Барон д'Антес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет.
Безобразов отправлен на Кавказ, жена его уже в Москве.

6 марта
Царь дал мне взаймы 20 000 на напечатание «Пугачева». Спасибо.
В городе много говорят о связи молодой княгини Суворовой с графом Витгенштейном. Заметили на ней новые бриллианты, — рассказывали, что она приняла их в подарок от Витгенштейна (будто бы по завещанию покойной его жены), что Суворов имел за то жестокое объяснение с женою etc. etc. Всё это пустые сплетни: бриллианты принадлежали К-вой, золовке Суворовой, и были присланы из Одессы для продажи. Однако неосторожное поведение Суворовой привлекает общее внимание. Царица ее призывала к себе и побранила ее, царь еще пуще. Суворова расплакалась. Votre Majest;, je suis jeune, je suis heureuse, j'ai des succ;s, voil; pourquoi l'on m'envie etc.<См. перевод.> Суворова очень глупа и очень смелая кокетка, если не хуже.
Соб[олевскій]  говоритъ, о  Граф;  Вел[ьегорокомъ].  Il est  du juste  milieu,  car  il  est  toujours  entre  deux  vins,

8  апр;ля.  Вчера  raout  y  Кн.  Од[оевского].  Изъясненія  сь S.  К.—Вся  семья  Гр.  Л**,  Гр.  К а с . ,  идеализированная  ея  мать. Сейчасъ  ;ду въ  дворецъ  представиться  Цариц;. (|^2часа^) Представлялся.  Ждали  Царицу  часа  три.  Насъ  было челов;къ^20.  Братъ  Паскевича,  Шереметевъ,  Болховской,  два Корфа,  Вольховскій — и  другія.  Я  по  списку  былъ  посл;дній. Царица  подошла  ко  мн; см;ясь:  Non,  c'est  unique!.,  je  me  creusois  la  t;te  pour  savoir,  quel  Pfouchkine]  me  sera  pr;sent; —11 se trouve  que  c'est  vous!...  Comment  va  votre-femme?  Sa  tante  est bien  impatiente  de  la  voir  ;  bonne  sant;,  la  fille  de  son  coeur,  sa fille' d'adoption...  и  перевернулась.  Я  ужасно  люблю  Царицу,  не смотря  на  то  что  ей  ужъ  35  л;тъ  и  даже 36…  Я  простился  съ  Вольховскимъ,  который  надняхъ  ;детъ  въ Грузію.  Б[олховской]  сказывалъ  мн;, что  Воронцову  вымали голову  по  письму  Котляревскаго  (Героя).  Онъ  (т.  е.  Б.)  очень зло  отзывается  объ  Одеской  жизни,  о  Гр.  Вор[онцов;],  о  его соблазнительной  связи  съ  О.  Н[арышкиной]  etc.  etc.—Хвалитъ очень  Графиню  В[оронцову].

Прим.
в библейском тексте слово евнух означает придворный; отсюда и каламбур К. А. Нарышкина, сравнившего камергеров с евнухами.
Подъ буквами  О.  Н.  Пушкинъ  им;еть  въ  виду  Ольгу  Станиславовну  Нарышкину.  Дочь  изв;стной  красавицы-гречанки  („1а  belle  Phanariote") графини Софіи Константиновны  Потоцкой,  рожд. Глявоне,  по  1-мубраку Витгъ,  обольстительная  красавица, какъ и ея  сестра, графиня  Софья,  вышедшая замужъ  за  П.  Д.  Киселева  (впосл;дствіи графа),  она  въ 1823  году  („Остафьевскій Архивъ", т. II, стр. 343;  „Русск. Арх."  1903 г.,  кн. I,  стр. 462)  вышла  замужъ за  Льва Александровича Нарышкина  (род. 1785, ум. 1846),  давнишняго  пріятеля и  двоюроднаго  брата  графа  M.  С.  Воронцова.  Нарышкинъ,  съ  марта  1824  г.
бывшій  въ  отставк; генералъ-маіоромъ,  проживалъ  въ  Одесс; и  въ  Крыму,  гд; ему прйнадлежало изв;стное  им;ніе  Мисхоръ.  Бракъ  его  съ  Потоцкою  не  былъ счастливъ; самъ  онъ  находился  подъ  вліяніемъ  и  обаяніемъ своей  тетки, изв;стной  Маріи  Антоновны  Нарышкиной  (любовницы  Александра  I),  эа  которою всюду  сл;довалъ; кром; того,  супруги  вообще  мало  подходили  другъ  къ  другу: жена  была  кокетлива,  властолюбива,  энергична,  хитра  и  двулична  („Русск. Арх."  1895  г.,  кн. III,  стр. 85);  мужъ — челов;къ добрый,  но  безхарактерный  и вялый, по  выраженію  его  свояка,  графа П  Д.  Киселева,—«toujours  dormeur  et toujours  aimable".  ЖивЪвъ Одесс;, гд; съ 1835 г. проживила,и Марія Антоновна, овдов;вшая  въ  1838  г.,  Нарышкинъ  д;лалъ  большіе  пріемы;  имя  его  жены
Ольги  Станиславовны,  находившейся  въ эти  годы  всегда  около графа  M. С. Воронцова,  постоянно  упоминается  въ  письмахъ  посл;дняго къ  H.  Н.  Раевскому за  1837 и 1^3$   г «»  свид;тельствуя о  близкихъ  дружескихъ  ихъ  отношеніяхъ  (см* „Архивъ Раевскихъ",  подъ  ред.  Б. Л. Модзалевскаго,  т.  II,  С.-Пб.  1909,  стр.  по указ.)

14 апреля
Ропщут на двух дам, выбранных для будущего бала в представительницы петербургского дворянства: княгиню К. Ф. Долгорукую и графиню Шувалову . Первая — наложница кн. Потемкина и любовница всех итальянских кастратов, а вторая — кокетка польская, т. е. очень неблагопристойная; надобно признаться, что мы в благопристойности общественной не очень тверды

16-го. Вчера проводил Наталью Николаевну до Ижоры. Возвратясь, нашел у себя на столе приглашение на дворянский бал и приказ явиться к графу Литте. Я догадался, что дело идет о том, что я не явился в придворную церковь ни к вечерне в субботу, ни к обедне в вербное воскресение. Так и вышло: Жуковский сказал мне, что государь был недоволен отсутствием многих камергеров и камер-юнкеров, и сказал: «Если им тяжело выполнять  свои обязанности, то я найду средство их избавить».
Литта, толкуя о том же с К. А. Нарышкиным, сказал с жаром: — Mais enfin il y a des r;gles fix;s pour les chambellans et les gentilshommes de la chambre. На что Нарышкин возразил: — Pardonnez moi, ce n'est que pour les demoiselles d'honneur.<См. перевод.>
Однако ж я не поехал на головомытье, а написал изъяснение.
Говорят, будто бы на днях выйдет указ о том, что уничтожается право русским подданным пребывать в чужих краях. Жаль во всех отношениях, если слух сей оправдается.
Суворова брюхата и, кажется, не вовремя. Любопытные справляются в «Инвалиде» о времени приезда ее мужа в Петербург. Она уехала в Москву.

10 мая. Несколько дней тому получил я от Жуковского записочку из Царского Села. Он уведомлял меня, что какое-то письмо мое ходит по городу и что государь об нем ему говорил. Я вообразил, что дело идет о скверных стихах, исполненных отвратительного похабства и которые публика благосклонно и милостиво приписывала мне. Но вышло не то. Московская почта распечатала письмо, писанное мною Наталье Николаевне, и, нашед в нем отчет о присяге великого князя, писанный, видно, слогом не официальным, донесла обо всем полиции. Полиция, не разобрав смысла, представила письмо государю, который сгоряча также его не понял. К счастию, письмо показано было Жуковскому, который и объяснил его. Всё успокоилось. Государю неугодно было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностию. Но я могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у царя небесного. Однако какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честному) , и царь не стыдится в том признаться — и давать ход интриге, достойной Видока и Булгарина! Что ни говори, мудрено быть самодержавным.

Прим.   «...но холопом и шутом не буду и у царя небесного». Пушкин имел в виду слова Ломоносова из его письма Шувалову (19 января 1761): «Не токмо у стола знатных господ, или у каких земных владетелей дураком* быть не хочу; но ниже; у самого господа бога, который мне дал смысл, пока разве отнимет».


5 декабря. Завтра надобно будет явиться во дворец. У меня еще нет мундира. Ни за что не поеду представляться с моими товарищами камер-юнкерами, молокососами 18-тилетними. Царь рассердится, — да что мне делать? Покамест давайте злословить.

Я все-таки не был 6-го во дворце — и рапортовался больным. За мною царь хотел прислать фельдъегеря или Арнта.

18-го дек. Третьего дня был я наконец в Аничковом. Опишу всё в подробности, в пользу будущего Вальтер Скотта.
Придворный лакей поутру явился ко мне с приглашением: быть в 81/2 в Аничковом, мне в мундирном фраке, Наталье Николаевне как обыкновенно. В 9 часов мы приехали. На лестнице встретил я старую графиню Бобринскую , которая всегда за меня лжет и вывозит меня из хлопот. Она заметила, что у меня треугольная шляпа с плюмажем (не по форме: в Аничков ездят с круглыми шляпами; но это еще не всё). Гостей было уже довольно; бал начался контрдансами. Государыня была вся в белом, с бирюзовым головным убором; государь в кавалергардском мундире. Государыня очень похорошела. Граф Бобринский, заметя мою треугольную шляпу, велел принести мне круглую. Мне дали одну, такую засаленную помадой, что перчатки у меня промокли и пожелтели. — Вообще бал мне понравился. Государь очень прост в своем обращении, совершенно по-домашнему. Тут же были молодые сыновья Кеннинга и Веллингтона. У Дуро спросили, как находит он бал. — Je m'ennuie, — отвечал он. — Pourquoi cela? — On est debout, et j'aime ; ;tre assis.<См. перевод.> Я заговорил с Ленским о Мицкевиче и потом о Польше. Он прервал разговор, сказав: — Mon cher ami, ce n'est pas ici le lieu de parler de la Pologne. Choisissons un terrain neutre, chez l'ambassadeur d'Autriche par exemple.<См. перевод.> Бал кончился в 11/2.
Утром того же дня встретил я в Дворцовом саду великого князя. «Что ты один здесь философствуешь?» — «Гуляю». — «Пойдем вместе». Разговорились о плешивых.  «Вы не в родню, в вашем семействе мужчины молоды оплешивливают». — «Государь Александр и Константин Павлович оттого рано оплешивели, что при отце моем носили пудру и зачесывали волоса; на морозе сало леденело, и волоса лезли. Нет ли новых каламбуров?» — «Есть, да нехороши, не смею представить их вашему высочеству». — «У меня их также нет; я замерз». Доведши великого князя до моста, я ему откланялся (вероятно, противу этикета).

1835

8 января. Начнем новый год злословием, на счастие...
Бриллианты и дорогие каменья были еще недавно в низкой цене. Они никому не были нужны. Выкупив бриллианты Натальи Николаевны, заложенные в московском ломбарде, я принужден был их перезаложить в частные руки, не согласившись продать их за бесценок. Нынче узнаю, что бриллианты опять возвысились. Их требуют в кабинет, и вот по какому случаю.
Недавно государь приказал князю Волконскому принести к нему из кабинета самую дорогую табакерку. Дороже не нашлось, как в 9000 руб. Князь Волконский принес табакерку. Государю показалась она довольно бедна. — «Дороже нет», — отвечал Волконский. «Если так, делать нечего, — отвечал государь: — я хотел тебе сделать подарок, возьми ее себе». Вообразите себе рожу старого скряги. С этой поры начали требовать бриллианты. Теперь в кабинете табакерки завелися уже в 60 000 р.

Февраль
В публике очень бранят моего Пугачева, а что хуже — не покупают. Уваров большой подлец. Он кричит о моей книге как о возмутительном сочинении. Его клеврет Дундуков (дурак и бардаш) преследует меня своим ценсурным комитетом. Он не соглашается, чтоб я печатал свои сочинения с одного согласия государя. Царь любит, да псарь не любит. Кстати об Уварове: это большой негодяй и шарлатан. Разврат его известен. Низость до того доходит, что он у детей Канкрина был на посылках. Об нем сказали, что он начал тем, что был б..., потом нянькой, и попал в президенты Академии Наук, как княгиня Дашкова в президенты Российской академии. Он крал казенные дрова и до сих пор на нем есть счеты (у него 11 000 душ), казенных слесарей употреблял в собственную работу etc. etc. Дашков (министр), который прежде был с ним приятель, встретив Жуковского под руку с Уваровым, отвел его в сторону, говоря: «Как тебе не стыдно гулять публично с таким человеком!»
Ценсура не пропустила следующие стихи в сказке моей о золотом петушке:
Царствуй, лежа на боку
и
Сказка ложь, да в ней намек,
Добрым молодцам урок.
Времена Красовского возвратились. Никитенко глупее Бирукова.

Источник:
Дневник Пушкина. 1833-1835  Под ред. и прим. Б.Л. Модзалевского и со ст.П.Е. Щеголева. М.; Пг., 1923