Дети вызывали у нее неприязнь и оторопь. Сначала оторопь, потом неприязнь.
Так было всегда, и она была уверена- это единственное в ее жизни, что никогда не изменится.
Едва услышав рядом с собой детский плач, она мгновенно вытаскивала из кармана наушники, надевала их и включала музыку, чтобы заглушить этот ужасный звук.
В ход шла любая музыка, которая начинала играть в тот момент. Но лучше всего помогал классический рок.
Тогда можно было кивать в такт головой и искоса смотреть на широко раскрытый в вопле детский рот. Видеть, но не слышать.
Подружки уже давно нянчили второго и третьего чад и, что было совсем удивительно, казались абсолютно счастливыми.
Уставшими, с сизыми, от недосыпа, мешками под глазами, с немытой головой и традиционной соской в кармане - но счастливыми.
Она видела, как эти бледные копии некогда изящных и сексуальных женщин смотрели на свои орущих чад и светились от радости обладания.
- Ну, а когда же ты? - спрашивали у нее.
Вопрос-вступление.
Вопрос - предисловие.
Вопрос- присказка, с которого всегда начиналось перетягивание каната между двумя группами женщин.
Ее группа была сокращена до минимума, собственно, никого кроме нее в этой группе не было.
А вот по ту сторону каната была рать. Орда.
И эта рать не понимала, не желала понимать, что кто-то может думать иначе.
Инакомыслие каралось позором и обвинением в том, что она не хочет быть матерью.
( Свернуть )
Ее захватывали в плен одним вопросом и уже не отпускали, пытая до тех пор, пока она бы не призналась, что хочет сразу пятерых детей, и чтобы среди них обязательно была девочка.
Это был вопрос-ловушка, выбраться из нее было практически невозможно, разве что задать встречный вопрос.
Нужно было посчитать детей у данной конкретной спрашивающей женщины и спросить, исходя из их количества:
- Когда второго/третьего/пятого/девочку/мальчика..?
Со временем она научилась сразу нападать с этим вопросом, при этом не забывая сказочно улыбаться и восторженно добавлять "Дети - это же цветы жизни! Дети- это счастье, их должно быть много!"
Степень восторженности ограничивалась лишь ее актерскими способностями, которые за время анти-детской обороны весьма развились.
Это легко сходило с рук, пока муж придерживался того же мнения.
Однажды муж пришел и сказал:
- Пора бы и нам ребенка родить.
Она сказочно улыбнулась и восторженно добавила "Конечно! Дети -это счастье. У нас будет мальчик и девочка!" - и начала раздеваться.
После секса муж умиротворенно ушел к телевизору.
Она выпила противозачаточную таблетку, налила кофе и открыла недочитанную книгу.
Через месяц тест показал две полоски.
Она пошла и сделала аборт, никому ничего не сказав.
Привычная удобная жизнь с тех пор стала тесна.
Она по-прежнему слушала рок, ездила на работу, общалась с подругами и лицемерно повторяла, что дети это счастье.
Но уже без прежней уверенности в правильности происходящего.
Возвращаясь по вечерам домой или пробираясь утром сквозь толпу в метро, она начала замечать беременных женщин.
Ей казалось, что их тысячи, и все они ходят за ней по пятам и украдкой показывают в ее сторону пальцем.
Когда она слышала детский плач, то привычным движением вытаскивала наушники, а потом сжимала их в руке так, что на ладони появлялись отметины от ногтей.
Приезжая к подругам, она, сначала нехотя, а потом все более радостно начала брать их детей на руки, шутить с малышами и щекотать их под толстенькими подбородками.
Она смотрела в их огромные чистые глазенки и замирала от ужаса.
Подруги понимающе смотрели на изменениями, которые происходили на их глазах и радовались, повторяя непонятное "Дозрела".
Она приезжала так часто и оставалась так надолго, что не все выдерживали такой назойливый режим дружеского общения.
Дети выучили ее имя и радовались ее приезду, потому что она ползала с ними на животе под кроватью, собирала бесконечные конструкторы и разрешала проверять скользкие ли у нее глаза.
Муж заметил, что она чаще бывает вне дома и начал задавать вопросы.
Она сказала, что ей нужно подумать. Подумав, сказала, что им нужно разъехаться.
Скандал, последовавший за этими простыми, по ее мнению, словами, был ужасен настолько, что прибегали соседи, которые грозились вызывать милицию.
На следующий день она собрала его вещи.
Он рыдал и умолял сказать в чем дело, ее глаза оставались сухими.
Она лишь напоследок улыбнулась ему одними губами и сказала "Надеюсь ты найдешь свое счастье. Дети - это счастье, запомни", потом закрыла за ним дверь и забыла о нем навсегда.
"Сука" подумал бывший муж про бывшую любимую женщину.
- Сука!- проорал он через дверь.- Чтобы тебя никто никогда не полюбил!
И начал спускаться к лифту, волоча за собой чемодан с вещами.
Она чувствовала, что уже не понимает своего отношения к детям.
Раньше все было просто и понятно, теперь же спектр эмоций шкалило от любой мелочи.
Она, как прежде, затыкала уши от детского плача, но потом могла рывком вытащить наушники и начать кружить рядом с плачущим малышом, предлагая ему поиграть в ладушки или свою расческу.
Приезжая в гости, она привозила столько подарков и сладостей детям, что на нее начали ругаться подруги.
В очередной раз, забежав после работы к соседке Наташке, она привычным жестом фокусника вытащила из за спины пять шуршащих яиц с игрушками и раздала прыгающей от радости малышне.
- У нас гости, раздевайся! - скороговоркой пробубнила Наташа, показывая кулак детям, которые уже распотрошили подарок и теперь расшвыривали фантики.
Она стянула сапоги, прошлась расческой по волосам и посмотрела на себя в зеркало.
Оттуда на нее смотрела изящная и сексуальная женщина- умница, красавица, два высших образования, бывший муж в анамнезе.
Без уставших, сизых, от недосыпа, мешков под глазами, без немытой головы и традиционной соски в кармане.
Она вошла в комнату, лучезарно улыбаясь всем, кто попал в поле зрения... и расплакалась.
- Что случилось? - перепугалась Наташка, гладя ее по голове, как маленькую и испугано глядя на отчаянно рыдающую гостью.
Она ушла в ванну, долго умывалась холодной водой, потом тихонько забрала сумку и пальто и ушла к себе.
Через полчаса в ее дверь позвонили.
На пороге стоял мужчина, держа за руку маленькую девочку.
- Простите, можно мы к вам? А то Варя хочет в туалет, а у Наташиного мальчика расстроился живот. Наташа сказала, что можно к вам.
- Конечно, конечно, - забормотала она, неловко вжимаясь в стену, чтобы они могли пройти.
Варя деловито протиснулась в чужую квартиру и доверчиво взяла хозяйку за руку:
- Ты мне колготки снимешь, а то я описаюсь? - попросила она.- Папа стесняется. - шепотом добавила она.
Мужчина смущенно посмотрел на дочь, потом на Нее и кивнул.
После туалета они пили чай и разговаривали, пока Варя не уснула, уронив голову на сложенные руки.
Она смотрела во все глаза на то, как смешно он устраивает малышку на диване, спросив перед этим разрешения "чтобы она полчасика подремала и мы поедем домой, бабушка ждет. Она всегда волнуется, когда мы задерживаемся."
И плакала, понимая, что это - апофеоз всей ситуации.
Эмоциональное дно, ниже которого уже не упасть.
Что все ее мысли и чувства вычерпаны через край и нужно заполнять себя чем-то новым.
(через год)
- Мама, я не виновата! Он первый начал! - обиженно сказала Варя, укутываясь в одеяло.
- Варвара, я тебе еще раз говорю - толкаться нехорошо! - сказала она строго, стараясь сдержать улыбку, уж больно смешно выглядела девочка, как птенец в гнезде.
- Ну мама!...
- Ничего не мама! - повторила она. - Толкаться нельзя! И точка.
- А если я его толкнула, чтобы спасти? Он стоял и мог под поезд попасть! - продолжала девочка упрямо.
- Под какой поезд?
- Под игрушечный!
- Ну хорошо. Если чтобы спасти, тогда ладно. Но вообще - толкаться нехорошо, ты запомнила?
- Запомнила.- проворчала Варя.