У писателя Набокова было три страсти – бабочки, шахматы и писательство. Как всякий литератор он мечтал освободиться от ненавистных занятий – прежде всего ему претило преподавать литературу студентам – холодным, американским, тупым, равнодушным к «Евгению Онегину» и Гоголю. Да и оратор он был не ахти – писал на листочках километровые лекции, которые зачитывал на протяжении утомительных пар. Писал он, конечно, лучше, чем говорил. Ныне любопытные наблюдения Набокова издаются приличными тиражами.
Как многие литераторы, Набоков искал освобождения. А что может раскрепостить писателя, как не созданное им произведение? Вопрос только в механизме, рецепте – что надо такого-этакого приготовить, чтобы больше не работать?
Рецепт Набокова составлен из сплошь ненавистных ему ингредиентов. Начнем по порядку. Первое – достоевщина. Американский литератор боялся идей, которыми напичканы «детективные романы» ФМД. Подобно эмигранту Довлатову, буржуазный Набоков любил почитывать безопасного Чехова. Достоевский их пугал. Идеи сводят с ума, идеи радикальны, идеи доводят до столкновений. Радикализм разжигает революции. Опаленный мировым костром Набоков боялся битвы идей – именно идейные товарищи лишили его дома, детства, заставили остаток жизни слоняться по чужим домам и гостиницам.
Литераторы, которые боятся живых идей, начинают играть в языковые игры. И на этом поле Набоков хорош. Но вернемся к первому ингредиенту.
Свой самый знаменитый роман Набоков написал, жонглируя тенью великого Достоевского – он смешивает педофилию, эпилептические корчи, тему двойничества, манию преследования. Сочетание этих элементов образует преступную, порочную связь, необходимую для детективной составляющей произведения. Аргентинский слепец Борхес справедливо замечал, что детективный фундамент – гарант успешности произведения.
Второй ненавистный нектар писатель извлекает из фрейдизма. Над психомудрецами-шарлатанами Набо пошучивает на протяжении всего романа, называя пистолет «дружком» и проч.
Третий ингредиент – влияние «крутого романа». Грубые циничные фразочки в стиле Чандлера и Хэммета Набокову не к лицу. То, что у вышеупомянутых авторов получалось хлестко, дерзко, смешно, в тему – у Набокова выходит неорганично, как жалкое подражательство. «На вид он был мертв: недоставало доброй четверти его лица, и уже спустились с потолка две мухи, едва веря своему небывалому счастью».
Ингредиенты смешаны – а кто будет употреблять сей коктейль? Изданная эротическим издательством «Олимпия Пресс» «Лолита», казалось бы, предназначена для самых широких масс.
А как привлечь внимание высоколобых – филологов, психологов и прочих гуманитариев-интелей?
Очень просто – главный персонаж романа по прозвищу Гу Гу по профессии литературовед, кабинетный узник. Его рукопись пестрит к месту и не к месту изящной словесностью, ссылками на Пушкина и отвратными стихами, сочиненными Гу Гу. Праздник для праздного постмодерниста, играющего в угадайку. Вдобавок постмодернист, какую бы пустую жизнь он не вел, как бы он не заигрался, не чужд тяги к нарушению запретов. Когда-то он тоже, быть может, любил Аннабель Ли и страдал от избытка чувств, а теперь он прикован к опостылой кафедре. И не вырваться ему бедняге из синекурной серости. В отличие от преступника Гу Гу и создателя его Набокова.