Маленький, занесенный снегом поселок, затерявшийся где-то в ледяных просторах необъятной страны. Поздний вечер, на улице вьюга, лютый мороз, а в маленькой квартирке одноэтажного деревянного дома похожего на барак жарко как в тропиках. Две женщины, мама и дочка, простоволосые, обе в ночных рубашках сшитых из одного и того же материла в бледно-голубых цветочках. Дочка делает школьные уроки, мама сидит в раздавленном кресле и читает рассказы Чехова. Ее глаза слипаются, и голова то и дело падает вниз. Тихо-тихо. Слышно только как на кухне в печке потрескивают дрова, да воет ветер за окном. Дочка сделала уроки, закрыла тетрадь, потушила настольную лампу и оглянулась на мать дремлющую в кресле. Спать ложиться еще рано. Вилка бумажного радио, висящего черной тарелкой на стене выдернута из розетки. Мертвецки тихо. "Мама, давай поищемся". Мать встрепенулась, открыла глаза. "Давай, доченька". Дочка пошла на кухню, взяла тоненький ножичек, взяла с кровати подушку, коложила ее на колени матери, пододвинула маленькую скамеечку к креслу, села на нее и склонила голову на подушку. Тёмно-каштановые волосы густо рассыпались по подушке и закрыли бледное лицо девушки. Мама стала ножичком аккуратно раздвигать волосы дочки и искать гниды - маленькие белые яички вшей. Две милых, добрых души слились в полной, совершенной гармонии в одну. Притихла вьюга за окном, притих в печке огонь, притихла Вселенная. Изредка только было слышно как трескаются гниды под маминым ногтем.
Утром, когда они включили радио, из черной бумажной тарелки, висящей на стене, раздался трагической голос Левитана... Мама и дочь, взглчнули друг на друга с ужасом в глазах, девушка обернулась на бумажный портретик прикрепленный к стене над ее письменным столом, бросилась в объятия матери и горько разрыдалась. Было начало Марта 1953 года.