— ПОЛНОЧНЫЙ БРЕД ТЕРЗАЕТ СЕРДЦЕ МНЕ ОПЯТЬ —
Циферблат электронных часов, мигая двоеточием, разделяющим четыре цифры на пары, левая из которых отвечала на прямо поставленный вопрос «wie spat ist es?», а правая отсчитывала минутный бег, отбрасывая блики на противоположную стену, и неяркий свет проникал сквозь закрытые веки, нервируя и мешая заснуть. Молодой человек, безуспешно пытавшийся погрузиться хотя бы в легкую дрему, перекатившись на спину, нашарил транслирующий время гаджет и перевернул экраном вниз, однако из-за того, что этажерка представляла из себя соединенные перпендикулярами столбов стекла, усиленные отражением, черточки и кругляшки заплясали на потолке неоново-алыми пятнами, издевательски блинкуя. Иногда, в моменты острого отчаяния Тиндарей завидовал людям, способным унестись в мир грез, сидя на заднем сидении тарахтящего пропеллерами аэротакси, прикорнуть в метро, привалившись боком к хлипкому поручню, однако они, эти удивительные создания, обладающие некоей договоренностью с Морфеусом, не совершали особо тяжких преступлений, но даже отпиленные на всю башку террористы, ожидающие исполнения приговора или коротающие сорок пожизненных, подавая апелляции одну за другой, могут рассчитывать на милость повелевающего снами божества, потому что все самое страшное в никчемных жизнях этих ублюдков уже произошло, он же избежал наказания, причем даже не по своей воле, - Эйнсворт-старший, сколотивший нехилое состояние на разработке программных обеспечений для компьютеров, задействовал все свои связи, чтобы дело отправили в архив, за недостаточностью улик обозначив его как «предполагаемый несчастный случай», but невзирая на снятые обвинения договориться с собственной совестью у парня не получилось: от sleepless nights не спасали ни пятичасовые тренировки, ни липовые отвары, а после приема транквилизаторов он на несколько месяцев лишился потенции, перестал испытывать какие-либо чувства и, переходя дорогу в неположенном месте, едва не угодил под колеса кабриолета и решил с влияющими на психику препаратами завязать. К огромному его сожалению, спустя полгода после прекращения курса антидепрессантов организм восстановился, и надеющийся на безвозвратную потерю либидо fellow приуныл: Тиндарею казалось, что обуявшее его равнодушие - расплата, отчасти уравновешивающая чашу весов, ибо life without sense намного страшнее казни, и на месте отца жертвы он настоял бы на том, чтобы душегуба обрекли на мучительное существование в одиночной камере, - смерть слишком милосердна для того, кто отнял чужую vita, и неважно, при каких обстоятельствах случилось то, чего нельзя изменить. До сих пор мужчина содрогался от ужаса, вспоминая обезображенное лицо своей девушки Бернадетт Стокдейл, завернутой в ковер; в ходе аутопсии патологоанатом выяснил, что незадолго до трагедии восемнадцатилетняя студентка филологического университета приняла наркотики, а затем была изнасилована и задушена: исходя из отчета следователя, некто, игнорируя сопротивление, связал руки бедняжке, ударил лбом о край кофейного столика, грубо овладел лишившейся сознания особой, после чего оттащил в подвал, перетянул шею бечевкой и заботливо накрыл труп гобеленом. Нанятый влиятельным отцом главного подозреваемого адвокат, настаивая на невиновности подзащитного, указывал на то, что отпечатки пальцев Эйнсворта-младшего непосредственно at the crime scene отсутствуют, к тому же извращенец воспользовался презервативом, поэтому тот факт, что Тиндарея обнаружили в невменяемом состоянии не доказывает его причастности к злодеянию.
Самого молодого человека, едва не впавшего в кому из-за передозировки амфетамином, срочно госпитализировали, и вплоть до судебного заседания он проторчал в рехабе, пытаясь смириться со смертью возлюбленной и тщетно напрягал память, trying to catch из ее недр что-либо о роковой ночи, когда они втроем отправились в апартаменты их общего друга Тревора Макдауэлла после вечеринки в клубе «Селестина», но чернота, повредившая большую часть кадров, расползлась по кинопленке in his damaged head, and memories представляли из себя сплошной сумбур: вот он помогает Бернадетт снять курточку, чмокает в висок, затем они вроде как садятся на диванчик и сладко воркуют, пока Трев готовит коктейли, гремя посудой и рассказывая анекдот, а потом начинается полная неразбериха: люстра внезапно нависает над ним, кто-то приглушенно кричит «what’s up, buddy?», барабанные перепонки лопаются от басов тяжелого рока, сотрясающего стены, ведущие хоровод, а спустя неопределенное количество часов он видит двух мужиков из службы спасения в оранжево-черных костюмах, носилки, расцветающие на переносице Стокдейл гематомы, слегка прищуренный глаз с огромным, вытеснившим радужку зрачком и свалявшимися в колтун волосами, чопорный голос инспектора, трясущего своим удостоверением, требующего немедленно назвать имя потерпевшей. Ничего не соображающий юноша подполз к девушке с намерением растолкать ее, однако детина, облаченный в комбинезон и скрывающую нос и рот маску, преградил ему путь и, подняв, усадил на табурет. Сутки подросток провел в следственном изоляторе, а поскольку Кип Джарвис, которому поручили вести расследование, посчитал жалующегося на тошноту парнишку симулянтом, то родители Тиндарея, едва правоохранительные органы связались с ними, примчались в полицейский участок и, увидев еле ворочающего языком и никого не узнающего сыночка, настояли на срочной госпитализации и подали ответный иск, настаивая на отстранении детектива, отнесшегося предвзято к их отпрыску.
Габриэля Эйнсворта и его супругу Марджори новость, что еще один член их семьи совершил немыслимое, подкосила неимоверно: за десять лет до рождения second son их старший, являвшийся на тот момент единственным наследником, успешно скрывавший от parents то, что стал объектом травли in the school, в одно «прекрасное» утро, устав от издевательств, выкрал из отцовского кабинета револьвер, устроил шутинг на перемене и покончил с собой выстрелом в висок. Отличающийся от сверстников обилием сшитых на заказ вещей и брендовыми шмотками, Дерек пробовал завести друзей, раздавая шоколадки, а когда старшеклассники начали тушить о его предплечья сигареты, вымогать карманные деньги и колоть булавками спину, отрок, обратился за помощью сперва к учителям, затем к родителям, однако мистер Пэкстон, преподававший математику, посоветовал Эйнсворту не принимать все близко к сердцу, а мать, выслушав жалобы мальчонка, предложила перевестись в более престижную гимназию и забыла об этом разговоре, наивно предположив, что раз малыш больше не просит защитить его от хулиганов, значит, все в порядке. Габриэль сутками пропадал в своем офисе, разъезжал по штатам, заключая выгодные сделки, приобретая акции стремительно набирающих популярность сетей, инвестируя в те или иные проекты, а Марджори, нашедшая свое призвание в коллекционировании картин современных художников и организации благотворительных вечеров, возвращалась домой поздно вечером, и предоставленный сам себе boy, погрузившись в cruel world of bloody games, находил отдушину в играх, где нужно мочит врагов, ожесточившись после того, как на двери его шкафчика белым фломастером вывели «dirty faggot» и покромсали подаренный матерью на birthday ранец и в конечном итоге задумал отомстить своим обидчикам. Тщательно подготовившись ко дню «икс», Дерек, получивший кличку «швайне» за чуть вздернутый короткий нос, купил в магазине маску свиньи и, натянув ее на голову, открыл огонь по снующим в коридоре children, ранил пятнадцать учеников и педагога по сибанскому, закрылся в туалете, перезарядил револьвер, изрешетил ведущую в кабинет биологии дверь, истерично выкрикивая «where is the pig?», а когда в коробке осталась одна пуля, зашел в лабораторию и покончил с собой, написав на доске мелом «it is not my fault». Поскольку полученные школьниками ранения были неопасными (fellow целился в ноги), а многие из classmates подтвердили, что Натаниэль Харди с дружками задирал Эйнсворта, запихивали в сменную обувь ящериц и подпаливали зажигалкой челку, данное событие, освещенное журналистами, широкой огласки не получило, а жители Лос-Демоньоса в большинстве своем винили взрослых, не уследивших за подростком, а забияку Натаниэля исключили из учебного заведения за отвратительное поведение. Правительство соединенных штатов вновь обсуждало необходимость запрета на хранение в частных домах огнестрельного оружия, но гомериканцы сию инициативу восприняли без особого восторга: в крупных городах вроде Нью-Моргкса, Скай-Фло и Рио-де-Феврейро people могут не бояться налета грабителей, однако в небольшом Мортленде или полупровинциальном Ханнаполисе каждый год происходило около тридцати вооруженных нападений, и обитающие в частных коттеджах горожане отстаивали право защищать свою территорию.
Предприимчивый Габриэль раздал кругленькую сумму нескольким семьям, чтобы те выступили на национальном телевидении и акцентировали внимание на том, что Дерек - жертва, отчаянно нуждавшийся в понимании мальчик, сошедший с ума из-за нескончаемого буллинга. Марджори, смирившись с потерей единственного сына, осознала, что со своими обязанностями справлялась плохо и несколько лет занималась анализом, как должен был поступить адекватный родитель, заслышав «мамочка, я сегодня прогуляю уроки, ладно?». В конце концов убедив себя, that everyone is allowed to make mistakes, сорокадевятилетняя женщина, успев запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда, вновь стала матерью, на сей раз внимательно следя за малейшими переменами в настроении Тиндарея, предугадывая каждое его желание и объясняя, почему важно проговаривать обиды, а не копить их в себе. Совершенно не похожий на покойного брата, юноша, находившийся в хороших отношениях со всеми, способным разрядить атмосферу правильно подобранной репликой, совершенно неконфликтный, радовал mother открытостью и добродушием, редко злился и предпочитал решать разногласия мирным путем. Поступив в высшее учебное заведение, молодой человек, как и многие из его однокурсников, de temps en temps посещал ночные клубы, отмечая удачно сданные зачеты, закорешился с бойким Тревором Макдауэллом, обзавелся девушкой и не подозревал, что совсем скоро his life пойдет под откос, и он из веселого, улыбчивого тинейджера превратится в невротика, пребывающего на грани эмоционального истощения и практически уверенного, что Бернадетт Стокдейл убил именно он, ведь в крови Тиндарея медики нашли такое количество стимулирующих выброс эндорфина веществ, что, вне всяческих сомнений, Эйнсворт-младший, впав в некое подобие транса, с полностью отключенным сознанием, напал на слабо сопротивляющуюся девушку, склонил к сексу, избил и лишил жизни, и хотя правозащитник в ходе следственного эксперимента доказал, накачанный под завязку дрянью человек, совершивший нечто подобное, не мог не оставить улик, и в картину преступления не укладывалось ни то, что Тиндарей, полностью одетый, валялся в невменозе на диване до прибытия наряда, а на его теле не обнаружили ни единой ссадины, а кусочки кожи, прилипшие к ногтям жертвы, идентифицировать так и не сумели ввиду отсутствия образцов ДНК в гомериканской базе данных, из чего следовал вывод, что murderer - приезжий, поскольку с двухтысячного года военное министерство обязало больничный персонал вносить в компьютер электронный код генетического материала всех, кто захочет оформить страховку.
Отец погибшей, болезненного вида мужчина, по окончании судебного разбирательства, проходя мимо ссутулившегося парня, обнимаемого с одной стороны счастливо улыбающимся адвокатом, а с другой - всхлипывающей Марджори, схватил бойфренда своей дочери за лацканы пиджака и, заставив приподняться, злобно прошипел, что справедливость рано или поздно восторжествует, и грязные деньги его папочки не скроют очевидного. Несколько газет и пабликов, раскопавших информацию о шутинге почти тридцатилетней давности, небезосновательно проводили параллель между сыновьями бизнесмена, а ведущая одного ток-шоу выступила с инициативой присвоить чете Эйнсворт титул «the worst parents in the world», так что почти все знали: Тиндарей уже второй ребенок Габриэля и его супруги, преступивший грань дозволенного, и ни репортаж о том, что присяжные вынесли вердикт в пользу обвиняемого, ни заголовки статей, сообщавших, что дело закрыто, а поиски настоящего преступника зашли в тупик не повлияли на мнение большинства, убежденных: всемогущий миллионер отмазал свое чадушко от заключения под стражу до скончания веков, сам же парень чувствовал себя угрохавшим как минимум сотню беззащитных детей мерзавцем, перестал выходить из дома и позволил бурному течению меланхолии унести его подальше от берегов de la vie. Давая показания, он, расстроенный, подавленный и обескураженный, забыл упомянуть, что запрещенными препаратами никогда не баловался и понятия не имеет, как амфетамин оказался в его организме, также умолчал и о сбежавшем ни с того ни с сего в раздираемую междоусобицами Треворе, еще недавно заявлявшего о своем намерении получить эвропейское гражданство и никогда более не возвращаться на континент, где на севере обитают дикари-людоеды, а более цивилизованный юг охвачен огнем военных действий, и власть в некоторых странах сменяется каждые две недели, а покореженные бомбами дороги утопают in rivers of blood.
Казнящий себя за отсутствие смелости взять ответственность за непреднамеренное убийство и недостаточную твердость в разговоре с отцом, окончившимся сопровождаемой досадливой гримасой фразой «не мели ерунды, ты ко всему этому непричастен», Тиндарей decided наказать себя самостоятельно, но действовать не как импульсивный подросток, бунтующий против всего мира, а планомерно, step by step лишаться привычного комфорта и сделать так, чтобы vita мало чем отличалась от жалкого существования обреченного на одиночество отшельника. Перебравшись в Сан-Фалассар, он, полностью обнулив счет в банке, пустил подаренные father деньги на постройку крошечной пекарни, научился замешивать тесто, с шести утра и до одиннадцати вечера занимался изготовлением булочек, продавал их за сущие копейки, которых едва хватало на оплату счетов, излишки раздавал нуждающимся, спал по три-четыре часа, истязал себя тренировками в бесплатном спортзале, открытом благодаря энтузиастам-бодибилдерам, мечтавшим приобщить к своей культуре как можно больше народу и, терзаемый bad feelings, апеллирующим к бессоннице, лежал на кровати, смежив веки и скрежетал зубами, не имея возможности скрыться от преследовавших его образов, подсвечиваемых коралловым radiance назойливого дисплея of electronic clock - персонального палача, отмеряющего every second of his being in this scary dark room without windows, напоминающей тюремную камеру.