Более ста уже лет назад отгремели последние выстрелы Великой войны. С течением времени забываются отдельные ее эпизоды и судьбы участников. Но все же, иногда через век, шлет она нам свои весточки.
Фотографию прадеда Ивана я помню с самого раннего детства. Под стеклом, в самодельной деревянной рамочке, покрытой черным мебельным лаком, она находилась среди прочих старинных фотопортретов в доме прабабушки Ефросиньи. После ее смерти многие семейные реликвии заняли место у старшей из ее дочерей – моей бабушки Марии. Мальцом мне очень нравилось рассматривать галерею портретов, занимавших все свободное пространство стен сельского дома. Сначала сидя на шее у деда, а потом, уже самостоятельно взобравшись на крепкий венский стул и держась за его гнутую спинку, я дотягивался пальцем до каждой фотографии и тысячу раз спрашивал и переспрашивал: «Кто это?».
Групповое фото троих друзей, датированное 1906 годом, почему-то притягивало меня особо. В центре, закинув ногу на ногу, с балалайкой сидит бравый урядник, а по бокам от него, в цивильных пиджаках и папахах, вытянулись в полный рост прадед Иван (слева) и его кум Владимир, крестный моей бабушки. Она же и рассказывала, что оба были призваны, сначала крестный, а потом и родной отец, на «германскую войну» и не вернулись.
Когда не стало бабушки, весь семейный архив забрал к себе мой отец. Фотографии уже не висели на стенах - стало немодным, а заняли место в отдельной коробке на полке в шкафу. Время от времени я их перебирал и пересматривал, вглядываясь в знакомые, с малых лет, черты многочисленных родственников.
В один из дней середины осени 2013 года разговорились с отцом о наших родовых корнях. Достали заветную коробку с семейными фотокарточками, начали их перебирать за неспешной беседой. Не могу понять, что меня «дернуло» вынуть именно то, «с урядником», фото из старой рассохшейся от давности лет рамки – то ли желание поближе рассмотреть лица не через помутневшее от времени стекло, то ли просто подержать в руках саму карточку… Не знаю и никак не могу объяснить.
Аккуратно отогнув старые заржавевшие гвоздики, я убрал тыльную картонку рамки. И с изумлением обнаружил под ней пожелтевший за долгие годы лист бумаги, исписанный карандашом. Развернув вчетверо сложенный лист ученической тетради, с трудом вчитываясь в малограмотные строки и перечитывая их несколько раз, вдруг, по всплывшим из глубин подсознания именам, понял – у меня в руках письмо, адресованное моему прадеду Ивану его кумом Владимиром осенью 1915 года из армии! Тот пережитый мной эмоциональный всплеск трудно передать и сейчас…
Письмо написано рукой двух человек – более грамотного ротного почтальона или писаря и самого адресанта. Такая практика писания посланий в то время была вполне обычной. Привожу письмо полностью, исключая имена в поклонах и пожеланиях здоровья многочисленным родственникам моего прадеда:
«1915 года месяца ноября 2. В первых строках моего письма здравствуй, дорогой мой куманек и дорогая кумушка. И желаю я вам от Господа Бога доброго здоровья и всякого благополучия на многие лета. Еще кланяюсь дорогому свату … (следует длинное перечисление свойственников). Покудова до свидания, дорогой мой куманек Иван Владимирович. Пропишу я тебе, что мне очень хорошо, и умирать некогда покудова. До свидания, остаюсь я жив и здоров того и вам желаю от Господа Бога доброго здоровья и всякого благополучия на многие лета. Адрес мой: город Царицын, 141 пехотный запасной батальон 2 рота 4 взвод, получит почту Назаров.
Еще, дорогой мой куманек, пишу я тебе своей рукой. С почтением к вам кум Владимир Константинович. Во-первых, кланяюсь я своему дорогому и любимому куманечку и дорогой своей кумушке и передаю я вам дорогой мой куманек и дорогая моя кумушка заочно низко-пренизкое свое почтение и с любовью по низкому поклону. Кланяюсь я вам, дорогие мои куманек и кумушка, от белого лица и до сырой земли. За сим, куманек, прощайте, новостей у нас пока нет. Присягу мы приняли 25 октября, а 28 был в увольнении. Писали, куманек, это письмо артелью. Разбирайте мою руку, узнаете или нет. Передай, куманек, от нас почтение всем нашим друзьям и приятелям. За тем до свидания. Писал В. К. Нощенко».
Такие вот простые, но искренние, полные любви и уважения слова содержит письмо, написанное незадолго до отправки маршевой роты на фронт мировой войны.
Необходимо отменить, что новобранцы не сразу направлялись в Действующую армию, а первоначально проходили курс подготовки в запасных частях. Таким своеобразным учебным центром был и упоминаемый в письме 141-й батальон, дислоцировавшийся в известных и сейчас Красных казармах Царицына (Волгограда). За время воинской службы мне приходилось неоднократно бывать в этом военном городке, но я и предположить не мог, что это место как-то связано с историей моей семьи…
Подготовленные в 141-м пехотном запасном батальоне солдаты, в том числе и призванные из слободы Владимировки Царевского уезда Астраханской губернии – моей малой родины, – были отправлены на укомплектование формирующейся 115-й пехотной дивизии. Эта дивизия затем воевала на Северном фронте под Ригой и в Добрудже на Румынском фронте. Где сложил голову «за Веру, Царя и Отечество» кум моего прадеда – в сырых окопах Прибалтики или в устье Дуная – не известно.
Сам прадед Иван в конце 1916 года также ушел на войну и шагнул на ней в вечность. А перед этим, вероятно для сохранения, поместил письмо под картонку рамки с фотографией. Ровно через 98 лет дошло это послание и до меня.