ГЛАВА VIII
Самый страшный момент в жизни японской девушки - это когда она входит в дом
свекрови. Она знает, что ее будущее счастье находится в
руках этой деспотичной и всемогущей леди. Кротко входит мудрая невеста
с умилостивляющими улыбками и подарками, одетая в свое самое
неприметное платье, ее целью не является подчеркивание какой бы то ни было красоты, которую она может
обладать, но, по возможности, скрывать это.
Гораздо более необходимо, чтобы она пользовалась благосклонностью свекрови
, чем благосклонностью мужа. Это возможно даже для
теща, по определенным причинам, должна развестись с молодой женой. На самом деле,
фактически невеста предстает перед судом не перед своим мужем, а перед родителями своего мужа.
родители мужа. Это полностью зависит от их вердикта ли она
должны быть “возвращены” или нет. Однако в большинстве случаев, когда брак
заключается по договоренности между семьями, существует желание угодить
семье невесты; и чаще всего так и бывает, что
родители мужа принимают маленькую, испуганную невесту с распростертыми объятиями
и сердцем.
Гейша не подготовлена к браку. С самых ранних лет,
действительно, ее учат, что ее призвание в жизни - просто развлекать.
В случае с Пауком у нее было еще меньше возможностей узнать о
правилах, которые преобладали в таких вопросах. Она получила образование у
безмозглой жены смотрителя гейш. Вся ее короткая жизнь была потрачена на то, чтобы
помогать природе делать ее красивее, обаятельнее. Самое
важное в жизни, то, что вызывало редкие улыбки
восхищения даже на самых суровых губах, - это быть красивой, остроумной и
очаровательной.
Итак, Паук направился к дому Сайто с легким и бесстрашным видом .
сердце, уверенная в силе своей красоты и чар, чтобы выиграть даже
самой морозной сердце матери-в-законе. Облеченные в самые светлую одежду
гейша-дом предоставляется, с огромными цветами в волосах, ее мало
участие алый веер трепыхания в груди, ее не менее витиевато
одетые девицы и ученик, Оми, а затем почти до ворот
поместье процессии благонамеренных друзей и бывших товарищей,
гейша вошел в родовое поместье знатной семьи.
Всего на мгновение, прежде чем войти, она остановилась на пороге,
предчувствующий трепет страха охватил ее. Она вцепилась в поддерживающую руку
болтливого Оми, чей пронзительный и едкий язычок уже отрос
в тихих залах сиро (особняка) онемел.
Вскоре их провели в "озасики", и Паук заметил
застывшие и церемонные фигуры, холодно стоявшие в стороне у
ширм, их одежды казались в приглушенном свете комнаты похожими на
похожий тусклый цвет на атласную фусуму стен, их сияние
верхние выступы не украшены цветами или орнаментом, их тонкие, неподвижные губы
и глаза почти закрыты в холодной, контроля неулыбчивый злоумышленника, который
казалось, как некоторые блестящие бабочки, высадил посреди них
из другого мира.
Женщины семьи—и они составляют мать, две строгий
теток по материнской линии, а Takedo Ohano-Сан (она кто была невеста
Господа Gonji)—обследовали Паук с узкими, проницательными глазами, что взяли в
каждая деталь ее пылающее платье, ее ослепительная прическа, горшки с цветами,
и в глубине души, тонкое личико, с широким и звездным глаза, что
посмотрела, теперь у них на вежливое обращение.
Не было произнесено ни слова. Ничего, кроме вздохов, шипящих звуков
задержанных вдохов, когда с четкой формальностью они поклонились
невесте.
Тщетно блуждающий взгляд гейши сканировал самый дальний угол
большой комнаты в поисках своего возлюбленного или даже его, казалось бы, дружелюбного
отца. Там были только женщины, готовые принять ее.
Смутно, теперь она вспомнила, что слышала или где-то читал, что это было
мода следуют многие семьи—прием невесты в первую
одни женщины в доме, которые впоследствии были представить ее в
собрались родственники. Но почему это сбивающее с толку молчание? Почему холодный,
недружелюбный, надменный взгляд этих неподвижных женщин? Они стояли, как могила
автоматы, сурово в отношении невесты Господа Сайто Gonji.
Улыбка на губах гейши дрогнула; ее маленькая
головка поникла, как цветок; она закрыла глаза, чтобы не потекли угрожающие
слезы.
Голос, холодный, резкий, с нотками приказа человека, наделенного властью
обращаясь к слуге, наконец нарушил тишину.
“Я желаю, ” сказала госпожа Сайто Ичиго, “ чтобы ты удалился в свою
палаты, а там снять одежды свои торговля”.
Так странно и неожиданно были слова, которые на первый паук сделал
не понимают, что им могло быть адресовано ей. Она подняла глаза,
сбитая с толку, и встретилась со стальным взглядом свекрови.
Мунлайт никогда не забудет тот первый взгляд. В безжалостном взгляде, устремленном на нее
, она прочла то, что принесло хаос и боль в ее сердце, несмотря на все
накопленные негодование и ненависть, которые горели внутри леди Сайто Ичиго
теперь это отразилось на ее лице. Ее голос продолжал гудеть механическим, резким
спокойствие, но всегда с жестокостью и хриплым тоном презрительного приказа
:
“Я желаю, чтобы ваша служанка из дома гейш была немедленно возвращена
в ее настоящий дом”.
Она хлопнула в ладоши ровно два раза, и служанка откликнулась на вызов
и почтительно опустилась на колени, чтобы принять заказ своей госпожи.
“ Ты проводишь жену правителя Сайто Гонджи в ее покои.
Служанка подошла к все еще стоящей на коленях Мунлайт, и пока
та, озадаченная, тупо смотрела на возвышенную, но, по ее мнению, ужасную
леди, она помогла Пауку подняться. Механически и со страхом,
не остановившись даже на гневный, рыдающий возглас, вырвавшийся у Оми
, она последовала вслед за служанкой.
Вскоре она оказалась в пустой комнате, не похожей ни на одну из тех, что она знала раньше
в доме гейш, с золотистой циновкой, сияющей, как стекло,
и покрытыми лаком стенами из акварельной бумаги, и раздвижными ширмами,
редкие и изысканные произведения искусства. Здесь служанка принялась за работу с
гейшей, сняв все остатки ее наряда и заменив их простыми
, но элегантными ниспадающими одеяниями знатной дамы.
С волос гейши она сняла украшения и маки. Она
опустила его, словно облако лака, на плечи девушки,
затем подняла его в чопорной и официальной манере, свойственной девушке ее класса
. С лица девушки она стерла последние следы румян и
пудры, обнажив розовую, сияющую кожу, чистую, как у
младенца.
Высвободившись из рук служанки, Мунлайт с любопытством оглядела себя
в маленьком зеркале, которое ей подали, и на мгновение она уставилась на него,
ошеломленная лицом, которое смотрело на нее в ответ. Оно казалось таким странно
молодым, несмотря на широко раскрытые и израненные глаза. Хотя на самом деле она была больше
очаровательная, как никогда, выглядевшая так, словно только что вышла из свежей и
бодрящей ванны, гейша почувствовала, что последние остатки ее красоты
исчезли. В ее сердце возник панический страх перед воздействием
метаморфозы на ее повелителя. Ей страстно захотелось вернуться в
шумный дом гейш, где вокруг нее суетились служанки, а
подмастерья соперничали друг с другом в подражании ей. Она убрала зеркало
за спину. Ее губы дрожали так, что она едва могла их сжать, и, чтобы
избежать пристального взгляда служанки, она слепо двинулась к седзи. Там она
unseeingly уставился на пейзаж перед ней, героически пытаясь
сдерживал слезы, Что бы заставить их так и капал с ее
ямочки на щечках, как дождь.
Один шептал ее имя, очень нежно, с обожанием. Она повернулась и
посмотрела на него—ее молодой жених, с его бледное лицо светилось
счастье. Она попыталась ответить ему, но даже его имя ускользало от нее. Это было
в первый раз, когда они были наедине, в первый раз, когда они
увидели друг друга с той ночи в садах Сайто.
“ О, как ты прекрасна! - пробормотал он, заикаясь. “ Даже больше, чем я мог себе представить!
мечтал!
Теперь он был очень близко к ней, и почти бессознательно она подалась
против него. Его руки обняли ее восторженно, и она почувствовала его молодой
тепло от ее собственной щеке.
ГЛАВА IX
“Ошибка — вы признаете, что это была ошибка? — заключалась в том, что я вообще одобрил
такой брак”, - сказала леди Сайто Ичиго.
Образом, ее муж был менее уверен, менее непреклонным, чем он был в
много дней. Действительно, был немного извиняющимся тоном в его голосе,
и он избегал сердитых глаз своей супруги. Он тоже видел прибытие
Паука!
“Хорошо, хорошо, тогда давайте признаем это ради мира. Наш брак
был ошибкой. Но подумайте, счастье нашего сына — нет, сама его жизнь! — была
на кону.
Он понизил голос.
“Я расскажу тебе по секрету то, что я обнаружил. Они
уже строили планы пожениться”.
“Пфф!” Госпожа Сайто отмахнулась от этого вопроса как от невероятного. “Не могли бы вы рассказать
мне, как они должны были это сделать? Брак, к счастью, не такое уж легкое дело.
Без согласия родителей. Более того, женщина была
связана узами со своим хранителем.
“ Ты забываешь, что для влюбленных возможны и другие союзы. Вы должны знать,
что многие такие начинайте смело на долгое путешествие с горничная когда его
нельзя жениться в этой жизни”.
Госпожа Сайто медленно повернула лицо к мужу и устремила на него
пронзительный, горький взгляд.
“ Это, ” мягко сказал Ичиго, - был союз, о котором мечтали наши
дети.
Его жена обратила в ее дыхание, в этом особенном, шипение мода
Японский. Ее маленькие глазки блестели, как огонь.
“Это было то, что _ она_ — женщина—паук - побудила моего сына сделать! Понимаете, сделайте ты не понимаешь, насколько она совратила его — даже пренебрегая его долгом перед своими родителями и предками?
Она выбила крошечный огонек из трубки, поковыряв его
указательным пальцем. Затем, сначала резко кашлянув, чтобы привлечь внимание
молодых людей, она громко позвала:“Подойдите сюда, пожалуйста! Я говорю, подойдите! Вы, кажется, забываете вы не уже в гейша-дом. Это голос верховной власти, которая зовет теперь. За чашкой чая, Если вам будет угодно—и за свою почетную ноги!”Она повторила дважды спрос, в императивной голос; и теперь она возникла поднялась на ноги и почти угрожающе сделала шаг в сторону молодой пары. Они улыбались, глядя друг другу в глаза. Они не обращали внимания на
все и каждого в комнате, потому что они были в том возвышенном и
восхищенном состоянии первой любви, которое заставляет человека казаться
почти глупо и бестолково во всем спасать любимого человека. Только тускло слова их мать достигли их, и они зашевелились, как дети грубо
пробудившись от прекрасного сна. Улыбка все еще была на лице
девушки, когда она повернулась к своей свекрови; но она медленно исчезла,
оставив ее бледной, смущенной и робкой. Она встретила злобный взгляд
пожилой женщины и начала дрожать. Она попыталась заговорить, и ее рука трепетно потянулась к мужу очаровательный, беспомощный жест, согревший его душу. Он накрыл маленькую протянутую руку, и так, рука об руку, они оказались лицом к лицу с разъяренной леди. -“Твои манеры, моя хорошая девочка, соответствуют заведению гейш. Это что, там в моде игнорировать голос власти?
Большие темные глаза невесты расширились от невинного удивления. Только
частично она, кажется, понять отношения более взрослой женщины. Она
но в день, в дом родителей-в-законе. Никто не еще
учил ее, лелеяли, баловали, обожали звезда Дом Слендера
Сосны, что позиция невестки зачастую столь же скромным, как, что
слуги. Даже Мацуда, если бы она когда-нибудь было так обидно
имя. Она сказала, запинаясь:“Я— я— не слышала голоса, о котором вы говорите, августейшая леди”. Жестокая улыбка тронула губы ее свекрови.
“ Тогда пришло время, моя девочка, тебе держать ухо востро.
Она резко села на корточки возле хибачи.
“Чай желателен для благородных внутренностей. Вода для моих ног, которые
устали!” Глаза девушки вопросительно повернулась к мужу. Он вырос
темно-красный. На мгновение он, казалось, хотел что-то сказать protestingly его мать; затем шепотом пробормотал он к своей невесте:“Это ваша обязанность!” Потрясенный взгляд лунный свет ушел с лица ее мужа
напротив Седзи. Там, в немой сцены, горничная поманила ее. Не говоря ни слова, ее прелестная маленькая головка склонилась в кротком согласии; она приступила к своей первой черной работе.
Когда она ушла, Гонджи хмуро посмотрел матери в затылок
— она сурово отвернулась от него. Он остро ощущал опасность,
угрожавшую его жене, той, кого он обожал. Он точно знал, какая власть находится в руках тещи, жестокого кнута власти, которым она могла владеть
. Что Мунлайт будет вынуждена уступить
обычной участи многих несчастных жен, о которой он и не подозревал. Втайне он
решил помочь ей всеми возможными способами, которые были в его силах.
“Что на тебя нашло?” Голос матери прервал его несчастное
задумчивость, и она была такой же резкой, как та, которую она применила к его жене. “Это может быть, новая мода в доме гейш - отвечать молчанием на
вопрос родителя?”
“Ты спрашивала меня, мама? Мне жаль, что я не расслышал тебя”.
“О, это не имеет значения. Кроме того, ты не слушаешь, даже сейчас.
Ваши глаза все еще устремлены на экран, через который прошла ничтожная
невестка, чтобы оказать мне услугу.
Он покраснел и прикусил губу. Что-то в зловещем взгляде матери
побудило его порывисто воскликнуть:“Мама! Не надо ненавидеть мою жену! Если бы ты только могла узнать ее такой, какая она есть, чтобы сладкий и прекрасный и—” -“Нет лекарства, дурак!” прорычал его мать, в ярости,
очевидно, увлечение мальчика.
Мунлайт, которая открыла раздвижные двери, услышала слова, и
теперь она остановилась, переводя взгляд с одного на другого. Гонджи поспешил к ней и выхватил ведро с водой у нее из рук.
“Это слишком тяжело для таких маленьких — и таких прелестных!” - воскликнул он, а затем, словно ошеломленный собственными словами, снова умоляюще посмотрел на мать.“У нас много слуг. Зачем давать такую работу моей жене?
“С каких это пор, - хрипло спросила мать, - бездетный сын стал
хозяин в доме своего отца? -“Сейчас современные времена, мама”, - запротестовал он. “Она не была воспитана для такой службы, как эта!”
“Значит, это время мы провели ее образования”, - сказала мать,
зловеще. “В доме почетного свекровь она быстро узнать ее надлежащее место”.
Она протянула ее ног, и девушка опустилась на колени и мыть их.
Только что вечером в их комнату, они прижимались друг к другу, как испуганные
дети. Это был жесткий, жестокий день для обоих.“Это правда”, - сказала она, вглядываясь в его лицо в надежде найти там отрицание. “Что твои родители люто ненавидят меня”. “Они перерастают его. Это не так с моим отцом, и позже вы будете завоевать любовь своей матери. Вашей нежности, красоты, добра, любимой
один, выиграет ее даже против ее воли”.Она провела его обратно из ее обеими ручонками категорически опираясь на его груди. -“Они презирают меня, потому что я гейша? Вот почему они так со мной обращаются”.
“Нет, дело не только в этом. Поначалу это часто бывает в доме
родителей мужа и жены. Ваш долг — служить им - повиноваться даже их
жестоким капризам. Но, ” и он заключил ее в теплые объятия, - этого не будет.
надолго! Может быть, год — и дольше, если боги разрешат! Ты сможешь это вытерпеть какое-то время, не так ли, ради меня?
“А после этого?” настаивала она, с ясными глазами невинность ребенка.
“После этого? Почему, боги милостивы!” закричал он радостно. “У нас будет
наш собственный дом. Самая скромная невестка возвышается с появлением
наследника!”Ее глаза были широко раскрыты, и в их темной глубине он увидел жалость- в них застыл ужас. Она схватила его за руку и вцепилась в нее.
“Гонджи! Предположим— предположим, что для меня это невозможно— угодить богам!” она ахнула. “Ах!” — он поспешил успокоить ее. “мудрецы говорят,
что гейша - всего лишь хрупкая игрушка, предназначенная только для мимолетного удовольствия,
но у нее нет ни тела, ни сердца, чтобы стать матерью расы!”
ГЛАВА X.
ЖИЗНЬ молодой жены в доме ее родителей в Японии - это редко ложе из роз. Из всей семьи она, до определенного периода, самая незначительная. При самых неприятных обстоятельствах Японская невеста остается кроткой, исполненной долга, терпеливой. Она не осмеливается даже взглянуть слишком нежно, ища утешения у своего мужа, чтобы не вызвать ревность августейшей дамы, ибо ни одна женщина не может хладнокровно вынести эту мысль что ее обожаемый сын предпочитает ей другую. Участь Мунлайт была тяжелее, чем у большинства невест, поскольку, помимо черной работы, которую ей поручали, она была вынуждена терпеть завуалированные, оскорбительные упоминания о своей бывшей касте и всегда носить с собой осознание того, что не только ее презирали, но и ненавидели люди ее мужа. Однако была одна компенсация. Любовь молодого лорда Гонджи к своей красавице жене не только не уменьшилась, но и стала еще сильнее. Более того, для него было невозможно скрыть состояние своего сердца от страстно ревнивой матери с рысьими глазами, вследствие чего она
не упускала ни малейшей возможности сделать жизнь своей дочери обузой. В
этой опасной задаче ей умело помогал Охано, который все еще был
членом семьи. В отличие от обращения, которому подвергалась молодая жена, Охано был любим и стал постоянным спутником и наперсником госпожи Сайто.
Всегда здоровым, упитанным, активным, она представила в этот момент яркий
отличие от задумчивым взглядом и хрупкий Лунный свет, который выглядел так, как если дыхание может ее сдуть. Ей было дано мечтать и полюбоваться на звезды, а девушка, посвященные поэзии и музыки. В гейши-ее свежий, молодой
смех смешались с другими приятными звуками. Сейчас,
однако, она казалась околдованной. Она была другим существом, одним из тех,
кто даже двигался неуверенно, болезненно вздрагивая при малейшем движении
и краснел и бледнел всякий раз, когда к нему обращались.
Она поставила перед собой задачу изучить “Более обширные знания для
Женщины,” и теперь, с болью, со дня на день, она, кто когда-то весело
заказал все о ней, пытался безропотно подчиняться строгим правилам, установленным для нее секс-Конфуций.
Независимо от того, насколько унизительной была поставленная перед ней задача, как сурово и даже безжалостно хлестал ее язык свекрови, она не роптала на жалобы. Но каждый день она посещала Храм. Хотя казалось, что
ее спина вот-вот сломается от усталости, она оставалась на коленях в святилище в течение часов, бормоча одну настойчивую, страстную молитву к
богам. Прошел первый год, а в семье сайто ничего не изменилось. Семья Сайтос.
Молодой жене пришло письмо от жены Мацуды, в котором она умоляла своего бывшего фаворита приехать к ней с небольшим визитом. Письмо было смиренно положено перед свекровью, и, к удивлению девушки, разрешение было получено. Муж отвез ее в ее бывший дом и оставил там среди ее друзей.
Они оба ожидали, что ее здоровье улучшится благодаря переменам,
благодаря воссоединению со старыми друзьями и товарищами, яркости и жизнерадостности о Доме удовольствий и толпе восхищенных девушек и гейш
вокруг нее. Но, вместо этого, это место оказало угнетающее воздействие на
бывшую гейшу. Свет, постоянное бренчание на барабане и самисэне,
пение, непрерывные танцы и болтовня сбили ее с толку, и
не прошло и недели, как она вернулась в дом своего мужа. Вряд ли,
тем не менее, она вошла в дом, когда Сайто новый ужас охватил ее.
Что-то в молчание, размышляя взгляд ее свекровь, ударяя ее
сердце от ужаса. О чем думала пожилая женщина, гадала она,
и что онна лице Эд появилась странная улыбка довольного триумфа Охано?
Встревоженная, она умоляла мужа рассказать ей точно, о чем они говорили
в ее отсутствие. Он успокоил ее, сказал, что она всего лишь вообразила себе
перемену; но он так крепко, так яростно прижимал ее к своей груди, что она
еще больше, чем когда-либо, уверилась, что их счастью что-то угрожает.
На следующее утро она дрожала и получился очень бледным на глумящихся
намеком передает свекрови.Таким образом, тот факт, что к концу первого года обучения у нее не было детей, стал предметом обсуждения в семье!
Леди Сайто заметил с сарказмом, что в некоторых классах было
обычным бездетным женщинам пить храма Kiyomidzu источников.
Говорили, что они обладают чудесными свойствами, с помощью которых можно достичь материнства. Мунлайт ничего не сказала, но бессознательно перевела взгляд на своего мужа. Он неприятно покраснел, и она увидела его хмурое лицо.
Он повернулся к матери.Позже, очень робко, она попросила у него разрешения напиться из источника.Он был против этого, говоря, что это суеверие невежд; его мать, но шутил. Она умоляла так настойчиво, и, казалось, взять
вопрос так глубоко в сердце, что, наконец, он согласился.
И вот, с этой последней безумной надеждой, гейша, чья ослепительная красота
и таланты сделали ее королевой в самом изысканном из чайных домиков
жительница Киото теперь присоединилась к этой меланхоличной группе бездетных женщин, которые таким образом отчаянно стремятся угодить богам, выпивая их любимые воды.
ГЛАВА 11.
Отец сказал Гонджи, что из соображений целесообразности необходимо будет
развестись с Мунлайт. Нельзя допустить, чтобы твоя семья была уничтожена
из-за простого чувства и страсти. Несомненно, молодая жена, которая показала себя самой послушной невесткой во всех отношениях, увидит необходимость расторгнуть союз. Гонджи умолял дать ему время, еще один, два, три года. Мунлайт был очень молод. Они могли позволить себе подождать.
Его отец, в глубине души столь же мягкий по отношению к сыну, сколь сурова была его жена, как всегда, сдался.
“ Тогда договорись об этом с твоей матерью. Я уезжаю в Токио на неделю.
Это была трудная тема для разговора с матерью, и Гонджи избегал ее
со страхом; не упоминал он об этом и своей жене, чьего задумчивого
взгляда он начал избегать. Действительно, с каждым днем он виделся со своей женой все реже, поскольку его мать заботилась о том, чтобы девушка постоянно была занята у нее в услужении, а в свободные минуты Лунный Свет ходил в
святыни или к источникам Киемидзу. Гонджи, более того, прилагал
усилия, чтобы скрыть часть своей привязанности к жене от матери
в попытке умиротворить ее; и он даже заигрывал с пожилой леди, ухаживая за ней с большой заботливостью и, казалось, заботясь о ее постоянном комфорте и счастье. Но все его усилия наталкивались на сатирические и едкие замечания его матери, и ни на мгновение она не изменила своего отношения к молодой жене.
Предмет, избегать, так как он был молодой муж, было привязано к
пришел наконец-то. Было ясно, что он занят ум Леди Сайто в
на этот раз, исключая все остальное. Она сама заговорила об этом однажды
утром за завтраком, когда, помимо ее сына и невестки, присутствовал
Охано, демонстративно соперничавший с молодой женой в
наполнении тарелки и чашки пожилой женщины.
- Теперь, - сказала Леди Сайто резко перевернув ее миску риса для обозначения
ее еда закончилась, “это должно быть ясно вам обоим, что все не
далее, как и они. Судьба всех наших предков под угрозой. Подойди,
Лунный свет, подними голову. Предложи какое-нибудь решение проблемы.”
“Я удвою свои приношения в святилищах”, - сказало юное создание
дрожащими губами; и на презрительное движение ее
свекровь и улыбка на лице Охано, - добавила она с отчаянием.:
“Я изношу колени, если потребуется. Я вообще не покину источники
до тех пор, пока боги не услышат мою молитву.
Госпожа Сайто раздраженно постучала пальцем по табакерке. Охано
заботливо набил и раскурил трубку с длинным черенком, снова набил и
снова зажег ее, прежде чем мать Гонджи заговорила снова.
“Конечно, это очень тяжело. Как и все в жизни — тяжело! Мы узнаем
это с возрастом; но есть утешительные слова философов. Вам следует хорошо изучить ‘Высшие знания для женщин’. На самом деле, девочка моя, ты обнаружишь, что в бескорыстии есть даже удовлетворение”.
Два красных пятна, беспокойные и лихорадочные, выступили на восковых щеках
молодой жены. Ее пальцы корчились механически. Ее глаза были прикованы в
увлечение на стороне того, кто мучил ее вот уже столько
долго. Своенравных, страстных, диких порывов охватило ее. Она почувствовала
сильное желание нанести удар — всего один раз!
Что-то касалось ее руки. Ее пальцы судорожно сомкнулись на руке
Гонджи. Рыдание сдавленно подступило к ее горлу, но она сдержалась
напряженно выпрямившись. Она чувствовала, что смерть была бы предпочтительнее, чем это- они должны видеть, как она страдает.
Голос свекрови монотонно бубнил:“Мне хорошо посоветовали в этом вопросе. Да, я даже обратилась к советнику твоего дяди, Охано”, - повернувшись к Охано, который нежно прислуживал ей. “Когда ваш отец вернется, дети мои,
состоится семейный совет. Будь уверен, Лунный Свет, что бы ни случилось, семья Сайто будет должным образом поддерживать тебя до конца твоих дней, хотя я нисколько не сомневаюсь, что вскоре на тебе жениться. С приданым от Сайто и смазливым личиком — ну, смазливым личиком часто удается совершать удивительные поступки. Посмотрите на случай с нашим собственным сыном. Это
всем было очевидно, что он был околдован, одержим! Он добьется своего! Размышлял о суппуку! Забыл свой долг перед родителями, перед своими
предками — забыл, что в Японии долг выше любви. Он давал великие
обещания. Что ж, мы слушали. В то время я попросил его обдумать пословицу:
‘Берегись красивой женщины. Она как красный перец!’ — обожжет, ужалит,
это смерть для тех, кто прикоснется к ней, и...“Мама!”
“ Это новый обычай - прерывать главу дома?
Голос молодого человека дрожал от сдерживаемых чувств, но был
определенные выражения оскорбленное достоинство на его лице, когда он посмотрел на довольно мать.“В отсутствие почтенного отца, сына законным главой семьи”, - сказал он.
Это был первый раз, когда он сказал это ей. Он сдерживал себя
весь этот последний год, опасаясь навлечь гнев своей матери
на беззащитную главу Лунного Света.
Рука, стряхивавшая пепел с трубки, теперь дрожала, а губы - они превратились в тонкую, сжатую линию. Она начала подниматься, но Охано
подскочил к ней на помощь, и она прислонилась к девушке, когда та бросила
в ответ, почти рыча, эти слова своему сыну:“Да будет так, августейшая власть! Мы будем ждать возвращения твоего отца._ Он_ тогда решит судьбу этого—”
“Нет, мама, - перебил он, - я приношу смиренные извинения. Говори свою волю, но пожалей нас, своих детей. Мы хотим быть сыновними, послушными, но это
жестоко, жестоко! -“Жестоко!” - яростно воскликнула его мать. “Неужели это тяжелее, чем матери видеть, как ее единственный сын запутался в паутине мерзкого Паука?” Лунный свет теперь вспыхнул ярче. Ее глаза были подобны огненным колодцам. когда, вздымая грудь, она направилась к пожилой женщине. Мрачная улыбка Исказила черты лица леди Сайто Ичиго. Как девушке дополнительно к ней, с тем, что подсознательно угрожающее движение, эта старая женщина из аристократического происхождения, ни переместить, ни отступили пространство. В ней холодно,насмешливым взглядом хотя бы один раз прочесть презрение женщины из касты кто видит
кого она считает ниже ее предать ее низкого происхождения.
“Лунный свет!” Она почувствовала , как кто - то схватил ее за плечи .
почти с болью. Она мельком увидела его лицо. Оно было мертвенно-бледным.
Почувствовав, что он тоже покидает ее, она громко вскрикнула и,
закрыв лицо рукавом, выбежала из комнаты.
И всю ту ночь она пролежала, рыдая и дрожа в объятиях своего
мужа. Напрасно он умолял ее не предаваться такому дикому и
ужасному горю. Лунный свет был очень, очень уверен, она сказала ему, что все
боги небес и морей покинули ее навсегда, и
навсегда. Она мечтала о пропасти, в которую ее толкнули и который
неумолимо сомкнувшийся вокруг нее, от которого даже любящие руки
правителя Сайто Гонджи не смогли ее спасти.
глава 12.
На несколько дней в доме воцарилась тишина, которая бывает перед бурей. Подобно вулкану, сдерживаемая энергия которого становится еще более яростной из-за
длительного подавления, он вырвался из своих пределов по возвращении мастера.
День и ночь они возобновляли спор. Теперь Господь Ичиго был в фирма
соглашение с женой на эту тему. Не оставалось ничего другого.
Лунный свет должен идти. Без потомков, которые можно было бы принять
подношения и молиться за их души и предков?
И снова он привлек на сторону его сына. Что ж, это не повредит
подождать еще год. Мунлайт, как они и заметили, была еще очень
молода и здорова. Были все шансы, что она родит
детей.
Госпожа Сайто, однако, была категорически против любого перемирия. Теперь она
была полна решимости избавиться от Паука. Несчастная девушка-гейша,
она утверждала, что была насильно принята в их прославленную семью через
простая страсть мальчика. Это было унизительно, что ребенок
должен был одержать верх в таком споре над родителями. Они
должны были наложить вето на это с самого начала. Их любовь к сыну
должны были, но укрепила их решимость. Главное сейчас было
избавиться от инкуба. Закон был совершенно ясен по этому вопросу. Никогда
проще дело. Несомненно, это действию богов, которые пожалели
предки. Здесь был большой семьи под угрозой исчезновения. Должны ли тогда
тысяча прославленных и героических предков быть обречены на самые жестокие
судьбы из-за печально известной женщины-паука? Было бы лучше, постановила
суровая леди, чтобы семья совершила почетное суппуку, чем
потерпеть столь презренное вымирание.
Против такого потока горьких аргумент и инвективы молодежи
можно включить только их слезы и молитвы.
* * * * *
Тогда казалось, будто сама рука судьбы вмешалась, чтобы решить
наконец делом. Началась война с Россией. Эффект от этой новости
для семьи Сайто был электрическим. Это заставило замолчать бурю жестоких
намеки и оскорбления. Это прекратило словесную битву. Все сразу поняли, что
правитель Сайто Гонджи мог теперь избрать только один путь.
Следуя по стопам своих предков, он, конечно, должны быть в
всего ряды войны. Это будет его долгом, его надежда, отказаться от его
жизнь за Микадо. Поэтому, прежде чем отправиться на место боевых действий, было бы необходимо, чтобы он
оставил после себя в Японии прямого
потомка.
Теперь родители были уверены, что больше не нужно было произносить ни слова
убеждения. Даже молодая жена, как бы низка она ни была, поняла бы теперь
необходимость самопожертвования.
С сухими глазами, бледные, со свинцовыми сердцами, молодые люди теперь смотрели друг на друга.
Семья милосердно оставила их в покое.
Она пыталась поймать его взгляд, но он настойчиво и мрачно отворачивался
его лицо. Иллюзия, которая поддерживала ее все эти головокружительные,
мучительные месяцы, что боги избрали такую смиренную, как она, чтобы передать
расе героев, теперь растворилась в воздухе. Увы, как
тонка — ах, тоньше, чем воображаемая паутина, которую она сплела в образе
Паука!— была ее власть над всевышним!
“Гонджи! Мой господин Гонджи!” Она схватила его за руку, умоляя о прикосновении.
“ Не поворачивайте головы. Говорите со мной. Простите меня, что я не смог
послужить предкам — доставить удовольствие вам, августейшая!
“ Ты нравишься мне во всем, ” грубо сказал он. “ Я не смею смотреть на
тебя — сейчас!
“ Это придаст мне сил, если ты снизойдешь. Жертвы
быть сладкой, если она дает свое удовольствие светлость!”
“Удовольствие! Боги!”
Он совсем потерялся и, как ребенок, спрятал лицо на ее
лоно. Но к облегчению девушки, слез не было. Трепетно,
нежно она погладила его по волосам.
Вскоре он отстранил ее от себя и откинулся назад, глядя на нее теперь с
голодные, мрачные глаза. Она встретила его взгляд с яркой храбростью. Их
крепко сцепленные руки, они вместе торжественно повторили обещание жениться
во всех будущих жизнях и совершить последнее путешествие к Нирване
вместе.
Затем:
“Есть удовлетворение в исполнении благородного долга”, - сказал он,
автоматически.
И она:
“Для такого скромного человека большая честь служить возвышенным предкам
вашего превосходительства даже таким незначительным образом”.
На мгновение воцарилась тишина, в течение которой он пытался заговорить, но не мог. Затем он
дико разразился:
“Тысяча предки августа Воззови ко мне-грозно из благородного прошлого”. Он
прикрыв глаза, чтобы не грущу, волнующей красотой ее лица, может
заставить его дрогнуть. “Они умоляют меня не гасить их благородную
искру жизни. Я всего лишь почетный хранитель семени! Я не могу
доказать обратное по отношению к его подопечным!”
Теперь между ними повисло более продолжительное молчание, и когда он снова осмелился взглянуть
на нее, он обнаружил, что она улыбнулась, мягкой, задумчивой улыбкой, такой, какой могла бы улыбнуться нежная
мать, набросившаяся на него. Это озаряло и делало прекрасным
ее худенькое личико неописуемо.
“Я поговорю со своим отцом!” - дико закричал он. “Это невозможно"
я не могу отдалить тебя от себя, возлюбленная!”
Он сделал яростное движение к ней, как будто хотел снова заключить
ее в свои объятия; но теперь, когда он приблизился, она отступила, ее маленькая
говорящая вытянула руки перед собой, как будто отталкивала его от себя.
“Это— так и должно быть! Ты всевышний, а я — всего лишь гейша.
Этой маленькой ручкой я не могу зачерпнуть океан. Я пытался, августейший.
первый, и— и— его воды поглотили меня!
“Я иду на службу к Тенши-сама!” - хрипло крикнул он. “Возможно, мы никогда не встретимся
снова в этой достойной жизни, но, ах, есть еще тысяча жизней, которые мы можем
будьте уверены, что разделим вместе!”
“ Тысяча—жизней-вместе! ” повторила она, закрыв глаза, с лицом, таким же
белым, как у мертвеца.
Медленно, ощупывая себя руками, она нащупала дорогу к
седзи. Там она на мгновение остановилась и посмотрела на своего мужа долгим,
глубоким, обволакивающим взглядом.
Он слышал, как раздвижные двери в ловушке между ними, и тщетно прислушивалась, не
даже самое мягкое падение ее стопам. Но гейша движется с
тишина мотылька, и тот, кто ушел от него навсегда, как он
казалось, сломала крылья о его сердце.
ГЛАВА XIII
Так Господь Сайто Gonji отправился в Токио на следующий день, и сразу
механизм закона, который мелет медленно, в Японии меньше, чем во многих
другие страны, пришла в движение. Все, что богатство, власть, влияние
могли сделать, чтобы ускорить дело, было пущено в ход. В настоящее время жена
лорда Гонджи была разведена родителями своего мужа и по закону лишена права посещать
дом его предков.
Никто не знал, куда она делась. Игнорируя и отвергая все
благотворительные и любезные предложения и обещания настоящей или будущей помощи,
она исчезла в ночь своего последнего свидания с мужем,
уехав даже без обычного церемонного прощания.
Даже ее, указал на родственников, был доказательством ее
недостойность. Дочь самурая ушла бы с
определенным покорным достоинством и грацией, и, какими бы ни были ее раздираемые
чувства, заявила бы о своем удовольствии от поступка вышестоящего
единицы. Но девушка-гейша сбежала ночью, как человек, который уходит в страхе
и стыде.
Тем временем Охано должным образом доставили в Токио. Здесь в присутствии хозяина
в торжественно-радостные и ликующие родственники, она была замужем за последним
Господь Сайто Gonji.
Здесь, как послушная жена, она осталась в столице, ее муж
бок, в ожидании зова, то он ее и дать ему
вечно к императору.
Маленьким мальчиком Гонджи был, в некотором смысле, привязан к Охано. Она была из тех
пухлых, угрюмых людей, которых маленькие мальчики любят дразнить. Время изменилось
очень мало форме и распоряжения Ohano; но что в детстве было
обратился к своей юмористической любви, в женщине оказалось не просто
утомительно, но отталкивает. Простой неукрашенный мякоть малопривлекательна для
одним из естественного поэтического и мечтатель темперамент. Даже незначительное
привязанность он испытывал к Ohano в детстве был теперь совсем исчезла.
Он был с элементом положительное отвращение, которое он рассматривал девушку, он
женился. Когда его мысли вернулись к той, которую он оставил из-за нее
, его охватило такое всепоглощающее отчаяние, что казалось, будто
если он должен ранить себя—но для могучего событий, в которых он пытался
тщетно погрузить свой ум.
Ни один солдат не во всех сервисных императора, хотя в сочетании с самых
высокий патриотизм и волнение, как требовало время, дорвалась до
причиной такой фанатик усердием, как Господу Gonji. День и ночь он был в числе
его люди. Когда не каким-то образом повысить уровень их технической оснащенности и физической
условие, он был возбуждающим и стимулирующим их пыл и патриотизм.
Люди с гордостью указывали на героическое происхождение молодого человека и
предсказывали, что в его молодом теле все еще теплилась та чудесная искра
что дало бы Японии еще одного героя и обеспечило бы всем под его началом
славную победу и торжество.
Казалось, что для него было невозможно оставить своих людей даже для того, чтобы
вернуться в свой временный дом для отдыха и сна. Молитвы и
уговоры матери и его новой жены упали на глухие уши. Тщетно
они умоляли его за то короткое время, что ему еще предстояло пробыть в Японии,
оставаться как можно дольше в их обществе. Они приносили его в жертву
навсегда. Конечно, даже возвышенный Тенши-сама (Микадо) не стал бы
завидовать им за те маленькие, драгоценные моменты, которые он еще мог провести в
Япония.
Гонджи смотрел на умоляющих женщин пустыми, холодными глазами. Затем,
внезапно, он возвращался к своей работе.
Никогда с того дня, как они поженились, чтобы он Ohano он добровольно
адрес единого слова с женой. Когда, наконец, ночью его заставляли
вернуться в ее единственное общество, он украдкой пробирался обратно в дом
как какой-нибудь провинившийся негодяй, выполняющий какое-нибудь постыдное поручение. Там,
как всегда, он находил ее терпеливой, покорно ожидающей его прихода.
“Мой дорогой господь, ” смиренно говорила она, - хотя уже очень поздно, я молюсь,
ты накорми благородные внутренности. Позвольте достопочтенному интерьеру подождать
на ваше превосходительство”.
Он проигнорировал поднос с яствами, который ему предлагали каждую ночь, так же безраздельно, как
он прислушался к ее словам; но когда она предприняла услужливые попытки помочь ему
раздевалась, становясь на колени в позе служанки или самой скромной из жен,
чтобы вымыть ноги, он тихонько оттеснял ее в сторону, как будто
она была каким-то предметом, стоящим у него на пути.
Иногда он молча указывал на кушетку своей жены, тем самым сурово
предлагая ей удалиться. Когда это было сделано, он ложился рядом с ней
и не раньше, чем тяжелое, ровное, здоровое дыхание Охано провозглашало
она заснула, когда он сам закрыл свои усталые веки.
Рядом Ohano это цветущая, довольная рожа (по женской логике Ohano
набор любопытно лечение мужа ее вниз, к его всасыванию в
несмотря на войны, и, таким образом, в гордый знания владения все-таки нашли
счастье), он вызывал всегда, что тонкие, белые, задумчивые, чьей
длинные темные глаза были нарисованы сердце из его груди с
момент, когда они впервые смотрели в его собственные.
Иногда по ночам он вставал и лихорадочно расхаживал взад и вперед,
представляя себе судьбу, которая могла постигнуть любимый "Лунный свет".
Что с ней стало? Куда она подевалась? Как она теперь будет жить?
что, без гроша в кармане и даже без прежней работы (сейчас, во время
войны, гейши были в стесненных обстоятельствах), она была брошена на произвол судьбы?
на произвол судьбы?
Он проклинал свою глупость, не предвидя, как она
хотел идти; за то, что не позаботился о ней, заставлял ее принимать не менее
денежную помощь какой-то из его семьи.
Его агенты заверили его, она не вернулась к Мацуда; ни была
след нашли ее в любое гейши-дома из Токио или Киото.
Куда, значит, она пропала? Больной страх на него, что она
начал по одному долгий путь, не дожидаясь его, который
обещали протектора с ней. Он знал, что никогда не узнает ни минуты покоя
до того момента, когда они встретятся лицом к лицу
на Долгом Пути, у которого нет конца.
Так проходили ужасные ночи, не давая несчастному человеку почти никакого отдыха
и чтобы он не столкнулся с заискивающими улыбками и
на вопросы Охано он поспешно уходил, пока она не проснулась, и погружался
в военные приготовления с новым рвением и отчаянием.
ГЛАВА XIV
Дни растянулись в недели, недели - в месяцы. Невозможно
учесть различные задержки, возникающие во время войны.
Четыре месяца прошло с тех пор его брак с Ohano, когда наконец
добро пожаловать повестка пришла. Его почетный полк должен был идти на фронт!
Gonji почувствовал, как один освобождены от тяжкого плена. Само его сердце подпрыгнуло
внутри него, как сумасшедшее. Он заговорил даже с Охано, и хотя его
в словах был глубокий скрытый смысл, она была довольна и в приподнятом настроении. Они
служили доказательством, по крайней мере для нее, ее возвышения. Он заметил ее!
Несомненно, она прыгнула вперед на тысячу шагов в оценке
ее Господь. Теперь он узнал ее важность в самый ответственный момент.
От природы тщеславная и гордая, Охано была всецело занята мыслями о
всеобщем внимании, которое она привлекала как жена правителя Сайто
Гонджи. Люди указывали на нее, когда она выезжала за границу в лакированных экипажах семьи Сайто
, и повсюду рассказывалось о
прославленная история его предков и ее собственной важной миссии,
теперь, когда последний представитель возвышенной расы жертвовал своей жизнью ради
Япония.
И теперь сам ее господин снизошел до того, чтобы заметить ее, и
впервые его несколько диковатые глаза посмотрели на Охано с оттенком
мягкости и доброты. Его слова были любопытны, и еще долго после того, как он ушел
в город, Охано прокручивала их в уме и размышляла над их
значением; и когда той ночью он вернулся к ней в последний раз, она
умолял его повторить их, говоря, что присутствие
родители мужа приняли ее слух. Она пожелала правильно и четко
чтобы понять его слова, так что, когда он был совсем ушел от нее, она
лучше выполнять его пожелания.
С торжественным достоинством он повторил инструкции:
“Берегите свое здоровье и здоровье моего потомка. Выбирайте
мудрого спутника в долгом путешествии, потому что путешествовать одиноко.
Мир населили со многими душами, но только два из них могут путешествовать по окончательной
путь вместе”.
Снова она обдумывала слова, и она поежилась под ее мужа
печальный взгляд. Что подразумевали эти странные слова? Всего лишь забота о
ее будущем? Конечно, он должен знать, что, будучи женой такого
прославленного человека, каким он должен стать, она никогда бы не вышла замуж за другого на его
месте. (Каждая японская женщина отправляет своего мужа на военную службу с
гордой и благочестивой верой и надеждой, что он не вернется, но будет
славно жертвовать жизнью ради дела.)
Наконец она сказала, украдкой наблюдая за выражением его лица:
“Смиренной нет необходимости выбирать другую спутницу.
Славной будет привилегия дождаться того времени, когда она присоединится
ваша честь на пути”.
Он бросил на нее глубокий взгляд, который, казалось, Пирс и поиск в очень
глубине ее сердца.
“Охано, ” сказал он, - ты же знаешь, что я женился на тебе только на время
этой жизни”.
Она резко села, машинально облизнув пересохшие губы. Все мелкое
тщеславие, с которым она поддержала себя с того самого дня, когда она должна была
женат Сайто Gonji теперь, казалось, брось ее в клочья. Ее многочисленные дни
высшей преданности и даже обожания Господу Гонджи — а они
уходили корнями в далекое детство — превратились в пытку.
Глядя в лицо своему мужу, Охано без вопросов поняла, кто это был.
Та, кто совершит с ним последнее драгоценное путешествие. Ей предстояло стать
женой лишь на короткий промежуток его жизни. Тот, другой,
Паук, чье изображение на картинке она так безжалостно уколола
тысячей острых булавок, чтобы уничтожить свою душу, как она и мечтала
сделали бы ее тело — она должна была стать женой Сайто Гонджи на все времена!
Она, которая украла его у Охано в первую брачную ночь!
Ее лицо исказила судорога. Казалось, глаза исчезли с ее лица.
Лицо. В настоящее время, тяжело дыша, она прижимает руки к груди, чтобы
подавить эмоции, которые могли проявиться, несмотря на все ее усилия:
“Я прошу вас разрешить вашей покорной жене сопровождать вашу светлость в этом
путешествии”, - сказала она. “Кто еще компетентен путешествовать рядом с вами, мой
лорд?”
Он не ответил ей. Он смотрел в открытую седзи, и его лицо
в лунном свете казалось высеченным из мрамора, таким застывшим, таким жестким,
неподвижным, как у мертвеца.
Охано в отчаянии поднялась на ноги. Она чувствовала невыразимую слабость от
избытка своей внутренней страсти. В этот момент она с радостью бы
поменялся местами с бездомной и отверженной женой Сайто Гонджи, которая
в конце концов должна была обрести вечное блаженство, в котором так строго отказывали
Охано.
Она схватила мужа за руку. Он потянул ее вверх за его рукав. Есть
никогда не было никаких ласк между ними. Всегда он казался скорее
уклоняться от контакта с ней.
“Господин, давайте созовем семейный совет”, - пронзительно закричала она. “Пусть они
решат, где мое настоящее место, господин Сайто Гонджи. Это не для
время жизни только в том, что мы поженимся. Я уже помолвленный Честное слово вам за
все время!”
Он медленно повернулся; и глубокий, проницательный взгляд снова обжег Охано.
“ А я, ” сказал он, “ связал себя узами брака с другой.
“Господи, она была распущена”, - плакала она, затаив дыхание, “почетный
законы нашей земли. Паук теперь изгой. Ах!” — ее голос повысился.
пронзительно, на грани истерики. — “это сказано— это известно—доказано теми
которые знают, что теперь—теперь она заключенная Есивары. Она...
Он так яростно схватил ее за плечо, что она громко вскрикнула от
боли. Услышав ее крик, он отшвырнул ее от себя, словно она была каким-то
нечистая тварь. Она упала на колени и по ним поползла к нему,
протягивая руки и тщетно хлопая ими друг о друга.
“Мой господин Гонджи! Мой муж! Я твоя достопочтенная жена перед всеми
восемью миллионами богов небес и морей. Невозможно
Оставить меня. Я этого не допущу. Я буду цепляться за твои юбки и
заявлять о своих правах — ах, да, до самых дверей Ада, если понадобится!
Казалось, он даже не слышал ее. С его лица вышвыривать, как тот, кто
мечты, он ссылаясь на видение. Это было лицо Луны, как он
в последний раз видела это возвышенное, духовное выражение
самопожертвования и обожания. _She_ заключенная проклятых
Есивара! Мысль была гротескной, настолько ужасной, что короткий смешок сорвался с его губ
.
Не говоря больше ни слова, он прошел мимо лежащей на полу женщины в агонии и
резко захлопнул разделяющие их складные двери. Это было их прощание.
Когда он проходил по улице, по дороге, чтобы присоединиться к своему полку, он был
приостановлено толпы клавишей со всех сторон. Вся страна, казалось,
быть за границей, на улицах. Люди маршировали со знаменами, и
даже маленькие дети, казалось, уловили дух Ямато
Дамашии (Душа Японии) и, заикаясь, запели свои маленькие банзаи
хором. Это было вдохновляющее зрелище, и он некоторое время бродил вокруг,
без особой цели, не сознавая, где он находится, в каком направлении
ноги несли его, следуя за толпой, проталкивающейся по
улицам.
Внезапно он очутился там, где огни были ярче; и звуки
веселья, казалось, доносились до самых ворот. Гонджи остановился, концентрируя
свое внимание впервые за все время на этом месте.
Внезапно до него дошло, что он стоит перед воротами
Есивара! Слова Охано, казалось, звенели у него в ушах. Словно для того, чтобы отгородиться
от их громких криков, он заткнул уши и помчался как сумасшедший по
улице. Он поклялся всей душой, что это была проклятая ложь, которую произнес Охано
, и все же—
Он внезапно остановился и бросил украдкой полный боли взгляд в сторону
адского “города”. Затем его голова опустилась на грудь, и он
пошатываясь, побрел к казармам, как человек, получивший смертельное ранение.
ГЛАВА XV
“Давайте выйдем на улицу. Смотрите, многие горожане стоят на крышах
машин. Отсюда нам ничего не видно”.
Так уговаривал Охано. Она путешествовала с родителями Гонджи, их поезд
шел параллельно другому, переполненному отбывающими войсками.
Поезда двигались медленно, потому что вся страна пришла посмотреть на отъезжающих
и приветствовать их громкими банзаями.
Твердые компоненты леди Сайто были неузнаваемы из-за их опухшие
и отчаянный вид. Она позволила молодой женщине, чтобы поддержать ее
и, наконец, вывести ее наружу. Люди почтительно расступились перед ними.
Все знали их историю—знал, кроме того, жертве, они были
делая сдаваться единственный сын, и о том, как щедро они
принимал участие в войне фонда. Здесь были отважные, Отечественной отец и
мать! Здесь молодую и красивую жену.
Ohano круглые щеки были розовыми от возбуждения. Она уже забыла, для
на время по крайней мере, ее последнее интервью с мужем. В
волнение в ситуации, пробормотал восхищение и уважение
те о ней, поддержал ее. В этом был почти элемент удовольствия
смешавшись с ней волнение, как ее глаза блуждали с нетерпением над
толпы.
Поезд с войсками двинулся немного быстрее, и
четвертый вагон оказался напротив того, на платформе которого стояла семья
Сайто.
“Вот он! Вон он! ” взволнованно воскликнула Охано; и она далеко высунулась наружу
удерживаемая заботливой рукой своего свекра, и, помахав
ее шелковый носовой платок, обращенный к мужу по имени:
“Гонджи! Гонджи! Мой господин Гонджи!”
“Сын мой!" - простонала пожилая женщина, не в силах больше сдерживать свои чувства.
Стойко, и без каких-либо признаков боли внутри нее, она рассталась с
ее сын. Японские женщины отправляют своих мужчин в опасные путешествия с улыбкой
на устах, даже когда их сердца разбиты; но теперь, когда
мать увидела поезд, увозящий единственное дитя, данное богами
с ней напряжение спало. Она со стоном прижалась к своему мужу и своей
невестке.
Впервые, когда она увидела тонкий профиль молодого человека в
окне машины напротив, ее охватило непреодолимое чувство
раскаяния. Какое счастье она когда-либо помогала привнести в жизнь
ее мальчик? Она отдалила его от себя, как подобает спартанской женщине.
когда он был еще в нежном возрасте. Она сделала это отчаянно, героически
как она верила, опасаясь, что в противном случае она, возможно, недостаточно сделать
ее долг перед ним и предков. Но теперь—теперь! Он уезжал от нее
навсегда! Она отдала его императору! Скоро ее ужасная молитва
о том, чтобы он отдал свою молодую жизнь на службе своему Императору и стране
действительно может быть услышана.
Она чувствовала себя очень старой, очень слаб, и совершенно покинут и оставлен. Еще
как она смотрела сквозь слезы-сквозь слезы на своего сына приезжал ярко
перед ее памяти бледным, трагическим лицом молодой и изгоем жена
он так страстно любил. Она разразилась громким криком, простирая
ее руки судорожно:
“О, мой сын! О, мой сын!”
В обратном поезде Gonji поднял голову, увидел его человек, но,
возможно, потому, что из толпы и области вмешательства стекла, не
заметить их огромные страдания. Он улыбнулся, поклонился, и сделал легкое движение
в приветствии рукой.
Его мать была притихли, и смотрели на него, как один повернулся к
камень. Лицо Охано вытянулось, и она стояла, как несправедливо обиженный ребенок
наказание. Он даже не поднялся со своего места не так много, как открыт
окна.
Оба поезда были теперь заходят в тупик, на маленькой пригородной станции.
Толпы людей заполонили платформу, некоторые даже поднимались по ступенькам
воинского поезда и проникали в сами вагоны. Оркестр
начал отбивать монотонную гудящую музыку национального гимна.
Окна были подняты, шапки подняты, и некоторое время раздавались одобрительные возгласы. Но
еще Господь Gonji остался равнодушным, не поднимаясь с Муди
задумчивость, в которую он, казалось, погрузился, и бросая даже взгляда в
направление группы, которая с таким нетерпением наблюдала за ним с противоположной стороны
он казался таким рассеянным и безразличным к окружающему.
Внезапно офицер, сидевший позади него, наклонился и заговорил с ним.
Его видели Gonji семейный старт, как будто он был поражен. Токарная о
быстро заняв свое место, он разорвал на крепеж окна. Теперь он
далеко высунул, уши напряги, глаза его поиск подавляющее без толпы.
Они смотрели на него с любопытством, после его взглядом. Его губы шевельнулись; казалось, он собирался выпрыгнуть из окна, но был удержан
запрет рука его брат-офицер, и поезд тронулся быстро.
Тишина упала не только по семье Сайто, но на
толпы клавишей со всех сторон. Словно по принуждению, их объединенные взгляды
последовали за взглядом, казалось бы, зачарованного Гонджи.
На небольшом пригорке, недалеко от станции, выделялась одинокая фигура
силуэт вырисовывался на фоне ясного голубого неба. Ее кимоно было
алого цвета, расшитое золотыми драконами. Золотым было и ее оби.
в ярком солнечном свете ее алый веер и маки в нем.
ее волосы вспыхивали, как огненные искры.
Толпы в долине внизу, вздымаясь словно стая овец все
вдоль железнодорожных путей, после предоставляющих поездов, их хриплый
ура смешиваясь с боем барабанов и пением
национальный гимн, она, казалось, была символом триумфа, изысканный знак
победы впереди!
Кто-то громко выкрикнул ее имя:“Славная Паучиха из Дома Стройных Сосен!”
“Нет, ” воскликнул другой, - это видение самой Повелительницы Солнца!”
Солдаты тоже увидели ее и начали подбадривать, их дикие банзаи
торжествующе зазвенели и достигли гейши на холме.