100 лет со Дня Рождения Виктора Астафьева!

Лана Сиена
       1 мая 1924 года на берегу великого Енисея в селе с ласковым названием Овсянка родился Виктор Петрович Астафьев – один из моих любимых русских писателей!

       Часто критикуемый за «крепкое словцо» и за жесткую оценку властей и проблем страны, Виктор Астафьев оставался честным и открытым человеком, вскрывающим, словно нарыв, наболевшее – неприглядные стороны жизни. Несмотря ни на что, до конца своих дней он преданно любил соотечественников и многострадальную Родину, музыку и поэзию, природу родного Красноярского края, Урала и Русского Севера.

       Невероятно тяжёлый путь преодолел Виктор Астафьев: от босоногого сибирского мальчишки – сироты до неординарного масштабного писателя, драматурга, сценариста, фронтовика, награжденного орденом Красной Звезды, медалями "За отвагу", "За освобождение Варшавы" и "За победу над Германией".

       Когда в конце 20-х годов прошлого столетия советские власти национализировали мельницу, единственную кормилицу семьи Астафьевых, Пётр Павлович, отец будущего писателя, «в сердцах» сломал её, и был арестован за вредительство.

       Из автобиографии Виктора Астафьева «Расскажу сам о себе...»:

       «...Призвали моего папу мельничать, пообещав зачислить его и маму мою в колхоз, чему мама была безмерно рада, но потрудиться ей на счастливой коллективной сельхозниве не довелось. Папа мой, восстановив мельницу, снова загулял, закуролесил, не понимая текущего момента, и однажды сотворил аварию, но мельница-то не его уже и не дедова — это уже социалистическая собственность, и папу посадили в тюрьму».

       В 1931 году, когда Виктору исполнилось 7 лет, его мать Лидия Ильинична утонула. Мальчик остался на попечении бабушки. Через много лет он напишет цикл автобиографических рассказов о своём детстве, о быте сибирской деревни на берегу Енисея, о природе тайги. Это прекрасный сборник «Последний поклон» для детей, их родителей, бабушек и дедушек. Кто читал, с нежностью и улыбкой вспомнит: «Запах сена», «Коня с розовой гривой», «Монаха в новых штанах» и других.

       Помните, как мальчик не мог заснуть, мечтая о прянике в форме коня? А о чём Вы сами мечтали в детстве?

       «Пряник конём! Это ж мечта всех деревенских малышей. Он белый-белый, этот конь. А грива у него розовая, хвост розовый, глаза розовые, копыта тоже розовые... Пряник можно сунуть под рубаху, бегать и слышать, как конь лягает копытами в голый живот. Холодея от ужаса — потерял, — хвататься за рубаху и со счастьем убеждаться — тут он, тут конь-огонь!»

       К сожалению, и такое, на первый взгляд, беззаботное детство закончилось быстро. Выйдя из тюрьмы, отец Виктора женился, и новая семья переехала в Игарку. Недолго думая, мачеха просто выгнала пасынка на улицу. Виктор несколько месяцев прожил в заброшенном полуразвалившемся строении, однако ещё ходил в школу, но вскоре его и оттуда выгнали, и отправили в детский дом. Вспоминая с горечью об этом времени, Виктор Петрович находил и позитивные стороны:

       «Беспризорничество. Сиротство. Детдом-интернат. Все это пережито в Игарке. Но ведь были и книги, и песни, и походы на лыжах, и детское веселье, первые просветленные слезы».

       Учился Виктор Астафьев плохо, не раз оставался на второй год. Лишь по русскому языку и литературе ему очень повезло с учителем, Игнатием Рождественским. Тот разглядел в мальчике талант к сочинительству, ценил и уважал в непростом ребёнке любовь к литературе, усидчивость и внимание к деталям. О писательской карьере Виктор тогда и думать не смел, ему нужно было получить рабочую профессию, чтобы выжить. Однако школьное сочинение через много лет Виктор Петрович перепишет в замечательный рассказ «Васюткино озеро».

       В семнадцатилетнем возрасте пришло время покинуть детдом и устроиться на работу, хотя окончил Астафьев всего шесть классов. Взяли юношу только на завод коновозчиком, и летом он смог поступить в железнодорожную школу. Занятия закончились в мае 1942 года. Несмотря на бронь, Виктор Астафьев ушёл добровольцем на фронт. Он служил водителем, разведчиком и связистом, несколько раз был ранен.

       В конце 1944-го года Виктора Астафьева с трудом вернули к жизни. В Польше он получил серьезные ранения в спину и голову, лишился зрения правого глаза. После длительного лечения в госпиталях его отстранили от строевой службы, но он продолжил воевать и победу встретил уже в Ровно, где познакомился с медсестрой Марией Корякиной. С ней вместе они прожили до конца дней, растили детей, а через годы после смерти второй дочери поднимали осиротевших внуков.

       Осенью 1945 года новоиспеченный жених и будущий литератор ехал в поезде с невестой и о писательстве даже не мечтал.

       «Катил я с незнакомой почти женщиной на её любимую родину, на Урал, в её любимый город Чусовой. Катил и всё время ощущал томливое сосание под ложечкой. Куда черт несет? Зачем?.. Я же сам добровольно отдался провидению - ехать-то не к кому, вот и пристроился, вот и двигался на восток, намеревался в пути узнать характер своей супруги...".

       В Чусовом Пермского края супруги прожили восемнадцать лет и родили двух дочерей и сына. Из-за проблем со здоровьем и отсутствия образования Виктор Астафьев сменил несколько профессий. Работал слесарем, литейщиком, грузчиком и плотником, дежурным по вокзалу и кладовщиком, сторожем и мойщиком туш на мясокомбинате. Жизнь была не выносима, и Астафьев ненадолго уехал домой в Сибирь. Когда вернулся, в семье родилась первая дочь, но вскоре умерла. Горе, разлад и неустроенность гнали Виктора Астафьева на Родину, и он снова уехал. Только через несколько лет он смог устроиться в артель и закончить среднюю школу. В 1947 году у супругов родилась дочь Ирина, а в 1950 году – сын Андрей. К тому времени Виктор Петрович работал вахтером в колбасном цеху.

       Писателем же он стал, не скажу – случайно, скорее – неожиданно. Сам же Астафьев говорил: «из чувства противоречия и злости!» Дело было так:

       В издательстве газеты "Чусовской рабочий" организовали литературный кружок, куда приглашали всех желающих. На первом заседании, куда пришёл и вахтер колбасного цеха Астафьев, председатель новоиспеченного литобъединения читал свой рассказ "Встреча". Там по сюжету встречали и восхваляли военного летчика, «громившего немецких асов».

       Прошедший не на словах все тяготы войны, Виктор Астафьев чувствовал ложь и презирал приспособленцев, расписывающих свои подвиги, находясь на самом деле в безопасности, за спинами настоящих фронтовиков, которые не любили рассказывать о войне, о смертельных боях и крови.

       «Страшно я разозлился, – писал позже Виктор Петрович, – зазвенело в моей контуженной голове, и сперва я решил больше на это сборище под названием «литературный кружок» не ходить, потому как уже устал от повседневной лжи, обмана и вероломства. Но ночью, поуспокоившись в маленькой, теплой вахтерской комнате, я подумал, что есть один-единственный способ борьбы с кривдой - правда. Да вот бороться было нечем. Ручка, чернила есть для борьбы, а бумаги нету. Тогда я решился почти что на подсудную крайность: открыл довольно затрепанный и засаленный журнал дежурств, едва заполненный наполовину, и поставил на чистой странице любимое мною до сих пор слово «Рассказ».

       Рассказ был назван «Гражданский человек», и печатался он в "Чусовском рабочем" в целых семи номерах. А его автор следующие несколько лет работал журналистом этой газеты.

       «Для журналиста в общем-то была возможность развернуться. Но надо помнить, что грамотешка у меня была довоенная — шесть групп, фронт дал, конечно, жизненный опыт, но культуры и грамотности не добавил. Надо было все это срочно набирать. Правда, я даже в окопах ухитрялся книжки иметь и читать. Я знал, что предложение должно заканчиваться точкой, но вот где оно, предложение, заканчивается, точно не представлял», — с иронией писал Астафьев.

       Через полтора года в Перми напечатали его первую книгу — «До будущей весны», а ещё через пару лет — сборник для детей и подростков «Огоньки».

       В 1958 году Виктор Астафьев стал членом Союза писателей СССР и вышел его первый роман — «Тают снега». Его рассказы начали публиковать в журналах: «Новый мир» и «Молодая гвардия», а на следующий год напечатали новые повести «Перевал», «Звездопад» и «Стародуб». Виктор Астафьев поступил на Высшие литературные курсы Литературного института им. А.М. Горького в Москве. Позднее он писал, что учёба позволила раздвинуть рамки его окружающей среды. «Москва с её театрами, концертными залами, выставками, несколькими первоклассными преподавателями, единомышленниками и друзьями, много изведавшими, испытавшими, уже добившимися в литературе заметных успехов, — всё-всё способствовало духовному просветлению и нравственному усовершенствованию».

       После окончания Литературных курсов Виктор Астафьев с семьёй переехал в Пермь. Друзья помогли ему купить домик в деревне Быковка. Писатель всегда с теплом вспоминал это место. Говорил, ничего там не было, «кроме главного— там мне всегда хорошо работалось». И правда, в Пермском крае Виктор Петрович закончил повести «Кража» и «Последний поклон», написал несколько рассказов: «Зорькина песня», «Осенние грусти и радости», «Гуси в полынье», «Где-то гремит война» (1967), «Ясным ли днём» (1967) и другие. Здесь же он создал первую редакцию своей «современной пасторали» - «Пастух и пастушка», повести о любви во время войны. Окончательный вариант и публикация состоялись уже в Вологде, куда Астафьевы переехали в конце 1969 года.

       В Русский Север писатель влюбился сразу. Он был покорен и поражен красотой северных пейзажей. К тому же в Вологде, как он считал, была «самая одаренная писательская организация». Виктор Астафьев со многими сдружился, особенно с Николаем Рубцовым и Александром Яшиным, и многому у них научился. А ещё он писал, что именно в Вологде он понял, что всегда надо быть с Родиной!

       В Вологде Виктор Астафьев написал две пьесы: «Черемуха» и «Прости меня», дописал главы для сборника «Последний поклон», рассказ «Ода русскому огороду» (1972), а также знаменитую повесть «Царь-рыба» (1972 – 1975). Её опубликовали в 1976. Виктор Петрович напишет здесь ещё много произведений, но всё-таки в 1980 году он решает вернуться на свою малую родину, в Овсянку.

       Интересно, что к 80-летию писателя именно этой «Царь-рыбе» установили самый необычный литературный памятник России! Памятник изображает енисейского осетра и находится на смотровой площадке недалеко от Овсянки. А при жизни писателя в 1999 году в Красноярске даже поставили балет по мотивам этой повести.

       Несколько произведений Виктора Петровича Астафьева экранизировали в советское время. С 1977 по 1986 на экраны вышли такие фильмы, как: «Сюда не залетали чайки», «Таёжная повесть», «Звездопад», «Дважды рожденный», «Ненаглядный мой», «Где-то гремит война». Их до сих пор помнят и смотрят.

       Вернувшись на родину, «поэт сибирской природы и деревни» зимой жил в Красноярске, а в тёплое время года - в купленном доме в Овсянке, чему несказанно были рады его друзья – земляки. Они до сих пор рассказывают, как Виктор Астафьев самозабвенно любил лесные и полевые цветы Сибири, и знал их великое множество. Когда он работал над очередным произведением, на стол обязательно ставил вазу или просто банку с полевыми цветами. А подписывая желающим книги, рядом с автографом рисовал забавные ромашки или огоньки.

       И если на охоту после войны Астафьев практически не ходил, предупредив, что не выносит большой крови, то страсть к рыбалке была «всепоглощающей». Писатель мог стоять с удочкой по несколько часов, не обращая внимания ни на гнуса, ни на комаров.

       Отрывок из рассказа «Медвежья кровь»:

       «Меня кличут к столу. Ах, как не хочется уходить с косы, от переката, звенящего по дну несомым камешником, подмывшего каменный бычок ниже по берегу, стащившего в реку кедрушку, которая, однако, и упавши зеленеет, да еще и держит бережно в зеленых лапах две-три молодые, еще сиреневые цветом шишки. Хочется добыть харюза, хоть одного крупного, и вот он, второй, прыгает по зернистому песку, извалялся, будто пьяный мужик, обляпался супесыо и наносной глиной.»

       Присмотритесь, прислушайтесь, как красиво описана сибирская природа!

       «Солнце склонилось на закат и как бы в нерешительной задумчивости зависло над дальними заснеженными перевалами и вдруг пошло, покатилось золотой полтиной за островерхие ели, за разом осинившиеся хребты. Ненадолго зажегся лес ярким огнем, вспыхнуло от него по краям и зашаяло небо, заиграла река в пересветах, в бликах, в текучих пятнах, ярче обозначились беляки в нагорьях, ближе к реке сдвинулись деревья, теснее сделалось в глуби тайги. Первые, еще не грузные тени заколебались у подножья гор; одна за другой начали умолкать редкие лесные птицы. Все вокруг не то, чтобы замерло, а как-то благостно, уважительно и свято приглушило бег, голоса, дыхание.

       И в это время, в минуты торжественного угасания дня, вдруг ожила река. Только еще, вот только что пустынный и вроде бы никем и ничем не обжитый, одинокий, заброшенный и как бы даже зябко шумевший Малый Абакан, изредка тревожимый легким всплеском малой рыбки, тронуло легкими и частыми кружками.

       Дождь! Откуда?

       Нет, не дождь. То рыбья молодь вышла кормиться на отмели, за нею двинулась и отстойная, в этом перекате летующая рыба. Закипел, заплескался Малый Абакан, ожили его гремучие перекаты и покатые плесы. За каждым камешком, на каждой струе хлестало, кружилось, плескалось живое население реки, и Малый Абакан, поиспытав и подразнив нас, как бы подмигивал и смеялся яркими проблесками заката, падающего сквозь вершины дерев, с высоты, как это любят делать таежные отшельники, после долгого пригляда доверившиеся гостю и показывающие лишь им ведомые в лесу свои богатства и секреты.

       Хариус хватался азартно, бойко, но все-таки играючи — набрался он сил и росту за лето, набитое брюхо его пучилось от предосеннего обильного корма: оглушенным иньями поденком, комаром, мухами, бабочками, жучками-короедами, но больше всего окуклившимися иль повылазившими из домиков лакомыми ручейниками.
Много их, речных ухарей, сходило с крючка, но и зацеплялись они довольно часто. Поначалу я орал: «Е-эсь!» — и напарник мой на берегу вторил: «Е-эсь!» или бормотал раздосадованно: «Сошел, зараза!»

       Меж тем время не текло — бежало, мчалось. Сгустились тени у берегов реки, и сами берега сомкнулись в отдалении, тьмою заслоняло воду, сужало пространство реки, перестало реять настоявшееся в лесах тепло, потянуло с гор холодом и поприжало к чуть нагретым за день косам, заостровкам и бечевкам травянистых бережков легкое его, быстро истаивающее дыхание. Начало холодить спину, и только что гулявшая и кипевшая от рыбьего хоровода, плескавшаяся, подбрасывавшая над собой кольцом загнутых рыб река сама утишила себя, поприжала валы в перекатах, смягчила шлепанье их о каменья и шум потоков, отдаленный грохот порога — все это слила, объединила она, и ее ночной уже, широкий, миротворный шум слаживал мир на покой и отдых. Вот перед глазами лишь клок переката, и на нем реденько, украдкой проблеснет желтое пятнышко, серебрушкой скатится вниз отблеск горного беляка, отзвук небесного света и с тонким, едва слышным звуком прокатится по каменному срезу.

       Но вот и они, последние проблески ушедшего дня, угасли и смолкли. Земля и небо успокоились. И кончился клев рыбы. В почти полной темноте, как бы обнадеживая на завтрашний день, теребнуло раз-другой мушку, и на этом дело удильщиков тоже кончилось. И снова это обманчивое свойство горных рек. Малый Абакан вроде бы обездушел, сделался отчужден, недружелюбен и неприветлив, и в водах его, черно прыгающих в черном перекате, вроде бы опять никто не жил, не ночевал, не отстаивался в ямах, в затишье уловов и за каменьями.»

       Зимой, перебираясь в Красноярскую квартиру, Виктор Петрович пишет цикл рассказов и повестей, основанных на вологодских впечатлениях, а прототипами литературных героев становятся его добрые знакомые вологжане. Несколько очерков он посвящает полюбившейся ему Вологодчине.

       В следующее десятилетие с развалом страны приходит разочарование, переосмысление темы войны, усталость. Виктор Петрович несколько лет работает над романом «Прокляты и убиты». Первая книга выходит в свет в 1992 году, а вторая – в 1994-м. Критики замечают, что писатель «ожесточился и утратил присущий ему светлый взгляд на мир». Возможно, это действительно так и было. Роман читать очень тяжело. Если первые произведения автора военной прозы хотя и передавали суровую правду, кровь и смерть, увиденные глазами простых окопников, но всегда теплилась надежда на жизнь, любовь и Победу. В романе «Прокляты и убиты» события настолько жестоки, что уже не верится в счастливый исход.

       Несмотря на свою усталость «от гнетущей памяти о войне» Виктор Астафьев продолжает писать. Публикуются его повести: «Так хочется жить» (1994 – 1995), «Обертон» (1996), «Веселый солдат» (1998), рассказ «Пролетный гусь» (2001). Автор словно пытается успеть поднять непопулярные и неприглядные темы и проблемы военной прозы. Но работать над третьей частью романа «Прокляты и убиты» он всё-таки прекращает, в 2000 году.

       В самом конце жизни Виктор Астафьев посвящает произведения поэту Сергею Орлову, работает над воспоминаниями о друге - Николае Рубцове. Мне очень понравилась цитата из одной главы книги: «Учитесь, соотечественники, у поэта Рубцова не проклинать жизнь, а облагораживать её уже за то, что она вам подарена свыше и живете вы на прекрасной русской земле, среди хорошо Богом задуманных людей!».

       Виктор Петрович Астафьев умер в Красноярске 29 ноября 2001 года. Похоронен выдающийся сибирский писатель на деревенском кладбище, недалеко от его любимой Овсянки. Светлая память достойному человеку!