Печально падал снег…
Крупные снежинки медленно падали на костер, и немного пошипев, бесследно исчезали, так как - будто их и не было вовсе. Снег, белеющий вокруг, который состоял из таких же снежинок, говорил, что они, наверное, все - таки были….
Так и у людей. Вдруг кто ни - будь, неожиданно исчезнет. Вокруг вроде бы люди, и кажется неплохие, но никто тебе не заменит того кто ушел. Я вчера похоронил отца. Конечно же, не только я. Нас пять братьев и две сестры, мама, родственники, друзья. И у каждого своя боль…..
Мы, несколько родственников, сидим вокруг костра. Принимая соболезнования у желающих отдать дань уважения моему отцу. Мы сидим на небольшой площади напротив дома моего деда. Дому больше ста лет. Когда деда « раскулачили», дом забрал колхоз.
Дед ушел в лес, два года скрывался, чтобы не отправили в Сибирь. Однажды когда он пришел к бабушке, его кто - то выдал, и в перестрелке он был убит чекистами. Случилось это в ста метрах от дома.
Раньше по обычаям моего народа на соболезнование можно было прийти или приехать в течение семи дней. Теперь другие времена, другие скорости, коня заменили машины, люди стали передвигаться быстрее и срок сократили до трех дней. Вчера после похорон мы поставили три ряда скамеек, чтобы прибывающие могли посидеть. У нас много родственников, друзей отца, наших друзей. Выглядит эта процедура печально. Мы трое, старший в нашем роду дедушка Ибрагим, друг отца Мажид и я старший сын, сидим на стульях вокруг костра. Как только к нам подходят новые люди, мы встаем, выслушав молитву, садимся на стулья. Люди идут к лавкам и, посидев двадцать - тридцать минут они уходят к поминальному столу. Там их встречают мои братья, родственники, их жены. На улице второй день идет снег. Снежинки такие огромные, они так медленно падают на землю, мне кажется, что природа тоже печалится о том, что мой отец ушел от нас. Красивая у нас в Карацане природа. Может быть, из-за этой красоты и пытались завоевать ее всякие пришельцы. Говорят, что Карацан переводится как «непокоренные». Отец любил историю, он рассказывал, что до восьмого века мои предки были христианами и язычниками. А в 722 году арабский полководец Джаррах, захватив Дербент, направил по две тысячи всадников в Кайтаг и Табасаран. Вот с тех пор здесь мечом стали насаждать мусульманство. Потом, вторглись монголы, разорив все. А следом пришел Тимерлан и приказал истребить в Кайтаге всех. Летописец писал, что «из тысячи остался – один». Тогда за мечи брались даже женщины. Трижды «вырезали» наше село, но предки мои не сдавались, снова восстанавливали свои дома. Даже чуме, которая скосила в один год почти всех жителей Карацана, не удалось выгнать отсюда людей. Через какое - то время село снова оживало.
Отец, отец, как все - таки больно! Да я знаю люди хрупкие существа. Но все же!
Мои родители жили в селе. У отца был инфаркт, гипертония, астма. Но все же при этом он потихоньку возился с огородом, садом. Пока не случился еще один инфаркт. У него начало скакать давление, братья положили его в больницу, в Тарумовку. Через несколько дней я решил проведать его. Побыл в Тарумовке, где живут братья, пару дней. Отцу стало лучше, и он уже рвался поехать к матери в Карацан, но его уговорили полежать еще несколько дней в больнице. Вечером я съездил к отцу, сказал, что еду в Калмыкию завтра рано утром. Отец был веселый, пожелал хорошей дороги, и обещал скоро сбежать с больницы. Посмеялись, попрощались… Ночью, уже ближе к двенадцати часам из больницы позвонил племянник и сказал что отцу плохо. Мы быстро поехали в больницу, до неё ехать несколько километров. Когда приехали, там уже были мои двоюродные братья, и один из них, врач по образованию, пытался привести отца в сознанье…. Не удалось!
Отца привезли с больницы в дом брата. Приехал мулла, чтобы сделать омовение тела, мы с двоюродным братом помогали в этом. Вернее помогал брат, я только носил воду. Все было как в тумане. На столе оббитым цинковым листом лежало безжизненное тело, а мула поворачивая ее в разные стороны, поливая водой, готовил отца для похорон. Несмотря на то, что отцу было семьдесят восемь лет, фигура у него была как у спортсмена. Ему бы жить и жить. В наших краях возраст в девяносто - сто лет не вызывает удивления. Я не видел отца сидящим без дела. Он все время был в движении, работал на двух - трех работах. Нас семерых детей нужно было прокормить! Мой отец никогда не давил на нас, пытался объяснить свою правоту. Хотя по нашим обычаям он мог бы нам просто приказывать. Когда я решил поступать в театральный институт, после школы, отец, хотя и был против этого, поехал со мной в Москву. Когда я с треском «провалился» при поступлении во МХАТ, он не читал мне нотаций. И за это я ему благодарен до сих пор. Отец, имея два диплома, работая инженером в ПМК, не стеснялся подрабатывать каменщиком, плотником. Брался за любую работу.
Как мы везли отца из Тарумовки, до нашего родового села Карацан, я не помню. Расстояние между этими селами почти четыреста километров. По нашим обычаям умерший должен быть похоронен рядом с предками, где бы ни случилось несчастье. Наверное, это правильно. Мой отец умер шестнадцатого февраля двух тысяч двенадцатого года. Сегодня первое декабря двух тысяч двадцатого года. Я пишу этот рассказ более восьми лет! Начал через неделю после смерти отца и продолжаю до сих пор. Сегодня тоже падает снег. Он, правда, не такой пушистый как в Дагестане. Но все же похож на тот, который растаял восемь лет назад. Я сижу перед компьютером, за тысячу километров от места, где похоронен мой отец. А у меня до сих пор перед глазами возникают невероятно большие снежинки, тающие на горячем костре. Я был у отца год назад, летом. Вокруг зеленели деревья, густо росла трава, цвели цветы.
Кругом была тишина. И что страшно тишина была не только на кладбище. Село молчало! Не было слышно мычания, коров, кудахтанья курей, лая собак. Неслышно было детских криков.
Село, которое, не смогли покорить арабы, персы, монголы и прочие захватчики, умирало. Люди которых даже чума не смогла выгнать с земли предков теперь убегали на север, в Москву, Питер, для того чтобы прокормить свои семьи. Что не смогли сделать враги, сделали тупые, алчные, чиновники. По рассказам родственников в селе пустуют более тридцати домов. Нет работы, нет перспективы, нет элементарных человеческих условий для жизни. И это 2020 год! Сколько крови, слез пролито за это село! Сколько жизней положено за этот клочок земли! Простите нас предки, за наше безволие, за нашу трусость, за наше безразличие. Через несколько дней, шестого декабря у отца день рождение. В нашей жизни смерть соседствует с рожденьем. Каждую секунду на этой планете кто- то рождается кто, то умирает. Мы становимся прагматичными, грубыми, вечно, куда - то бегущими существами. Остановитесь, оглянитесь вокруг. Ради чего мы живем. Нашим близким, родителям, детям, родственникам не нужны наши дома, машины, деньги. Им просто нужна душевная теплота. Им нужно просто знать, что они нам нужны! И лучше всего, если они это будут знать, пока живы! И пока они рядом с нами. Я такой же, как и все. Я не могу похвалиться тем, что говорил отцу при жизни, как он мне нужен. У нас это как то не принято. Но теперь, когда мне исполнилось шестьдесят лет, я понимаю, что ему было бы приятно услышать от меня эти слова.
Жаль, что теперь я могу сказать добрые слова только портрету отца, который висит в моей комнате или надгробной плите стоящей на кладбище в селе Карацан. Сложная штука жизнь! Эти поистертые слова, все же наиболее точно отражают наше существование. Сейчас никто из моих братьев и сестер не живет в родительском доме. Здесь сложно прокормить семьи. Дом потихоньку рассыпается. Мы периодически приезжаем сюда пытаемся, что - то подремонтировать. Но все это не то. В доме должен быть хозяин. А его нет. Кстати с балкона нашего дома видно кладбище и могилу моего отца. Меня в детстве это соседство всегда пугало. Не радует оно и сейчас. Но там лежит бабушка, отец, много родственников и порою с ними хочется поговорить…..