Посвящается моим учителям, одноклассникам, коллегам по профессиональной деятельности, моим ученикам
Эта повесть рассказывает о том, как и каким образом, я стал учителем, что меня подготовило к этой роли, встретилось на долгом и непростом педагогическом поприще, в чем прелесть труда учителя и еще много разного и интересного.
Детство
1 сентября 1955 года я поступил в 1-й «А» класс 218 московской школы. Благодаря домашнему маминому влиянию, я умел к этому времени читать и считать бегло, что фактически соответствовало требованиям тогдашней начальной школы. Только писал печатными буквами, поэтому единственным учебным предметом для меня было тогда чистописание. В том моем классе было больше 30 человек, но умела читать и считать кроме меня была только одна девочка Оля. Поскольку тогда дети должны были научиться читать чуть лучше, чем по складам и считать в пределах двадцати к окончанию второго класса, можно представить себе, как скучно мне было на школьных уроках.
Моей первой учительницей была Лия Владимировна. Она в том же году окончила педагогическое училище, и наш класс был для нее первым опытом работы в школе с детьми. Я, как и остальные одноклассники, об этом не догадывался. Авторитетом, на первых порах, она обладала по своему статусу, но довольно быстро перестала справляться с управлением совершенно разноплановых по знаниям, характерам, темпераменту и другим характеристикам детей. Первые полгода больше половины моих одноклассников только пыталось разобрать буквы, чтобы потом складывать из них простейшие слова, а во втором полугодии из этих слов предложения. Мне же тогда, как и потом, было на уроках начальной школы безумно скучно. Спасла меня от безделья на уроках, как это ни прискорбно, болезнь. Да ни одна, а целый цикл тяжелых инфекционных заболеваний. Мама не хотела делать мне прививки, что естественно плохо для меня окончилось. Проболев почти год, я вернулся в класс в середине второго класса. В учебе я ничего не потерял, но почти сразу столкнулся с тремя второгодниками, оказавшимися в нашем классе. Тогда, как я теперь понимаю, нельзя было оставлять на второй год, только в первом классе. Поскольку эта троица учиться не хотела вообще, а родители у них не интересовались успехами и неудачами своих детей, то они ходили в школу развлекаться, хулиганить, но не заниматься.
Такие дети были, есть и будут всегда, во все времена. Учить их в обычных классах, я считаю бессмысленно и безнравственно, по отношению к другим детям, но, что с этим делать, образование до сих пор так и не решило. Тогда же эти переростки травили своих одноклассников, пользуясь своим правом сильного хулигана. Они были старше, иногда даже на 2 года. Могли позволить себе оскорблять, обижать почти всех, особенно тех, кто в отличие от них, умел и хотел учиться. До поры до времени эти выпады носили словесный характер, все в классе имели клички, придуманные этой шпаной, но дальше их фантазия пока не шла. Потом эта травля перейдет в другую фазу, но об этом позже.
Учеба в начальной школе не принесла мне никакой дополнительной информации к той, какой я обладал и до нее. Адаптация к детскому коллективу прошла довольно быстро, хотя и непросто. Я до школы почти не имел контакта со сверстниками. Так решила моя мама. Это создало некоторые проблемы для меня, особенно на первых порах. Раннее, не возрасту хорошее интеллектуальное развитие, поставило меня на ступень некого «Знайки», когда остальные дети рядом, почти все «Незнайки». Так было на уроках в школе, причем практически до окончания школы, так было и во дворе. Во дворе, так сложилось, что, кроме всего, я был хоть и немного, но старше остальных детей. Эта роль «Знайки» досталась мне почти сразу и продолжалась все мои детство и юность. Это дворовое лидерство очень помогло мне в умении общаться, как со сверстниками, так и с младшими по возрасту. Разница была небольшой, но в детстве и юности 2-3 года, кажутся очень большими временными промежутками. Друзья по играм во дворе останутся надолго, на годы, даже десятилетия. Думаю, что именно эта практика неформального дворового лидерства, научила меня общению с людьми разного уровня интеллекта, физических возможностей, интересов. В какие мы тогда игры только не играли! Все спортивные игры зимой и летом, хотя нормальных условий во дворе почти не было. Играли на соседних пустырях, на полянах в соседнем Тимирязевском парке, везде, где было минимально возможное место.
Когда сейчас вижу пустыми подготовленные для детских игр площадки, думаю, что времена изменились. С появлением телевидения, магнитофонов, а потом компьютеров, смартфонов, интернета, живое общение детей перестало быть необходимым для них. Образовательные учреждения никогда не могли и не могут ликвидировать для детей дефицит человеческого общения. Особенно на начальном этапе жизни человека.
Постепенно выросшее во дворе лидерство создало для меня в скором времени весьма непростую ситуацию. Но об этом немного позже.
Внеклассная и внешкольная моя жизнь в первые годы не отличалась ни особенным интересом, ни разнообразием. Полтора года под нажимом мамы я отходил в музыкальную школу. Игра на скрипке мне не нравилась, но спорить с мамой я не мог. Занятия закончились с моей длительной болезнью. И, слава Богу, что она на их возобновлении не настаивала. В школе, кроме одного политического мероприятия для второклассников и вспомнить нечего. К 40-летию победы Великой Октябрьской Революции кто-то из учителей начальной школы додумался поставить на школьной сцене поэму Маяковского «Владимир Ильич Ленин». Отобрали из 3-х вторых классов человек 30, способных запомнить и наизусть прочитать из этой поэмы небольшой отрывок. Когда я принес свой отрывок домой, мои родители долго обсуждали сам факт этой фантастической глупости. Неологизмы Маяковского, труднопроизносимые и совершенно непонятные детям 8 лет, ставили реализацию чтения поэмы в комедийную ситуацию. Хотя думаю, что ни инициаторы, ни исполнители, ни остальные дети начальной школы все равно ничего не поняли и не оценили. Но «Интернационал» с благоговением слушали.
Больше мне ничем особенным обучение в начальной школе не запомнилось. Я завершил обучение в 4-м классе на одни пятерки, не прикладывая при этом никаких усилий и стараний.
В 5 классе мне запомнились 2 весьма непростые ситуации, серьезно повлиявшие на мое отношение к поведению на уроке и возможным конфликтам с учителями и с «трудными» подростками.
Первая конфликтная ситуация у меня возникла на уроке русского языка. Учитель теперь уже средней школы Анатолий Николаевич, явно в прошлом фронтовик, человек жесткий и требовательный, поймал меня на невнимательности в ситуации, когда я не смог ответить на вопрос, который прослушал, так как отвлекся. Он сказал, что поставит мне «2», за то, что я не ответил. Мои аргументы, что я не слышал вопрос, не принимались. Теперь думаю, что он в журнал эту плохую отметку не поставил, но уже то, что он поставил ее в дневник, было событием. Повлияло оно на меня кардинально. Я стал намного внимательнее, постепенно научившись делать несколько дел одновременно, держа под контролем при этом главное в данный момент событие. Потом это не раз пригодится в жизни.
Второй конфликт произошел в конце учебного года. Нашу параллель 5-х классов повели на экскурсию в планетарий. Лекция называлась «Полет на Луну». Это была игра на космическую тему. Через год полетит Гагарин, об этом еще никто не знал, но наш спутник уже летал, и о космических полетах мечтали многие. Перед началом демонстрации ведущий проходил по залу планетария и отбирал экипаж из школьников для полета на Луну. Как потом выяснилось, просто отбирали тех из нас, кто был похож на рисунки художника изображенных, на заранее нарисованных слайдах. Но отбор был «серьезным», школьников ведущий просил дать согласие на «полет» их одноклассника. И тут для меня произошло неожиданное, я «попал» в капитаны корабля. Экскурсия закончилась, и мы все пошли на остановку трамвая, который отвез бы нас домой. Сопровождающая нас учительница еще не подошла, и тут один из наших второгодников решил поиздеваться над «капитаном». Он решил при всех оскорбить меня физически. Оскорбление было не столько болезненным, сколько вызывающим. Он, да я сам, в тот момент не знали, что будет дальше. Дальше оказалось все просто, неожиданно для него и для себя, я нокаутировал обидчика. Он этого явно не ожидал и позорно упал от удара в лицо, получив фингал под глазом. Появилась учительница, и все поехали домой. По дороге меня вызвали на повторный «стык». Соперников было пятеро, но отступать было некуда. Драка продолжилась в садике за домом. При этом я понял, что мой визави уже боится меня. Старше на 2 года, но слабее. Приятели за него не заступались. Соблюдался некий «кодекс чести хулиганов» Пятеро одного не бьют. Потом он много раз нарушался, но в тот раз они почему-то меня не избили. Видимо отдали должное моей смелости. Мы разошлись после того, как они поняли, что мой соперник будет побит еще сильнее.
Из этой истории я сделал для себя несколько выводов, причем не только о ситуациях в драках, а, вообще, в любых конфликтных ситуациях:
1. Никогда никого не бояться, даже тех, кто с виду сильнее.
2. Отвечать ударом на удар, причем стараться бить сильнее, чем ударили тебя, чтобы отбить охоту навсегда нападать на тебя и твоих близких, если придется их защищать.
3. Никогда потом не жалеть о происшедшем,
При этом эта ситуация получила для меня продолжение в будущем. Данный хулиган никогда больше не задевал меня. Потом, встречая меня на улице, всегда первый здоровался. Правда, позже, к моему сожалению, периодически находились в этой школе другие охотники проверить крепость моей нервной системы и кулаков. Несколько серьезных драк мне пришлось пережить до ухода из 218 школы после ее окончания в 8-м классе.
Дело о стычках дошло до директора школы, которая что-то видимо поняв из создавшейся ситуации, решила переключить мою энергию в мирное русло. Она поручила мне вести исторический кружок в 4-классах. Они учились тогда во 2-ю смену, а я в 1-ю. Приходил к ним после окончания занятий к 19 часам. После первых 2-х занятий у меня осталось 14 человек, которые посещали мои занятия до конца учебного года. Историю России я рассказывал и показывал им на проекторе по книге, посвященной 300-летию Дома Романовых. Мой первоисточник знаний никого не интересовал. Экскурсии мои с ребятами в исторический музей и Кремль завершили наши занятия. Директор поинтересовалась у учителей начальной школы о результатах моих занятий, и дала мне рекомендацию в комсомол.
Но, главное, все-таки, в другом. Я получил для себя бесценный опыт, первую в моей жизни педагогическую пробу сил в еще неизвестной для меня будущей профессии.
Юность
Мне повезло с выбором последней для учебы в старших 9-11 классах 207 школы. Несколько очень сильных, опытных учителей-профессионалов: Лилия Ивановна Панкова, учитель истории, тогда директор школы, в последствие, заведующая Тимирязевским РОНО; Сегал Леонид Анатольевич, учитель физики. Нина Ефимовна Евдашкина, учитель немецкого языка и классный руководитель, и целый ряд еще весьма квалифицированных учителей.
Неплохим был и состав моих одноклассников, с которыми я не только вместе учился, но и общался вне школы. С несколькими из них я пронес дружбу сквозь года.
Уроки истории научили меня отбирать и систематизировать необходимый исторический материал, излагать полученные выводы при условии их обоснованности. Уроки физики продемонстрировали мне, как будущему учителю, о чем я тогда еще не подозревал, как можно создать условия, при котором все твои ученики будут учить твой предмет, как самый главный в жизни.
Мне было интересно не только учиться, но и просто жить в этой школе. Мне приходилось участвовать в школьных спектаклях, концертах, что я делал с удовольствием. Кстати, это то, что мне всегда нравилось, и в чем я участвовал еще и в 218 школе.
Производственную практику мы проходили в цехах небольшого завода НИИХИММАШа. Именно тогда я понял, что нельзя ни за какие деньги делать то, что тебе не нравится, то, что ты никогда не полюбишь.
Экскурсии по Подмосковью, в другие города сплотили наш класс, мы стали встречаться вместе и вне школы
В конце 10-ого класса вместе со своим приятелем Димой по рекомендации Лилии Ивановны мы оказались в компании интересных сверстников из других школ нашего района. Мы вошли в состав так называемого районного комсомольского штаба, существовавшего при Доме комсомольца-школьника. Была тогда политической властью сделана попытка готовить резерв для будущего руководства комсомола. Мы встречались 1 раз в неделю вечером, общались, что-то обсуждали, о чем-то спорили. О чем конкретно уже и не помню. Отдыхали, танцевали, читали стихи. В выездном лагере давали шефские концерты для ветеранов-инвалидов и молодежи. Присутствовали и на крупных городских комсомольских конференциях, где воочию увидели формализм этой, так называемой, организации. Еще один полезный камушек в мою копилку.
Но заканчивается обучение в школе, мне 18 лет, а твердой убежденности в выборе будущей профессии нет. По степени готовности на момент окончания могу поступить почти в любой технический Вуз. Занятия с репетитором математикой и хорошие знания физики дают весомый шанс. Но почему туда, зачем, кем буду потом? Нет ответа. Престижно! МАИ, МВТУ и др.
Мои родители давно считают меня самостоятельным и ничего не предлагают, но ничего и не навязывают. Лилия Ивановна предлагает подумать о поступлении в пединститут на физмат. Но тогда зачем я так серьезно готовился к МАИ, МВТУ? Да и как-то несерьезно, да и непрестижно учиться в женском окружении. Вот и вся моя тогдашняя аргументация.
Педвуз отпал, авторитет технических вузов перевесил. Ну и что в итоге? Всю жизнь я несу при поступлении на работу свой диплом бауманца. Что он мне дал, кроме пота и крови при обучении и защите дипломного проекта? Твердое убеждение, что это не мое уже к 3-му курсу, но при этом понимание необходимости получения диплома любой ценой. Ценой здоровья в том числе. С третьего курса проявилась гипертония, сопровождающая меня всю жизнь. Убеждение, что учишься не тому, возникло и не уходит, но то, что потом будет твоим, пока только слабо брезжит.
Во время учебы на 2-м курсе работаю лаборантом в школе, иногда заменяя учителей. При увольнении летом директор предлагает остаться учителем математики, но нет, не могу, мне нужен на 3-м курсе допуск к работе с секретными материалами. Так требует МВТУ. А школа его естественно дать не может. Еще один звонок и опять мимо. Теперь уж до конца, до завершения учебы.
При работе на «ящике» несколько раз хотел поменять должность, уйти в другой «ящик». Слава Богу, отговорили. Добей учебу, получи диплом инженера, и решай.
Решил уже перед дипломом, что уйду в школу. Снова пришел к своей бывшей учительнице и попросил после окончания МВТУ взять учителем в школу. Лилия Ивановна сказала: «Неси диплом, подберем тебе место работы в школе» Так все и вышло.
Молодость
И вот я - учитель математики и классный руководитель 8 «Г» 848 школы Тимирязевского района Москвы. Первая для меня школа потом станет для меня еще одним испытанием, но об этом позже. Перед августовским педсоветом собираю информацию о своих будущих учениках. Отзывы о них от уходящей из школы бывшей их учительницы просто жуткие, причем почти обо всех. Несчастная женщина, которую на пушечный выстрел нельзя было подпускать к школе, обязана была отработать в ней 3 года, явно ненавидя не только их, но и свою несчастную долю, которая занесла ее в педагогику. Кстати, я прервал ее излияния злобы на тех, кого она учила, через 5 минут. Ясно стало, что все равно ничего хорошего о детях я не услышу.
Правда довольно скоро я узнал, что директор школы по сговору с учителями пошла на вобщем-то незаконный, но любопытный эксперимент. При переводе детей и 7-ого в 8-й тогда выпускной класс среднего звена, учителя и администрация школы переформировали новую 8-ю параллель так, что в мой будущий класс собрали всех самых трудных детей из этой параллели. Причем по факту этого класса, как бы и не было, так как для его официального открытия по норме не хватало 10 человек, если не больше. Облегчили жизнь почти всем остальным учителям, а тем, кто оказался со мной в этом классе пошли на разные уступки. Повторюсь, я про эту аферу не знал, но мне это и не было важно. Потом, узнав об этом, многое понял. Риск директора был небольшой. Если бы я не справился с классом, спрос невелик, ведь я же по диплому не учитель. Вернули бы все назад. А, чтобы было бы со мной, никого не волновало, мир жесток. Да и, видимо, директору любопытно было, как справится с тяжелейшим классом, состоящим почти целиком из трудных подростков разного пола и возраста, человек, никогда не входивший в класс в роли учителя.
Ситуацию тогда резко усложнило то обстоятельство, что с 1972 года советская школа перешла на получение нашими гражданами всеобщего среднего 10-классного образования. Правда, не только через получение аттестата в школе, но и по итогам обучения в техникуме или ПТУ. И теперь отсеять детей, как было раньше, до14-16 лет без документа об образовании стало невозможным. Особенно для Москвы. А подавляющее большинство моих учеников 8 «Г» таблицу умножения плохо знало. Я это понял почти сразу, но меня это не смутило.
Наверное, не зря почти полгода, в том для меня ключевом для профессии 1972 году, каждую ночь мне снился мой первый урок, первый классный час. Мотивация на профессию затмила все. Думаю, что, если бы мне пришлось работать даже с психически нездоровыми детьми, все бы получилось. Кстати, у 4-х из 32 моих первых учеников были отклонения не только в поведении, но и в психике.
Да и с уровнем интеллекта были серьезные проблемы у многих из них. Причин было несколько: генетика, отсутствие почти у всех детей элементарной культуры поведения, адекватных человеческих отношений. Их родители почти ничем не могли бы мне помочь. Сами были очень неважно воспитаны. Многие беспробудно пили. Не помощники. Да я их ни о чем и не просил, понял, что бесполезно. В лучшем случае, после моих жалоб на детей, они бы их избили. Других мер воспитания у этих родителей просто не было. Вывод для меня был прост, по крайней мере, тогда. И безумно сложен, как я понял это потом. Надо было стать для них безусловным авторитетом, старшим товарищем, кому-то психологом, кому-то советчиком, кому-то защитником. Как сейчас говорят, дойти до каждого! Иначе ничего бы не получилось и учителя бы из меня не вышло.
Испытывали они меня на прочность сразу, выбрали старостой класса главного хулигана не только класса, но и школы Гену Хорькова. Он по возрасту мог бы окончить не только 8-й, но и 10-й класс, но трижды оставался на второй год. Родителей у него не было, опекуном были пьющая бабушка. Но парень по душе был совсем неплохим, помог мне сразу с налаживанием дисциплины на уроках и переменах. Слушались его одноклассники беспрекословно, знали, с кем имеют дело. На первые 2-3 месяца его контроля над дисциплиной одноклассников на остальных уроках хватило. А потом, когда от трудов праведных он стал уставать и погуливать, его сменила созданная мной группа изначально дисциплинированных учеников, которая продолжила контроль над поведением в школе своих одноклассников. Я сам почти все время был с ними, хотя, конечно, работал еще в трех других классах. Установленный с ними контакт с первых и до последних дней работы с этими детьми был самым важным, как для них, так и для меня. Каждую неделю я проводил с ними после уроков классный час, стараясь его максимально разнообразить. Хорошо помню, как целый час читал им свои любимые стихи о любви, как они реагировали, слушали, переживали. Как ездил с ними зимой в воскресенье, кататься на лыжах недалеко от станции Турист с гор. Как играл с мальчишками в футбол и многое другое. Они были почти весь год рядом со мной и не учиться просто уже не могли. Хороших результатов от них на экзаменах добиться было просто невозможно, но они все испытания прошли. После окончания большинство из них ушло из школы, выбрав другие формы обучения. Но, думаю, что мы остались в памяти друг у друга навсегда. Кстати, через много лет судьба вновь вернула в эту же школу в роли директора. Потом был мой инсульт, о котором, конечно, все узнали. И когда меня выписали из больницы на работу, ко мне в кабинет пришла совсем взрослая, одна из первых тех моих учениц, Зоя. Она принесла тогда довольно дорогое и редкое лекарство. Деньги не взяла, а это было осенью 1998 года.
Наверное, читателей интересует все- таки главное, как же смог стать учителем, совсем еще молодой человек, которого поначалу даже со старшеклассниками путали? Да еще и без диплома педвуза, как? Да очень просто. Надо очень этого хотеть и впитывать все то, лучшее, что видишь перед собой. Перенимать тот опыт, который был у моих учителей, посещать уроки лучших учителей, работавших рядом. Никогда не забуду уроки математики у Лидии Ивановны Понкратовой. Ее неистощимую фантазию, энергию и не безразличие к детям. Горжусь, что через годы директором добился присвоения ей звания «Заслуженный Учитель РФ».
Кроме этого, окончив годичные курсы учителей математики, получил окончательное право быть учителем. Проработал я учителем математики 5 лет в двух школах в разных параллелях, сделав несколько выпусков. Интересно было? Да, дети менялись, иногда даже пришлось заменять почти целый год, уехавшего в командировку учителя физики. Не соскучишься. Кстати, наверное, читателей интересует финансовая сторона моей профессии. Конечно, на оклад школьного учителя не пошикуешь, особенно тогда. Но меня долгие годы выручали знания математики и желания некоторых родителей видеть меня в роли репетитора их детей. Поэтому ни я, ни моя семья никогда особенно в средствах не нуждалась. Но большой радости эта работа мне никогда не приносила.
Через 5 лет меня заметили и пригласили работать в должности организатора внеклассной и внешкольной работы в одну из первых спецшкол в Ленинградском районе Москвы. Это было новое и весьма любопытное испытание. Работа на идеологическом участке элитной школы с соответствующим контингентом родителей и детей. Любопытно, что особой разницы между обычной с не очень образованными и материально обеспеченными родителями и детьми, и спецшколой не такая уж большая. А эмоционально, по-человечески они вообще мало, чем отличались друг от друга. И те и другие в разные годы на 9 мая встречались с ветеранами ВОВ. Мой папа во время войны был защитником Брестской крепости.
В 70-е годы ХХ века он и его друзья по боям в крепости выступали перед моими учениками и учителями тех школ. Я помню, как рыдали дети и их учителя, слушая воспоминания очевидцев одних их самых сражений второй мировой. Равнодушных не было ни там, ни там.
Очень понравился всем детям спецшколы туристический слет, организованный мной и проведенный с помощью старшеклассников. В установленное время каждый из моих помощников привел на берег реки Истры свой отряд. После проведения соревнований, игр и общего костра и обеда вся средняя спецшкола счастливая уехала на электричке домой. Разговоров об этом событии потом хватило надолго. Проработал я в этой должности в спецшколе полтора года. Меня ждала новая должность, новая работа и новый поворот в профессиональной судьбе.
Начало нового профессионального пути
В середине 1978-79 учебного года меня пригласили для беседы к руководителю РОНО. Тема разговора была для меня неожиданной, а приглашение на работу в аппарат РОНО тем более. Только через несколько лет я понял, зачем в стране был сделан очередной крен к ориентации школьников к поступлению на учебу в ПТУ и на работу на производстве.
Дело в том, что уже в середине ХХ века в СССР стал ощущаться кадровый дефицит. Совсем недавно еще сельскохозяйственная страна стала строить большое число новых заводов и фабрик, восстанавливать утраченное в годы ВОВ. Катастрофически не хватало профессионалов во всех сферах человеческой деятельности: инженеров, конструкторов, мастеров, профессиональных рабочих, служащих, сельскохозяйственных рабочих, агрономов, врачей и т.д.
При этом подготовка специалистов велась, ВУЗЫ, техникумы, училища работали и выпускали специалистов, а их не хватало все равно. Даже школы – одиннадцатилетки в хрущевскую пору давали нам рабочие профессии. Зачем? Ведь подавляющее большинство учащихся уже тогда в 60-е года планировали поступать в Вузы, а кто не хотел или не мог учиться шел или работать или поступал в училища.
Производственное обучение в школах отменили, но городские школьники все меньше стремились идти в рабочий класс. В Москве, Ленинграде и других крупных городах стало постепенно знакомым определение «лимит». На тяжелом физически, а потом и просто непрестижном рабочем месте стали работать приехавшие с периферии страны бывшие жители деревень, сел, поселков и т.д. Проживали в общежитии чаще всего долгие годы, обзаводились семьями, получали, наконец, квартиры. Становились городскими жителями и мечтали только лишь о том, чтобы их дети не повторили их жизненный путь. Их детям поступать, по мнению их родителей - бывших лимитчиков, следовало только в Вуз. Так на протяжении одного, максимум двух поколений, в стране победившего пролетариата, труд рабочего стал непрестижным. Даже высокая зарплата токаря, слесаря, водителя намного превышавшая зарплату инженера, учителя, актера не играла заметной роли. Важно было где-нибудь работать, но не за станком или на стройке. Вот в этом где-нибудь и была главная проблема!
Государству, партийной номенклатуре надо было что-то решать. Своих детей они никогда бы в ПТУ не отдали. Но ведь вокруг были чужие дети, а плановой советской экономике постоянно нужны были все новые и новые рабочие кадры.
Менялась техника, новое оборудование, на котором должны были работать люди иной формации – профессионалы высокого класса, способные к повышению квалификации, росту, приобретению смежных профессий. Но молодежь, пошедшая в ПТУ в 70-80-е годы, не рассматривала для себя полученную профессию, как призвание. Просто надо было где-то учиться и все. Напрягаться в старших классах школы, а потом в ВУЗе не хотела, да и не могла. Работу тянули, как непосильную лямку, искали что полегче. Конечно, так не все рассуждали, но очень многие. Расслоение общества началось не вчера на комбинезоны и белые воротнички, но оно продолжается и сегодня. Не только в нашей стране и в нашем столичном городе. Отсюда и возникновение притоков мигрантов, сменивших лимитчиков, а, по сути, просто изменившее название. Правда, добавившая всем нам и национальные вопросы. Сложная, во многом социально-психологическая проблема, не решенная и сегодня и, наверняка, в будущем, должна была быть решена тогда, в 80-е годы мною и еще 30 специалистами в Москве в должности инспекторов по трудовому обучению и профориентации. Тогда по решению партии и правительства и была введена в штат РОНО такая должность, которая мне досталась. Нужны были, как я позже понял, «козлы отпущения», с которых можно было бы спросить: «А почему в вашем районе не выполнен план комплектования ПТУ?». Сами инспектора должны были ходить по школам и спрашивать с учителей трудового обучения и администрации школ, как они работают по профтехориентации учащихся. Именно так, потому что главным было набрать контингент учащихся в ПТУ и ТУ. Неважно, что будет с ними потом, главное было выполнить план сегодня, сейчас. Ситуация с рабочими кадрами была тогда еще и тем, что рождаемость в стране в связи с демографическим провалом, так называемым, «эхом войны» действительно была тяжелая. Но концу 80-х эта проблема сойдет на нет, наши предприятия начнут закрываться, не выдержав конкуренции с Западом. Второй секретарь КПСС публично с трибуны скажет, что проблемы с рабочими кадрами больше нет. Директора школ облегченно вздохнут и закроют профориентацию, как лишнюю заботу.
Но я увлекся и забежал на 10 лет вперед. А за эти годы очень много перемен произошло в моей трудовой биографии. За 3 года работы в этой должности мне много удалось узнать и испытать. Пришлось вступить в ряды членов КПСС. Меня прямо поставили перед выбором: или вступать или уходить обратно в учителя. Тогда не вернулся, не потому что не любил работу учителя. Просто хотелось попробовать себя и в иной, более сложной роли.
Работа в роли чиновника многому научила. Я продолжал работать в роли учителя математики, но это была уже не основная работа, а совместительство. Для дополнительного заработка и педстажа, в первую очередь. Но попав в аппарат, пусть и небольшой организации, надо было расти, набираясь опыта. Зарабатывая авторитет, как профессионала в этой мало кому понятной области педагогики. Общение с людьми в разных сферах деятельности: от рабочих, инженеров, экономистов и до социологов, психологов, врачей-психиатров и иных специалистов, изучение специальной литературы, дало мне бесценный опыт. Процесс работы в этой области требовал и умения готовить грамотные аналитические справки, выступать перед любой аудиторией. Защищать и отстаивать свою точку зрения, если понадобиться на любом уровне. Писал заметки, и даже околонаучные статьи. Почему около, а не научные? Наверное, потому что не считал и не считаю педагогику наукой. Почему? Об этом чуть позже.
Новая стезя
Моя работа, видимо, стала заметна руководству района и города. Мне предложили перейти в аппарат городского управления народного образования, но когда я, дав согласие, сообщил об этом своему руководству, меня не отпустили, сославшись на решение тогдашнего первого секретаря райкома партии. Спорить я не стал, и через примерно полгода мне предложили стать директором крупнейшего в районе и одного из самых больших в городе учебно-производственных комбинатов.
В них старшеклассники в течение 2-х последних лет обучения знакомились с теми или иными профессиями, получая теоретические знания и профессиональные навыки непосредственно на рабочих местах. В магазинах и поликлиниках, детских садах и оранжереях, на фабриках и заводах, на транспорте. Причем с учетом их желаний. Мы тогда почти 90 % старшеклассникам подобрать ту сферу деятельности, которая соответствовала их будущим профессиональным планам. Мне удалось убедить руководителей предприятий района взять себе на производственную практику старшеклассников. Они выделили для этого штат мастеров и преподавателей производственного обучения, которые одновременно с работой на своем предприятии работали и у нас, находясь под нашим контролем и руководством. За 2 года моей работы директором УПК, так называлось это учреждение, увеличить число учебных профилей вдвое и довести их до 28. Сам я тоже вел теоретические занятия, как инженер-электромеханик по первому образованию, со школьниками по устройству электромеханических приборов троллейбуса в 1-м троллейбусном парке.
Довольно любопытный был для меня тогда практический опыт педагогической деятельности, продолжавшийся 2 года.
Еще через 2 года в 1984 году в решении очередного съезда, требовавшей исполнения, было предложено органам по труду совместно с органами образования, создать повсеместно центры профессиональной ориентации молодежи. Чем они будут заниматься, в постановлении четко обозначено не было, но предполагалось, что наряду с решением кадровых проблем государства, будут помогать школьникам в выборе будущей профессии.
Каждому чиновнику на любом месте, которое он занимает, хочется отрапортовать руководству о решении каких-либо поставленных перед ним проблем в первых рядах. Заметят, а там могут и выдвинуть. Особенно, если это можно сделать чужими руками и за чужой счет.
Так и произошло в нашем районе. Благодаря тому обстоятельству, что в связи с недобором детей, было принято решение о закрытии дневной школы в районе Сокола. Освободилось 2 этажа в одном из старых школьных зданий. Руководство РОНО решило открыть в нем Центр профориентации молодежи. Идею поддержало руководство МАИ, одного из ведущих ВУЗов Москвы. Райком КПСС и исполком райсовет только обрадовались этой инициативе. Осталось набрать специалистов на ставки «подснежников». Каких специалистов и почему «подснежников»? Каких и сколько можно было только догадываться, опыта создания таких центров у нас в стране практически н было. А почему «подснежники»? Так, в СССР назывались работники разных профессий, не вписывающихся в штат сотрудников предприятий, но числящихся в нем, получавших зарплату, отпуска и иные льготы. Решения по этому поводу принимала местная власть, а тем, кому она поручала выполнение своих постановлений, оставалось только его выполнять. Между постановлением съезда и созданием государственных центров профориентации прошло 3 года. А в Ленинградском районе Москвы он все эти годы уже работал. Меня в тот момент, как и всех моих сотрудников, вместе с которыми мы были «подснежниками», как это стыкуется с КЗотом, финансовой дисциплиной и др. Я, например, по решению исполкома райсовета директором этого центра, а по трудовой книжке заместителем начальника учебного цеха, а потом начальником научного сектора. Потерял годы педагогического стажа и не только я.
Но ни я, ни мои сотрудники об этом не говорили и, наверное, ни о чем не задумывались. Мне всегда хотелось заниматься чем-то новом, необычным. Сыграло роль мое согласие еще и потому, что когда-то я сам неверно выбрал профессию. Желание помочь другим, делая то, что до меня еще не делал никто до меня, оказалось ведущим мотивом принятия решения. Головной организацией, финансирующая в тот момент, центр, был крупная закрытая по соображением секретности фирма. Она претендовала на выделение части бывшего школьного здания, которое ей и было представлено.
Невероятно сложным было комплектование кадрового состава центра. Нужны были люди, имеющие опыт работы в качестве психологов, методистов, руководителей творческих студий для занятий с детьми. Постепенно мне удалось создать весьма профессиональный коллектив, проработавший в центре отпущенные ему 3 года. Только тот факт, что из работников центра впоследствии 2 человека стали докторами наук, а 4 кандидатами наук говорит о многом. В период работы еще директором УПК, я установил творческие контакты с руководителем лаборатории профориентации НИИ трудового обучения и профориентации Академии педагогических наук СССР Светланой Николаевной Чистяковой. Она поддержала мой выбор стать директором центра. Мне предложила поступить в заочную аспирантуру этого института, и была моим помощником, консультантом и личным другом долгие годы, вплоть до ее кончины. Наш центр стал экспериментальной площадкой лаборатории, а Чистякова С.Н. научным руководителем моей будущей диссертации. Создание модели районного центра профессиональной ориентации стало основной целью работы нашего коллектива. Часть из них были мною сразу откомандированы в базовые школы центра, где по согласованию с руководством этих школ стали создавать и отрабатывать модель деятельности школьного психолога по оказанию практической помощи школьникам в выборе профессии. У меня не было изначально практически никаких иллюзий по поводу того, что в центр выстроится очередь детей, желающих получить консультацию о будущем выборе профессии. У нас и сейчас, почти через 40 лет, мало желающих людей, консультироваться с психологом по интересующим их вопросам. Видимо, наш менталитет такой. Но многое нам удалось отработать. На совещаниях, семинарах конференциях, на телевидении, в печати мы рассказывали о том, как мы работаем, чем занимаемся, делились опытом с работниками других школ, ПТУ и других учебных заведений. Принимали гостей из других регионов страны, зарубежных стран.
Были отработаны сценарии различных профориентационных мероприятий, от массовых и групповых встреч до индивидуальных консультаций по разным проблемам, встречающихся в практической деятельности. В этот период времени вместе с группой педагогов, специалистов в области профориентации мне удалось воочию, как работают центры профориентации в ГДР. В отличие от нашей деятельности они занимались распределением выпускников учебных заведений по либо предприятиям региона, в котором находились, либо ориентацией выпускников школ на поступление в профессиональные учебные заведения. Безусловно, нужная работа, к которой немецкая молодежь дано была приобщена. Стоит отметить, что такого нежелания, как у нас, идти выпускникам в рабочий класс, в ГДР не наблюдалось. Тогда в 1985 году в Вузах ГДР училось не более10-15 % молодежи. Правда, как нам по страшному секрету сказали наши немецкие коллеги, многие выпускники бесплатных восточно-немецких профессиональных учебных заведений, при первой возможности убегали в ФРГ. Там учеба была платной, а зарплата намного выше. По их словам. Фактически до объединения двух Германий в одно государство оставалось 4 года.
В 1987 году и в нашей родной Москве был, наконец, создан Городской центр профориентации. В создании и организации его практической я принял самое активное участие. Несколько человек из районного центра перешли туда вместе со мной. Занимая на протяжении 2-х лет должность главного профконсультанта, мне удалось подобрать и обучить конкретной профессиональной деятельности более 40 основных работников центра – психологов, которым было вменено в обязанность вести в своих районных центрах и профконсультационных пунктах конкретную работу с молодежью. В обучении этих специалистов, многие из которых кроме диплома психолога не имели никакого опыта практической работы, мне помогали те, кто имел или хорошие теоретические знания, или практики, которых было немного, но они были. Мы организовали постоянно действующий практический семинар по обучению, повышению квалификации и обмену опытом работы. Поначалу мы собирались 2-3 раза в месяц, потом реже, потом по мере необходимости. На протяжении времени моей работы в этой роли, я постоянно выезжал в те центры и ПКП (профконсультационные пункты), чтобы на месте помочь нашим специалистам. Мне было приятно наблюдать, как постоянно повышался их профессиональный рост. На моих глазах в Москве создавалась первая психологическая служба. Ведь наши психологи оказывали подчас детям помощь не только в выборе профессии, но и в решении иных их личных проблем. И это было замечательно!
Но ту, самую главную, поставленную перед нами проблему комплектования ПТУ и производства нашими выпускниками, мы решить не смогли бы. Причем, никогда. И дело здесь не только в нежелании подавляющего большинства педагогов школ заниматься этой проблемой. Действительно ведь у школьного учителя всегда стояла задачу научить своему предмету, а потом уже заниматься нравственным, трудовым, половым и … иным воспитанием. Забыл про патриотическое, извините. Когда же тут еще и профориентацией заниматься? Мне стало понятно, что профориентационная деятельность центра и его сотрудников постепенно уходит в никуда. Как пар уходит в свисток! Конечно, кому-то из детей мы помогли. Но отсутствие школьных психологов делало деятельность нашего центра, как надстройки, почти бессмысленной.
И я ушел в тот НИИ трудового обучения и профориентации АПН СССР, в лабораторию профориентации в роли старшего научного сотрудника. С ней я сотрудничал уже много лет. Диссертацию кандидата педагогических наук к тому времени я уже год, как защитил. Написал довольно много статей. Вышла немалым тиражом моя первая книга «Выбор профессии». В Московских центральных книжных магазинах она лежала на прилавках один-два дня. Я понял, что запрос на проблему изучения личности есть. Именно этот раздел книги и вызвал особенный интерес читателей.
Это сегодня, уже лет двадцать, как прилавки книжных магазинов завалены трудами психологов. Чем-то они, эти книги, обязательно помогают людям. Моя работа, как раз и была связана с написанием таких статей, книг. Я и пошел работать в педагогическую науку, чтобы продолжить на практике помогать советами, практическими рекомендациями тем, кто работает, как говорится «на земле». Стал читать лекции в Московском институте повышения квалификации, студентам педагогических институтов. Ездил в рабочие командировки по изучению практического опыта по стране. Делился опытом, как своим, так и своих коллег. Вместе со специалистами лаборатории написал несколько очень важных пособий для педагогических работников, учащихся школ. Вел экспериментальный курс, созданный нашим коллективом группе школьников.
Время шло, многое менялось, и в конце 1991 года приказала долго жить наша страна, а вместе с ней и педагогическая наука. Рухнула зарплата, смысла продолжать работать за такие деньги, уже не было. В то же время на наших глазах рождалась новое государство. Появились надежды на создание новой педагогики, И тут мне предложили самую высокую в моей жизни должность главного специалиста Министерства образования России. Я должен был курировать проблему того, чем занимался больше 10 лет, пройдя весь возможный путь практика и теоретика этой проблемы. Я согласился, было любопытно посмотри изнутри на орган государственного управления тем, чем я занимался к тому времени почти 20 лет. Меня хватило всего на 4 месяца. Более позорного, с точки зрения профессионализма, органа управления я не видел. Почти полностью это был сброд случайных людей, ничего не смыслящих в образовании. До распада СССР они сидели в Минпросе РСФСР и просто «спускали» вниз по инстанции те указания, которые писали чиновники Министерства просвещения СССР. В 80-е этот вышестоящий орган в образовании назывался «Комитетом» но это дела не меняло. Эти люди, перебежавшие из исчезнувшего органа, в новый Минобр РФ только и обсуждали, кто какой пост займет, и надолго ли. Первый министр Днепров был трепло и демагог, когда то поддержавший Ельцина в подковерной борьбе. Бывший отставной морской офицер, ни дня не работавший в образовании и, как говорят, даже гордившийся этим, не мог и не должен был руководить ничем. Но, увы, просидел почти 5 лет. Тенденция занятия министерского поста осталась надолго. Не мне судить, но, видимо, чем хуже, тем лучше. Правда, ни детям, ни родителям, ни учителям, от вопиющего непрофессионализма верхов совсем не сладко. К этой ситуации добавилось и еще одно очень важное обстоятельство. Весной этого года 2 ведомства: Минтруд и Минобр решили провести совместную конференцию по проблеме дальнейшей работе профцентров и профориентационной деятельности органов по труду и образовательных учреждений в целом. На эту конференцию от Министерства образования РФ послали меня. Половина регионов России на этот «сабантуй» своих представителей не прислали. Пообщавшись в кулуарах с теми чиновниками местных органов, кто присутствовал на нем, я понял, что вместе с СССР рухнула и та небольшая работа, которая сложилась к тому времени в школах. Повсеместно ликвидировались УПК, их не на что было содержать, перепрофилировались ПТУ, техникумы. И это было понятно. На глазах исчезала государственная плановая экономика. А в рыночной –многое из того, что было раньше, просто стало ненужным. Чрез несколько лет исчезнут, канут в небытие и созданные в 80-е годы профцентры. Мне пора было принимать решение о смене направления своей педагогической деятельности. И я ушел в школу, снова став директором.
Мои самые интересные и творческие годы
Летом 1992 года я вернулся в школу, теперь уже в роли директора. Причем так случилось, что именно в ней в этот момент освободилось место руководителя в той школе, где я когда-то начинал свою педагогическую деятельность. У меня был выбор места работы, но мне показалось, что надо продолжать то, что когда-то начал, пусть и через 20 лет. Коллектив, конечно, изменился больше, чем наполовину, но несколько знакомых и опытных педагогов еще работали. За прошедшие годы в школу пришли, как несколько опытных, так и новички, закончившие вузы и училища. Меня представили в роли директора не представители окружного управления, а те учителя, с которыми мы когда-то вместе проходили нелегкий путь начинающих учителей. Их поддержка мне, безусловно, пригодилась, хотя бы в тот момент, когда я стал создавать школу «Самопознания и саморазвития». Так я обозначил свою цель и поставил ее перед коллективом. Через 6 лет общего труда всех учителей, учащихся и родителей мы получим статус школы-лаборатории городского уровня. Те результаты, которых мы достигли, стали любопытным примером для подражания и использования в своей практике и для других школ округа и города. Что интересного нам удалось? Расскажу все по порядку.
Первые год, два ушли на исследования возможностей перестроить свою работу учащимся, родителям и, главное, педагогам. Изменить, насколько это возможно отношение учащихся к учебе, как к процессу не только слепого потребления, но к совместному с учителями поиску и отбору наиболее передовых форм и методов учебного процесса. Все или, наверное, почти все новое, что тогда появлялось у других педагогов-новаторов, мы примеряли к себе. Что подходило. Использовали, что не приживалось, от того отказывались. Своим делились, школа не была закрытой для других детей. Например. Наш постоянно действующий школьный театр показывал свои постановки по нескольку раз: своим школьникам, родителям, ветеранам, даже выезжали в другие школы со своими спектаклями.
Вообще наш опыт работы в этой области привлек внимание актеров Малого театра и театрального училища имени Щепкина, и у нас, в самой обычной Коптевской (по месту нахождения) школе появился профильный театральный класс. В нем, в течение ряда лет преподавали театральное мастерство профессионалы самого высокого уровня. Наши школьники неоднократно занимали. Как первые, так и призовые места на городских конкурсах чтецов, а несколько выпускников стали профессиональными актерами, закончивших театральные вузы. Одновременно все наши старшие классы стали профильными. В гуманитарном профильном классе помимо класса театрального мастерства, появилось и психологическая группа педагогов, знакомящая школьников с трудом психологов. Многие из выпускников этого класса стали в последствие профессиональными психологами. И, наконец, преподаватели еще одного из московских вузов - Университета Природообустройства стали преподавателями наших старшеклассников. Причем занятия проводились на кафедрах этого вуза. В этом вузе было 4 факультета и все 4 учебных полугодия наши учащиеся знакомились непосредственно в вузе с характером обучения и с работой по будущей профессии после окончания института. Каждый из этих 4 курсов назывался «Введение в профессию». Те, кто шел поступать в эти наши профильные вузы, знали, куда и зачем они идут. Кроме того, в те годы существовало правило, по которому выпускники профильных классов сдавали профильные школьные экзамены совместно с приемными комиссиями своих профильных вузов. Затем при успешной сдаче экзаменов наши выпускники были и одновременно абитуриентами этих вузов, пользовались преимущественным право на зачисление в них. Несомненно, это было шагом вперед в профориентации учащихся. Наши выпускники, всерьез, а не понаслышке и не на экскурсии знакомились с вузом, его преподавателями, процессом обучения. А преподаватели вузов с удовольствием брали к себе знакомых им абитуриентов, своих прошлых учеников. Этот очень удачный эксперимент будет отменен и через несколько лет заменен нашим министерством на пресловутый ЕГЭ.
С появлением в школе нескольких психологов, это право нам дал новый статус, мы стали отрабатывать модель деятельности психолога-тьютора, сопровождающих оптанта, психолога-коуча, школьного психолога - профконсультанта. Мы знакомили с работой наших учителей, психологов специалистов других школ, вузов. Выступали в прессе, на телевидении. Отрабатывали модель деятельности классного руководителя («классной мамы»), принципы, формы и методы его (ее) деятельности.
Традиционные формы и методы работы менялись в зависимости от готовности педагогов и детей к введению инноваций. Так одними из первых в Москве мы перешли на обучение школьников не по четвертям, а по триместрам, и на иную схему чередования каникул с учебным процессом. В течение 3-х лет школа успешно адаптировала у себя 10-балльную систему оценивания знаний и умений детей. Дифференциация знаний учащихся по новой системе оценивания их учебного труда быстро завоевала их признание. В отдельных классах и учебных параллелях мы перешли на почти без оценочную схему контроля (рейтинговую систему) знаний учащихся. В тех классах и на уроках тех предметов, где она прижилась, рост знаний и умений детей был особенно заметен. Те из них, кто по своему желанию выполнял все те задачи, который ставил педагог и дополнял психолог, а в отдельных случаях выбирал и сам ученик, получали блестящие результаты.
Прошли годы после окончания ими школы. Моя встреча со своими выпускниками двадцатилетней давности дала мне много пищи для анализа и рассуждений. Главное, что они отметили на нашей встрече, что школа не только дала им знания по учебным предметам, но научила их мыслить, самим добывать необходимые им для учебы и жизни знания и умения. Они подчеркнули, что имели по сравнению с однокурсниками несомненные преимущества на старте вузовского обучения. Мы все и я, как директор и учитель доказали себе, своим ученикам и их родителям, что и в обычной школе, в непрестижном жилом районе, можно создать прекрасны й коллектив, способный решать почти любые поставленные жизнью задачи.
Несколько слов о работе с родителями. На первых общешкольных собраниях, которые я, как директор, в сентябре проводил по возрастным параллелям, отдельно для начальной, отдельно для среднего и отдельно для старшего звена школы, я рассказывал о том, как развивается школа, какие я ставлю перед собой, учителями и ними задачи и что нового собираюсь вводить в учебный процесс. Объяснял, как это может коснуться их, в чем может понадобиться их помощь. Отвечал на вопросы. Актовый зал всегда был заполнен.
Потом шел на классные родительские собрания в те классы, где сам был учителем, или туда, куда приглашали или где были проблемы, требующие немедленного решения.
Кстати, все 8 лет работы директором 848 школы я работал учителем истории. В одной из параллелей работал 6 лет, доведя их до выпуска в 2000-м году
На этих детях я сам провел все те эксперименты, о которых писал выше. А последние 3 года стал для них еще и учителем литературы. Родители и их дети практически всегда соглашались с моими нововведениями. Видимо когда-то поверили мне, поняли, что никакого вреда, кроме пользы их детям причинить я не способен. По-прежнему, я ходил с ними в походы по Подмосковью, играл с мальчишками в футбол.
2 года подряд уроки Москвоведения интегрировал с уроками истории и литературы и вел их в музеях Кремля. Особенно в залах Оружейной палаты. Обошли Китай-город, основные улицы и переулки Садового кольца. Причем наши экскурсии по памятным местам центра Москвы готовили вместе со мной учащиеся. Понятно, что это были дети той параллели, где я работал учителем. Возил их на несколько дней на экскурсию в Петербург. Как учитель и экскурсовод.
В те годы окружное управление образования практиковало в летний период создавать трудовые лагеря для школьников. Ездили туда те дети, чьи родители не знали, куда их можно устроить на лето. Или (и) не могли их отдых обеспечить материально. Несколько раз я выезжал с ними на несколько дней в такие трудовые лагеря, где, кстати, были и дети других школ. Работал с ними в поле на прополке, обедал в столовой, играл в футбол, организовывал и проводил «костры». Жил с ними их жизнью, если было надо, помогал вожатым, проводил экскурсии по ближайшим окрестностям. Один раз даже повел купаться старшеклассников под свою ответственность. Риск был небольшой, слушались они меня беспрекословно, но вели себя они потом после моего отъезда без замечаний, как обещали.
Такой тогда была моя жизнь. Практически полностью была связана с работой. Даже свою дочь в те годы студентку психологического факультета педагогического института взял, как сопровождающую на экскурсию с детьми в Питер. А потом первый свой год работы психологом она проработала у меня на полставки, заканчивая Вуз. Получила первые навыки, которые ей и сейчас, по ее словам, не помешали.
Жизнь шла, все, кажется, было неплохо, но летом 1998 года произошло сразу 2 крайне неприятных события, коренным образом повлиявших на мою жизнь. В июне при возвращении домой меня настиг инсульт и я попал в больницу. Около года я сопротивлялся болезни, работал и снова ложился в больницу на долечивание. Врачи давали инвалидность, от которой я отказался, но крайне настойчиво советовали прекратить директорскую деятельность. Вторым обстоятельством, повлиявшим на мое решение оставить директорство, стал августовский 1998 года дефолт. В результате этого прискорбного события все обесценилось и пришлось опять, как в начале 90-х годов, не жить, а выживать. Я не мог оставить школу и своих учеников, которых учил, как учил уже 5 лет, без своего внимание, проще говоря, не смог бросить и довел в 2000-м году до выпуска.
После этого передо мной снова встал вопрос, что делать, как, кем и в какой профессиональной роли завершать свой трудовой путь. Мне посоветовал один из моих знакомых пойти работать в частную школу. Детей в классе меньше, зарплата больше, попробуй. И я попробовал.
Частная школа: плюсы и минусы
Я не думал тогда, что та частная школа, в которую я тогда поступил, станет почти домом на долгие годы. Даже сейчас, в тот день, когда я пишу этот текст, просто очередной выходной день для меня, учителя этой школы. В ней я проработал уже 17 лет в совершенно различных ролях: учителем в разное время пяти самых различных предметов, заместителем директора, директором и снова учителем, классным руководителем. В разное время с разными детьми, как и в государственной школе, возил детей на экскурсии, походы, играл в футбол, в общем, жил с ними одной жизнью долгие годы. С одним важным, но очень важным отличием. Учащиеся государственной проводят в школе несколько часов, покидая ее после окончания уроков. Конечно, в каждой школе есть и продленка, кружки, секции, но их всегда посещало меньшинство детей. Большинство же детей государственных школ жило, и будет жить, своей семейной жизнью. Лучшей или худшей, но своей. Дети, отданные обеспеченными родителями в частный детский сад, потом в частную школу, дети, ненужные своим родителям. Говорю это со всей ответственностью. Конечно, это не касается абсолютно всех наших семей, есть и исключения, различные сложные жизненные обстоятельства. Иногда к нам приводили, и будут приводить детей с различными, чаще всего психологическими отклонениями, которых просто нельзя отдавать в государственную школу с ее в подавляющем большинстве отсутствием контролю поведения учащихся. Часть наших детей оказались у нас после психологическим травм, полученных в обычной школе. У нас их нет или почти нет, в этом плане почти все под контролем. Это устраивает, как детей, так и родителей таких незащищенных детей. Но их все- таки меньшинство. В большинстве же, наши родители, чаще всего мамы – люди, имеющие средства для того, чтобы устроить свой комфорт, благополучную и удобную во всем жизнь. Их дети – обуза, от которой избавляются, сдав к нам на весь день, с раннего утра и до вечера. При этом, как правило, мамы наших учащихся не работают. Родители интересуются только результатами обучения, конкретными оценками, почти никогда не желая вникать в процесс воспитания своих детей. Их умиляют выступления своих дочерей и сыновей на школьных концертах или самодеятельных спектаклях, но почти совершенно не волнует их поведения и знания, которые те получают. Даже результаты не особенно волнуют, главное, чтобы не провалов. Наши родители-нувориши со связями и средствами, все равно после окончания школы сдадут своих уже взрослых отпрысков туда, куда им, кажется, наиболее престижно. Причем, для них, отнюдь, чаще всего не для их детей. Знают, что все равно сумеют куда-нибудь пристроить, на «теплое и хлебное» местечко. Их совсем не волнует, подойдет оно мотом их отпрыскам или нет. Главное, чтобы при случае можно было похвалиться в своей компании, как хорошо и обеспеченно удалось пристроить своего сына или дочь. Ведь они сами были так уродливо воспитаны. Но эти давно этого не сознают. Культ денег – главное! Так же они и воспитывают своих детей, Впрочем, увы, но и для большинства родителей этот культ – движущая сила их жизни. Разница между ними только в количестве тех средств, которыми они располагают. Мораль, нравственность - устаревшие понятия, уходящие из жизни нашего общества. Стремительно и боюсь, что надолго, если не навсегда.
Именно эти обстоятельства и стали для меня тем стимулом, которые до сих пор и удерживают на работе в качестве учителя частной школы. Был период времени, когда я вернулся работать в качестве учителя в обычную школу. Но, проработав несколько лет, понял, что кроме бешеной перегрузки и массы ненужной деятельности, ничего не получил. Тогда и решил вернуться в туже частную школу после 7-ми летнего перерыва. Вернулся, еще и потому что звали учредители. И я вернулся уже только в роли учителя. Почему так? Наверное, потому что понял, что плетью обуха не перебьешь, особенно тогда, когда кроме тебя это почти никому и не нужно. Учредителям, фактическим хозяевам нужно, чтобы клиентов было побольше, и, чтобы они подольше оставались в школе. Будучи весьма неглупыми людьми и учителями по профессии, они провозгласили лозунг «Наша школа семейная», понимая, что части клиентов это будет импонировать. Своей, то семьи у многих родителей или не сложились или были чаще всего, формальными. Иначе, зачем из своей хорошей семьи отдавать любимого ребенка в чужие руки? Пусть и профессиональные.
За долгие годы работы в образовании, работая в государственной системе и частной школе, я понял, что их объединяет и, чем они отличаются.
Объединяет их то обстоятельство, что в течение 11 лет детства и юности, родители вынуждены передать на сохранение (как в камеру хранения) в школу своих детей. В государственную школу почти бесплатно на полдня, а в частную школу - платно, но практически на весь день. В зависимости от испорченности, извините, воспитания самих родителей, они, отдавая своих детей в частную школу, хвалятся перед знакомыми теми средствами, которые они платят за обучение в ней. Потом тем же, но уже платой за Вуз. Почти, как за купленную квартиру или особняк. Порядок цен, кстати, тот же.
Ко всему можно привыкнуть и этому тоже. Когда я понял, а точнее на себе прочувствовал кардинальную разницу между отношением в обычной школе, к тебе не как к человеку, способному помочь другому, еще молодому, неопытному юноше или девушке самостоятельно добывать знания и овладевать учебными умениями. А, скорее, как к в частной школе, смотрителю за детьми, выставляющими им за любой «чих» пятерки, или на худой конец, четверки. Кстати, такое отношение к себе некоторых моих коллег, по моему мнению, вполне устраивало. Ведь знаний от их детей никто особенно и не требует. Для этого у родителей всегда найдутся средства и на репетитора.
Переход из храма знаний на рынок оценок за них, был непрост и внутренне дался мне болезненно. Отчасти поэтому я и уходил из частной школы на несколько лет, вернувшись в государственную.
Но позже понял, что, если ты хочешь, то все равно можешь влиять на систему, только оставаясь внутри нее. Привить детям чувство долга, ответственность, наконец, любовь к поиску новых знаний. Можно же и из детей, нашей, откуда невесть, взявшейся буржуазии, воспитать вполне приличных людей. Конечно, я всегда понимал, что гены, скорее всего, возьмут свое. Но все - таки, в отдельных, пусть и редких случаях, можно. И такие факты в последние годы появились.
И вот теперь заканчивается постепенно моя педагогическая деятельность. Я прекрасно понимаю, что бесконечно работать нельзя и всему когда-то наступает конец. Но пока я могу помогать людям, я не хочу уходить. Не подгоняют меня к уходу и мои учредители. Спасибо им за это, За то, что принимали меня, как учителя и человека таким, как я есть. Не мешали работать и почти ничего не навязывали. Я всегда или почти всегда, работал так, как мог и хотел. Поэтому благодарю судьбу и всех тех, кто был со мной, всех этих помогавших мне людей. Моих друзей, родственников, моих любимых, без которых было бы очень тяжело выжить. В моей личной судьбе было все очень непросто, но я всегда старался не соединять ее с профессиональной. Иногда это получалось, иногда не очень.
Но это уже сюжет совсем для другой повести.