Спящий

               
   Трещал костёр. Огненные искры взметались в воздух, подобно светлячкам. И августовская ночь, тёмная, душная, обретала черты. На небе рассыпались, словно сверкающие бусины, далёкие звёзды. Блестела безмятежная, уснувшая речка. Темнели неподалёку дома, сколоченные ещё прапрадедами. Шумели колосья созревающей пшеницы в поле. И лес, густой лес, окружал со всех сторон деревню со звучным названием «Спасение».
   Вокруг костра собрались девушки и ребята. Ванька, худой и невысокий паренёк, с непослушными вихрами светлых волос, в очередной раз рассказывал легенду. Тихо и неторопливо лилась его речь. Умел Ванька заворожить голосом. Никто не перебивал его, все слушали, хоть и знали легенду едва ли не с младенчества. Когда он закончил, повисло молчание. Все собравшиеся устремили взгляды на лес. Ведь именно там, среди хвойных великанов, таилось нечто. Когда-нибудь, если верить легенде, привычная жизнь каждого из них изменится. А произойдёт это, когда придёт время и Спящий проснётся.
 Агнешка тоже глядела на лес. И ей, как и всем, было тревожно и волнительно.
 «Засыпай… иначе Спящий проснётся раньше времени…» — частенько говорила бабка, если маленькая Агнешка баловалась в постели.
«Не перечь старшим… а то Спящий проснётся…» — ругала покойница-мать, когда Агнешка не слушалась…
 Лес щедро одаривал ягодами, грибами и травами. В лесу водилась дичь. Тропы вели урожайным местам, которые знал, как свои пять пальцев, едва ли не каждый житель «Спасения». Была в лесу и узкая тропинка в запретную Сонную чащу. И иногда, если верить охотникам, которые порой проходили мимо, можно было услышать дыхание Спящего, доносящееся из тени сосен. Никто не осмеливался ступить на тропинку, проверить правдивость легенды. Такова была натура людей. Да, что уж говорить, никто не осмеливался в последнее десятилетие даже покинуть «Спасение». А ведь там, за пределами леса, есть другая жизнь, другие люди. Наверно. Может быть… Никто ещё не узнал этого наверняка. Ведь те, кто когда-то ушёл, так и не вернулся… А чужаки в «Спасение» не забредали.
 Иногда Агнешке хотелось проверить правдивость легенды, узнать, есть ли другая жизнь. Но… пока это было только в её мыслях. Не очень-то радовало оказаться в списке тех, кто пропал. Но как же часто Агнешке снилось, как она идёт по запретной тропе. Босая, в одной только ночной сорочке. И ветви царапают её руки, цепляют волосы. И тихий голос, вкрадчивый и нежный, зовёт подойти ближе…
— Агнешка…
  Голос Ваньки вернул в реальность. Бархатный, завораживающий голос, почти такой же, как у того, другого во сне…
 Агнешка вздрогнула, огляделась.
 Парни и девушки расходились по домам. Некоторые парочки, те кто постарше, взялись за руки, чтобы уединится в укромном местечке. Ну, а другие просто спешили укрыться в жилищах, на дверях каждого из которых были выбиты символы-обереги.
 Шумел лес, слишком громко, слишком пугающе. Пахло рекой и цветами, да свежескошенной травой.
 Ванька тушил костёр водой из речки. Сегодня он опять рисковый.
— Домой пора, — сказал Ванька, глядя на иссиня-чёрное небо, усыпанное звёздами, на выплывшую луну.
— Или Спящий проснётся…
 Ванька пожал плечами: мол, откуда мне знать. Но потушив костёр, подошёл сзади к Агнешке, зарылся носом в её тёмных волосах, отливающих медью, нерешительно приобнял за талию и прошептал в самое ушко:
— Спит он… не скоро проснётся… А если хочешь, так пошли к запретной тропе, послушаем, как он спит… завтра на рассвете.
 Агнешка резко развернулась. Смерила взглядом зелёных, ведьмовских глазищ Ваньку, всего, с ног до головы, и чуть насмешливо спросила:
— А не боишься?
— От чего ж, боюсь, конечно, — признался он, на что Агнешка улыбнулась. Нравился Ванька ей тем, что не кичился, не пытался казаться храбрецом, как некоторые из парней.
  Он убрал руки с талии Агнешки и добавил, хитро сощурившись:
  — Но ведь я рисковый нынче. Или ты забыла?
 Да, на этой неделе Ванька и, правда, рисковый. А значит, удача на его стороне. Рисковым называли юношу, которому посчастливилось обогнать солнце. Такая была забава у деревенских ребят. Просыпались они ни свет ни заря, и бежали на Тёмный холм, пытаясь обогнать свет восходящего солнца. И если кто-то прибегал быстрее солнца, то всю следующую неделю он назывался рисковым и ему выпадала честь тушить вечерний костёр, приглашать первому девушек на танец и прочие привилегии. 
— А пойдём… — согласилась Агнешка и вцепилась в запястье Ваньки мёртвой хваткой.
— А не проспишь?
— Не просплю…
— Вот только взамен я попрошу тебя об одном, Агнешка.
— О чём же?
— Завтра скажу… — отмахнулся Ванька, хитро улыбнувшись.
***
 Долго не могла уснуть взволнованная Агнешка — никогда прежде не ходила она к запретной тропе. Да, и нельзя было невинным девицам приближаться к Сонной чаще в одиночестве — иначе придёт злой морок и злые силы обрушаться на землю. Ворочалась Агнешка с бока на бок, смотрела то на потолок, то на окно, за которым так и не наставал долгожданный рассвет. А потом сон незаметно сморил её. И снилась ей цветочная поляна, залитая солнечным светом. Снились бабочки, яркие, что цветы. А сама она кружила в чудном танце под музыку, что звучала только в её голове. И не смущали крики птиц, что ни с того ни с сего начали кружить над головой. Не пугала огромная тень, что росла за её спиной. И тихонько звал её по имени обладатель вкрадчивого, приятного голоса. 
«АГНИЯ…»
ТУК-ТУК…
— Агнешка… Агнешка…
 Голос бархатный, нежный. Но другой, не из её сна.
 Агнешка распахнула глаза. За окном уже занимался серый, хмурый рассвет. И Ванька тихонько стучал по стеклу. Пришёл-таки, сдержал обещание.
Агнешка оделась и выскочила из дома.
 Моросил мелкий дождичек. Никакого солнца на небе, только серые облака. Не будет сегодня состязаний на Тёмном холме. И не будет нового рискового.
— Ну, что идём? Не передумала? — улыбнулся хитро Ванька, словно задумал пакость какую-то.
—Нет, не передумала.
 Агнешка проигнорировала его предложенную руку и пошла чуть впереди…
 Вот и деревню минули, поле пшеничное, вышли к лесу. За это время Агнешка продрогла. Но Ванька снял с себя пиджак и накинул ей на плечи, назвав при этом дурёхой. Агнешка в шутку обиделась на него, но мысленно поблагодарила за заботливость.
— Мой прадед говорил, что Спящий пришёл из самого сердца тайги, когда люди совсем потеряли надежду. Род людской находился на грани вымирания, и цена какую заплатили Спящему не такая уж и ужасная, в сравнении с тем, что творилось за пределами леса, — завёл любимую тему Ванька. Он любил поговорить о легенде Спящего.
— А ты веришь, что кроме нас есть ещё люди? — перебила его Агнешка, слушать в очередной раз про Спящего ей не хотелось, тем более сейчас, когда они направлялись к Сонной чаще.
— Не знаю, — честно ответил Ванька.
— А не хотелось бы проверить?
— Выйти за пределы леса? — Ванька пожал плечами и спросил, — А тебе, Агнешка? Ведь надо идти через Сонную чащу, а там Спящий… а его нельзя тревожить раньше времени…
— Иногда, — уклончиво ответила она, хотела рассказать про сны, но передумала, побоялась, что Ванька неправильно поймёт её.
 Дождь сильнее пошёл, забарабанил по листве, по хвое деревьев. Агнешка вздохнула — неудачный они с Ванькой день выбрали, чтобы наведаться к Сонной чаще. В какой-то момент ей даже захотелось повернуть обратно, вот только врождённое упрямство не позволяло этого сделать.
 До заветной тропы было ещё идти и идти, как вдруг Ванька остановился, дёрнул Агнешку за рукав.
— Что ещё? — недовольно пробурчала она.
 Ванька приблизился к ней вплотную и сказал:
— А помнишь, что я тебя попросил?
— Помню…
— Ты согласилась.
— Согласилась. Говори?
 Ванька притянул её к себе и прошептал на ушко о своей просьбе, будто боялся, что в лесу кто-то может услышать его. Сначала Агнешку обуяло жуткое желание треснуть его чем-нибудь по голове. Она даже искала взглядом что-нибудь тяжёленькое. Но потом она всё же передумала. В конце концов в лесу никого нет, и никто не увидит. В такую погоду, вряд ли охотники выйдут, их последняя вылазка была более чем удачная. 
— Ладно, — проворчала она, — но если скажешь кому, то никогда с тобой разговаривать не буду. — и глаза закрыла.
 Ванька кивнул, прижал её крепко к себе, провёл нежно по щеке и поцеловал в губы. Запылали румянцем стыда щёки Агнешки, но отталкивать Ваньку она не стала. Он сам спустя миг выпустил её из объятий.
 Агнешка распахнула глаза.
— Теперь дальше пошли, — зарделся Ванька и взял её руку. На этот раз Агнешка не стала сопротивляться этому.
 Дальше шли они молча, взявшись за руки, как самая настоящая пара. Агнешка думала, что Ванька смешной, но не такой уж плохой парень, и даже подзабыла о цели сегодняшней вылазки в лес. Но Ванька не забыл. У тропинки, ведущей к Сонной чаще, он остановился и, приложив палец к губам, прошептал:
— А теперь тихо, Агнешка, не то Спящий проснётся…
 Она и сама это знала. Они стояли, всё так же держась за руки, и слушали. Тихо стенал ветер, чирикала какая-то пташка в кустах и шумел дождь. И ничего больше не было слышно. Агнешка почувствовала, как в груди разливается горькое разочарование. В голове пронеслась шальная мысль — а быть может, и легенда лжёт?
Ванька же замер на месте, выпустив её руку. Он ждал.
 Агнешка хотела уже разворачиваться, но Ванька прикрикнул на неё:
— Да подожди ты немного, нетерпеливая!
 И тут, как по волшебству, всё вокруг разом стихло. А спустя мгновение из Сонной чащи донеслось громкое размеренное дыхание. Казалось, что это дышит сам лес. Но это был Спящий. Тот, о ком слагали легенды.
 — Ты слышишь, Ванька? — прошептала Агнешка.
— Конечно, я ведь не глухой…
 Взгляд Агнешки сосредоточился на огромных соснах, к которым петляла тропинка. Где-то среди этих хвойных великанов находилась ЕГО колыбель. Должно быть Спящий был огромным. Вот бы хоть одним глазком глянуть на него. Агнешка сделала шаг вперёд и почти ступила на тропинку. Но Ванька схватил за руку и прошипел:
— Ты что с ума сошла?
 Должно быть, она и в самом деле сошла с ума. Ей слышался голос, тот самый, нежный, вкрадчивый, из сна. Только теперь он звучал наяву.
«АГНИЯ…»
 Голос звал, манил. И Агнешка почувствовала, что не в силах сопротивляться. Она вырвала руку из руки Ваньки и выбежала на тропинку.
«АГНИЯ…»
— Я иду, иду к тебе! — крикнула что есть мочи Агнешка. Так, что с ближайшего дерева вспорхнули птицы.
 Вмиг потемнело ещё больше небо, громыхнуло страшно где-то высоко.
«АГНИЯ…»
 Агнешка споткнулась, упала, ободрала коленки.
— Что ж ты творишь-то…
 Чьи-то руки обхватили крепко её талию. Агнешка пыталась вырваться, но не получалось. Кто-то тащил её прочь с тропы, подальше от Сонной чащи. И каждым метром голос, зовущий её, становилась всё тише и тише. А потом и вовсе смолк.
 Она пришла в себя только, когда запретной тропинки уже не было видно. Они сидели на влажной от дождя земле. Крепко прижимал её к себе Ванька, шептал что-то.
— Отпусти… — слабым, не своим голосом, попросила Агнешка.
— А чудить не будешь больше?
— Не буду.
  Ванька ослабил хватку.
 Агнешка с трудом поднялась на ноги. Коленки саднило, в глазах щипало от подступающих слёз. Но она изо всех сил сдерживалась, чтобы не разреветься.
— Что на тебя нашло? — спросил Ванька, вставая с земли.
— А ты разве не слышал?
— Слышал дыхание спящего? Конечно, слышал! И что, надо сразу бежать в Сонную чащу?!
— А больше ты ничего не слышал?
— Не слышал чего?
— Го… — Агнешка осеклась и тут же спешно добавила, — ничего… Просто мне стало нехорошо.
 Ванька внимательно осмотрел её с ног до головы и сделал вид, что поверил. Он осуждающе покачал головой, пробормотал что-то на счёт девичьей дури. А Агнешке стало жутко не по себе и захотелось, как можно скорей убраться подальше от Сонной чащи.
— Пошли домой, — сказал Ванька, будто прочитав её мысли, и потянул Агнешку за руку в сторону деревни. 
—Побежали, а то буря идёт! — крикнул он, когда резко всё стемнело вокруг.
 А в следующее мгновение на лес обрушился сплошной серой стеной ливень. Мощные порывы ветра гнули к земле тонкие молодые деревья, ломали ветви могучих сосен. Молния рассекала чёрное, как ночью, небо, на краткие мгновения ярко озаряя всё вокруг.
 Агнешка и Ванька вымокли до нитки пока бежали до деревни. Улочки были пусты. И Агнешке показалось, что деревня вымерла, что всё что было совсем недавно — это всего лишь иллюзия, морок, насланный тёмными силами, и что никого нет, только она, Ванька и Спящий… Да, и Ванька вот-вот исчезнет… и тогда… тогда она останется с НИМ наедине.
— Не говори никому, что мы ходили к запретной тропе, — шепнул на прощание Ванька, приобняв на прощание.
 Агнешка, трясь от холода, кивнула. Да и делиться с кем-то впечатлениями о походе к Сонной чаще не очень-то и хотелось.
***
 Дома бабка Настасья, конечно же, сразу устроила ей допрос: где пропадала почти целый день, с кем. Пришлось признаваться, что гуляла с Ванькой. Про Сонную чащу Агнешка благоразумно умолчала. Ни к чему бабке знать об этом.
— К запретной тропе бродили? — спросила всё же напрямик бабка, чувствуя ложь. Сложно было её обмануть, видела она все мысли насквозь.
— Нет, просто по лесу гуляли…
— Выбрали погодку… романтики, — проворчала миролюбиво бабка и отошла к столу, — садись ешь...
 Агнешка переоделась в сухое и плюхнулась за стол. Бабка Настасья уселась напротив.
— Играешь с судьбой, Агнешка, — сказала бабка, задумчиво глядя в окно, за которым свирепствовала буря.
— А что с Ванькой гулять, судьбу испытывать?
 Бабка расхохоталась. 
— Ну и это тоже… Не ходи больше к Сонной чаще… — утирая выступившие от смеха слёзы, сказала она и серьёзно добавила, — а не то Спящий проснётся…
 Повисло молчание. И слышно было, как шумела буря снаружи, да дождь бил по окнам.
— Ба, а какой он, Спящий? —спросила через некоторое время Агнешка.
— Не знаю, — честно ответила бабка, — не видела я его никогда. И мать моя не видела. Прабабка та узрела ребёнком несмышлёным, но не запомнила толком, как он выглядит.
— А что будет если Спящий проснётся? — продолжала допытываться Агнешка. Ей страсть, как хотелось вновь послушать про Спящего.
— Ты же знаешь, внучка! Изменится жизнь наша. По-другому всё будет. А уж лучше или хуже неведомо нам... Да и не надо будить его раньше времени…
 Агнешка вздохнула, задумалась. Воображение выдавало картины, полные безумной, странной красоты. Такие картины посещали её в страшных снах, от которых тело прошибает пот, а сердце взволнованно колотилось в груди. В кошмарах диковинные звери населяли тайгу, а в небе парили огромные существа, то ли птицы, то ли люди. А она, Агнешка, стояла в сторонке и наблюдала, как «Спасение» пылает ярким огнём. Вот только не было в эти моменты в её сердце сожаления, ни тени грусти или сострадания. И становилось жутко от собственной отрешённости и безразличия.
— Ох, Агнешка-Агнешка, — закачала головой бабка, — Когда-то жизнь была другой. Строили люди огромные города, тянулись ввысь, в самое небо, каменные дома. Жили люди не так, как мы сейчас…
— Расскажи, ба…
 И бабка рассказала легенду о предках. О том, как разгневалась на них матушка-земля и ниспослала проклятия. О том, как бежали оставшиеся в живых в тайгу. Как проснулся Спящий. О том, как почитали и боялись его люди. Как в одну ночь уснул он крепким сном и до сих пор не проснулся. А у них воцарилась спокойная, размеренная жизнь.
 Интересно рассказывала бабка, ещё интересней, чем Ванька. Любила слушать её Агнешка Вот и сейчас она сидела, застыв на месте и внимательно слушала. Только, когда бабка замолчала, встрепенулась и принялась убирать со стола.
 Когда наступила ночь, долго лежала Агнешка без сна. Смотрела на потолок, где плясали тени. Вслушивалась в бурю за окном. Стенал ветер тысячью голосов, крупные капли дождя барабанили по крыше дома. Думала Агнешка о рассказе бабки… И что в нём правда, и что ложь? Бабка и сама не знает несмотря на то, что в деревне кличут её ведьмой. Кличут бабку Настасью и её, Агнешку, заодно. Да, и мать так звали, пока та не сгинула в тайге. Померкло за долгие десять лет лицо матери в памяти. А отца она и не знала. Мать так и не сказала никому от кого забеременела, унесла с собой...
 Чудился Агнешке в завываниях ветра нежный, вкрадчивый шёпот, который манил, звал проверить лжёт ли легенда. Прямо сейчас, в бурю! Просто встать и идти в лес, к Сонной чаще. Быть смелой и безрассудной, как мать когда-то. Но нет!
— Ветер это… и больше ничего… — прошептала Агнешка, мотнула головой, крепко зажмурилась. А шёпот всё искушал: «А вдруг лжёт легенда и нет там никакого Спящего? И скрывается за Сонной чащей другая жизнь, интересная… Может, и мать твоя там…»
 Агнешка повернулась на бок. Если нет Спящего, тогда чьё дыхание слышали они с Ванькой? Леса? Или есть другой хозяин тайги? А мать? Сгинула она, нет её больше на этом свете. Так сказали мужики, что отправились её искать.
 Агнешка вздохнула. Поскорей бы уже сон пришёл, выветрил из головы тревожные мысли. А утром встала бы она беззаботная и счастливая, как любая другая девушка её возраста, и вновь радовалась простой, безопасной жизни. 
 И сон сжалился над ней, подкрался незаметно и сморил. Уснула Агнешка. И не стал сон тревожить её сновидениями. Ухнуло её сознание в непроглядную черноту.
 Крепко спала Агнешка, может, проспала бы до полудня. Вот только разбудил её крик Ваньки, вытащил из сладко-цепкого омута сна:
— Агнешка! Агнешка!
 Распахнула глаза Агнешка, потянулась, глянула в окно. Только-только занимался рассвет. Вставало ленивое после бури солнце.
— Агнешка! Да просыпайся ты уже, соня!
 В окне показалась Ванькина физиономия. Волосы растрёпаны, как всегда, глаза голубые — шальные.
 Агнешка встала, подошла к окну, не понимая к чему её будит ни свет, ни заря Ванька. Совсем совесть потерял, самому не спится, так и другим не даёт. Она хотела послать его куда подальше, вот только слишком уж бледным он показался, и даже больше —напуганным.
— Выходи скорей, Агнешка, тут такое творится… — не унимался он и настойчиво стучал по стеклу.
 И Агнешка наспех оделась, а чтобы не разбудить бабку — выпрыгнула в окно. Вопросительно воззрилась на Ваньку: мол, чего позвал ни свет, ни заря. Но, оглядевшись, всё поняла.
 Набедокурила за ночь буря. Поломала деревья, некоторые даже выкорчевала с корнем. Побила грядки. Но улицы до сих пор были пусты. Жители спали, не зная, что ждёт их. Будто не хотел кто-то, чтобы они сейчас проснулись, и напустил на них сонный морок то ли из жестокости, то ли из милосердия.
— Побежали! — махнул в сторону Тёмного холма Ванька.
 И они побежали, взявшись за руки. Взметались из-под ног грязные брызги. Солнце шло по пятам, освещая яркими лучами последствия бури. Увидели Ванька и Агнешка побитую пшеницу, которая, вряд ли, поднимется с земли. Увидели реку, на поверхности которой плавала кверху брюхом дохлая рыба. Увидели мёртвых птиц, что упали с небес на Тёмный холм. И окровавленные перья усыпали землю, подобно дьявольскому ковру. Жутко и странно было вокруг, как в кошмарном сне.
— Что же это такое… — прошептала Агнешка, подняв с земли одно из перьев, отвратительно-сырое от крови и ещё тёплое, и тут же отбросила брезгливо в сторону.
 Пахло дождём, влажной землёй и медью. Лёгкий ветерок взъерошивал волосы Ваньки, теребил траву под их ногами, раздувал платье Агнешки.
— Я не знаю, — ответил Ванька, вглядываясь вдаль, — не нравится мне это… не к добру… Там!
  Возле самого леса, стелился густой туман. И казалось, что там кто-то есть…
 Агнешка ахнула и зажала рот от ужаса. Чудились ей в тумане силуэты с множеством длинных щупалец, как у существ, что снились ей в кошмарах.
— Надо поднимать людей, — тихо сказал Ванька…
***
 Вскоре почти все жители «Спасения» собрались на Тёмном холме и смотрели на шевелящийся туман, который медленно полз в сторону деревни. Обескураженные, напуганные люди не знали, что делать. Ведь никогда прежде ничего подобного не случалось в их жизни. И увиденное было в диковинку для них. Весь страх «Спасения» концентрировался на одном поверье — что будет если Спящий проснётся. Почитали и уважали они до сих пор того, кто спал в Сонной чаще.
 Солнце к этому времени скрылось за облаками, и всё вокруг погрузилось в тоскливую, обречённую серость. А после небо заволокло тяжёлыми свинцовыми тучами. Стемнело вокруг, как перед грозой. И люди замерли в благоговейном страхе перед стихией.
 Но ничего не случилось. Буря сжалилась и отступила. Взошло солнце, рассеялся туман и то, что было в нём. Остались только последствия прошлой бури, да горькое предчувствие грядущей беды. Люди постояли, да стали расходиться. Нужно было убираться в поле, в огородах, разгребать бурелом. Ведь жизнь, несмотря ни на что, продолжалась…
 Всё же часть пшеницы смогла выстоять и совсем без урожая деревня не осталась. Мёртвую рыбу выловили из реки и сожгли на костре. Несколько дней после этого смердел воздух, но, по словам стариков, так было лучше, чем отравлять землю. Только охотники пока не смели ходить в лес, дабы не гневить мать-природу. Так сказала Агнешке бабка Настасья.
 Минул август. Пришёл сентябрь. Позабылись, померкли в памяти жителей «Спасения» события после бури. Никто не говорил больше о мёртвой рыбе, о зловещем тумане, о погибших птицах и тысячах окровавленных перьев, которые до сих пор нет-нет да встречались в поле.
 Агнешка часто приходила на Тёмный холм и смотрела на лес. Шумели хвойные великаны, выстоявшие в бурю. Вот только не слышно было, как прежде, пения птиц, шелеста листвы в кронах. Затаилась природа в ожидании чего-то. И Агнешка тоже ждала, хоть и казалось, что жизнь вошла в прежнюю колею. По вечерам парни и девчонки всё так же собирались у берега реки, жгли костёр и рассказывали истории. Вот только к ночи начинало подмораживать, и расходились они теперь гораздо раньше. Днём жители были заняты делами, готовились к грядущей зиме. Даже охотники, вопреки страху перед Спящим, вновь стали ходить за дичью. А после того, как охотники вернулись с добычей, то и грибники с ягодниками потянулись на хоженые тропы.
 По ночам Агнешке всё чаще снился один и тот же сон. В этом сне она стояла возле каменного алтаря и тянула руки в небо. Шептали её губы жаркие слова, только не молитвы, а языческих заклинаний. Те слова, что были выбиты на коре вековых сосен в Сонной чаще. И слышала во сне Агнешка голос, всё тот же, вкрадчивый и нежный. Просил голос не бояться, принять изменения, и никого не слушать. Просыпалась Агнешка в поту, с бешено колотящимся сердцем в груди и вглядывалась в ночь за окном. Ночь тёмную, непроглядную, осеннюю. Молчала ночь…
 Вот-вот должны закружиться в воздухе первые белые мушки, предвестники грядущей зимы. Частенько Агнешка ходила гулять с Ванькой то на Тёмный холм, то в поле. Это стало их нерушимым ритуалом, и даже в деревне заговорили, что Агнешка и Ванька — пара.
— Не принеси в подоле… — сказала как-то бабка Настасья и тут же ласково добавила, — рано вам ещё детьми обзаводиться, сами ещё дети.
 Но на самом деле Агнешка с Ванькой и не целовались больше ни разу, не говоря уж о другом. Но нравилось ей иной раз положить голову на его худое, но надёжное плечо.
 Однажды она не выдержала и рассказала ему о своих снах, о вкрадчивом шёпоте.
 Ванька слушал, не перебивал. А потом просто обнял её и сказал, что всё это просто сон, что всё будет хорошо.
— Не будет… — горько прошептала Агнешка.
 Ванька не стал спорить, только пожал плечами. Ему, как и многим, тоже было тревожно. Он взял Агнешку за руку.
— Давай, прогуляемся по лесу.
 Агнешка кивнула...
  Тих был лес. Ни шёпота ветра, ни пения птиц. Ничего. Только тягостная тишина. Будто бы уснул лес глубоким, но нездоровым сном.
 Медленно брели Ванька и Агнешка по тропинке. Той, по которой ходили все жители. Тропинке безопасной и знакомой. Шуршали опавшие листья под ногами, тихо хрустели веточки и шишки.
 Пахло прелой травой, близостью болота, осенью. И казалось, что никого нет на многие десятки километров. Хотелось кричать Агнешке, чтобы нарушить эту проклятую тишину, разбудить лес. Но она молчала. Может, боялась потревожить Спящего. Может, не хотела пугать Ваньку…
 Но вдруг что-то случилось. Дрогнул лес, разразился голосами. Прокричала где-то стая разбуженных птиц. Зашумел поднявшийся ветер. А потом донеслись и людские голоса.
 Замерли Агнешка и Ванька на тропке, не зная то ли бежать им прочь и прятаться, или же стоять и ждать. Не успели они и сообразить, как быть, как на них выбежали охотники, которые накануне ушли к Красной тропе. Охотники выглядели чем-то очень встревоженными.
— Что случилось? — спросил Ванька.
 Но от него только отмахнулись, как от назойливой осенней мухи и сказали, что нужно, как можно скорей возвращаться в деревню и созывать совет, что грядёт беда. И после этих слов поплыл по воздуху смрад протухшего мяса…
 Зашлось сердце в груди Агнешки. Впилась она ногтями в ладонь Ваньки. Тот аж скривился от боли, но руку выдёргивать не стал, а только крепче сжал.
 Они вернулись вместе с охотниками…
 Всю дорогу до деревни Агнешка оборачивалась. Никого не было за спиной. Только лес. Но всё равно не покидало её чувство, что некто наблюдает, а то и крадётся следом за ними.
«Скоро… Агния… скоро…» — чудился шёпот вкрадчивого голоса в завываниях ветра.
«Скоро…»
  Даже когда собрались все жители «Спасения», голос не замолкал. Агнешка чувствовала, как трясутся коленки, как по телу распространяется холодный, липкий ужас.
 Охотники рассказали, что встретили в лесу странных существ, похожих на людей. Что одеты они были в разодранную одежду, сквозь прорехи которой проглядывала алая плоть, а то и вовсе кости. Смрад шёл от них, тошнотворный, запах падали. На окрики существа не реагировали, только вращали покрасневшими глазами. А когда охотники подошли ещё ближе, одно из существ кинулось вперёд и впилось зубами в ногу ближайшего охотника. И вмиг тот почернел, а потом и вовсе осыпался в прах. Охотники в панике тут же обратились в бегство…
«Скоро…» — прошептал голос совсем рядом с ухом Агнешки. Так, что затрепетали её волосы, а по телу пробежалась дрожь…
 А потом на несколько дней воцарился покой, похожий на затишье перед бурей. Никто не наведывался больше в лес. Несколько человек поднимались утром и на закате на Тёмный холм, осматривали границы деревни, обходили окрестности. Никаких следов присутствия существ. Всё, как всегда. Только вился в воздухе странный запах. Не падали. Другой. Странный. Запах смеси трав и жжёного мёда.
 По ночам выставили дозорных с факелами. Но ночи были тихи и безмятежны…
— Ох, не к добру это, не к добру… — качала головой бабка Настасья, вглядываясь в темнеющий вдалеке лес.
 Агнешка подходила к ней ближе и тихонько спрашивала:
— Они доберутся до деревни, ба? Те чудища, о которых говорили охотники?
— Я не знаю, Агнешка…
 Бабка прижимала её к себе и гладила по голове, как малое дитя, и успокаивала:
— Не бойся, всё хорошо будет… всё хорошо…
  Всё хорошо было до того момента, пока не закружили в воздухе первые крупные снежинки…
***
 —А вот и снег! — закричал вдруг Ванька.
 Они сидели с Агнешкой на поваленном бурей дереве. Разговаривали о каких-то пустяках, о том, что совсем скоро зима. И вот на тебе — она самая, собственной персоной, пришла нежданно-негаданно.
 Ванька вскочил с дерева, дёрнул Агнешку за руку, заставляя встать на ноги. Озорные искорки горели в его голубых глазах, ветер трепал непослушные светлые вихры.
  Падали крупные хлопья снега, превращая обычный день в волшебную сказку.
— А давай, Агнешка, когда минует восемнадцатая зима нам, поженимся?
 Рассмеялась Агнешка. Смешной Ванька, до восемнадцатой зимы долго ещё… можно, передумать ещё не один раз.
  Они взялись за руки и кружились-кружились. Громко смеялись, радовались первому снегу, как малые дети. Думала Агнешка, что Ванька хороший парень и, наверное, даже любит её. И забыла она о вкрадчивом голосе, о зловещем тумане, о дурном предчувствии. Всё вылетело из головы, уступая место беспечному веселью.
 Не замечали они ничего вокруг. Ни звенящей тишины, ни тени, нависшей над ними. Был только снег и они. Но вдруг Ванька выпустил руки Агнешки. От неожиданности упала она на влажную земли, чуть припорошённую первым снежком, измазалась в грязи. Хотела возмутиться, но не успела.
 Ахнул Ванька, побледнел, изумлённо посмотрел перед собой. А потом хлынула изо его рта кровь. Разрасталось алое пятно на груди. Рухнул Ванька навзничь, несколько раз конвульсивно дёрнулся и затих. И увидела Агнешка тварь, вышедшую из реки. Метра два ростом, с кожей, покрытой мелкой чешуёй. Держала тварь в руках пульсирующий комок плоти — всё ещё бьющееся сердце Ваньки — и щерилась. С длинных тонких зубьев твари стекала зелёная, как сопли, слюна; длинный тонкий хвост рассекал воздух; налитые кровью и ненавистью глазки буравили Агнешку.
 Смердело тухлой рыбой и медью, что аж дурно стало.
 Агнешка переводила взгляд с твари на Ваньку. Тот лежал в луже крови, кажущейся слепяще-алой на фоне только что выпавшего белого снега. По щекам Агнешки потекли слёзы, а сердце защемило и больно заколотилось о рёбра. Она оцепенела и не могла сдвинуться с места. А тварь медленно приближалась…
 Прибежали мужики с вилами и накинулись на тварь. Та зарычала, уворачиваясь от ударов и медленно отступая к воде.
 Не узнала Агнешка чем закончилась битва. Перед глазами потемнело, и она рухнула на землю рядом с Ванькой. Провалилась то ли в сон, то ли в обморок, полный странных и страшных видений. Там был Ванька с развороченной грудиной, с торчащими наружу обломками рёбер и звал её. Шептал что-то окровавленными губами и указывал на тропу, ведущую в тёмную чащу, чащу Снов…
 Пришла она в себя только через несколько дней. Слабая, истощённая после изнурительной болезни, внезапно сбившей с ног. Бабка Настасья грустно улыбнулась ей и ласково погладила по щеке.
— Ванька… — прошептала Агнешка, приподняв голову от подушки.
— На холме Забвения теперь твой Ванька… спит он, не больно больше ему… Как и другим… а нам остаётся только надеяться, что беды уйдут…
 Агнешка потеряла сознание…
 Она встала на ноги спустя неделю. За это время жизнь в деревне изменилась. Бабка Настасья вкратце рассказала. Пока Агнешка болела многое произошло. Река за это время подёрнулась тонким льдом. Но водяные твари всё равно приходили и нападали на людей. Беды одна за другой обрушились на «Спасение». С неба срывались крылатые монстры и уносили мелкий скот и маленьких детей. А из леса доносились глухие завывания, и мужики видели других тварей. Наспех построили высокие заборы вокруг деревни, надеясь хоть как-то защититься. По ночам выставили караулы. Но всё равно почти каждый день кровь орошала снег.
 Агнешка выслушала бабку, и прислонившись к стене, спросила слабым голосом:
— Спящий?
 Бабка Настасья покачала головой и нехотя ответила, что спит Спящий и, вряд ли, кто разбудит его.
— Но ведь когда-то он помог людям… — прошептала Агнешка.
— Не время ещё просыпаться ему…
 Бабка протянула ей настой трав и приказала выпить. Агнешка послушалась, травы придавали ей сил.
 Из дома она вышла через пару дней и не узнала «Спасение». Люди ходили хмурые, бледные, напуганные. Не было в их глазах прежнего спокойного счастья, а только боль и страх.
 Несмотря на запрет бабки, Агнешка всё-таки решила сходить на холм Забвения к могилке Ваньки. Плевать было на то, что твари могут выскочить из леса или из реки, или вовсе спикировать с неба.
 Хлюпала под ногами слякоть. Шёл мокрый снег. Агнешка, слабая после болезни, медленно ковыляла через поле. Вспоминала она Ваньку, как они вместе гуляли по округе, как целовались в лесу. И казалось ей, что всё случившееся всего лишь дурной сон, и выскочит сейчас Ванька, схватит её за плечи и громко рассмеётся, что она поверила в его смерть. Даже слышался его бархатный голос, увещевающий, что всё будет хорошо.
— Ваня… Ванька…
 И почему она тогда не заметила, не услышала тварь? Быть может, будь Агнешка чуть осторожней, то смогли бы они убежать и был бы Ванька сейчас жив.
 Всхлипнула Агнешка, но не разревелась, а только до крови закусила губу.
 Шумел ветер. Холодный, злой, кусачий. Раздувал подол, трепал, выбившиеся из-под платка, волосы.
 Агнешка добрела до холма Забвения, до могилки Ваньки и опустилась на корточки. Долго просидела, пока ноги не затекли, пока окончательно не замёрзла.
«Агния…» — прошептал голос.
 Давно она не слышала голоса. С того самого момента, как погиб Ванька. А теперь голос вновь говорил с ней.
 Агнешка поднялась. Огляделась. Никого рядом, только могильные кресты вокруг.
«Агния…»
 Сгущалась мгла, наползала со всех сторон. Мелькнуло в голове Агнешки — как такое возможно, ведь утро было, когда она вышла из дома. Хотя, в последнее время, нечему удивляться…
 Вскинула голову вверх. Парили в небе сотни крылатых тварей, кружили над «Спасением», готовые в любой момент обрушиться смертоносным дождём.
«Пора, Агния…»
***
 Лес был тих. Не было там тварей. Никого не было. Ни птиц, ни зверей, ни следов. Ничего. Только вековые сосны и ели высились над головой, да ветер взбивал снежную перину.
 Легко шла Агнешка, не проваливалась в глубокий снег. Будто бы сам лес ждал её всё это время и теперь вёл сквозь дремучую тайгу.
 Только у запретной тропы замерла Агнешка на мгновение. Страх пробежался холодной щекоткой от лопаток до копчика, и захотелось тотчас сбежать отсюда, укрыться в своём доме и молиться, чтобы небеса пощадили её.
 «Сильной будь…» — шепнул голос.
 И она старалась быть сильной.
 Агнешка расправила поникшие было плечи и ступила на тропу, а потом и вовсе припустила бегом. Вспотела вся, потеряла в спешке платок. Цеплялись ветви деревьев за одежду и волосы. Но она и не думала не то, что останавливаться, а даже оборачиваться назад. Только когда совсем обессилила, прижалась спиной к стволу сосны.
— Где же ты, Спящий?
 Огляделась Агнешка. Сосны кругом, да снег белый и светящийся свет вокруг. Где ж алтарь из её снов? Отдышавшись, дальше двинулась в путь. Только теперь не бегом, а медленным шагом. Внимательно смотрела по сторонам, боясь пропустить знаки. На коре сосен темнели символы, писаные кровью. Но они ничего не говорили Агнешке. Она даже подумала, что всё зря — другая, та которая понимает символы, должна быть здесь, а не она. Но и уйти не могла… слишком уж далеко зашла уже, чтобы заднюю давать.
«Агния…» — выдохнул кто-то.
 И Агнешка услышала дыхание Спящего. Увидела каменный алтарь, расписанный древними письменами. Улыбка просияла на её лице, когда дотронулась до, на удивление, горячей поверхности. И закричала:
— Спящий!
 Дрогнула Сонная чаща. Снег осыпался с деревьев. Огромные чёрные птицы вспорхнули с ветвей и взмыли в небо.
— Пора вставать, Спящий…
 Молчание. Недолгое, но тягостное, от которого заходилось сердце в груди Агнешки.
 «Цена… ты готова заплатить её?» — спросил, наконец-то, голос.
 Агнешка провела руками по двум острым пикам на алтаре. Готова ли она? Она не знала. И да, и нет. Как она может знать это наверняка?
Но будь, что будет…
 От резкой боли потемнело в глазах Агнешки, когда опустила она ладони на острия. Кровь, горячая, алая, потекла по алтарю. Её кровь. От этого к горлу подкатил горький ком, а желудок судорожно сжался. На лбу выступила испарина.
«Смелая…»
 Тут уж она готова была поспорить с голосом, вот только от боли не могла и пошевелиться.
— Люди нуждаются… в твоей… защите, Спящий… — прохрипела Агнешка, чувствуя, как от слабости подкашиваются коленки.
 И Спящий проснулся.
 Задрожала, затряслась земля, и вековые сосны пошатнулись, когда огромное божество, древнее, как сама тайга, начало подниматься на ноги.
 Багряное солнце вышло на небе. И все жители «Спасения» обратили взоры в сторону леса, в сторону Сонной чаще, где только что проснулся Спящий. И твари, вылезшие из воды, и твари в небе затрепетали в благоговейной страхе перед ним… Огромным, как гора на севере; с чёрными, как бездна глазами…
 Пришло время проснуться Спящему и вмешаться в историю…
 Агнешка смотрела на него, как он шагает в сторону «Спасения» до тех пор, пока жизненные силы совсем не покинули её. Пока глаза не потухли, не подёрнулись дымкой смерти.
 Что стало с жителями деревни, как изменилась их жизнь? Этого Агнешка уже не узнала… она была уже на солнечной полянке, утопающей в цветах, она была там, где ждал её Ванька…



                Конец. Апрель 2024г.