Посвящаю своей маме Проскуряковой (Яковлевой) Зинаиде Дмитриевне (1938, г. Беслан — 2009, г. Нальчик
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов
(Клеветникам России, 1831).
Для того, чтобы понять суть гениального романа Александра Сергеевича Пушкина необходимо последовательно изучить всех его значимых персонажей.
ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН
Пушкин ни разу не назвал своё произведение именем главного героя, поэтому «гения неги» вычёркиваем из списка претендентов на героизм во всех смыслах этого слова. Этого, по Тургеневу, «лишнего человека», трудно выдвинуть на первый план хотя бы по той причине, что не удается приставить в одном предложении к имени Евгений Онегин определение «герой». Разве что в контексте предыдущего предложения. Это было совершенно поверхностное существо, которое, не будучи занято никакой мало-мальски масштабной деятельностью, со временем приобрело обыкновение скучать:
«Но к жизни вовсе охладел.
Как Child-Harold, угрюмый, томный
В гостиных появлялся он;
Ни сплетни света, ни бостон,
Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,
Ничто не трогало его,
Не замечал он ничего» (1, XXXVIII).
Оно везде кроме себя видело глупость:
«…глупая луна
На этом глупом небосклоне» (3, V).
Реагируя на внешние и внутренние раздражители выраженно биологично, оно всю жизнь демонстративно страдало и увлекало за собой в миражный плен всех слабых и впечатлительных.
Этим оно отрицало саму жизнь. С одной стороны такое поведение можно оправдать выраженно биологическим характером помещичьего общества того времени:
«Господ соседственных селений
Ему не нравились пиры;
Бежал он их беседы шумной.
Их разговор благоразумный
О сенокосе, о вине,
О псарне, о своей родне,
Конечно, не блистал ни чувством,
Ни поэтическим огнем,
Ни остротою, ни умом,
Ни общежития искусством;
Но разговор их милых жен
Гораздо меньше был умен» (2, XI).
С другой — он не мог или не хотел предложить взамен никакой созидательной альтернативы. Ну там, построить школу или театр, а может, современное производство. Подумайте сами, что мог создать уставший от суеты разбогатевший и ещё пока молодой Онегин вместе с идейным, энергичным и одновременно богатым (2, VI–XII) Ленским. А ведь они оба успели повидать мир и при этом разбирались в структуре спроса наиболее платежеспособной части общества, определённо имели некоторые связи, знания и активы. Если им не с руки было заниматься производством, могли бы сойтись на научном или творческом поприще. Однако в итоге они сошлись совсем в другом (6, XXX).
Вместо этого у Онегина как у человека лишь росло подспудное недовольство окружающей действительностью и одновременно, как ни странно, — болезненное отношение к тому, как его воспринимает общество. При этом уровень развития его менталитета заставлял незадачливого повесу каждый раз возлагать всю ответственность за свои неудачи на окружающих или какие-то обстоятельства. Особо отметим, не Онегин такой плохой, ибо на самом деле, действительно «плохих» людей не существует. Нужно понимать, что это общество, социальная среда создала условия для безбедного паразитирования таких онегиных. Вот об этом, судя по всему, гений Пушкина предлагал нам всем задуматься и изменить такое положение вещей.
Из сильных сторон персонажа можно отметить натренированное с детство умелое социально ориентированное имитационное поведение, опыт светских отношений (5, XXXI) и проницательность, которую он постоянно совершенствовал:
«Он стал чертить в душе своей
Карикатуры всех гостей» (5, XXXI).
Любопытно, что про родителей Онегина в романе даже ничего не сказано. Мы лишь знаем, что «отец понять его (поверхностных знаний экономики – прим. автора) не мог», «разорился» и Евгению очень не повезло оказаться «наследником всех своих родных» в лице дяди, который в одиночестве «мух давил» (2, III), т. е. потихоньку спивался. Так Онегин лишился даже призрачной надежды обрести градиент на хоть какое-то развитие в качестве человека и творца. Можно сказать, Александр Сергеевич специально примитивизировал повидавшего мир дворянина Евгения Онегина, опустил его, живого человека, до образа уставшего полустерильного нигилиста.
Будет ошибкой считать, что Пушкин в заглавном персонаже романа описал себя. В этом легко убедиться просто сравнив поведение поэта и его персонажа как в творчестве, так и перед лицом смерти на войне и на дуэлях. Сам Александр Сергеевич был живым, идейным, вспыльчивым и очень часто раздражал окружающих своим гениальным творчеством. А вот Евгений Онегин в романе предстаёт перед нами всего лишь тем самым лишним человеком в стиле Чулкатурина из повести «Дневник лишнего человека» Ивана Сергеевича Тургенева или Чацкого из комедии «Горе от ума» Александра Сергеевича Грибоедова. Он появился из ниоткуда, паразитировал на всех, кто ему это позволил, убил соседа и канул в лету, поскольку, скорее всего, даже не оставил потомства, по крайней мере, которого воспитал лично. Что действительно роднило поэта с Онегиным и Ленским – все они фактически росли как беспризорники.
О том, как сделать так, чтобы люди не росли сиротами при живых родителях, не вырастали «пародиями» (7, XXIV) и не оказывались «лишними» для общества, написано в нашем Манифесте человеческого общества. Обязательно прочитайте, вдохновитесь и примените в своей жизни.
ПОМЕЩИЦА ЛАРИНА
Евгений Онегин считал:
«А кстати: Ларина проста,
Но очень милая старушка» (3, IV).
Вряд ли эта помещица совсем уж простая, в ней есть и приобретённая житейская смекалка (2, XXXI), и даже расчётливость (2, XXXII). При этом хотя она уже в возрасте, но откровенно глуповата (2, XXXIII). И поэтому, сколько бы не было ей лет, можно согласиться с тем, что она выглядела старушкой.
А вот что Евгений имел ввиду когда называл помещицу милой, для нас пока загадка. Возможно, просто ёрничал. А может, Пушкин не стал заморачиваться с рифмой.
СУПРУГ ПОМЕЩИЦЫ, ПОКОЙНЫЙ ДМИТРИЙ ЛАРИН
В романе Пушкин характеризовал покойного довольно определённо в нелицеприятном свете:
«Но муж любил ее сердечно,
В ее затеи не входил,
Во всем ей веровал беспечно,
А сам в халате ел и пил;
Покойно жизнь его катилась;
Под вечер иногда сходилась
Соседей добрая семья,
Нецеремонные друзья…» (2, XXXIV).
При этом Ларины, если верить (2, XXXV), как все верующие:
— отмечали посреди христианского Великого Поста языческий (!) праздник (!) с его жирными (!) блинами,
— говели (постились) всего пару раз в год, хотя православный канон в разных версиях предусматривает воздерживаться от пищи от 178 до 280 дней в году, что составляет от 49 до 76% времени этого календарного периода,
— на третий по значимости христианский праздник «роняли слёзки три».
Можно сделать важный вывод о том, что никакими т. н. христианскими ценностями, что бы они из себя не представляли, даже если они в принципе существуют в реальности, никто из персонажей романа руководствоваться не мог по определению.
Пушкин назвал Дмитрия Ленского бригадиром (2, XXXVI). В Российской империи чин бригадира относился к числу военных чинов пятого класса. Уж не знаем, каким образом Ларину удалось дослужиться до генерала, но в мирной жизни, судя по черновикам Александра Сергеевича, Дмитрий был недалёким, неряшливым, апатичным тюфяком, который даже не занимался воспитанием своих дочерей.
Следует особо отметить, что мы ни в коем случае не собираемся упражняться в критике того или иного персонажа. Нам это просто не нужно. Человек так устроен, что большую часть жизни управляется инстинктивно-гормонально. И набор актуальных в текущий момент жизни инстинктивных программ зависит от ряда факторов, в том числе определяется окружением. Наша задача состоит в том, чтобы проанализировав великое творение гениального поэта, научиться грамотному социальному взаимодействию. Исходим из того, что гений Пушкина позволит нам это сделать в полной мере. А музыка его стихов украсит нашу работу.
ТАТЬЯНА ДМИТРИЕВНА ЛАРИНА
В литературной критике можно встретить предположение о том, что Татьяна была плодом греха Лариной и отца Владимира Ленского. Якобы вследствие этого родители её не любили, воспитанием не занимались и даже назвали дочку народным именем, как простолюдинку. Этим обстоятельством пытаются объяснить нелюдимость и дикость бедной девушки.
Однако следует очень критически отнестись к этой версии по следующим соображениям:
— Ларины «хранили в жизни мирной Привычки милой старины» (2, XXXV) и поэтому вполне могли назвать первенца старинным христианским именем, которое было популярно у дворян XVIII века;
— судя по черновикам, Пушкин планировал назвать старшую дочь Лариных Наташей. Однако позже остановился на более звучном и оригинальном имени (2, XXIV);
— сам Пушкин называет помещицу Ларину «верною женой» (2, XXXVI), «чистосердечно» оплакавшей смерть своего мужа, да и сам «муж любил ее сердечно» (2, XXXIV);
— вспомним, что Ларину «повели к венцу» ещё девицей (2, XXXI), и хотя она «Рвалась и плакала сначала» и даже «С супругом чуть не развелась», но всё же очень быстро освоилась и даже «Открыла тайну, как супругом Самодержавно управлять» (2, XXXII). Получается, нет никаких объективных предпосылок для измены, а тем более, — прямых фактов оной.
Тут речь совсем о другом. Если вчитаться в мелодику гения Пушкина, Татьяне Дмитриевне Лариной впору было ставить диагноз, так или иначе связанный с тяжёлой физиологической врождённой патологией развития. Судите сами:
— «Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Д и к а (здесь и далее разрядка — автора), п е ч а л ь н а, м о л ч а л и в а,
Как лань лесная б о я з л и в а,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться н е у м е л а
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
И г р а т ь и прыгать н е х о т е л а
И часто ц е л ы й день о д н а
Сидела м о л ч а у окна» (2, XXV);
— «З а д у м ч и в о с т ь, ее подруга
От самых к о л ы б е л ь н ы х дней,
Теченье сельского досуга
Мечтами украшала ей.
Ее изнеженные пальцы
Не знали игл; склонясь на пяльцы,
Узором шелковым она
Не оживляла полотна,
Но к у к л ы даже в эти годы
Татьяна в руки н е б р а л а» (2, XXVI–XXVII);
— «Она по-русски п л о х о знала,
Журналов наших не читала
И выражалася с т р у д о м
На языке своем р о д н о м» (3, XXVI);
— «…Вдруг у в и д я
Младой двурогий л и к луны
На небе с левой стороны
Она д р о ж а л а и бледнела» (5, V—VI, см. так же 3, XXXII, XXXVII);
— «И вспомнил он Татьяны милой
И б л е д н ы й цвет, и вид у н ы л ы й» (4, XI);
— «Но та, сестры н е з а м е ч а я,
В постеле с книгою лежит,
За листом лист перебирая,
И н и ч е г о не говорит» (5, XXII).
Есть ещё полезные соображения в пользу нашего наблюдения. Дело в том, что в глазах пушкинистов и просто современников Пушкина самыми популярными претендентками на роль прототипа Татьяны Лариной являются Анна Петровна Керн (1800 — 1879) и Наталья Дмитриевна Фонвизина (1803 — 1869), последняя даже сама называла себя Таней. Невероятно, но жизнь первой была порочной, а второй — ещё и безумной. Анну Керн в 16 лет «преступно продали» замуж за 52-летнего «ненавистного до отвращения» генерала, в отместку она родила дочь вне брака и вообще, так жила, что сам Пушкин ещё в мае 1826 года в письме к Алексею Вульфу назвал её «нашей вавилонской блудницей»!
Наташа Фонвизина в детстве пыталась испортить кожу на лице, носила вериги и переодевшись мальчиком, пыталась сбежать в монастырь, но в итоге вышла замуж за двоюродного дядю. Она 10 лет лечилась от психического заболевания (!), в 45 лет «отказалась от внешнего благочестия», в 51 год требовала от декабриста Ивана Ивановича Пущина «огненной юношеской любви», при этом пожизненно читала религиозную литературу и беспрестанно вела богословские беседы. Интересно было бы знать, о чём именно.
Любопытно, что и прадед поэта Александр Петрович Пушкин (1686 — 1725), и отец его супруги Натальи Николай Афанасьевич Гончаров (1787 — 1861) на почве семейных конфликтов в буквальном смысле сошли с ума. А Александр Петрович в припадке ещё и зарезал свою беременную жену.
В романе Таню никто не режет, не насилует, не бьёт, она живёт свободно на природе, занимается всем, чем хочет. При этом первому попавшемуся столичному бездельнику вопреки всем мыслимым светским правилам пишет высокопарный сумбур про страхи и погибель. Да ещё обращается на «ты». Не иначе у Тани помутился рассудок:
«Судьбу мою Отныне я тебе вручаю,
Перед тобою слезы лью,
Твоей защиты умоляю…
Вообрази: я здесь одна,
Никто меня не понимает,
Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна.
Я жду тебя: единым взором
Надежды сердца оживи
Иль сон тяжелый перерви,
Увы, заслуженным укором!» (3, Письмо Татьяны к Онегину).
Даже если бы из всего перечисленного выше Тане было присуще что-то одно, и то это могло бы насторожить любого внимательного читателя. Но анализируя танину симптоматику, можно уверенно предположить тяжелую форму психической патологии. Те, кому этот вывод режет слух, могут в качестве первого шага на пути принятия данного факта предположить как минимум неизвестную медицине тяжелую форму врождённой депрессии. Законченные скептики или педанты для постановки окончательного диагноза могут привлечь помощь клинического психиатра. Либо сами на досуге попробовать представить себе заторможенного с рождения, дикого, днями напролёт неподвижно сидящего унылого, грустного и пугливого ребёнка, который плохо говорит на родном языке, а при виде луны бледнеет и дрожит. Спасибо что не воет.
На этом фоне Татьяна чрезмерно увлеклась «чувствительной» сентиментальной художественной литературой. Для любого думающего человека она бестолкова и просто скучна и по сути представляет собой информационный мусор в стиле христианских заповедей, которые никто однозначно не понимает. По крайней мере, по ним никто ни в окружении Пушкина, ни среди персонажей романа не живёт. Ибо это просто невозможно и не нужно. Любителям праздного чтива они были вредны по причине того, что при отсутствии логики в поступках персонажей внушали читателям извращённую этику:
— «Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли все;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо» (2, XXIX),
— «Теперь с каким она вниманьем
Читает сладостный роман,
С каким живым очарованьем
Пьет обольстительный обман!
Счастливой силою мечтанья
Одушевленные созданья,
Любовник Юлии Вольмар,
Малек-Адель и де Линар,
И Вертер, мученик мятежный,
И бесподобный Грандисон,
Который нам наводит сон, —
Все для мечтательницы нежной
В единый образ облеклись,
В одном Онегине слились» (3, IX),
— «Воображаясь героиней
Своих возлюбленных творцов,
Кларисой, Юлией, Дельфиной,
атьяна в тишине лесов
Одна с о п а с н о й (!) книгой бродит,
Она в ней ищет и находит
Свой тайный жар, свои мечты,
Плоды сердечной полноты,
Вздыхает и, себе присвоя
Чужой восторг, чужую грусть,
В забвенье шепчет наизусть
Письмо для милого героя…» (3, X).
Постарайтесь за волшебством слога увидеть как Татьяна, зная, что Онегин «послан Богом», тут же сомневается в этом. Этот высокопарный сумбур нелюдимой неопытной заторможенной и вечно грустной молчуньей мог быть взят только из какого-то женского романа, не иначе:
«Я з н а ю, ты мне послан Б о г о м,
До гроба ты х р а н и т е л ь мой
Ты в сновиденьях мне являлся,
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В д у ш е твой голос раздавался
Давно… нет, это был не сон!
Ты чуть вошел, я вмиг у з н а л а,
Вся о б о м л е л а, запылала
И в мыслях молвила: в о т он!…
К т о т ы, мой ангел ли хранитель
Или коварный и с к у с и т е л ь:
Мои с о м н е н ь я разреши.
Быть может, это всё п у с т о е,
О б м а н неопытной души!
И суждено совсем иное…
Но так и быть! Судьбу мою
Отныне я тебе вручаю.
Кончаю! С т р а ш н о перечесть…
Стыдом и страхом замираю…
Но мне порукой ваша ч е с т ь,
И смело ей себя в в е р я ю…» (3, Письмо Татьяны к Онегину).
На безрыбье рак — рыба, и пусть бы наша девушка управлялась бы хоть чем-нибудь. Однако величайшая проблема и ещё одна «опасность» (3, X) романов Ричардсона состояла в том, что:
«Но наш герой, кто б ни был он,
Уж верно был не Грандисон» (3, X).
Интересно, что в первом же попавшемся под руку романе Ричардсона «Кларисса…» с «основательным правдоподобием» рассказано как 16-летняя главная героиня напишет письмо кавалеру Роберту Ловеласу и потом сбежит с этим развратником, чьё имя позже станет нарицательным, от богатого жениха Солмса. Важный нюанс, о котором мечтают большинство женщин, состоит в том, что Ловелас в конце концов понял свой грех и раскаялся. Подобные романические иллюзии, судя по контексту романа, и сформировали шаблоны поведения старшей дочери Лариных. И поэтому, забегая вперёд, стоит ли теперь удивляться тому, что имеющая задержки развития Татьяна, повторяя ошибки маминой молодости, с первого взгляда влюбится в деструктивного столичного щёголя, нигилиста и бездельника, сама напишет ему письмо, а после вынужденной разлуки вновь признается ему в любви? Ведь рядом с ней не было никого, кто мог бы научить девушку грамотным гендерным отношениям. Отец воспитанием старшей дочери почему-то не интересовался, а мать даже если и занималась ею, положительным личным опытом похвастаться не могла как раз-таки потому, что:
«…была сама
От Ричардсона без ума» (2, XXIX).
Получается, Татьяна, фактически стала невольным заложником запечатлённых шаблонных жизненные нарративов французских романистов XVIII века. Это наблюдение объясняет абсолютно всё, например, почему:
— когда приходили гости, распорядиться о приготовлении чая поручали не Тане, а её сестре Оле, которая при ещё живом отце была в полтора раза (!) младше:
«Проходит время; между тем
Прикажут Ольге чай готовить» (2, XXXIV);
- Таня решилась на невероятно предосудительный и просто опасный для всей семьи поступок, написав «вредный вздор» (3, XXXI) первому встреченному столичному ловеласу;
— Татьяна выросла очень мнительной. Например, она «оживилась», увидев «молчаливый поклон» (5, XXXIV) на тот момент надутого, негодующего, жаждущего отомстить Ленскому Онегина (5, XXXI);
- бледная, заторможенная, совершенно не привыкшая к физическим нагрузкам девушка в длинном до пят платье, в корсете и на каблуках (3, XXXVI) на одном дыхании смогла пробежать с препятствиями в виде загадочных «кустов сирен» как минимум километра три: сад, куртины, мостики, лужок, аллею к озеру, лесок, цветники (3, XXXVIII). Чисто физиологически такой кросс нельзя объяснить даже пограничным состоянием, очевидно перед нами клиническое проявление буйного помешательства. Кстати, попробуйте в реальности представить себе тринадцатилетнюю (4, VIII) девушку, которая вмиг с остервенением «кусты сирен переломала». Заметьте – не срывала мелкие ветки, а враз поломала кусты. Будем исходить из объективной реальности, наш роман – это вымысел, но не сказка, и такое даже особенно буйному психопату её комплекции и возраста не под силу. Поэтому предположим, что в данном случае речь не идёт о кустах сирени, которая у великого поэта в творчестве больше нигде не встречается. У гениального Пушкина были известные проблемы с орфографией и между словами «кусты» и «сирен» он мог нарочно или случайно пропустить запятую. Можно предположить, что Таня продралась напролом через какой-то сухой кустарник, нечаянно врезалась в статуи сирен и опрокинула их. В противном случае нам придётся признать данный эпизод гомерической сатирой, которой по признанию самого поэта роман точно не являлся;
— даже такой скучающий нигилист и ловелас (1, VII, X — XII) как Онегин с его подвешенным языком (1, VI) и светским опытом впервые увидев Татьяну, понёс откровенный вздор про то, как ужасно круглосуточно и неотрывно ухаживать за больным родственником, - он просто не понимал о чём можно беседовать с больным человеком;
- ни с кем не общавшийся в селе салонный ловелас Евгений не принял подарок судьбы в лице Татьяны, - оказывается, он, наблюдая психическую хворь девушки, ею либо просто побрезговал, либо испугался за свою репутацию в обществе;
— небогатая помещица Ларина перекрестилась когда смогла пристроить старшую дочь:
«Меня с слезами заклинаний
М о л и л а мать; для бедной Тани
В с е были жребии р а в н ы…
Я вышла замуж. Вы должны…» (8, XLVII).
Самое главное, обнаруженные нами патологии и сбойные поведенческие примитивы самого любимого Петром Ильичём Чайковским персонажа прекрасно объясняют почему Татьяна в финале романа одновременно:
— отчитывает Онегина, предполагая его самые низменные побуждения:
«Что ж ныне
Меня преследуете вы?
Зачем у вас я на примете?
Не потому ль, что в высшем свете
Теперь являться я должна;
Что я богата и знатна,
Что муж в сраженьях изувечен,
Что нас за то ласкает двор?
Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми был замечен
И мог бы в обществе принесть
Вам с о б л а з н и т е л ь н у ю честь?» (8, XLIV);
— при этом чудесным образом обнаруживает у этого же Онегина некую прямую честь:
«Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость, и п р я м а я честь» (8, XLVII);
— тяготится своим завидным для любой нормальной девушки княжеским положением и при этом будучи известной мечтательницей, даже не мечтает ни о супружестве, ни о детях, а просто жаждет сбежать в привычный жизненный контекст заторможенной провинциальной жизни поскольку не тянет по своему психическому здоровью столичный ритм:
«А мне, Онегин, пышность эта,
Постылой жизни мишура,
Мои успехи в вихре света,
Мой модный дом и вечера,
Что в них? Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг, за дикий сад,
За наше бедное жилище,
За те места, где в первый раз,
Онегин, видела я вас,
Да за смиренное кладбище,
Где нынче крест и тень ветвей
Над бедной нянею моей…» (8, XLV);
— обесценивает любовь:
«Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом?» (8, XLV);
— при этом признаётся в любви:
«Я вас люблю (к чему лукавить?)» (8, XLVII);
— и тут же прогоняет того, кого она любит уже не один год:
«Я вас прошу, меня оставить» (8, XLVII);
— и заявляет, что будет верна мужу:
«Но я другому отдана;
Я буду век ему верна» (8, XLVII);
— хотя она уже изменила ему как только приняла целующего ей руку постороннего мужчину у себя в покоях:
«От жадных уст не отымает
Бесчувственной руки своей» (8, XLVII).
Надо ли говорить, что тут не «Проказы женские» (8, XLV), тут конкретная психическая патология?
ОЛЬГА ДМИТРИЕВНА ЛАРИНА
Оля Ларина формально была здоровее всех остальных персонажей вместе взятых. Однако формирование её эмоционального интеллекта в неполной семье с больной старшей сестрой запечатлело в ней, скажем так, некоторую особенность мировозрения, которую мы квалифицируем как хворь, правда, несколько иного рода, чем у Тани. Дело в том, что Ольга в принципе ценила исключительно только себя и свое время, ей были важны лишь ее собственные интересы и ценности. Возможно более точной характеристикой для нее является не общепринятая: «она вела себя как ребенок», а несколько более жесткая, которую мы тут не приводим исключительно по соображениям внутренней цензуры.
Выбор ее жизненной стратегии не оригинален, это поиск жертвы с последующим манипулированием и высасыванием из нее ресурсов. Это в тепличных условиях отсутствия реальных проблем и забот младшая Ларина «беззаботная вострушка», а в реальной жизненной ситуации это паразит, который умело вгрызается в ваше тело, и вы даже не всегда это осознаете. В лучшем случае, требуется определенное время для того, чтобы здраво оценить то, что происходит и предпринять грамотную противопаразитную терапию. Пока вы учитесь, работаете, творите, паразит совершенствуется в умениях незаметно втираться в доверие и пользоваться вашими ресурсами, отдавая взамен ровно столько, сколько нужно, чтобы усыпить ваше внимание. Жизненная стратегия паразита предусматривает полное завладение ресурсами жертвы в собственных интересах. Со временем жертва, не выдержав неизбежного в таких отношениях подсознательно ощущаемого «одиночества в толпе» и перманентного напряжения в работе, необходимого для удовлетворения постоянно растущих потребностей паразита, умирает, спивается либо, если поумнее, уходит или избавляется от такого паразита). В таком случае, паразит, смахнув напускную слезу, начинает искать другую жертву. Сгущаем краски? Не можете поверить? А зря:
«Мой бедный Ленский! изнывая,
Не долго плакала она.
Увы! невеста молодая
Своей печали неверна.
Другой увлек ее вниманье,
Другой успел ее страданье
Любовной лестью усыпить,
Улан умел ее пленить,
Улан любим ее душою…
И вот уж с ним пред алтарем
Она стыдливо под венцом
Стоит с поникшей головою,
С огнем в потупленных очах,
С улыбкой легкой на устах» (7, VIII. XIX. X).
При этом паразит на себя не надеется в принципе, всю жизнь подспудно ищет жертв, на которых можно проехаться и со временем начинает неплохо разбираться в людях на предмет того, насколько тот или иной человек перспективен в качестве источника ресурсов. Причем, так преуспевает на этом поприще, что можно вполне успешно пользоваться этой указанной его компетенцией. Это важный момент, перечитайте, чтобы в реальной жизни не стать жертвой одной из таких вострушек. Задача этой книги в том, чтобы показать как на примере мирового шедевра учиться наблюдать и разбираться в поведении людей и формировать грамотные способы общения с ними. Например, с такой Ольгой вполне можно поддерживать милые и даже продуктивные отношения. Только на расстоянии. И строго следить за балансом обмена энергий. Мы же не убиваем кукушек за то, что они подкидывают своих птенцов другим птицам, вместо того, чтобы самим их воспитывать, верно? У каждого своя жизненная стратегия, эволюция расставит все на свои места. Если иному читателю покажется, что автор в данном абзаце был излишне категоричен, предлагаю найти себе такую вострушку, жениться на ней, завести ребенка, начать решать возникающие на ровном месте «вострушечные» проблемы, после чего вернемся к обсуждению вопроса о степени категоричности авторских определений.
Всё ещё не верите автору? Вот, Владимир Ленский тоже не поверил:
«Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал» (3, V).
Ну и чем это закончилось? А ведь мог бы воспользоваться совершенно иными услугами Онегина, который профессионально разбирался в людях, в частности, в подлинных глубинах «резвости» (3, XLVIII) Ольги. Итак внимаем экспертному мнению:
«В чертах у Ольги жизни нет.
Точь-в-точь в Вандиковой Мадоне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне» (3, V).
Кстати, тут речь идёт о картине фламандского живописца Антониса ван Дейка «Мадонна с куропатками», или «Отдых на пути в Египет». Написана она по мотивам описанной в Евангелии от Матфея (Мф.2:13) сцены бегства Святого семейства от Дьявола в лице царя Ирода. Привыкайте к мысли, что если вы действительно хотите иметь более-менее реалистичную картину мира, вам придётся критически переосмыслить все привычные вам источники получения информации. Только не забывайте мудрые слова нашего Президента В. В. Путина о том, что Россия перевыполнила план по революциям. Какие бы ни были ваши мысли и поступки, они должны быть направлены на плодотворное созидание и укрепление мира в ближайшем окружении и на всей Земле. Не об этом ли мечтал Александр Сергеевич? Не эту ли идею продвигал своим творчеством? И не лучшая ли память о человеке - реализовать то, что он не успел?
ВЛАДИМИР ЛЕНСКИЙ
В романа Владимир ничем не занят и ещё не успел обрести опыт собственных достижений. Беззаботная жизнь сына помещика не способствовала обретению элементарной житейской мудрости, а собственной смекалки и доброго и умного наставника за плечами у него не было. Большинство критиков считают его пылким, романтичным и наивным юнцом:
— «Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч» (2, VI),
— «Сноснее многих был Евгений» (2, XIV),
— «Поклонник Канта и поэт» (2, VI).
Но давайте разбираться. Для всех профессиональных поэтов, которые знакомы с жизнью и творчеством идейного и целеустремлённого Канта, строфа (2, VI) звучит просто насмешкой. И если хорошо подумать, образ Ленского на поверку полон комизма. Ленский — это Онегин в молодости, который ещё не успел пресытиться (2, XV). Очень вероятно, что для того, чтобы окончательно превратить жизнь Владимира в смешной анекдот, Александр Сергеевич придумал по уши влюбить юношу в самый живой ходячий труп из двух, которые обнаружились по соседству — Ольгу Ларину.
Кроме того, хотя стихи «бедного» (7, VIII. XIX. X, XI; 4, L) юноши с помощью гения Чайковского позже легко превратились в шедевры оперного искусства, однако в качестве, собственно, стихов они ничтожны и «полны любовной чепухи» (6, XX). При явном переборе с гормональным фоном:
«Ах, милый, как похорошели
У Ольги плечи, что за грудь!»
и неадекватностью восприятия объекта влюблённости:
«Что за душа!.. Когда-нибудь» (3, XLVIII)
это означает полное отсутствие ещё и таланта стихотворца. Можно предположить, что т. н. «Письмо Ленского к Ольге» современники встречали хохотом. Хотя христианам судить нельзя (Мф.7:1—2), судите сами судом праведным (Ин.7:24) сколько в них фантазий, фатализма и одновременно сомнений и страха — той самой «любовной чепухи»:
«Куда, куда вы у д а л и л и с ь,
Весны моей златые дни?
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы з а к о н.
Паду ли я, с т р е л о й пронзенный,
Иль мимо пролетит она,
Всё благо: бдения и сна
Приходит час определенный;
Благословен и день забот,
Благословен и тьмы приход!»
Блеснет заутра луч денницы
И заиграет яркий день;
А я, быть может, я гробницы
С о й д у в таинственную сень,
И память юного поэта
Поглотит медленная Лета,
Забудет мир меня; но ты
Придешь ли, дева красоты,
Слезу пролить над ранней урной
И думать: он меня любил,
Он мне единой посвятил
Рассвет печальный жизни бурной!..
Сердечный друг, желанный друг,
Приди, приди: я твой супруг!..» (6, XXI–XXII).
Как мы теперь знаем, если Оленька куда-то и пришла, то с уланом под венец (7, VIII. XIX. X). Но даже если бы младшая Ларина всю оставшуюся жизнь в раскаяниях билась бы головой о стену, залитую слезами своих поздних сожалений, одновременно пытаясь, по пословице, укусить локоток, то что бы это поменяло? Ленский наивно надеялся своей мгновенной смертью рассказать этой пустой девице то, что не смог донести до неё своей жизнью? В общем, смерть Владимира на дуэли оказалась напрасной и даже глупой. Можно считать, что Пушкину стало его жалко и он его в романе «убил» чтобы тот, действительно трижды бедный, не мучился. Ибо жизнь его была также пуста и бестолкова, как и жизнь всех остальных персонажей. Как в 1840 году писал Лермонтов:
«В простосердечии невежды
Короче знать вас я желал,
Но эти сладкие надежды
Теперь я вовсе потерял.
Без вас — хочу сказать вам много,
При вас — я слушать вас хочу:
Но молча вы глядите строго,
И я, в смущении, молчу!
Что делать? — речью безыскусной
Ваш ум занять мне не дано…
Всё это было бы с м е ш н о,
Когда бы не было так г р у с т н о».
ВЫВОДЫ
Роман в стихах «Евгений Онегин» написан таким невероятно волшебным слогом, что ему можно простить любые недостатки, если даже такие обнаружатся. Он являет собой редкий случай превалирования формы над содержанием: как бы глубоко ни было содержание, форма имеет невероятную самостоятельную ценность. Что бы это понять, попробуйте изучить поэзию, которая существовала до Пушкина. Возьмём для примера творчество автора 4-стопного ямба М. В. Ломоносова:
«Я знак бессмертия себе воздвигнул
Превыше пирамид и крепче меди,
Что бурный аквилон смотреть не может,
Ни множество веков, ни едка древность.
Не вовсе я умру; но смерть оставит
Велику часть мою, как жизнь скончаю.
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом» (Я знак бессмертия себе воздвигнул, 1847).
Строго говоря, переложения псалмов у Михаила Васильевича получились более благозвучными, однако они всё равно стоят на ступень ниже вдохновенной поэзии Пушкина. Сравнение напрашивается само собой:
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа…
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал» (Я памятник себе воздвиг нерукотворный, 1836).
При этом следует учесть, что в условиях жёсткой цензуры Пушкину приходилось буквально зашифровывать своё творчество. И поэтому перед нами теперь стоит задача его «расчухать». Можно, конечно, вместо этого чухать что-нибудь другое, но тогда есть опасность убить Александра Сергеевича второй раз, вслед за коллективным д’Антесом первой половины XIX века.
В настоящее время в учительской среде слышатся справедливые стенания о том, что молодое поколение перестало читать классическую литературу. Опуская рассуждения, которые мы сделали в других наших трудах, просто постулируем, что, как показала практика жизни, чтение классики само по себе никак не способствует успеху в жизни, что бы под этим термином не подразумевалось. Образно говоря, классические произведения нужно не глотать томами, а вдумчиво переваривать для того, чтобы каждое прочитанное произведение превращалось в инструмент совершенствования своей личности. При этом крайне важно понимать, что человек представляет собой многоуровневое существо. По этой причине он может быть по-настоящему счастлив только если у него получается реализовываться, получать измеримые результаты по всем своим ипостасям: биологической, обезьянней, человеческой и творческой. Только в таком контексте приобщение к гениям литературной, музыкальной, изобразительной и прочей подобной творческой мысли способно реально во всех смыслах обогатить, повысить эффективность жизни человека, продлить его «судьбой отмеренные дни» и даже стать залогом процветания его рода.
Итак, вопреки достаточно популярному даже среди современников поэта мнению, роман не является банальным парафразом известной истории о неразделённой любви. Как минимум в нём очень много личного. Это видно даже в деталях, например, Татьяну в Москве он поселяет «У Харитонья в переулке» (6, XXXIX. XL), где вырос сам. И пожилой слуга Юсуповых, развлекающий себя вязанием: «С чулком в руке, седой калмык» (6, XXXIX. XL), кстати, тоже из детства великого поэта. В романе в принципе очень много близких поэту образов и деталей той эпохи. А в поисках главного персонажа обнаруживаем, что число местоимений от лица автора в полтора раза превышает число упоминаний вынесенного в заглавие персонажа. При этом необходимо учесть, что часть стихов от первого лица Александр Сергеевич по тем или иным соображениям в окончательной редакции ещё и вложил в уста Онегина (см. например: 1, XII, XXI). В этом смысле…….
В предисловии к Евгению Онегину ясно написано, что это «собранье полусмешных, полупечальных, простонародных, идеальных, пестрых глав» является трудом:
«Поэзии живой и я с н о й,
Высоких д у м и простоты;
Б е с с о н н и ц, легких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
У м а холодных н а б л ю д е н и й
И сердца горестных замет».
Кроме того, 1824 году в письме брату поэт называет свой роман в стихах своим «лучшим» произведением, которое, однако, следует «расчухать». Всё это означает, что «Евгений Онегин» точно не бульварная история о неразделённой любви психически ненормальной провинциалки и, очень вероятно, в заглавном герое зашифрован непростой персонаж. Если это не собирательный образ дворянина, то как минимум государь Александр I, с которым у поэта несмотря на очень непростые отношения были связаны надежды на улучшение жизни Российской империи. И именно это должны были расчухать современники. Но, похоже, так и не расчухали. И несмотря на то, что формально главным героем романа служит Александр I, фактически им является сам великий поэт.
Очевидно, что Пушкин, рифмуя приключения «приятеля младого И множество его причуд» (7, LV), с которым он с самого начала даже подружился (1, XLV), прикрываясь ими как ширмой, пытается рассказать современникам и потомкам по крайней мере о своей личности, обществе и своём отношении к нему. А, вероятно, ещё что-то, что мы до сих пор не понимаем. Можно, например, предположить, что великий поэт, находясь в болоте разлагающегося дворянского общества, создал рифмованное своим музыкальным слогом его точное описание. В надежде, что люди прочтут, ужаснутся и захотят вылезти или осушить. В любом случае, повторимся, сама форма романа есть некий эталон гармонии, который меняет реальность к лучшему. Разделяет культурную жизнь России на периоды «до» и «после».
Что касается самой ширмы, при поверхностном прочтении содержание романа представляется рифмованной 4-стопным ямбом бестолковой, а местами и преступной суетой живущих по биологическим законам персонажей:
- Татьяна Ларина безумна,
- Ольга Ларина бестолкова,
- Ларина просто расчётливая «милая старушка», что бы это ни значило,
- Владимир Ленский не сберег жизнь,
- Онегин её уничтожил,
- старший Ленский – растранжирил,
- толстый рогоносец князь N живёт в миражных отношениях.
Никто из них в обозреваемый романом период времени не оставил после себя новых знаний, стихов, музыкальных произведений, картин, построенных сооружений или на худой конец лично посаженных деревьев. Они жили за счёт крепостных крестьян и проводили жизнь почти исключительно в биологическом существовании в соответствие с запечатлёнными с детства шаблонами поведения из сцен французских романов (7, XLI). Некоторые не оставили даже потомства. Это действительно было бы смешно когда бы не было так грустно. И именно об этом гений Пушкина старался нам рассказать.
Тех, кому такая постановка вопроса кажется невероятной, отсылаем к мнению самого Александра Сергеевича об «омуте богомольных кокеток» того времени:
- «Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей» (1, XLVI),
- «Толпа жадно … в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, п о д л е ц ы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе» (из письма Вяземскому),
- «В которых отразился век
И современный человек
Изображен довольно верно
С его б е з н р а в с т в е н н о й душой,
Себялюбивой и с у х о й,
Мечтанью преданной безмерно,
С его о з л о б л е н н ы м умом,
Кипящим в действии п у с т о м» (7, XXII),
- «Так люди (первый каюсь я)
От делать нечего друзья.
Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами – себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно,
Нам чувство дико и смешно» (2, XIII - XIV).
Этот замаскированный реализм оправдан тем соображением, что если из мировой литературы убрать девиантное поведение персонажей, останутся в основном лишь зарисовки природы. Однако в «Евгении Онегине» это самое девиантное поведение общества провинциальных помещиков стало нормой.
Дело в том, что возникшая в XII веке низшая часть военно-служилого сословия, призванная охранять границы государства, дворянство во времена Пушкина превратилось в «Потомственное сословие народа высшее, то есть награждённое большими преимуществами касательно собственности и частной свободы». Если ещё при Петре I дворяне с 15 лет несли пожизненную военную повинность непременно со звания рядового, а у уклоняющихся отнимали имущество и титулы, то по манифесту Петра III «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» 1762 года обязанность служить государству была отменена с сохранением всех имущественных прав. Это положило началу разложения дворянства, которое к XIX веку при численности 1 % от всего населения владело почти третью всех земель государства. По мнению промышленника и банкира В. П. Рябушинского, начитанный, талантливый, культурный, образованный человек мог считаться простолюдином, «мужиком», а «мелкий канцелярист, выбритый, в западном камзоле, схвативший кое-какие верхушки образования, в сущности малокультурный, мужика глубоко презирающий, — это уже «барин». Уже при Екатерине II у этой прослойки общества появилась настоящая мода жить не по средствам, в долг, и поэтому-то в романе все помещики живут как во сне. Или в болоте.
Перед зимовкой пчёлы выгоняют трутней и убивают трутневый приплод. Разумеется, в крестьянском обществе, да и в самом дворянстве, там и тут возникали протестные настроения, которые каждый раз выливались в «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Пушкин был свидетелем подавления декабристского восстания и внимательно исследовал пугачёвское. Он прекрасно понимал опасность неуправляемых процессов для всего общества и важность создания образованной и влиятельной прослойки любящих Россию дворян. И поэтому прямо и косвенно высмеивал в своих произведениях биологический характер жизни всех слоёв общества с очевидным намерением его по-настоящему облагородить. А для того, чтобы общество имело возможность учиться на своих прежних ошибках, Александр Сергеевич планировал написать цикл исторических исследований, от «Истории Малоросии» до «Истории французской революции». Скорее всего в перспективе замахнулся бы на свою версию истории России. К сожалению, «светские люди не читают Ломоносова» (О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова, 1825), не прочли и историю крестьянской войны 1773—1775 годов Пушкина, озаглавленную «История Пугачёва». А вы сами вчитались в творчество Пушкина?
Описание последнего дня жизни и похороны Александра Сергеевича у любого здорового человека способно вызвать слёзы. Но если их вытереть и хорошо подумать, трагедия России не столько в преждевременной смерти великого поэта, сколько в том, что за два века после его смерти не проявились такие же таланты как Он. Хотя они, безусловно, постоянно рождаются на свет.
Эпилог
С позиции современной науки мы знаем, что наш мозг за десятки миллионов лет эволюции формировался в основном для решения чисто биологических задач. В результате он получился структурно неоднородным и его рептилоидная, лимбическая и человеческая подсистемы вынуждены постоянно конкурировать за 5-10 % доступной для них мощности. При этом мозг работает в условиях жёсткой экономии энергии и чисто физически не способен функционировать непрерывно. Для понимания, даже самые крупные мыслители не способны напряжённо размышлять более четырёх часов в день, более получаса подряд. И это обстоятельство объясняет очень многое в нашей жизни. Отталкиваясь от последних достижений науки, мы при желании можем создать и реализовать адекватную, грамотную и созидательную модель человеческих отношений. Повторно адресуем к «Манифесту человеческого общества».
Но во времена Александра Сергеевича Пушкина знания о мозге были ещё архаичными. Поэтому сложно сказать насколько масштабными, грамотными и актуальными могли быть идеи талантливого поэта, которые он зашифровал в онегинской строке. Необходимо ведь ещё понимать, что сам он в 11 лет при живых родителях остался фактически беспризорником; в лицее не понимал что такое деление чисел; жил чувствами и эмоциями, выраженно иррационально и вплоть до женитьбы – разгульно, по трактирам и съёмным квартирам, накануне свадьбы проиграв в карты профессиональному картёжнику на наши деньги несколько десятков миллионов рублей; во многом следовал общественным стереотипам, моде и даже ухаживал за ногтями; нигде толком не служил; взрослел в полном порока, разнообразной лени и одновременно – удали салонном обществе, которое даже не сообразило, с каким великим гением имело честь существовать. Судя по черновикам, он через своего Онегина ещё не обо всех своих проказах нашёл возможным рассказать современникам. Но ведь и Моцарт обильно сыпал «туалетными шутками» (пошлостями), особенно когда был занят масштабными произведениями. Кто их разберёт, этих гениев? А. О.Россетт вспоминала: «Никого не знала я умнее Пушкина. Ни Жуковский, ни князь Вяземский спорить с ним не могли – бывало, забьет их совершенно. Вяземский, которому очень не хотелось, чтоб Пушкин был его умнее, надуется и уж молчит, а Жуковский смеется: «Ты, брат Пушкин, черт тебя знает, какой ты - ведь вот и чувствую, что вздор говоришь, а переспорить тебя не умею, так ты нас обоих в дураки и записываешь». Раз я созналась Пушкину, что мало читаю. Он мне говорит: "Послушайте, скажу и я вам по секрету, что я читать терпеть не могу, многого не читал, о чем говорю. Чужой ум меня стесняет. Я такого мнения, что на свете дураков нет. У всякого есть ум, мне не скучно ни с кем, начиная с будочника и до царя". И действительно, он мог со всеми весело проводить время. С лакеями беседовал».
Однако в отличие от персонажа романа его автор к жизни не охладел. Наоборот, строил большие творческие планы, которые разбились о стену общественного распутства и нигилизма. Он понимал, что с одной стороны светская жизнь зарегламентирована строгими условностями и правилами так называемого этикета, а с другой – наполнена «вавилонскими блудницами», примитивными выяснениями отношений и убийствами на дуэлях, обманом, подлостью, ленью и предательством. И что хотя жизнь в долг стимулирует экономику, при этом развращает.
Пушкин догадывался о том, что человек многогранен:
«Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман...
Оставь герою сердце! Что же
Он будет без него? Тиран...» (Герой, 1830 г).
Его атеизм был справедливо обусловлен несовершенством, которое он наблюдал во всех социальных слоях общества. Не имея экономического образования, он отчётливо понимал, что 80 % населения России работает на то, чтобы 1 % её населения менял забавные безделушки на стратегическое по тем временам сырьё:
«Все, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам,
Все, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной…» (1, XXIII).
При этом у него была феноменальная память и талант стихотворчества, сравнимый разве что с гением Моцарта. Он хотел изменить мир, но его никто из современников толком не поддержал и даже не понял. Не столько от скудоумия, сколько, вероятно, от лени и привычки к биологическому существованию. Например тот самый поэт Баратынский, который читая повести Пушкина, вместе с другими современниками «ржал и бился», через три года после смерти гения посреди длинного письма жене писал: «Провел у него часа три, разбирая ненапечатанные новые стихотворения Пушкина. Есть красоты удивительной, вовсе новых и духом и формою. Все последние пьесы его отличаются, чем бы ты думала? Силою и г л у б и н о ю! Он только что с о з р е в а л. Что мы сделали, Россияне, и кого п о г р е б л и! — слова Феофана на погребение Петра Великого. У меня несколько раз навертывались слезы художнического энтузиазма и горького с о ж а л е н и я. Обедал у Плетнева. Он мил и добр. Поехали в французской театр в ложу к…».
И поэтому то, что конкретно в итоге зашифровал в своём произведении гений великого поэта, должно быть предметом отдельного очень серьёзного научного исследования. Ибо для того, чтобы понять творчество гения, читателю нужно самому приобрести привычку жить разумно.