Мы прощались на крыльце у моего подъезда. Я протянула руку к домофону. Вдруг Илья сказал:
- Здание ЗАГСА уже отремонтировали.
Смешно. Ход конём. Не мог сказать прямо? Я повернулась к нему. Он стоял на ступеньку ниже и смущённо улыбался.
- Правильно я понимаю, что ты делаешь мне предложение?
- Ну, да. Выходи за меня.
Не такой уж и неожиданный ход. Встречались уже полгода. Всё это время меня сопровождал взгляд Ильи, как иногда на сцене ведёт актёра луч прожектора. Он был полон любования, восхищения, смущения, ожидания. Вызывал улыбку у всех, кто нас окружал. Подруги с лёгкой завистью бросали банальную фразу: «Он с тебя глаз не сводит!» Мужчины тактично не замечали. И всё же к ответу я была не готова. А Илья стоял и, чуть сверху глядя мне в глаза, ждал. На фоне чёрных завитков волос и побледневшего лица, нереально чистая голубизна его больших глаз наполнила меня теплом. Но, я ответила:
- Мне надо подумать.
- Думай, только не очень долго.
Мы продолжали встречаться и постепенно проникать в жизнь друг друга. Собственно, к тому времени, когда Илья сделал мне предложение, мы были вхожи в дома его и моих родных и друзей. Однажды, гостили у моей тётушки. Как врач тётушка считала своим долгом заботиться о здоровье близких. О моём тоже. Когда мы с нею, убирая посуду, отошли от стола, тётушка со знанием дела, как-никак врач-гинеколог, шепнула:
- Вроде хороший парень. Взяла бы его в любовники. О здоровье надо подумать. Четвёртый год уж в разводе.
Я непроизвольно посмотрела на Илью. Как всегда, жестикулируя своими большими, сильными руками, он что-то рассказывал тётушкиному мужу. Я рассмеялась и так же шёпотом отшутилась:
- Зачем в любовники? Лучше я его в мужья возьму.
Тётушка тоже посмотрела на мужчин и, как заправский заговорщик, еле слышно спросила:
- Предложение сделал?
Я, изобразив серьёзную мину, прошептала:
- Нет, но сделает.
Тётушка застыла с удивлённо-вопросительным выражением на лице.
Но, существовал дом, куда я приходила пока одна. Жила в нём Вера, одинокая женщина, моя ровесница. Впервые в жизни я так восхищалась человеком. На фоне её одиночества, моя жизнь казалась неприлично простой и благополучной. Полно родных, дочка и ещё Илья. Я боялась ранить Веру своим благополучием.
Познакомились мы не так давно, случайно. Она работала у моего отца. Папа понимал меня лучше других и словно чувствовал, чего мне не хватает. Однажды он сказал:
- Дочка, я хочу познакомить тебя с одним необычным человеком.
И познакомил меня с Верой. Она отличалась от всех, кого я знала. Хороший инженер и поэтесса. Молодая вдова. Стройная, хрупкая, какая-то необыкновенная. В её глазах я увидела глубоко спрятанную печаль, тайну и поверила в них. Собранные в узел светло-русые волосы, с небрежно выбивающимися прядями. До внешности ли человеку, который жил в другом, возвышенном мире? В мире, которого так не хватало мне в обыденности.
Вечера в её маленькой однокомнатной квартирке превращались в сказку, где царили любовь и стихи. На журнальном столике возле дивана лежала синяя коленкоровая тетрадь и коробочка с письмами. Свет от торшера выделял угол дивана, кресло и журнальный столик из остального пространства. В центре светового круга лежало главное - любовь. Вера, закутавшись в уютную ажурную шаль, устраивалась в кресле и читала стихи. Её и его стихи. Вера открывала тетрадь или письмо и читала, почти не заглядывая. Казалось, что прикосновение к страницам тетради и листочкам из коробочки волшебным образом переносило её в то счастливое время, когда она видела или слышала их впервые. Я боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть волшебство. На краю стола так и стояли две изящные чашечки с холодным кофе и вазочка с нетронутыми конфетами. В стихах и воспоминаниях постепенно раскрывалась история большой любви.
С мужем они учились в одной группе в институте. Технический ВУЗ и группа в основном мужская. Для девчонки выбор - хоть отбавляй. А он совсем мальчишка. Далеко не красавиц, скорее довольно неказистый. Из-под коротковатых брюк торчали тонкие лодыжки. Но Вера выбрала именно этого мальчишку, с его коротковатыми брюками и неприметной внешностью. Зато он был умен. С техникой на ты. Блестяще отвечал по всем предметам.
Упоминание о коротких брюках почему-то меня кольнуло, как невидимое маленькое стёклышко, воткнувшееся в палец.
И он писал стихи! Какие стихи! Пронзительно нежные и лиричные. Вера полюбила, и по её словам - не ошиблась. Теперь каждая строчка посвящалась ей, Вере. Как они были счастливы вдвоем! Ходили, держась за руки. Не мешали презрительные улыбочки однокурсников. Они их просто не замечали. Так и доучились, не видя ничего и никого, кроме друг друга. Вместе поехали по распределению в далекий северный городок. Появление дочки и заботы о ней не притупили чувства, не разомкнули руки. Они оставались вдвоем. Не нужны друзья, компании. Ей хватало общения с ним, а ему с нею. Это ли не счастье? Только недолгое счастье.
- Где же ваша дочурка? - спросила Веру я однажды.
- У мамы живёт, на юге. Мне пока тяжело с нею.
- Разве частичка любимого рядом, не радует?
- Нет, так лучше.
Лучше? Ведь это его плоть и кровь? Человечек, которому можно отдать всю себя, всю любовь и любовь к нему тоже. У меня тоже дочка. Расстаться? Жить в разных городах? Да ни за что. Именно забота о ней помогла справиться с разочарованием и развалом семьи. Но, все разные. Может, просто я не умела так любить? А Вера умела. Она жила своей любовью, хотя уже несколько лет только в памяти и сердце.
А тогда, вдвоём, и служба в армии прошла не замеченной. Ему так шла офицерская форма. Квартира опять же. Подумаешь два года? Здоровы, молоды, счастливы и вместе. Но, счастливое время у Веры с мужем пролетело как один день. В их узкий круг ворвалась болезнь. Его болезнь. И его не стало…
Ей же пришлось жить. Днём работа. А настоящая жизнь вечерами, с его стихами и письмами. Отвечала ему тоже стихами, в которых изливала любовь и боль. Так родилась поэтесса. Захотелось делиться своей любовью с миром. Вышла первая книжка. Маленькая, тонкая, но такая настоящая. Я держала её в руках, вдыхая свежий запах типографской краски и, шурша новыми страницами, читала. Несмотря на грусть в каждой строке, я радовалась за Веру.
Правда она часто простужалась. Однажды я навестила её больную и сунулась с глупым советом:
- Может, тебе теплее одеваться? Что-то ты часто болеешь.
Ответ ошарашил.
- Тёплая одежда фигуру скроет, - смеясь, ответила поэтесса, - Я даже утеплитель отстёгиваю.
Ну и что? Имеет право на слабости, как любой человек. Всё равно в стихах любовь, небо, полёт…
Наши поэтические вечера продолжались. Это как напиться прохладной родниковой воды человеку, измученному жаждой. Работа, садик, домашние хлопоты - и, вдруг один вечер мира поэзии и неземной любви. И неважно, что не твоей. Важно, что она существует. Здесь и сейчас, в этом мире.
Однажды Вера сказала:
- Ты почти ничего не рассказываешь о себе. Почему?
- Я не пишу стихи.
- У тебя же есть друг?
- Он тоже не пишет стихи.
- Почему ты никогда не приходишь с ним? Боишься?
Второй, короткий вопрос не смутил меня. Конечно, боюсь. Только такой тонкий человек как Вера мог понять, что я боюсь сделать ей больно. Если даже дочке пока не находилось места в её мире?
- А удобно? - засомневалась я.
- Конечно, удобно. Приходите в субботу.
Илье я рассказывала про Веру. Восторженно и с гордостью. Ведь мне посчастливилось дружить с таким замечательным, возвышенным, необычным человеком! Мне хотелось поделиться и нашими вечерами. Чтобы и он окунулся в их прелесть, вдохнул воздух, наполненный чувствами и стихами. Это как напиться живой воды. Может прикосновение к большой любви тронет его и поможет лучше почувствовать и понять меня?
В субботу, как договаривались, мы пришли к Вере вдвоём. К той Вере, которая меня восхищала. К Вере, которая так проникновенно читала стихи о любви. И неважно, что я только слушала. Ведь слушала их я так же проникновенно.
К той, да не к той. Квартирка та же. Только торшер отодвинут в самый угол. Комната залита светом большой люстры. Журнальный столик заставлен закусками и салатами в хрустальных салатницах. Три тарелки из дорогого сервиза окаймляли столовые приборы с изогнутыми изящными ручками. Бокалы красного стекла на ножке и бутылка вина возвышались над блюдами. Места для синей тетради и коробочки не осталось. Стихи не звучали. Вместо них смех и шутки. Вера, в шёлковом лёгком платье, гладко причёсанная, весёлая, оживлённая и незнакомая. Не поэтический вечер, а настоящая вечеринка. Я даже не заметила, как вечеринка превратилась в спектакль одного актёра и одного зрителя. Озорная, игривая, кокетливая актриса по имени Вера играла для единственного зрителя Ильи. В театре это называется приёмом провоцирования. Вера выполняла его блестяще, и Илья поддался, вовлёкся, поплыл. Даже не заметил, что я постепенно исчезала, растворялась, превращаясь в третьего лишнего. Для актрисы и зрителя вечеринка удалась.
Потом мы с Ильёй шли по улице и молчали. Что это было? Говорить не хотелось. Неожиданно Илья произнёс:
- Что это за поэт, у которого на полке стоит словарь рифм?
Словарь? Не замечала. В груди саднило. Может это осколки дружбы и зарождавшейся любви?