Джек Потрошитель. Часть 12

Геннадий Васильевич Есин
        И вот в оной, нынешней жизни, стали меня, в порядке какой-то там очереди, приглашать на… процедуру.
        Призвали и сейчас. Сижу, жду. Покой – удивительный! Благодать несравненная. Красота вокруг - неописуемая!  Рай? Ад? Сижу себе спокойненько и по сторонам глазею. Даже немного заскучал.
        Наконец, появляются трое. Про себя я их называл «старейшинами». Высокие в белых одеждах. Двое мужчин и женщина. Не по половому признаку определил или по голосу ибо их голосов, врать не стану, не слыхал. Со мной они никак не общались, а команду отдавали телепатически!
        И вот подносят они мне очередную корзину из белого бамбука, вынимаю я оттуда чью-то душу и сворачиваю ей голову или, что там у неё!? Тихо так всё  проходит, прилично. Я бы даже сказал: "Буднично"! Без крови и мерзкого хруста позвонков.
        И хотя могилю я души живых людей, но они не умирают! Наоборот! Продолжают жить, только гораздо спокойней. Ни тебе высоких стремлений, ни бессмысленных эмоциональных порывов, ни тебе принципов, ни убеждений. Любовь, патриотизм, благородство... Без всей этой чуши собачьей! Ибо после завершения... процесса! Жертва не становится ни "овощем", ни олигофреном... Даже наоборот. Именно после проведённой мной... операции человеки становятся вполне себе обычными, я бы даже сказал: «Норм»!
        "Девки, пиво, папиросы!.." В общем: "Распилить". Пожрать. Поспать...
        Почему именно их? Не моего ума дело! Только где-то глубоко внутри прячу я знание, что и не казнь это вовсе, а типа даже подарок. Чтобы сидели на своих должностях, особо не умничали и вперёд не лезли!
        Ну, как Христос, в своё время...
        И пришлось мне за время моей работы сталкиваться с душами довольно известных политиков, в смысле - с их духовными сущностями, но, что интересно, все они, в смысле души, выглядели абсолютно одинаково.
        Они и близко не были похожи, но для меня ассоциировались с белыми котятами. Мягким пушистым животиком прижимаю я душу к себе… хрясь бошку! Наступный!
        Тружусь я без удовольствия, но легко и без напряжения. Ни тебе физического, ни эмоционального.
        Это-то я то!.. Чьё самое большое злодейство было совершено в сопливом детстве, когда на мурашей горящей пластмассой капал!
         Сижу. Работаю. Четверых оприходовал, подносят пятую… И тут меня пронзило! Она! Та, которая…
        Короче!  Отказываюсь я наотрез. А этих троих словно прорвало, давай они меня уламывать. И так! И этак! И на совесть берут и к сознательности взывают. А я ни в какую!
       - Ладно, - говорят, - надоел! Сажай её обратно в клетку, хватит на руках держать! Только за неё своими жизнями расплатишься…
       - Как это? – спрашиваю. – А вот так это! - отвечают!
       И вижу я камОру - не камОру, чулан - не чулан, с тремя полками вдоль стены. Неведому откуда знаю, что в самом начале на двух левых располагалось восемь урн, по четыре на каждой полке, а на крайне правой - пять. А так как двенадцать жизней я уже прожил, то мои  левые полки - пустые, а на правой должен стоять один последний горшок... А мне показывают три!
        - Гляди! - говорят. – За то, что супротив нашей воли пошёл, будешь на три жизни больше проживать.
         - Почему сразу на три?  – Интересуюсь.  – У меня одна оставалась и та - начатая...
         - А потому, - отвечают, - что цена такая! Открутил бы голову и всего делов! А так, за доброту свою, две жизни заново проживёшь, и ту, что начата - ещё раз, сызнова.