Приобретенная в юности заграничная папка-портфель оставалась как новая и была занята различными домовыми документами. Проводивший собственное расследование молодой мужчина нашел ее более подходящим аксессуаром для визита к местному стражу прав граждан, переложил бумаги и начал собираться – снимки пасечника-дикаря были убедительны. Не оставил без внимания и форму одежды: надел светлую рубашку с длинным рукавом, брюки со стрелкой и туфли с узким носом. С папкой то в руке то подмышкой и с ее содержимым Султан ощущал тем, кем в принципе хотел бы быть по жизни.
Милицейский участок считался им более строгим учреждением, пока не распахнулся перед ним во всей красе: входная дверь была скрипучей и с облезлой краской, квадратной формы половые бетонные плиты с простым рисунком не выглядели ровными, внутри в дежурной комнате двое сотрудников в погонах что-то эмоционально обсуждали, а вошедшим в коридор посетителем интересоваться не стали. Повернули на мгновение головы и перешли на щепоть. Судя по голосам из неплотно закрытой двери кабинета начальника, он был не один, и Султан счел правильным подождать. Коридор и пятачок перед кабинетом были из досок тоже с отшелушившейся местами краской бежевого цвета. Он немного походил вперед-назад и решил присесть – в том конце стояла четверка деревянных скамеек, – но лакированные подлокотники отчетливо указывали на присутствие пыли. Некоторое время потратил на ознакомление с буднями силовых ведомств, которые были изображены на висевших на стене плакатах. Допустив, что Рзабалаев ничем не занят, подошел к двери, но она открылась изнутри, и он лицом к лицу столкнулся с Абиевым. Они обменялись холодными взглядами и разошлись в разные стороны.
Капитан был бодр, предложил вошедшему кофе, после отказа убрал со стола посторонние предметы.
Тот сел с испорченным от ненужной встречи настроением, положил папку перед собой, расстегнул верхнюю пуговицу и сказал:
– Если помнишь, я не был согласен с вашими доводами по аресту Мираба. Похоже, что мои сомнения не лишены основания – удалось кое-что выяснить.
В прошлый раз мне было непросто отстаивать свою точку зрения, так как она шла наперекор вашей, и я был немного подавлен.
Рзабалаеву было крайне интересно, с чем тот явился. Быть сдержанным в речах не являлось его сильной стороной, что иногда оказывалось и к месту. Подумав, что пауза может выдаст его неуверенность, отпил глоток воды и сказал:
– Я всегда все помню. Забывчивость считаю притворством, или признаком слабоумия. Для настоящего офицера неприемлемы всевозможные ухищрения и поддакивания. Не скрою, что после твоих слов возникли некоторые колебания, но ничего особенного, это обычная въедливость, когда нет других дел. Что у тебя?
– В лесу живет один весьма странный тип, зовут Гурч. – Султан вытащил из папки снимки и протянул капитану. – Посмотри, какой из себя! Фотки более чем красноречиво говорят о его нраве и укладе жизни, вам остается докопаться до остального.
– Собаку, что ли, зарезал? – спросил капитан, не отрывая глаза от несильно отличавшихся друг от друга снимков.
– Он помешан на этом. Поднесешь любую – так он отрезает ей голову и сдирает шкуру. Отчего, видимо, становится хорошо, будто принял снадобье. Такому монстру ничего не стоит расправляться и с людьми. Живодер, одним словом.
– Ты помедленнее, и без комментариев и инсинуаций – хочу иметь ясную картину. По внешнему виду и действиям можно понять многое, описать нутро. С лицом у него что?
– Собаки погрызли, поэтому озлоблен на весь мир. Месяц назад он был замечен за этим занятием, видимо, не щадит бродячих псов.
– Они встречаются тут и там, и ничего с этим не поделаешь. Раздражают они не тебя одного, и спасение мальчика является благородным делом, вдобавок, изуродованное лицо не дает основания подозревать его.
– Мальчик ничего плохого не совершал, за что его наказывать? Внимание на себя обращает его скрытность. Предлагаю показать снимки той женщине, опознает – сомнений не останутся. Контакты ее наверняка у вас есть, нет, так я могу раздобыть. Она должна его помнить, сколько бы ни прошло времени. Можно сперва и с этим поработать.
– Не спеши, все надо тщательно взвесить. Откуда ты его знаешь?
– Вероятно, я его видел еще в юности. Был в горах мужик один с диким нравом и неприглядным лицом, а неподалеку живет пасечник-отшельник со схожими данными. – Султан ткнул пальцем на снимки. – На ум приходит одно. Буквально на днях друг один пообщался с ним.
– Домик, или что у него там, не видно на снимках, – заметил начальник в погонах.
– Кто осмелиться заявиться в его обиталище? Но выманить его оттуда несложно. Секрета такого нет, достаточно замучить собаку неподалеку, чтобы прибежал.
– Озлобление может быть свойственно и внешне ничем не выделяющемуся человеку. Можешь заняться в частном порядке, и не останавливайся.
– Как?..
– Даю зеленую дорогу, и мне интересно то, что обнаружится. Вооружись дополнительными сведениями, поделись с теми, кто в курсе дела, вдруг что пропускаешь. Не всегда достаточно бывает кажущейся очевидности.
– Я бы не посмел сюда прийти, если сомневался, и хочу, чтобы невинно осужденный вышел на свободу. Больше ничего. – Здесь Султан лукавил – в последние дни он перелистывал детективы и непременно ставил себя на место распутывавших серьезные преступления сыщиков. – Но, самому?!
Капитан и не поверил ему.
– Ты не родственник Мирабу, – сказал он и направил палец на него. – Значит, на первом месте должно стоять что? Нет, не его освобождение, а свои амбиции, и это правильно – так устроен мир. Учти, что предвкушение славы обычно мешает трезвой оценке обстановки, поэтому до победы особо не расслабляйся.
– Да нет же! Мне и вправду не дает покоя история с арестом Мираба, еще неизвестно, куда она меня приведет.
– Попробуй обосновать, что мужик, как там его, Гурч, и есть каратель. Объявить того преступником без доказательств, а этого невиновным... Какие есть основания подозревать его в убийстве? Начнем с мотива. Я его не вижу.
– Усмотреть можно, хотя расстроенной голове он не требуется. Для вас вопрос закрыть, и будете продолжать отнекиваться, а я считаю доведения дело до конца своим долгом. Но хочу, чтобы делалось все по более или менее понятным правилам, любой мой шаг может быть расценен как самоуправство.
Увлеченный молодой человек ясно представлял себе, как все было: в результате происходившего в детстве несчастного случая тот сильно изменился, в том числе в психическом плане; юность, друзья и так далее, обошли стороной, что породило обостренное чувство досады как неизбежность; зависть к обычным людям вросла в ненависть; злодействовать без причины не решается, и не покарать не может.
– В твоих словах есть нестыковка: зачем ему тут творить безобразие, если не наш? – спросил капитан и взглядом прошелся по бумаге с именами жителей.
– Возможно, здесь его сообщник, и наказывают на пару тех, кто заслуживает. – Султан вытащил лист бумаги. – Вот список тех, кто торгует медом, не имея пасеки. Я нашел пятерых. Среди них, может, есть интересная личность, которая не боится водиться с убийцей.
– Ты представляешь масштаб задуманного?
– Задача заключается в спасении тонущего человека. Подозрительных граждан следует временами беспокоить и без повода, чтобы не забывали о существовании власти. Я тоже считаю, определенная жесткость в вашей работе необходима.
В голове Рзабалаев все смешалось: кто подлинный убийца, свойственное ему недоверие к посторонним людям, не лишенная смысла инициатива Султана, его соперничество, то, чем закончиться и что ожидает его впереди...
– Даа! – длинно выдохнул он, но мысли свои оставил при себе.
– Я бы хотел послушать, что он скажет при допросе. Могу помочь и с задержанием.
– Нет основания, чтобы им заняться. Как грамотный человек ты должен понимать, в каких случаях органы вмешиваются. Потревожишь раньше времени – ничего хорошего не выйдет. Сперва надо бы контактировать с ним в частном порядке. Любой отшельник нуждается в общении, если ему нечего скрывать. Не думаю, что потребуется большие усилия, чтобы вывести его на откровенный разговор. При правильном подходе он выложит тебе все свои секреты. На всякий случай не ходи с голыми руками.
– Его я не боюсь... Для начала я бы встретился с Рафисой.
– Никто тебя не держит, но она живет очень далеко, – сказал Рзабалаев. – Для того чтобы доехать до нее и вернутся, потребуются уйма времени и расходы. Неплохо бы поговорить с самим арестованным – к нему можно одним днем. Правда, все, что ты рассказал, не кажется заманчиво.
– Мне сдается, что ты и сам стал сомневаться в виновности Мираба.
– В мои мысли ты не заглядывай. Перед нами никакая задача не стоит. Я от нечего делать играю с тобой в детективов. Опознание Рафисы по снимкам не будет решительно означать, что это он. Сделать маску несложно. Еще один момент: привыкший махать орудием не станет убивать другим способом. На меня Мираб может нервно реагировать, проверь этот канал, сам видишь, подобные случаи давно не происходят. Не убедившись в том, что он рвется на свободу, второй шаг делать нельзя. Все уйдет впустую.
Султан закрыл папку и, вставая, сказал:
– Добуду я и другие аргументы. В своем я уверен. Раньше убивал людей, впоследствии его стали устраивать и собаки. И причина есть, и адреналина не меньше.
– Все же полагаешь, что это он?! – Рзабалаев продолжал сидеть. – Знаешь, а может быть! Озверевший пасечник, вкус крови... Ты сильно не спеши с его разоблачением, объясню почему. Обычно я не вникаю в подобного рода толкования, но позволю себе заметить, что само собой получилось, как надо. Естественный гуманизм! Мираб жив именно потому, что лишен воли, иначе ему было не остановиться; сев, не наделал еще гадости. Да таких, что мы все ахнули бы, ибо разгульный образ жизни ничем хорошим закончиться не может. А убил или нет – вопрос стоит не так остро, не каждый верит в его виновность. Тому, если виновен, достаточно одной встречи со мной, или с тобой, чтобы на другой день сам явился. Подумаем, что с него можно взять.