"Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной..."
(Псалом 22. Псалом Давида)
Смеркалось, с неба сыпал град, крупный и злой. Воздух сочился туманом, то рассеиваясь под порывами ветра, то уплотняясь чёрной мглой, застревая в чаще рододендронов, казалось ещё чуть-чуть и он превратится в воду. Мы с Корректоршей мёрзли дозором у постамента Статуи под архивным номером двести тридцать шесть. Постамент включал в себя помещение под лифт-погрузчик для разделки пищи, традиционно облицован листами меди и снабжён раздвижными воротами. Конкретно этот Сфинкс отличался от своих собратьев маской печали и боли, концы губ скорбно опущены, глаза зажмурены, он словно прощался с миром, и полностью расправил шатёр крыльев вширь, готовый взлететь в свинцовое поднебесье. Время его не пощадило: дожди промыли русла-дорожки; ветер, щедро бросающий песок и камни, выбил оспины; холод и жара покрыли трещинами...
У его ближайшего соседа, к северо-востоку, рот был уже приоткрыт, обнажая дёсны, с повисшей на губе каплей застывшей слюны, а крылья подняты вверх, касаясь кончиками крайних перьев друг друга. Можно найти Статую, которая хохочет, демонстрируя идеальные и одновременно страшные конические зубы, указывая правым крылом в зрителя, будто беря того в свидетели над удачной шуткой; плачущую, с дорожками слёз на щеках; высокомерно поднявшую подбородок, с жестокой ухмылкой перекосившей рот; протянувшую в требовательном жесте руки; заслонившуюся крыльями ото всех.
Не удивительно, что однажды нашёлся не глупый и не безразличный человек, которому пришла в голова идея. Он истратил время и силы, побывал возле каждой статуи и сделал до сотни тысяч снимков, затем отобрал нужные, разложил по порядку и склеил. Отдельная трудность заключалась в том, чтобы встать на одинаковом расстоянии, подобрать одинаковый угол съёмки, поймать в фокус. История утеряла имя или утаила, но сохранила результат: когда заработал кинопроектор - выточенная из камня фигура ожила, не хаотично и не беспричинно, как могло бы показаться, и о чём твердили скептики, морализаторы, фанатики Юнга и хулители Фрейда.
Глядя как непринуждённо Сфинкс движется на экране, без фальши искусственности, верилось, что когда-то, в закопчённые пожарами времена потерянных цивилизаций, на грани жизни одних и послесмертия других, он существовал реально: любил, страдал, радовался. Но как скульпторы сумели посекундно запечатлеть в камне двадцать минут его жизни? Двадцать восемь тысяч восемьсот статуй, расставленных по планете - двадцать четыре кадра за секунду.
Более того, почти сразу стало понятно, что Сфинкс говорил, твердил одно и то же слово. Люди немые с рождения, понимающие по губам собеседника, воссоздали его, ни у кого не возникло разночтения. Окаменевший Сфинкс заклинал зрителя: уина-уина-уина. Такого слова не было в словарях. Что оно означало? Название города, цивилизации, а может звезды или приближающегося к Земле астероида-убийцы? Можно было плодить догадки бесконечно. Одно не подвергалось сомнению: театральная пантомима в камне была призвана привлечь внимание, запустить ассоциации. Чтобы однажды в голове зародилась идея.
Голос назвал примерное время события, назвал место, указал направление, куда смотреть и вот мы у Сфинкса - ждали, напрягали глаза, считали минуты, теребили в нетерпении поясные сумки, когда случилось это: листва всколыхнулась и раздался гром. Не в небе, а на лужайке, метрах в десяти от нас. Из пустоты неспешно, как под светом красной лампы на фотобумагу, проявилась круглая стальная платформа, огороженная трубчатыми перилами, затем - кафедра управления, заполненная циферблатами, пара рычагов. Под занавес, сверху опустилась, замедляя вращение, полусфера, сверкая полосками стекла, и замерла над головой человека в непонятной одежде. Я удивлённо моргнул, и он исчез. Видимо у машины (а как иначе было её назвать) была начальная инерция, перед появлением она двигалась, и эта сила сбросила наездника на землю.
Через мгновение мы поняли, что ошибались. Чужак поднялся, отряхиваясь - колосс, в два моих роста, но не человек. Из человеческого у монстра была верхняя часть: торс, две руки и голова, но ниже пояса... Два отвратительных отростка высотою с метр - словно кто взял две водосточные трубы, обрезал под один размер и обмотал тряпкой. Сартр побери, как он при этом не терял равновесия?
Существо принялось оглядываться, мы нагнулись и замерли. Не увидело, хвала словам утешения. Протянуло руку к рододендрону, сорвало пару лиловых лепестков, растёрло в пальцах и, продолжая осматриваться, остановило глаза на нашем Питомнике. Здание и впрямь примечательное и столь же внушительное, построенное по канонам минувших эпох.
Вот и удалось разглядеть лицо. Лысое, не считая бровей и непонятной кустистости над верхней губой, но с густой седой шевелюрой на голове; с маленькими, привычными к солнечному свету, глазами; выступающим носом. Почти всё срисовано со Сфинкса, чей абрис был лунообразным, подобным богато расписному блюду, но не выглядел как обух топора. Лицезреть это вживую было омерзительно.
- На нём детская одежда. Странно, не находишь? - прошептала напарница на ухо.
- Может, больничная? Сбежал с дурки, - пожал я плечами.
- Я такой спецухи не видела. И ещё: тканью покрыто почти всё тело, она должна защищать от непогоды, но эта, глянь, промокла насквозь от первого до последнего шва. Какой в ней толк? И посмотри на пальцы - длинные, натруженные, умелые. Не изнеженные как у элоев. А кисти? Его руки привыкли к труду. Он же рабочий. Хотя если судить по голове... Серого вещества потянет килограмма на два. Главврач? Неужели профессор?
- Одетый профессор, серьёзно? Ты уж определись, - съязвил я. - Меня больше интересует машина.
- Ох уж эти мужчины. Позиционируют себя как врачи, а рассуждают как автослесари, - фыркнула Корректорша.
Питомник явно привлёк внимание пришельца. Он наклонил голову влево-вправо, и переваливаясь с опоры на опору, направился к нему. Медленно, неуклюже стал подниматься к вершине холма, путаясь в траве и раздвигая ветви кустарника. Ни тебе плавного зигзагообразного скольжения, ни волнообразного - горкой - с подтягиванием хвоста.
От фигуры чужака веяло чем-то неуловимо знакомым. Казалось чуть-чуть и я пойму нечто архиважное, что придаст особую ценность нашей с напарницей миссии, например, пойму третью загадку психиатрии: "Один Ной это потоп, а два Ноя - это паранойя", или расшифрую сакральный смысл Библии "Война и мир". И сейчас же подсознание услужливо просунуло под мою черепную коробку криптограмму: /ноги идут/. Из неё я почерпнул, что голова моя непозволительно мала. Тогда в неё со скрипом запихнули следующую головоломку: /нога стоит/. И на этом смысловые галлюцинации кончились - память забуксовала. Разве нога не мера длины? Вот так всегда: заставь Альцгеймера вспоминать о рояле - каждый раз будет баян.
- Сексуальненько, - брякнула напарница, зачарованно глядя вослед незнакомцу и вернула меня к реальности.
- Сексу... С какого невроза? - зашипел я.
- Если коротко, червячок ты мой боевичок, это напомнило мне, как движутся поршни в цилиндрах, вниз-вверх: пух-пух. Тебе же привычнее мыслить в категориях двигателя внутреннего сгорания? Подобным поршнем и ты овладеваешь мной: топчешь, готовый проткнуть насквозь, когда не пьян, не уморен голодом и не думаешь о санитарке из отдела онанистики.
Пришлось проглотить. Могла бы добавить, что газы не пускаю. Каждый раз забываю, что у женщин только Фрейд в голове. Случись камнепад, они вспомнят о позавчерашней ссоре на кухне. А что санитарка? У неё работа такая.
- Наши отпрыски и те двигаются шустрее, чем этот урод, - осадил я её.
- Ты так и не вспомнил, милый? - она повернула мою голову к себе, удивляясь вздёрнутыми домиком бровями. - Курс истории: откопанные экспонаты в Кунсткамере археологии. Ну? Нас туда водили в шестом классе. Как сейчас вижу: масочки на петельках, напалечники и пеньюарчики - для дезинфекции. Эти плечистые, головастые троглодиты пировали, ни в чём себе не отказывая: жрать-ржать-срать. Но случилось культурное несварение и цивилизация сгинула в мусорных ямах. После неё наступила череда оледенений, если история не изменяет, и как минимум четыре первоклассных падения астероидов: бу-бух. Так лицезрей: оживший архетип - причём без заклинаний психоанализа. Древнее мема не припомнить, ну разве что навскидку: собаку павлова, ахиллесову черепаху и кита иона.
- В том году навалились проблемы, - прервал я поток экскурса в не мою историю. - Со мною работали олигофрик, логопедик, прокрустик. Ещё и родокам мозги промывали. Не до прогулок, знаешь ли.
- /Его зовут Путешественник во Времени/, - проснулся в голове Голос. - /Пришелец из прошлого/.
Корректорша чуть вздрогнула и милостиво выпустила из своих когтей мою голову.
Меня тут же осенило:
- На них он стоит, ими он ходит... Это ноги?
- /Ты прав/, - похвалил Голос. - /Выудил слово с такой глубины, что я впечатлён. Каждый знает историю о двух тельцах, видел изображение. Но что удивительно, за всё время, что мы соседствуем с человечеством, в каждом поколении находится три сотых процента от численности, которые задались вопросом: как двигаются эти несчастные и на чём стоят/.
Онемение продлилось не долго:
- Тогда сколько процентов в курсе, что вы так стары? - набрался я храбрости, но Голос неожиданно смолчал.
Напарница поджала губы:
- Всегда считала, что эти, как вы их назвали ноги, подобны тем, что у воробьёв, они на них скачут. А у Пришельца ноги сгибаются посередине. Похоже, там суставы, как на руках.
- Так может его примитивные предки и вовсе ходили на четырёх ногах, - предположил я.
- Если такой догадливый, скажи куда они девали руки при ходьбе?
Видел бы Фрейд взгляд, который подарила Корректорша своему напарнику.
Порой Голоса некстати застают тебя во время еды, когда ты пытаешься проглотить кусок пищи. Или во время секса, который больше сражение не за жизнь, а на смерть, и выглядит как обоюдное изнасилование: с обязательной кровью, укусами, истязаниями и лишь в момент эякуляции - рычанием страсти.
Иногда Голос пугает, смешит, требует или предупреждает. Одни думают - то голос с небес, одного из адептов Юнга. Другие, до которых Голос ни разу не достучался или не снизошёл за всю их безликую жизнь, что все истории про него - способ унизить, чтобы на их фоне возвысится. Третьи верят в голых обезьян, взывающих к отмщению... Или к поклонению? Регулярно спотыкаюсь на данном аспекте. Наконец, абсолютное большинство уверено, что с нами говорит коллективное подсознательное, которое в гигантском казане покоится на спинах четырёх Кариотид-гермафродитов, а они в свою очередь пытаются удержать равновесие на скользком от спермы панцире Черепахи; её же, бодая друг друга, насилуют два Золотых тельца - Ротшильд и Рокфеллер, побуждая её понести ребёнка, чтобы добиться от него ответа на вопрос о Бывшем, Сущем и Предстоящим. Само собой, баранам тоже не сладко и они блеют о чёрствости черепахи. И пока блеют, омываемые кровью и желчью, их пожирают из века в век и не могут пожрать Мудрые Змеи, коими кишит безграничный океан Правды перемешанной дёгтем Кривды...
И вот теперь Голос сообщил, что есть пятый вариант: "за всё время, что мы с человечеством"... А когда-то наши пути-дорожки не пересекались? Или был кто-то один, а второй появился позже? Мы или они? Знать бы истинный вариант, куда ткнуть пальцем, так ведь каждый норовит откусить. К слову о змеях. Они объедают с тельцов шерсть, которая каждый раз отрастает. Вот и вся их мудрость.
- Судя по виду Пришельца, тёмные века? - уточнила моя мудрая помощница.
- /Да. Первая техногенная/.
- Наши действия? - поинтересовался я, сгорая от стыда за своё несовершенство.
- /Первым делом спрячьте машину. Проще всего там, где стоите/.
- Спустить её вниз, в сортировочную? - уточнила Корректорша
- /Да, изучите потом. Я помогу. А когда наступит ночь, не приближайтесь к Путешественнику, не показывайтесь на глаза. Не смейте тронуть, тем более навредить. Люди не едят людей/. - Выдержав паузу, Голос снизошёл до объяснения. - /Живым существам не позволено вмешиваться в причины и следствия времени. Несовершенная нервная система не годится для парадоксов/.
Он сказал: людей? Посмотрел на Корректоршу, но та пропустила оговорку мимо внимания. По крайней мере внешне.
Мы в молчании достигли лужайки, пока Луна следила за нами в разрывы туч, и двинулись округ, жадно рассматривая машину. Ремни жали, пряжки впивались в тело. Сбросить бы надоевшую амуницию, забыть про приказы, долг, должностную этику и отдаться на милость природе и детскому любопытству. Вблизи она сильнее будила воображение. Хотелось щёлкнуть ногтем по одному из четырёх окошечек циферблатов - лучше с шестизначными цифрами, на удивление знакомыми - вдруг они заторопятся обратно, показывая дорогу домой; или крутнуть обод полусферы над головой, теперь похожий на разрезанное осиное гнездо, сотканное золотыми нитями; либо набраться смелости и отжать на себя ближайший рычаг, уходящий в щель в основание платформы, который был толщиной с руку.
Хотелось, как обычно, невозможного...
- Смотри-ка, - Корректорша кивнула.
В земле отпечаталась цепочка непонятных лунок, явно искусственных. Мы переглянулись - похоже, наш незваный гость.
- Странные, не находишь, - я наклонился. Участок земли оголился от травы и след ноги читался идеально: сложный по форме овал заполненный полосками с десятком кружков по контуру. - Костные наросты? Хотя вру, скорее какие-то протекторы. Такая изнеженная кожа?
- /Это ботинки/, - булькнул Голос, показалось с раздражением. - /Не разменивайтесь на мелочи/.
- Похоже, пора, - с сожалением констатировала помощница.
Она раздула горловой мешок и позвала на помощь: /мужские руки, срочно/. Путешественнику было не под силу услышать, в силу примитивности строения гортани и голосовых связок, а наше поколение могло пользоваться для общения средними и короткими частотами. Через пару минут мы услышали, как от ближайшей башни приближаются по меньшей мере пятеро.
Когда спасатели увидели машину, то зашипели, вздыбились в кустах, не решаясь проникнуть на лужайку. Разглядев знакомые змейки на поясных сумках, пришлось сдержаться, чтобы не расхохотаться - целители душ. Коуч, Полиграф, Когнит, Конфлик и Прокруст - клиническая бригада почти в полном составе. Лицом я владею неважно, Полиграф бы его считал на раз-два, и устроил взбучку - спасло общее оцепенение. Такой артефакт не падает каждую ночь с неба. Правильно, они послушно задрали головы, уверенные, что ЭТО наверняка проделало дырку в облаках, прежде чем упало.
Пришло время лекций:
- Это Машина, - объяснил я. - Машина Времени. Так сказал Голос. Пятнадцать минут назад её не существовало. Был пассажир, он ушёл к элоям. Его изначально заинтересовал наш Питомник. На Сфинкса он даже не глянул, а не заметить его невозможно. Думаю, ему нужны обитатели. Он мог бы наломать веток, замаскировать машину, но нет, сразу отправился к ним, словно торопился, спешил. Предчувствие зашкаливает.
- Того же мнения, - подтвердила Корректорша.
По мере того, как я говорил, народ понемногу успокоился, продрался сквозь ветки, собрался полукругом: кто-то наклонился, пытаясь углядеть, что не так под платформой, потому что она не касалась травы; другого заинтриговала кварцевая ось, на которую была нанизана полусфера.
С Конфликом ранее пересекались, поэтому обменялись приветствиями.
- Ушёл? - переспросил Когнит, зацепившись за незнакомое слово и встал в стойку ищейки. - Мне не знаком этот термин. Поясните.
Спасатели как по команде повернулись ко мне.
- Он не похож на нас. Анатомические эм-м... отклонения. Голос всё объяснит.
- Так что стоим? Поспешим по следу, - встрепенулся Конфлик, разминая кисти, и разглядывая тропу, которую проделал Путешественник, по мере своего продвижения вверх.
Голос, как последний аргумент, обладал чудодейственным свойством переключения внимания. Что я прочувствовал и на себе: дырявая башка - партнёрша отправила не тот сигнал, поэтому и целители. А за такие ошибки наказывают больно. Ежели в хирургическую сдуру позвать на помощь электромонтажника, одними переломами по сатисфакции не отделаешься: легко угодить на галеры крутильщиком динамо или в той же ипостаси лифтёром. До Корректорши тоже дошло - колоть галоперидол или отмывать дерьмо с кушетки то ещё удовольствие. Ночь почти наступила и её кожа, контрастируя с белоснежной шерстью, почернела.
- Голос приказал не трогать Пришельца. Даже не попадаться на глаза, - я упреждающе поднял руку. - Наша цель Машина, её необходимо доставить к подъёмнику.
Ну всё, держись партнёрша, и проскользнул вперёд, закрывая собой.
Коллеги оценивающе посмотрели на цель, на мой тощий торс, переглянулись и вытолкнули перед собой Прокруста. Здоровенный, не поспоришь, но чешуя ещё не зароговела. Конфлик не отворачивал глаза, но всеми изгибами тела демонстрировал явное неодобрение.
- Сигнал мужские руки, срочно, - вкрадчиво сказал Прокруст, разводя плавно руки в стороны и начиная танцующее движение на сближение по архимедовой спирали, - Имеет три причины. Первая: контроль за усмирением агрессии у больного. - Его глаза встретились с моими и почти сразу спрятались под прищуренными веками. - Вторая: помощь в нарушении семейных обязательств, и третья...
- /Женщина искренне раскаивается/, - прервал его Голос, транслируя на всех собравшихся. - /Сбой адаптационной реакции, высокий эустресс от контакта. Делайте, что должно. Время уходит/.
- Прошу прощения у врачебной комиссии, - Корректорша поклонилась. - Согласна на двухмесячное ночное дежурство вне очереди.
Прокруст замер в эффектном развороте и улыбнулся: стероиды - готовое фото на обложку журнала. Ох, не понравилась мне его трёхзубая улыбка.
Кто-то взял меня за руку, я повернул голову. Моя напарница сияла ярче Луны и благоухала слаще розы:
- Поршень: пух-пух...
Взявшись за раму всемером, попыхтев для приличия секунд двадцать, мы положили Машину обратно, признав, что психиатрия отбирает слишком много сил, и призвали санитаров: /мужские руки, погрузка, срочно/.
Лампы светили вполнакала: время ранних сумерек. Такой свет уже не ослеплял наши глаза и оставлял элоям возможность насладиться увяданием реальности, перед тем как падёт тьма. Нам не пришлось искать Пришельца, он не собирался прятаться или убегать, с ним не приключилось ни какой беды-катастрофы. Хотя минут за десять до этого, были уверены в обратном, заслышав его клокочущий протяжный крик, необычайно низкий и долгий, сорвавшийся с вершины холма. Сколько воздуха он выплеснул из огромных лёгких, чтобы отдаться своему отчаянию? Горе и боль - какими бы ни были обертоны - чужое страдание нельзя было спутать ни с чем другим.
Не замечая ступеней, огибая колонны, мы промчались под портиком к дверям, распахнули, ворвались внутрь, готовые убить или быть поверженными, и... увидели его.
Ряды термостатов уходили влево и вправо: шесть люлек в стойке по высоте и пятьдесят две в ряду до конца стены. Овальные окошки светились успокаивающим салатным светом, сигнализируя о поддержании нужного температурного режима. Нигде жёлтого и уж тем более красного. Чужак расположился в седьмом ряду слева. Поначалу решил, что он сидит и, дёргая, пытается выдвинуть заклинившую люльку с направляющих салазок. Но когда приблизились, понял: пришелец стоял на коленях, раскачивая у груди тельце элойки, завёрнутое в цветастый байковый комбинезончик. Розовые рюшечки на отворотах рукавов и капюшон подсказали, что это самочка. По лицу мужчины текли слёзы, он не обращал на это внимания. Целиком и полностью он отдался вниманию к той, кого держал на руках. Не видя нас, не замечая происходящего вокруг. Наверное, мир для него свернулся в кокон, где существовали они одни. Губы шевелились, чужак что-то говорил, нашёптывал. Пару раз он осторожно перекладывал тело на изгиб руки, ласкал элойку по голове, гладил белые, выбивающиеся из-под ткани, волосы.
- Что это, с-сука, такое? - шёпот партнёрши прозвучал на такой высокой частоте, что я с трудом расслышал. Тело её неестественно выпрямилось, мышцы заметно напряглись, лицо закаменело; губы сжались подобно гусенице, безжалостно сплющенной каблуком; глазные яблоки выпятило наружу. Пожалуй, никогда ещё не видел такого проявления ненависти и отвращения одновременно.
И мне было гадко: горечь жгуче поднялась по гортани, растеклась во рту. Но как профессионал, я пытался примирить в себе две несовмещающиеся картинки: открытое проявление трепетной нежности и любви, и готовый для употребления в пищу кусок мяса - он же дикарь, голая примитивная обезьяна, а с учётом такой уймищи лет, он для нас разве что амёба на предметном стекле. Чего от него ожидать?
Трудно сказать, сколько мы простояли, привыкая к тому, что видят глаза. За это время вернулись к жизни. У напарницы на щеках заиграл румянец, глаза сощурились, к губам вернулась очаровательная припухлость. Показалось, она приняла некое решение, уже повернула голову ко мне...
- /Быстро. Уходите/, - предупреждающе выстрелил в голове Голос.
Мы попятились. На лице Корректорши мелькнуло удивление.
Продолжая держать элойку, Путешественник во времени поднялся и повернулся. Его непривычная одежда свисала клочьями. Лицо... с коркой засохшей крови на левой щеке, искромсано царапинами, один глаз закрылся и опух, превратившись в огромную гематому.
Что здесь произошло?!
- /Спасайтесь!!!/ - будто мозг разорвала граната.
Разворачиваемся... Сейчас будут двери. Где они? Не успеваю уклониться. Тараню напарницу. Падая, она заваливается набок, падает на руки. Подхватываю: держу. Справа уходящий вверх дверной косяк - створка открыта. Ночной воздух жадно проникает в ноздри. Шум позади: бухающий, приближающийся. Какая-то сила хватает за шиворот. Из-за спины протягивается огромная безволосая рука, поднимает барахтающуюся, бьющую хвостом напарницу...
- НАги?* - оглушая, загремел надо мной голос зверя. - Чёртовы нАги?! Будьте вы прокляты!
Пальцы, схватившие мой загривок, разжались, я покатился по полу. Извернулся лицом к Пришельцу. Чешуя затрещала, и боковым зрением увидел поодаль лежащую ничком помощницу. Она застонала, заворочалась. Лицо её смотрело в другую сторону, я попытался ползти, чтобы дотянуться, но та же сила отшвырнула меня, перевернула на спину.
Растопырив руки, сжимая и разжимая пальцы, существо нависало над нами, готовое броситься - дай только повод. Что оно кричало? На каком неведомом языке - убитом или забытом, втоптанным в пыль веков? О чём пыталось узнать? Отрицая происходящее, не веря. Я читал мимику лица, напряжение тела - сколько бы поколений нас не разделяло, сомневаться не приходилось, - оно готово было убить: сейчас, немедленно. Но почему?
- Что вы сделали с Уиной? - крик Пришельца перетёк в стон. Руки повисли, колени подкосились и он опустился между нами на колени.
Вблизи обезображенное лицо казалось незнакомым, словно полчаса назад я смотрел на кого-то другого. И эта вонь палёного волоса... Багровые отёкшие пятна на лбу, поредевшие брови. Да он же горел!
- Это не он, - очень громко, так что я вздрогнул, произнесла Корректорша.
Она опиралась на локоть, а свободную руку протянула в сторону зала, к оставленным термостатам. - Второй ряд справа, на полу.
Сначала я увидел ногу, вернее тот самый ботинок, чёрный и блестящий, он торчал из-за стойки, и следом, в просвете, между полом и днищем люльки, тело второго пришельца. Руки были разбросаны в стороны. Падал он уже мёртвым.
- Сорок первый, - очень интимно обратилась ко мне партнёрша, назвав по идентификатору. Такое обращение при посторонних было равносильно желанию смертельно оскорбить или... - Осторожнее. Никаких резких движений. Этот, рядом с тобой, убил нашего Путешественника. Мы не знаем зачем, но как видишь они оба одного рода-племени. Нам здесь не место. Не наша игра, не наши правила.
- Он назвал еду Уиной, - напомнил я.
- Слышала. Но это бред! Его цивилизация построила Сфинксы? Не верю.
Покачивая головой, словно подтверждая каждое слово, Путешественник во времени прислушивался к звукам чужой речи. Когда нага замолчала, он заговорил:
- Похоже, ты решила, что я его убил. Да, убил. Себя. И не в первый раз. Нельзя прыгать в одну реку дважды. А он? Сколько путешествовал туда и обратно: пять, десять, сто раз? Уже и не упомню, как выглядело время Ноль. Как Максвелл изобрёл атомную бомбу, если мне было семь лет, когда он умер? Другой Я поведал, что в его время люди высадились на Марсе. Непостижимо! Куда подевалось моё время? Ни в одном варианте будущего это не случилось. Больше того. Люди вообще НИКОГДА не поднялись в космос. Почему? Мы же всегда стремились к звездам. Мы мечтали. Из кожи вон лезли, чтобы дотянуться. Я прекращу всё. Верну к истокам. Даже если версии меня самого будут путаться под ногами. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя.
Путешественник развернулся к другой наге, той, что лежала в ногах и, пряча в складках век расширенные до зрачков глаза, смотрела на него. Когда-то он сам так же смотрел на них. Как акушер увидевший выползающую сколопендру из чрева рожающей женщины.
- Вы назвали её имя, - он взял в ладони скользкий от слизи подбородок наги, провёл кончиками пальцев по несуществующим бровям. - Почему у всех лицо Уины? Их там сотни. Сотни девочек-близнецов. Которая из них моя Уина? - Его пальцы чиркнули по лицу и сомкнулись на шее. - Думаешь, отрастил хвост, притворился нАгой и я не узнаю? Что ты натворил, морлок? И куда вы спрятали Машину на этот раз?
________
НАги* - змееподобные мифические существа в индуизме и буддизме. Изображаются в виде змей с человеческими торсом и головой, иногда укрытой сверху веером змеиных голов. Обитают в пещерах и водоёмах, на земле, в воде или под землёй.