(В 2019 г. австралийский экофилософ Фрейя Мэтьюз прочитала серию лекций в Китае, организованных совместно Китайской академией социальных наук и Королевским институтом философии Великобритании. Основное внимание Фрейи было уделено теме экологической цивилизации, которой она занималась многие годы. В свою книгу "Дао цивилизации" (2023) она включила 4 лекции. Главный философский посыл Фрейи: космос активно ищет свою собственную реализацию, которая возможна только как со-творчество и ко-генерация. Обозначив такую само-реализацию как "Дао" (используя древний китайский термин) и как "Закон" (совпадающий с определением аборигенных культур), Фрейя предлагает использовать ее как начальный первый принцип построения истинно экологической цивилизации. На мой взгляд, это философский прорыв в будущее. - ВП)
draft
Лекция 1
ЧТО НЕ ТАК С ЗАПАДНЫМ МИРОВОЗЗРЕНИЕМ?
ПРОБЛЕМА: ДУАЛИЗМ?
На заре экологической философии: проблема дуализма
В 1970-х – 1980-х, появляется радикальная критика Западного подхода к природе почти одновременно в различных частях Западного мира, а именно в Австралии, Норвегии и США.
Норвежская критика приходит от философа Арне Нейсса, основателя движения глубинной экологии. В США, ряд философов, среди которых Холмс Ролтон, Бейрд Калликот и Юджин Харгроув, высказали свою озабоченность проблемами экологией в новом журнале Экологическая этика. Менее известна, но не менее серьезна австралийская критика, пришедшая от четы Рутли (впоследствие известных как Ричард Сильван и Вал Пламвуд) из Австралийского национального университета. Все эти ранние философы увидели, что возникшие экологические проблемы появились не просто в результате ложной политики и технологий, но ввиду подходов к природному миру, лежащих в основании самой Западной мысли.
Для всех этих подходов понятие антропоцентризм было ключевым. Антропоцентризм был ни на чем не основанной верой, всего лишь предрассудком, считавшим, что с моральной точки зрения только люди имеют значение; что же касается всего остального – животных, растений, экосистем, природного мира – они имеют значение, но лишь постольку, поскольку приносят пользу людям. Вместе, эти ранние философы поставили под сомнение это предположение и задали вопрос, высказанный Ричардом Рутли в статье 1973 года под названием «Есть ли потребность в новой экологической этике?» Под экологической этикой они имели ввиду этику природы, которая придает природе морально значимую собственную стоимость.
Такой ранний вызов антропоцентризму привел к появлению новой дисциплины «экологическая философия», которая развивалась на протяжении 1980-х и 1990-х, по мере того как к ней подключалось новое поколение мыслителей.
Почему, удивлялись эти философы, на Западе возникло такое предубеждение против природы и предпочтение было отдано человечеству ? Ясно, что виной было появление дуализма или бинарности - тенденции отделить человека от природы и поставить над ней. Человек стал мерой всех вещей и смыслов и главной ценностью в противовес грубой природе. Почему? Что в человеке было такого особенного?
Корни дуалистической концепции материя/сознание в классической науке
В свое время многие экофилософы сходились в одном: особое свойство, которое ставило людей над природой был разум (mind)*. Без ментальных качеств, существо не может иметь представление о себе или других, поскольку не имеет собственного смысла, значения, интересов или целей. Только имеющее представление о себе существо, ищущее для себя выгод или ставящее перед собой цели может иметь внутреннюю мораль в противоположность чисто инструментальной значимости: если существо не имеет собственной ценности, какое значение имеет тогда, что мы делаем с ним, за исключением последствий, которые могут быть для других существ, заботящихся о себе? Если люди – единственные, кто обладает разумом, тогда только люди имеют значение и следовательно только они наделены моральными свойствами. Но откуда следует предположение, что только люди наделены разумом, а остальная природа пустая и слепая?
В поисках ответа на этот вопрос, экофилософы часто осуждали механистический взгляд на материю, который был унаследован Западом от галилео-ньютоновской науки семнадцатого века (Easlea 1973, Merchant 1980, Berman 1981, Mathews 1991).
Сегодня это общее место в экологической литературе, но вот что это значит вкратце: с точки зрения механистического подхода, природу можно полностью описать и объяснить в материалистических терминах. Природа это материя, и с этой точки зрения, чисто внешняя среда - и нет в ней ничего такого, что нельзя было бы эмпирически наблюдать,т.е. наблюдать со стороны. Нет в ней внутренних сил или функций, которые нельзя было бы учесть в терминах общепринятых законов движения, вызванного внешними силами. (Гравитация была в этом смысле для Ньютона аномалией; он увидел в ней «оккультный» феномен, не вписывающийся в науку). Материальные объекты на макро-уровне , или тела, это просто агрегаты частиц которые таким же образом –внешние проявления инертной материи, собранные и движущиеся согласно внешним законам.
Наш личный опыт как субъективных существ, движимый изнутри внутренними, собственными силами, не наблюдаемыми извне, находится в очевидном противоречии с таким редукционным материализмом. Мы не сомневаемся, что эти аспекты нашего поведения эманируют из загадочной «внутренней жизни», невидимой остальным. Это внутреннее измерение следовательно должно отделять нас от мира простой материи. Согласно Декарту, это внутреннее измерение на самом деле первично: мы можем сомневаться в существовании внешнего мира, но мы не сомневаемся в нашем внутреннем мире, поскольку сам акт сомнения ставит вопрос о нашем существовани и значит – cogito ergo sum («Мыслю значит существую»). Это базис известной формулы Декарта, определяющей дуализм материя/сознание. Но в то же время только люди могут демонстрировать свое ментальное существование в такой декларативной манере.
Поскольку объяснение наблюдаемого существования всех других, нечеловеческих живых существ представляется в принципе допустимым в ньютонианских терминах, сознание, в картезианской системе отсчета, самостоятельно решает, что только оно является исключительной принадлежностью людей.
Истоки дуализма могут также прослеживаться намного раньше, чем семнадцатый век – до самого начала Западной цивилизации в древней Греции и раннего христианства (White 1967); Oelshlarger 1991; Plumwood 1993). Позже я остановлюсь на моем предположении, что дуализм в конце концов имеет корни в аграрной революции, происходивщей в эпоху неолита (Mathews 019b). Но Научная революция без сомнения представляет собой исторический момент, когда дуализм сознание/материя стал во главе всего философского дискурса.
Экология бросает вызов дуалистической концепции сознания и материи
Но, конечно,экофилософы протестовали против такого черно-белого дуализма сознания и материи, когда сознание было зарезервировано для людей, а остальная часть природы оставалась буквально безмозглой и следовательно лишенной смысла, целей и морального статуса. Начиная с 1980-х гг и в последующие три десятилетия понятие сознания и ментальные качества расширились на природные объекты по сравнению с картезианскими – тем самым расширив моральную значимость за пределы человека.
Такой поиск конечно вызывал массу вопросов, на которые не было найдено ясных ответов. Что такое «разум» в широком смысле? Включает ли он обязательно сознание или субъективность? Кто или что наделено им? Живые существа? Но что такое живые существа? Имеют ли значение только индивидуальные существа или большие живые системы также входят? Должна ли экологическая этика включать все живые существа? Должны ли растения и грибы рассматриваться как морально значимые в своем праве? Если да, то насколько значимые? Так как животные? Следует ли делать различие, с точки зрения моральной значимости, между высшими и низшими животными? Но какие животные высшие, а какие низшие? А как насчет микробов?
Индивидуальных клеток? Вирусов? Видов? И природных черт ландшафтов, которые неживые, такие как камни и реки? Можно ли сказать, что весь ландшафт, вся Земля, это живое существо? Или, в самом деле, будет ли вся вселенная живая, если присвоить ей разум?
Экофилософы конечно спорили друг с другом, отвечая на эти вопросы. Некоторые даже доказывали, что нет необходимости отвергать антропоцентризм (и следовательно дуализм) для того, чтобы усилить защиту природной среды: инструментализм – взгляд, согласно которому окружающая среда имеет смысл только как ценный ресурс для использования человеком - может быть достаточным основанием для защиты природы если только мы люди отнесемся к нашим ресурсам мудро и рационально.
Другие экофилософы доказывали, что хотя природу действительно можно рассматривать как ценную саму по себе и поэтому морально значимую, это важно не потому что она наделена разумом, а потому, что она прекрасна или потому что она Божье Творение.
Но больше всего экофилософы этого периода искали возможность придать моральную значимость природной среде на том основании, что она, по крайней мере частично, как люди, наделена ментальными качествами, такими как интересы и собственные цели, что в свою очередь означало она обладает самостоятельным смыслом. (Обзор разных аргументов за и против внутренней ценности и моральной значимости природного мира можно найти у Brennan and Lo 2021).
Как развенчать дуализм
Дуализм признавался многими как проблема и исследовались пути его преодоления. Но как этого достичь? Можно ли просто возвратить назад то, что дуализм разделил - восстановить разум как нечто большее, чем материя?
Ответ на этот вопрос в конце двадцатого века потребовал рассмотрения перемен, произошедших в конфигурации дуализма, начиная с семнадцатого века. При отсутствии значительных психологических перспектив в отношении ментальной функции в это время Декарт представил разум как загадочную, данную Богом, метафизическую самостоятельную в своем роде «субстанцию», категорически отличную от материи и являющуюся исключительным достоянием людей. К двадцатому веку, однако, появились результаты все более сложных физиологических и нейрологических работ в области ментальной функции, что привело к тому, что картезианское представление сознания как отдельной метафизической «субстанции» перестало удовлетворять и осталось лишь в небольших философских и религиозных кругах. К этому времени, сознание уже рассматривалось – хотя все еще признавалось загадочным – коррелятом определенных специализированных физических - нейрологических – структур. Материя таким образом признавалась онтологически первичной; сознание, как особый тип материи, оказалось ее производной. Такое сведение сознания к материи в общем возвращало нас к материализму.
Хотя триумф материализма выглядел как коллапс дуализма сознание/материя с точки зрения монизма, фактически он увековечил дуализм в самой концепции материи. Материя в своей основе определялась через системное исключение всех своих свойств, связанных с ментальностью, таких как субъективность, функции, цель, смысл и намерение. Другими словами, материя определялась в противовес сознанию, и в этом отношении это определение оставалось, в первоначальной реликтовой форме, что сам дуализм ставил под сомнение. В то же время, даже в двадцатом веке, полагалось, что люди по-прежнему являются исключительными обладателями особого нейрологического механизма, требуемого для того, чтобы быть полностью сознательными. В этом отношении, старый антропоцентризм, сопровождающий ньютонианско-картезианскую версию дуализма оставался на протяжении всего перехода к позднему материализму двадцатого века.
В заключительной части двадцатого века, те же философы уже предприняли шаг к развенчанию антропоцентризма, когда отнесли полное сознание, и следовательно моральную значимость, к ряду не-человеческих животных (Singer 1975; Tom Regan 1983). Такое положение недавно получило громкое подтверждение со стороны самой науки: ведущие нейро-ученые признали, что могие виды животных разделяют с людьми базовые нейрологические субстраты, генерирующие сознание. Нейрология, ответственная за эмоции, например, обнаружена среди широкого спектра видов; животные, утверждению ученых, имеющие подобные нейрологические сети, по утверждению ученых, испытывают те же самые эмоции и связанные с этим состояния сознания - включая страх,ужас, ревность, и горе - что и люди. [1].Даже энтомологи, например знаменитый ученый Э.О. Уилсон, описывают определенные виды муравьев и пчел как буквально обучающихся на основе опыта и принимающих решения (Wilson 2009).
В начале двадцать первого века, ряд философов и ботаников пришли даже к тому, что начали описывать сознание, или по крайней мере некоторые его признаки, у растений и возможно грибов: в лесах, например, деревь общаются один с другим посредством электрических и химических сигналов передаваемых через грибные сети («паутину леса») (Wohlleben 2015; Hall 2011). Посредством этих сетей, здоровые, взрослые деревья также передают питательные вещества и воду деревьям, которые в них нуждаются, иближвайшие деревья получают предупреждения об атаках насекомых. В своих экспериментах, ботаник Моника Гальяно показала, что растения могут обучаться воздействию релевантных и нерелевантных импульсов, и «запоминать» то, чему они обучились (Polan2013). Хотя между ботаниками нет согласия в интерпретации этих экспериментальных результатов, сами результаты широко обсуждаются. Как следствие, многие люди, по крайней мере на Западе, сегодня уже по-видимому готовы признать, что животные, растения и возможно грибы, наделены некоторой степенью интеллекта, чувствительности и сознания. Дальнейший вывод о том, что данные существа наделены самостоятельной моральной значимостью (moral consideration in its own right) получает все большее распространение.
Хотя это несомненно представляет собой большую победу над антропоцентризмом, который превалировал в науке и в Западном обществе еще только одно или два поколения назад, такое новое расширение сознания на нечеловеческие формы жизни, не является конечным разрушением дуализма. Все научные дебаты вокруг сознания у животных, растений и других форм жизни проводятся на основе так сказать «нейроцентрического допущения»: сознание эманирует исключительно из нейрологических структур или физиологических аналогов. Такой нейроцентрический подход оставляет без изменения метафизическое предположение, что материя, на самом фундаментальном уровне, внутренне несознательна,мертва и слепа. Случаи эмергентного сознания существуют, но только как крошечные светящиеся островки в остальной темной, безразличной и внутренне бессмысленной вселенной. Земля, по которой идем, небо которое видим, и звездынад головой - по прежнему мертвая материя, чисто внешняя сторона реальности, и поэтому мы вольны распоряжаться ими по своему рассмотрению. Селективное включение животных и другие организмы в круг наделенный ментальностью – и следовательно моралью - является лишь расширением логики, лежащей в основе анттропоцентризма.
Чтобы переориентировать себя к реальности, однако, и «наступать тихо», чтобы избежать дуалистического мировоззрения с его инструменталиями, нам следует открыть свое сознание для более-чем-нейрологических интерпретаций.
Реляционный и дистрибутивный подходы к развенчанию дуализма: Разум без Сознания.
Некоторые экофилософы, отказываясь принимать нейроцентрический подход, в самом деле пытались открыть новую категорию сознания, выходя за пределы нейрологической интрпретации. Обычно такие подходы опирались на реляционную или дистрибутивную перспективы: разум рассматривался как внутренний реляционный аспект более сложных систем, как дистрибутивное свойство этих систем, а не эманирующий исключительно из нейрологическ их центров. Парадигмальным примером такой системы очевидно является экосистема: индивидуальные организмы принадлежащие данной экосистеме могут prima facie обладать специфическими уровнями интеллекта, но с реляционной перспективы, система также обладает всеохватывающим - дистрибутивным (распределенным) – интеллектом, который разделяют все члены.
Так, например, хотя Голубой кит известен как существо с удивительным интеллектом, способный на сложную коммуникацию через огромные растосстояния, функционально он развит, чтобы питаться мельчайшим крилем. Вся его анатомия - в частности его китовый ус – не случайное воплощение отношений с крилем. В этом смысле, Голубой кит функционально внутренне, связан с крилевой функциональностью: Голубой кит не просто каузально, но и логически, неразрывно связан с крилем. Когда характеристики видов рассматриваются реляционно, ментальные свойства не могут считаться принадлежностью одного или нескольких видов:интеллект китообразных не принадлежит исключительно китообразным, но предполагается у всей системы, к которой принадлежит тот или иной кит. В этом смысле, Голубой кит разделяет их со скромным крилем. (Mathews 1991)
Это то, что имел в виду основатель глубинной экологии философ Арне Нейсс, еще в 1973 г, написав, что понятие «существа в среде» должно быть заменено на «реляционный, полевой имидж». Организмы следует рассматривать не как отдельные сущности в своем собственном праве, но как «узлы в биосферической сети или поле внутренних отношений» (Naess 1973).
Человеческая личность, согласно экофилософам этого направления, не отличается от Голубого кита. Она состоит и пронизана отношениями с другими видами и сообществами жизни. Далеко не представляя собой «высший», облаченный ментальнос тью субъект, отделенный от всех и смотрящий вниз на «низшие» особи, человеческая особь является Экологической Личностью, она определяется функцией отношений с другими видами и элементами, составляющие окружающую среду земли (Naess 1985;Fox 1990; Mathews 1991). Разум сопричастен, или распределен, по всей сети отношений, и не может рассматриваться как принадлежность одной привилегированной сущности.**
Другой, еще более ранний пример такого реляционного, дистрибутивного подхода к сознанию в природе, мы находим у Грегори Бейтсона. Согласно Бейтсону, сознание это процесс, происходящий постоянно на каждом уровне природных систем, от клеточных до биосферных. Он внутренне присущ организационным процессам, в которых живуе системы взаимодействуют друг с другом с целью развиваться, отличаться и поддерживать свое существование. Бейтсон представляет сознание не как «вещь» (как например «мое сознание», или «сознание дельфина»), принадлежащую отдельной сущности, но как обширный, распределенный системный процесс, связывающий сущности в сложные, формирующие взаимодействия, и в то же время всегда открытые к новым уровням организации. В этом смысле, ментальнос ть понимается им скорее как глагол – «мыслить» - , а не как существительное. (Bateson 1979 ; Charlton 2008 : 68)
Такие адаптивные и продуктивные мысленные процессы, согласно Бейтсону, имеют место везде в живых системах и в обществе. Они включают системы взаимодействия между индивидууами в группах – семьях, сообществах, корпорациях, нациях – и среди элементов биосферических систем и циклов. Хотя не обязательно будучи сознательными, такие процессы составляют интеллект. На самом деле, биологические, экологические и эволюционные процессы представляют для Бейтсона высшие порядки интеллекта: человеческая логика, так высоко поднятая в западной философии, оказывается далеко позади даже бессознательных процессов в человеческом теле, не говоря уже об экологических и эволюционных процессах.
Варианты дистрибутивного подхода получили недавно признание философов, занимающихся теорией сознания. Согласно «расширенной» теори и сознания,связанной с именами Энди Кларка и Дэвида Чалмерса, окружающая среда организма – ее живые и неживые аспекты – играют активную роль в приведение в действие когнитивных процессов. В этом смысле, неживые объекты и технологии, такие как компьютеры, а также мнемонические подсказки всякого рода, включая эмоциональные, могут войти в «расширенные» процессы мышления. Поскольку они формируют частичные моды (способы) распознавания, можно сказать, что они действуют сообща. Дело не в том, что такие сущности обладают собственными ментальными аттрибутами, но во взаимодействии с организмом они становятся частью более обширных ментальных процессов или систем. Подобным образом, «активный» подход к сознанию, предпринятый Франциско Варелой и Эваном Томпсоном, определяет сознание как интерактивное пространство между организмом и средой. Заметные аспекты окружающей среды приводят в действие когнитивные способности. В этом смысле, они принадлежат сознанию per se: без активации такого функционального единства между организмами и средой, сознание не могло бы существовать. Следовательно сознание нельзя понимать исключительно как область нейрологии, оно находится в сплетении селективного взаимодействия тел и окружающих живых миров. Сознание, таким образом, это действие, облаченный смыслом процесс, всецело контекстуальный с экологическими нишами.
Во всех этих дистрибутивных процессах, различие остается между системами с ментальными свойствами и системами без этих свойств. Границы вокруг ментальных систем нечеткие; они становятся более проницаемыми и контестуальными, чем категорические границы, отделяющие сознание и материю в старом картезианском сценарии. Но сознание никоим образом все еще не является продолжением материи. Для Бейтсона, и я думаю возможно для недавних стороннников дистрибутивного подхода, случаи материи, отделенной от живых систем, полностью лишены ментальных качеств. Неживая и неразумная природа предшествует появлению живых систем. Бейтсон ясно выражается по этому поводу: он называет область живых Creatura, а область не-живых – Pleroma (Bateson and Bateson 1987).
Хотя такие расширенные взгляды на сознание значительно дальше подвинули нас к развенчанию дуализа сознание/материя, чем нейроцентрический подход, все еще, с экологической точки зрения, мы не уверены, что они достаточны. Несмотря на то, что они в самом деле могут подвести нас близко ко всем формам симбиоза, наша изначальная модальность остается инструментальной: если наши действия не рассматриваются нами как вредные для живых систем или среды, или если мы адаптируемся к ним, мы свободны поступать так, как нам заблагорассудится: взрывать, грабить в привычной манере.
Для того, чтобы реально развенчать дуализм и жить в новой реальности, в неинструментальной манере, попытаемся по-крайней мере сделать еще один шаг, шаг навстречу панпсихизму, и увидеть,куда он нас приведет.
________________________
*Mind – возможно самое многозначное и неуловимое слово в английском языке. В зависимости от контекста, оно может переводиться как разум (ум), интеллект, душа, сознание. Подчас разделить эти понятия весьма сложно, не только с лингвистической, но и с философской точки зрения. У Фрейи Мэтьюз, «mind» означает прежде всего интеллект в противовес более инклюзивному понятию «сознание». – ВП
** Здесь вижу параллель с герменевтикой (см, например, Генри Бортофт «Полнота Природы» http://proza.ru/2013/08/28/757. - ВП