Габов вышел из кинозала торгового центра, где посмотрел новый фильм «Мастер и Маргарита», и тут же вжал голову в плечи: он словно старался увернуться от налетевшего на него детского визга. В игровой зоне резвилась малышня. Молодые мамаши устроились за круглыми столиками и с восторгом наблюдали, как охваченные исступлением их детишки ошалело мутузят друг друга бесформенными подушками из мягкого поролона, обтянутого разноцветной тканью. Малыши старались изо всех сил: краснели, потели, орали и злились. Злились по-настоящему, по-звериному.
Они давно переступили грань, когда простенькая игра перестала быть игрой и превратилась в настоящее побоище. Мамочки пребывали в умилении и не обращали на это внимания. Каждая была уверена в победе своего ребёнка. Они переглядывались и выжигали друг друга презрительными взглядами.
При этом некоторые нервно постукивали блестящими ноготками по столешнице или хлюпали коктейльными трубочками, собирая со дна картонного стаканчика остатки холодной кофейной пенки.
Габов закрыл ладонями уши и проскочил к эскалатору.
— Как ни крути, игровая, но всё-таки зона. И какое слово тут основное, кто разберёт. Это уже как кому нравится, — услышал он и оглянулся: на ступеньку выше ехала миловидная женщина лет сорока.
— Вы мне? — спросил Габов.
Женщина смущённо улыбнулась.
— О нет, простите! Просто мысли вслух.
— Понял, — ответил Габов. — Пусть и не мне, но я с вами полностью согласен. Вы тоже из кино? Ну и как вам?
Женщина на секунду прижала палец к губам, снова улыбнулась и сказала:
— Никогда не разговаривайте с неизвестными!
Тут глаза её округлились.
— Осторожно! — крикнула она, наклонилась вперёд и схватила Габова за рукав.
Эскалатор закончился. Ещё миг — и он, стоящий спиной, слетел бы с него на мраморную плитку пола.
— Чёрт! Можно сказать, вы спасли мне жизнь! — воскликнул он. — Я мог запросто убиться.
— Да, человек смертен, — засмеялась женщина.
— Плохо то, что он иногда внезапно смертен! — рассмеялся в ответ Габов. — И теперь я просто обязан вас отблагодарить. Хотя бы чашечкой кофе с пирожным. У вас есть время? Пойдёмте, вон кафешка. Да, кстати, меня зовут Гоша. А вас?
— Я Рита, — женщина взглянула на маленькие золотые часики, надетые на запястье. — Пойдёмте. Только не в кафе. Можно взять кофе, без пирожного, и пойти на улицу в сквер. Не хочется сидеть в шумном торговом центре, особенно после такого фильма.
Сквер был прямой, ровный, как взлётная полоса, и растянулся километра на два. По обеим сторонам стояли деревянные лавочки с выгнутыми спинками. Когда-то они были выкрашены в игривые цвета радуги, но пару лет назад, буквально за один день, незаметно поменяли окрас и стали коричневыми. Толстые многолетние деревья, ограждающие сквер от дороги, вырубили. Вместо них воткнули тоненькие саженцы, и теперь насладиться шелестом густой листвы удастся только следующему поколению.
— Кажется, тысячу лет здесь не была, — сказала Рита. — Всё изменилось. Какой же был сквер: бархатный и уютный. А теперь…
— Можно в другое место уйти, — предложил Габов и протянул Рите стакан с кофе.
— Нет, останемся. Фонари очень красивые, словно из прошлого века. Наверное, скоро зажгут.
Они сели на лавочку.
— Ну как вам фильм? — спросил Габов.
— Понравился. Всё так и было.
— Мне тоже, — сказал Габов. — Но я бы никогда не пошёл на него, если бы не поднятый ажиотаж. Я вообще не смотрю экранизации. Нет, когда-то, конечно, смотрел, но со временем понял, что образы героев, которые представляешь, читая книгу, и те, что видишь в кино, сильно различаются. Глядя на экран, я даже чувствую себя предателем по отношению к своим воображаемым персонажам, к облику которых привык, и поэтому от фильма сплошное разочарование. Но в этот раз всё совпало. А вы книгу читали?
— Читала? — Рита хитро прищурилась. — Я, скорее, её прожила.
— Интересно. А знаете, как я читал? — спросил Габов. — Это было ещё в юности. Я пропускал моменты, где Понтий Пилат и Иешуа ведут длинные и, как мне казалось, нудные разговоры. Да и не понимал я в то время, о каком гнёте власти и свободе идёт речь. Ведь жизнь прекрасна, особенно когда стоишь на распутье дорог и любая из них, как кажется, приведёт к счастью.
— В юности всегда так кажется, — сказала Рита. — Но абсолютного счастья не бывает. В какой-то момент людям снова чего-то не хватает. И ради этого чего-то они начинают лгать, воровать, убивать. И только единицам удаётся сохранить чистоту духа.
— Значит, по-твоему, грешников на земле больше?! — воскликнул Габов, незаметно для себя перейдя на «ты». — А как же закон равновесия? Всего должно быть поровну — и хорошего, и плохого. Невозможно пройти жизнь, ни разу не согрешив. И это зависит не от людей, а от обстоятельств. А кто нас в них загоняет?
— Люди сами загоняют себя в обстоятельства, сделав неправильный выбор. Из этих обстоятельств потом приходится выкручиваться, а для этого порой и приходится грешить. Сначала немного, затем больше и больше, и постепенно это становится обыденным. Люди живут во грехе, считая это нормой. А потом в минуту раскаяния начинают молить Всевышнего: прости, не ведали что творили! Бог-то простит, он добрый, он не наказывает. Карает дьявол. Сам подталкивает к греху и сам же за грех этот и наказывает. Такая у него игра.
Кофе давно закончился, но Габов и Рита по-прежнему держали стаканчики в руках. Стемнело и зажглись фонари. От этого сквер стал настороженно-таинственным. Рита огляделась.
— Вот теперь, когда машин стало меньше и затих ветер, когда за сумерками не видно этих куцых деревьев, всё стало как прежде. Хотя, как говорил Воланд: «Не бывает так, чтобы всё стало как было».
— Кстати, — воскликнул Габов. — А как тебе Воланд? Я всегда представлял дьявола старым и угрюмым, а тут...
— Воланд — красавчик! Он просто обаяшка! — ответила Рита. Она, как кошка, просящая ласки, вогнула спину и подняла голову к небу. Огоньки фонарей сверкнули бликами в её ставших маслянистыми глазах. — А каким же ещё ему быть? Люди тянутся к улыбке и доброму взгляду, а надев маску ангела — проще втереться в доверие и подтолкнуть к греху. Люди, хотя и рождаются без пороков, но со временем поддаются искушению, теряют нравственность и перестают различать, где добро, а где зло. Но у зла есть цена, и когда-нибудь её придётся заплатить.
Габов поднялся, потянулся, забрал у Риты стаканчик и выбросил его в урну.
— Как-то удивительно тихо сегодня, — сказал он. — Вечер, а народ словно вымер. Может, пройдёмся?
— Давай. Посмотри, какая луна — яркая, большая, манящая. Действительно, удивительный вечер!
Они медленно пошли по скверу. Габов случайно коснулся руки Риты. Женщина вздрогнула и взяла его под руку.
— Ты слышала? — спросил Габов. — Говорили, что власти хотели фильм запретить. Некоторые эксперты считают, что он пропагандирует сатанизм и терроризм.
Рита расхохоталась. Её смех разлетелся в темноте звонкими осколками битого стекла.
— Терроризм и сатанизм? Умора! Хотя ничего смешного в этом нет. Полбеды, если они говорят это в угоду власти, за это им ещё предстоит ответить. Беда, если они по-настоящему так считают. Эти люди боятся Воланда, ведь на протяжении веков только он знает все человеческие пороки и слабости. И при встрече с нечистой силой им придётся вспомнить всё, и тогда их начнёт истязать совесть.
— Совесть? — Габов с удивлением посмотрел на Риту. — Разве у этих тварей есть совесть?
— Ох, Гоша, ты так и не понял. Я же говорила, что люди от рождения добрые, с кристально чистой душой. Посмотри на лица младенцев. По ним невозможно определить, кем они станут, миротворцами или злодеями. Некоторые так погрязнут в злодеяниях, что совесть у них, кажется, и не отыскать, но дьявол всегда найдёт нужную струну, чтобы сыграть ту самую мелодию, от которой даже у самых страшных злодеев начинаются муки совести. Но мне таких не жалко, жалко тех, кто совершает ужасные поступки и думает, что делает это во благо.
— Это такие, как Фрида?
— Да. Даже представить страшно её чувства, когда она видит платок с синей каёмочкой, которым задушила своего ребёнка. Она совершила страшный грех, но при этом была уверена, что совершает добро и избавляет своё дитя от мучительной голодной смерти.
Они шли так близко друг к другу, что Габов слышал дыхание Риты, а приподнятые вялым ветерком пряди её волос щекотали его щёку. За всю прогулку они не встретили ни одного человека и ни одна машина не проехала мимо.
— А ещё говорят, что в фильме ярко видны отсылки к сегодняшней действительности. Мне, кстати, тоже так показалось.
Рита посмотрела на него с нескрываемым удивлением.
— Глупость, полнейшая глупость! Никакой привязки к сегодняшнему дню. Когда написан роман? Просто всё повторяется. Вот поэтому Иешуа и говорит, что во все времена люди подвержены гнёту власти, которая является насилием, а он призывает жить по законам Бога. Богу не нужны рабы. Он даёт всем одинаковое право выбора, а государство пишет законы и загоняет в рамки. Как порой ликует народ при смене власти! Но только мудрый не радуется. Он понимает, что следующая власть может быть ещё хуже предыдущей. Ведь посредственность, наделённая властью, превращается в мерзость. И только прозорливый правитель, создавая очередной закон, думает о том, чтобы не перейти черту и оставить своим подданным свободу выбора. А если перейдёт, то всё — трон зашатается и обязательно рухнет! Рождённый свободным хочет оставаться свободным до конца своих дней.
Габов остановился.
— Рита, по-честному скажу: я поражён! Откуда ты всё это знаешь?
Рита усмехнулась:
— Я же говорила тебе, что прожила этот роман.
— Мы ещё увидимся? — спросил Габов. — Я готов слушать тебя часами.
— Спасибо, Гоша. Думаю, в этой жизни мы не увидимся точно, — ответила Рита и посмотрела на часы. — А сейчас мне пора.
— Давай такси вызову и отвезу тебя, — предложил Габов.
— Нет, спасибо, за мной пришли, — ответила Рита и показала на маленькую фигурку животного, приближающуюся к ним.
Габов пригляделся. Это был крупный, мохнатый кот. Его большие глаза, как зелёные фары, подсвечивали дорогу. Кот ловко вышагивал на трёх лапах, четвёртой он придерживал длинную палку, лежащую у него на загривке.
— Знакомься, Гоша! Это Бегемот.
Габов замер и открыл рот.
Кот недовольно посмотрел на Габова, фыркнул и что-то пробормотал в усы. Потом снял с загривка метлу и протянул её Рите.
Она привычно села на неё верхом, взяла кота на руки и взмыла в чёрное небо.
Габов не мог сдвинуться с места, он ещё долго смотрел, как на фоне яркой луны развевается её длинное, лёгкое платье.
24.04.2024