В связи с тем, что новое время вносит свои коррективы, моя прошлая серия «Страшные истории со школьного двора», отправилась ради актуальности на серьезную переделку. Теперь она становится частью «хроник ржавой империи» и будет рассказывать о более современных кошмарах.
Заслуженный учитель химии, Матвей Анатольевич умер в половине второго. Умер на своем посту - в собственном кабинете. Именно там формула его жизни дала сбой, превратив заслуженного учителя в мертвеца.
Перед смертью Матвей Анатольевич успел многое. Провел три скучных урока и подарил ученикам на прощание букет отличных отметок. Покурил назло уборщице в кабинке туалета и подшутил над коллегой, подсунув ей засушенного паука в карман. А еще плюнул на портреты героев нового времени, поел горохового супа в столовой, и послал на половой орган надоедливого завхоза. После чего вернулся в кабинет, снял обувь, помочился в подаренную на юбилей медную вазу, сел устало на перекошенный стул и вставил с размаха в глаз именную указку. Глаз лопнул с треском, словно перезревший крыжовник.
- Не понимаю, как он мог так поступить? – директор школы стояла у окна своего кабинета. – Заслуженный вроде человек, и вдруг, такое. Указкой в глаз.
- Пути указки неисповедимы, - мрачно пошутил учитель биологии Валерьянов. – Мы с ним виделись утром. Веселый был. Паука у меня попросил засушенного…
- Родственники у него есть? – хозяйка школы села в кресло.
- Насколько я знаю, нет. Кроме нашего дружного коллектива у него никого не было.
- Значит нам его и хоронить, - директриса поморщилась. – Ах, какой скандал. Да еще перед годовым отчетом. Всем подгадил, старый черт.
- И для детей настоящий шок, - сказал Валерьянов.
- Детям на это плевать. Всего лишь повод для страшных историй. А школа пострадает. В ее стенах появился учитель-самоубийца. Теперь замордуют проверками на благонадежность.
- Может еще обойдется?
- Это вряд ли, - директриса представила себе лопнувший глаз и брезгливо скривилась. – После такого покоя не жди. Но ближе к делу. Виктор Петрович, вы как друг покойного должны проводить его в последний путь. Сами понимаете, путь неблизкий. Да и в дороге всякое может случится.
- Понимаю. Придется ехать в «страну кладбищ».
- Именно туда. Учителей-самоубийц в пределах города не хоронят.
- Да я не против, - вынужденно согласился биолог. – Но плохо знаком с процедурой.
- Тут я вам помогу, - директриса достала из ящика стола сборник инструкций на все случаи жизни. - В министерство похорон я уже сообщила. Разрешение на захоронение и пропуск в «страну кладбищ», думаю, получим завтра. Также нам обязаны дать сопровождающего. Хотя, я слышала, с ними сейчас напряженка - могут и не дать. Зато обязательно выделят спец гроб со всеми печатями. Водитель с автобусом-катафалком у меня есть. Мрачный, конечно, тип, но исполнительный. И дорогу хорошо знает. А вам, тем временем, нужно организовать похоронный отряд для траурной процессии. Из четырех учеников-добровольцев.
- Не думаю, что кто-то поедет в «страну кладбищ» добровольно.
- Пообещаем поставить годовые зачеты и от добровольцев отбоя не будет. Главное, выбрать самых подходящих.
- По каким критериям выбирать? – поинтересовался Валерьянов.
- По весу личных достижений, - ответила директриса и загадочно улыбнулась.
Желающих получить годовые зачеты оказалось много. Добровольцев набралось на целый коридор. Все они толпились возле украшенных черной лентой дверей кабинета химии и шумели. Внутри проходил отбор претендентов в похоронный отряд.
- Не толкайтесь, - кричал дежурный по коридору, пытаясь усмирить беспокойных добровольцев. – Ведите себя прилично. Не напирайте сзади. Все кандидатуры будут рассмотрены в порядке очереди. И перестаньте хихикать. Имейте уважение к покойнику. Он вас, все-таки, учил.
Катя Семенова ехать на похороны не хотела. Всех покойников она считала плохой приметой: увидишь такого – жди беды. Но страх перед зачетами оказался сильнее. Готовясь к экзаменам, она всегда испытывала невыносимый зуд в ладонях, жар во всем теле и, главное, теряла аппетит. А аппетитом своим Катя дорожила с самого детства. Берегла его смолоду и прятала от родителей, когда те приговаривали дочь к строгой диете.
- Хочешь попасть в похоронную команду? – Валерьянов посмотрел на Семенову оценивающим взглядом.
- Хочу, - не очень уверенно ответила Катя. – Я очень уважала нашего химика.
- Предупреждаю, путешествие будет неблизким. Дорога, как говорится, дальняя. Придется ехать в «страну кладбищ».
- Чего не сделаешь ради уважаемого человека. Буду считать поездку грустным походом.
- Походом с ночевкой, - уточнил учитель биологии.
Катя невольно вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
- Я привыкла к трудностям. Меня ими не испугаешь.
- Прекрасно, - сказал Валерьянов. – Тогда забирайся на те весы. Можно прямо в кроссовках.
Биолог указал на металлическую конструкцию, что стояла у окна. Старую, потертую во многих местах, с бурыми пятнами от запекшейся крови. На таких весах, как правило, взвешивают расчлененные туши перед отправкой на рыночные прилавки, и называют их в народе – «грехи мясника». Катя покорно взошла на металлическую пластину весов и позволила учителю разделить ее на килограммы. Валерьянов результатом остался доволен.
- Впечатляет, - сказал он Семеновой. - Ты нам подходишь. Прими мои поздравления! Ты вступила в похоронный отряд. Будь готова завтра к утру. Траурный автобус выедет рано. Имей при себе удобную одежду, желательно с капюшоном, ручной фонарь с новыми батарейками и пустой рюкзак.
- А кормить нас в дороге собираются? – Катя задала важный для себя вопрос.
- Можешь не сомневаться, не собираются, - ответил Валерьянов. - Поэтому лучше возьми из дома парочку бутербродов.
Траурный автобус выехал со школьного двора ровно в семь утра. Он увез с собой в «страну кладбищ» похоронную команду из пяти человек. Учителя биологии, Катю Семенову, непоседливых близнецов по фамилии Ларины, и угрюмого молчуна – ученика девятого класса. Сопровождающего инструктора из министерства похорон автобус так и не дождался. По слухам, в министерстве бушевала эпидемия «умственной проказы», уложившая большинство работников на больничную кровать.
Посреди автобуса, на специальном возвышении стоял казенный гроб. Тяжелый, громоздкий, опечатанный в трех местах сургучными печатями. По левом борту гроба расположилась надпись: «не возвращайся из могилы - ты ничему нас не можешь научить», а сверху, прямо в железной гробовой крышке виднелось круглое отверстие величиной с бильярдную лузу. Гладкие полированные края отверстия блестели серебристым цветом и делали его похожим на дверной глазок.
Всю дорогу близнецы болтали без умолку, рассказывая страшные истории про учителей-самоубийц. Как они возвращаются с того света, как бродят по улицам и выбирают себе новых учеников, как вскрывает их черепа ржавой пилой и вкладывают внутрь знания, не одобренные высшим городским советом. Катя слушала истории с тревогой и страх постепенно заполнял ее желудок. Она пыталась сбить тревогу бутербродами, звала на помощь аппетит, но он, судя по всему, на похороны не поехал. Бутерброды так и лежали целыми в глубоких карманах походного плаща, напоминая каждую минут Семеновой, что ее аппетит настоящая сволочь. Чтобы переключится с навязчивых мыслей о нетронутой колбасе Катя периодически смотрела на гроб. В эти минуты ей казалось, что покойник сейчас высунет из отверстия палец, и от этого легче не становилось.
Наконец, на дождливом горизонте, среди унылых серых полей, показался старый забор с колючей проволокой. Начиналась «страна кладбищ».
- Тише вы, - учитель Валерьянов прервал болтовню близнецов. – Подъезжаем. Сделайте серьезные лица и перестаньте рассказывать глупости. Помните, жители этой страны все слышат.
Проехав пропускной пункт, где мрачный водитель предъявил дежурному в чине лейтенанта пропуск, автобус покатил дальше. Доехал по разбитой дороге до ближайшего перекрестка и повернул направо. За окном потянулись бесконечные могилы. Потрескавшиеся от времени, неухоженные, без эпитафий и цветов.
Катя прислонилась лбом к мутному стеклу и смотрела с грустью на скорбные ряды. Они были разделены на сектора и создавали подобие мертвых городов. Порой перед глазами проплывали, плачущие от дождя, указатели:
Кладбище богохульных ученых со всеми их науками.
Кладбище некрещенных журналистов со всей их продажной правдой.
Кладбище пацифистов-вредителей и упавших с крыши бунтарей.
Братские могилы неопознанных солдатских голов.
Затем тянулись бесконечные, казалось, ряды с клеймом министерства обороны, над которыми летали стаями кладбищенские снегири. По слухам, красные птицы вообразили тут себя то ли воронами, то ли грифами и порой разрывали свежие могилы как настоящие падальщики.
Вскоре, Семенова закрыла глаза. Она устала от бесконечных надгробий и попыталась отдохнуть в темноте. Но из темноты тотчас вышел покойный Матвей Анатольевич в дырявых зеленых носках. Он держал в руке жезл регулировщика, словно указку и, брызгая от злости слюной, кричал:
- Ты куда заезжаешь, твою мать? Во двор заворачивай! Вот так. А теперь тормози. Тормози, я тебе говорю! Если Жорика раздавишь, я тебе зубы выбью.
С треском изношенного механизма автобус заехал на задний двор кладбища учителей-самоубийц и остановился у одноэтажного здания. Рядом с домом стояла облупленная, видавшая виды цистерна. Чуть дальше - вместительные весы для крупного рогатого скота и мраморная собачья будка с надписью Жорик. Сам Жорик – блохастый безродный пес крутился тут же, дружелюбно виляя хвостом. В дальнем конце двора валялась куча щебня под навесом, сделанным в виде церковного купола.
- Вы должны были приехать час назад, - раздраженно заявил человек в фуражке смотрителя кладбища. – Скоро стемнеет, а у нас еще мертвец не валялся.
- Дороги в вашей стране хреновые, - оправдывался водитель автобуса. – Пришлось петлять, чтоб не провалиться в яму.
- А в вашей что, лучше? – ехидно спросил смотритель и, не дожидаясь ответа обратился к Валерьянову:
- Документы на покойника в порядке?
- В порядке, - учитель достал разрешение на захоронение.
- Тогда не будем медлить. Ночь впереди длинная, а у меня на душе опарыши скребут. Предчувствие - хуже некуда.
С этими словами смотритель подошел к автобусу-катафалку и постучал по нему кулаком.
- Эй, черви малолетние, - обратился он к, сидящим внутри школьникам. – Чего попрятались? А ну выползай на свет божий. Взвешивать вас будем.
После того, как дети встали на весы, смотритель посмотрел на результаты удивленно и приблизился к Валерьянову вплотную.
- И это все? – спросил он шепотом.
- А что мало? – учитель биологии голос тоже не повышал.
- Конечно мало. Разве такие могут хоть кого-то в земле удержать. Хилые они все. И ссыкуны, наверное.
- Они ребята крепкие, не подкачают, - Валерьянов попытался вступится за свой отряд.
- Видел я таких крепких, - смотритель злобно сплюнул. - С виду богатыри, а на деле – засранцы. Срываются с места и разбегаются кто куда. А мне потом расхлебывай.
- Но, других все равно нет.
- Ладно. Если чугунными задницами бог их наградил, тогда может и пронесет. А сейчас отправь свою команду к той куче щебня. Пусть набьют в рюкзаки освященного камня. И мой вам совет! – смотритель привлек к себе внимание похоронного отряда. – Не пытайтесь облегчить себе жизнь. Грузите камень под завязку. От этого сегодня будет зависеть многое.
Пока школьники набирали щебень в рюкзаки, учитель с водителем вынесли из автобуса гроб и поставили его под цистерну.
- Заслуженный, говоришь? – смотритель равнодушно заглянул в круглое отверстие в крышке гроба.
- Да, - коротко ответил Валерьянов, не желаю перечислять многочисленные заслуги покойника.
- Хреново. Не люблю я заслуженных. Проблем с ними больше всего, - смотритель грубо вставил в отверстие воронку и открыл массивный кран. В гроб из цистерны потекла вязкая, вонючая жидкость, похожая на раствор. От резкого запаха Валерьянов зажмурился и зажал нос платком.
- Что глаза режет? - усмехнулся смотритель. – Это с непривычки. Но поверь, раствор что надо. Высший сорт. Приготовленный по древнему рецепту. Настоянный на молитвах и мощах в специальных кельях. Нам его один монастырь раскаявшихся химиков поставляет. Можно сказать, бывшие коллеги твоего заслуженного.
- А это надежно? – учитель старался не дышать.
- Надежней некуда. Но только, когда раствор полностью застынет. А пока пусть потрудится почетный караул. Им главное, ночь продержаться.
Наконец вернулись уставшие ученики. Они еле тащили на себе набитые камнем рюкзаки, вытирали со лбов пот, тяжело дышали. Гроб к тому времени был наполнен до краев и стоял на изношенной от частого употребления тележке.
- Значит так, - смотритель отвел Валерьянова в сторону. – Вези гроб по той дороге. Ваша яма у самого края. Могильщики там уже ждут. После похорон возвращайся как можно быстрее. Я предоставлю тебе ночлег и ужин. Особых удобств не обещаю, но койку и суп на вороньем бульоне гарантирую. А если пожелаешь, расскажу тебе пару занятных историй из жизни страны кладбищ. До самой смерти их не забудешь.
Закопать Матвея Алексеевича успели до темноты. Без надгробных речей, траурной музыки и лишнего шума. Гроб наспех опустили в землю, засыпали землей и положили сверху тяжелую плиту.
- Поздно уже. Пора возвращаться, - сказал Валерьянову старший могильщик, собирая лопаты. – Мы пойдем, а вы подготовьте отряд к ночному дежурству. Потом догоняйте. Задерживаться вам тут не стоит. Здешние обитатели не любят живых коллег.
- Не волнуйтесь, я тут не задержусь, - пообещал учитель, доставая из кармана похоронную инструкцию.
За пять минут Валерьянов усадил, груженных камнем школьников на углы надгробной плиты - спиной друг к другу. Перекрестил их. Проверил ремни рюкзаков, чтоб случайно не сползли и приказал взять в руки зажженные фонари. Напоследок отошел к соседней могиле, посмотрел на свое творение издали и остался доволен.
- Сегодня очень важная ночь, - биолог старался, чтоб его голос звучал уверенно. – Вы сидите в почетном карауле до самого утра. Чтобы не случилось, вам нужно оставаться не месте. Не вставать до рассвета, чтобы не произошло. Считайте это данью уважения заслуженному учителю. От вашей усидчивости будет завесить его покой.
- А если кому-то приспичит в туалет? – спросили хором близнецы.
- Никаких туалетов. Терпите изо всех сил. Представьте, что вы на экзамене, и сама жизнь будет ставить вам отметку.
Школьникам стало не по себе. Они смотрели, как быстро убегает Валерьянов, догоняя могильщиков и ежились от вечернего холода. Подул пронзительный ветер и поднял детские волосы дыбом. Зашумели кронами редкие деревья в предчувствии темноты. Сделанные в виде крестов скворечники заскрипели на деревьях, словно несмазанные двери. Соседние могилы стали тоскливо вздыхать, а в сгустившихся сумерках ожили тени. В небе закаркали снегири. По опавшей листве застучал навязчивый дождь.
Прибежал кладбищенский пес Жорик. Обежал почетный караул кругом, остановился перед Катей и потерся о ее колени. Семенова протянула ему бутерброд с колбасой, но пес угощение не взял. Вместо этого он подмигнул ей левым глазом и громко завыл, встав на задние лапы.
А потом вдруг наступила тишина. Умолкли деревья, замолчала собака, прекратился дождь. Притихли даже неугомонные близнецы – они сидели в оцепенении на своих местах и смотрели завороженно на огромное, незасеянное поле за краем кладбища. В поле торчал кривой шест, на шесте висело пугало с табличкой на груди. Надпись на табличке из-за накатившей темноты было уже не прочитать.
Первый толчок Катя почувствовала около полуночи. Слабый, легкий, можно сказать пробный. Он шел снизу, прямо из земли и попытался хоть немного расшевелить плиту с учениками. От толчка дрогнули лучи фонарей и зашуршал щебень в рюкзаках. Второй толчок оказался сильнее. Он помог Семеновой вспомнить запрещенное в ее семье слово «сука» и разбудил задремавших близнецов.
- Что это было? – спросил один из братьев, но ответить ему никто не успел.
Новый удар заставили похоронную команду вцепится судорожно в надгробную плиту. Плита поднялась над землей сантиметров на десять, но под весом школьников и камней, вернулась на место. После чего загремела, затряслась, словно в возмущении. Задрожала земля. Застучали детские зубы. Многие кресты-скворечники под напором ветра перевернулись вниз головой.
Кате захотелось сорваться с места и побежать, не разбирая дороги. На полной скорости, куда-нибудь подальше. Но чертов рюкзак быстро утихомирил Семенову, впившись больно ремнями в плечи. Она закусила губу до крови и услышала снова предупреждение Валерьянова. Главное, не вставать.
Рядом, внезапно, заговорил молчун. Он сложил ладони вместе, прижал подбородок к туловищу и начал произносить скороговоркой молитву двоечника:
- Проходи учитель мимо. Не стоит меня замечать. Выбери себе другую жертву и пытай ее дурацкими вопросами. А я все равно ответов не знаю. Я никогда, ничего не учил. Проходи учитель мимо…
- Не стоит меня замечать, - Семенова тоже сцепила руки вместе и стала повторять молитву за молчуном.
Толчки, тем временем, становились все настойчивей. Удары из-под земли не прекращались ни на минуту. Плита продолжала яростно брыкаться, и школьники с каждым разом подлетали все выше. Казалось, что в какой-то момент они уже не смогут приземлится, но святой щебень в рюкзаках придавал им сил для возвращения назад. От всей этой тряски шатались деревья, сбрасывая со своих ветвей кресты-скворечники. Один упал прямо на надгробную плиту и разбился. Внутри оказался птичий скелет.
Первым не выдержал один из братьев. Он перегрыз ремни зубами, освободился от рюкзака и рванул вперед. Перепрыгнул через ближайшие могилы, но рухнул, споткнувшись о корень. Вскочив быстро на ноги, он снова рванул, но уже не по прямой, а петляя. За ним следом полетела стая жутких снегирей. Птицы мелькали в свете фонарей красными, словно кровь пятнами, каркали беглецу в спину и пикировали как снаряды вниз. Освобожденный край плиты резко приподнялся, отбросив второго Ларина в сторону. Близнец приземлился прямо в лужу, сделал попытку подняться, но сверху его придавил каменный рюкзак. Из-под плиты забил земляной фонтан и покрыл павшего школьника толстым слоем грязи.
Заметив, что отряд сократился наполовину, молчун решительно дернулся. Он сменил молитву на виртуозный мат и попытался вернуть плиту на место. Лег на нее всем телом и потянул Семенову за собой. Испуганная до икоты, плохо соображающая Катя с криком «сука, не возьмешь» улеглась рядом. Она схватила молчуна за шиворот и прижала его крепко к себе. И перед тем как закрыть от страха глаза, Катя увидела сквозь решетку чужих волос, как из земли показалась мертвая рука заслуженного учителя. Поймав за ногу грязного близнеца, она потащила его во тьму.
- Я же говорил, что они не справятся, - сказал ранним утром смотритель кладбища. – Хлипкие ссыкуны.
Он стоял над пустой могилой и сплевывал вниз шелуху от семечек. Учитель Валерьянов стоял рядом. Пытаясь хоть немного успокоится, он теребил нервно носовой платок. Руки его дрожали.
- Хотя и клиент упорный попался, - смотритель показал на расколотую пополам надгробную плиту. – Сразу видно, заслуженный.
- Что же нам теперь делать? - спросил, заикаясь Валерьянов.
- Объяснительные писать. Протоколы составлять. В общем, мороки много. Но первым делом, особый отдел придется вызывать. Там охотники натасканные. Быстро не подконтрольного учителя обезвредят. Найдут и вернут в земляной загон. А то им волю дай, они такому научат.
- А дети? Что я их родителям скажу?
- Скажи, что ими тоже займутся, - смотритель растоптал остатки семечек. – Вытащат из тьмы и выбьют из голов все неразрешенные знания.
Встало солнце. Разогнало утренний туман, заглянуло лучами в пустую могилу. Запустило солнечных зайцев в уцелевшие кресты-скворечники и поползло на соседнее, пока не засеянное могилами поле. Там осветило пугало с соломенной головой и позволило разглядеть надпись на табличке.
- Посторонним вход воспрещен, - прочитал учитель Валерьянов. – Поле арендовано министерством образования.