ВЕРА

Дмитрий Киселев Алхид
ВЕРА
ДРАМА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Егор Никитич Воеводин, отец умершей, владелец земель, 60 лет.
Татьяна Петровна Воеводина, мать умершей, домохозяйка, 43 года.
Вера, покойная 20 лет.
Аркадий Иванович, старый работник и доверенное лицо у Воеводиной, 70 лет.
Авдотья, старая повариха в доме Воеводиных, 76лет.
Пётр, работник в доме Воеводиных, 46 лет.
Малый, администратор кладбища, 32 года.
Священник, 62 года.
Юноша, 16 лет.
Мужик, 52 года.
Старший мужик, 55 лет.
Старики.
Старший копатель, 39 лет.
Копатель 2, 50 лет.
Копатель 3, 55 лет.
Лицо 1, 40 лет.
Родственники.

Действие происходит на старом сельском кладбище. 












ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Эпизод первый.
В центре затемненной сцены на короткое время синим светом высвечивается стеклянная коробка, в которой находится Вера, одетая в свадебное платье. Девушка осматривается по сторонам. 

    Вера. Где я?
 
Свет в коробке тухнет. Её уносят. Вера уходит. На сцене зажигается свет.

Начавшееся после дождливой ночи безветренное утро угрожает хмурым днём. За краем растянувшего вдаль парового чернозёма, вспаханного перед зимой, виднеются макушки ободранных осенью вязов. Над деревьями нависает низкое пасмурное небо. А вспольем        тянется раскисшая дорога, усеянная тёмными лужами.

Справа входит Авдотья, одетая в чёрное до пят шерстяное платье, плюшевый тёмный жакет, платок и калоши. В руках у неё икона Пресвятой Богородицы, обрамлённая рушником. Следом, чуть отставая от старухи, входит плешивый, в пепельной бороде Аркадий Иванович, одетый в телогрейку, ватные штаны, шапку-ушанку и сапоги.
Он, выгибая назад спину, несёт тяжёлый деревянный крест.

    Аркадий Иванович. (наступая в лужу). Опять в лужу угодил. Не видать за крестом дороги. Хорошо хоть сапоги догадался надеть. (Останавливается и приподнимает крест повыше.) Скорее бы уже до погоста дойти.

Аркадий Иванович продолжает идти дальше.
 
Дося, а ты приметила, что когда мы Воеводиных хороним, всегда сыро?
    Авдотья. (осторожно обступая лужу). Значится, хороших людей хороним.
    Аркадий Иванович. (снова наступая в лужу). Да что ты будешь делать. Все лужи пособирал. Ни одной не пропустил.

Аркадий Иванович останавливается, опускает крест на землю. Оглядывается назад.

 Ух, как далеко мы от остальных утопали. Дося, постой! Обождать нужно.

Авдотья останавливается. Оборачивается.

(снимая с головы шапку и вытирая ею лицо от пота). Ну, положим, покойная была хорошей. Соглашусь.  Но вот её дядя.
    Авдотья. (перебивая Аркадия Ивановича). Разве ты не знаешь, старик, что о покойнике не говорят плохо. Тем более на похоронах его племянницы.

Авдотья крестится.

Да и откуда тебе знать, каким был Фёдор Никитич. Он умер уже, посчитай как лет двадцать тому назад. А ты, дай Бог памяти, гораздо позже у нас в доме появился.   
    Аркадий Иванович. Как же позже. Я аккурат двадцать лет тому назад со службы по контузии вышел и сразу же к Воеводиным на работу поступил. Так что успел, так сказать, натерпеться от старшого брата Егора Никитича.
    Авдотья. Натерпелся он. Во мелит. От кого! Да Фёдор Никитич хорошим человеком был, а последний год жизни и вовсе больным пролежал. А от больного разве терпят! Нет, мой дорогой, не терпят. Больному сочувствуют и всё прощают.
    Аркадий Иванович. Вон оно как. Он, значится, будет в меня кочергой целить. А я ему: кидайте, Фёдор Никитич, не сдерживайтесь. Вам же вредно сдерживаться. Вы больны. Так, что ли?
    Авдотья. Не выдумывай. Фёдор Никитич никогда без причины людей не обижал. Небось, сам натворил чего, а порядочного человека, (крестясь). царствие ему небесное, обвинять вздумал. 
    Аркадий Иванович. Ну а как же. Конечно, сам. У нас по-другому не бывает. Я ведь сам мимо комнаты Фёдора Никитича дрова со двора к печи нёс. А он меня увидал, окликнул. Я, конечно же, услыхал. Чай не глухой. Хотел подойти. Но смекнул, что наперёд нужно дрова к печи снести, а уж потом опорожнённым вернуться к больному в комнату. Так бы и было. Так бы и было. Да вот только я на глаза Татьяны Петровны попался. Ей для младенца ключевая вода понадобилась. Я с вёдрами к колодцу за водой. Выполнил распоряжение и сразу же поспешил к больному. А он.
    Авдотья. (подходя поближе к старику и посмотрев ему прямо в глаза). Что он?
    Аркадий Иванович. (говоря тише). Неловко и сказать – то об этом.

Пауза.

Он малую нужду под себя справил. А меня, не стесняясь в выражениях, поносить стал. Буд то бы это я виноват.
    Авдотья. (качая отрицательно головой). А разве это не ты повинен в том, что обездвиженный, нуждающийся в заботе, образованный человек был вынужден под себя сходить и тем перед людьми посрамиться? 
    Аркадий Иванович. Конечно, не я! Я то при чём? (ударяя указательным пальцем себя в грудь). Ведь не меня же за больным смотреть приставили! Не меня!

Авдотья пятится от старика и осуждающе смотрит на него.

Ну что ты меня глазищами буравишь? Что? Тебе хорошо. Сидишь себе на кухоньке в тепле, да обеды стряпаешь. Никто тебя не трогает. Не беспокоит. А меня на работу истопником брали. (Бьёт себя в грудь.) Слышишь, истопником! Деревце из лесу привезти, дровишек напилить да печку растопить. Я ведь не нанимался за больными ухаживать! На то специалисты имеются. Так от чего же я виновен-то? Отчего?
    Авдотья. (Смотрит направо, за спину старика.) Ну полно тебе. Хватит. Раздухарился-то как. Пошли уже. Идут.

Авдотья и Аркадий Иванович уходят влево.

Справа входят Мужики с крышкой от гроба на головах. Они одеты в тёмные штаны, непромокаемые куртки, шапки и обуты в резиновые сапоги. За ними входят Старики в фуфайках и ватных штанах. Они несут стулья и лопаты. Следом входит Священник, одетый в рясу и чёрную поношенную куртку. Входят двое Юношей с венками, одетые
пальто, шапки и ботинки.

    Юноша. (догоняя священника). Батюшка, я спросить хочу. Спросить хочу.
    Священник. (оглядываясь на юношу). Пожалуйста, спрашивай.
    Юноша. Почему Бог людей молодыми забирает?
    Священник. (останавливаясь).  Значится, их время пришло. 
    Юноша. (останавливаясь). Но как же пришло! Как же! Они же ещё не старые?

Мужики с крышкой от гроба на головах. Юноша с венком и Старики со стульями и лопатами. Уходят влево.

Священник оглядывает зрительский зал.

    Священник. Если Господь забирает молодых, значит, так ему нужно. Мы не в праве думать о том, зачем Бог это делает. Мы должны смириться.
    Юноша. Как же так! Ведь они не успели совершить ничего дурного.
    Священник. От Господа суд каждому. Мы же не знаем, кем бы стал рано отошедший из жизни человек. А Бог знает. (идя дальше). Он всё знает.
    Юноша. (поспевая за священником).  Выходит, что Бог грешников забирает? Грешников?
    Священник. (пропуская юношу вперёд). Не только грешников, но и тех, кто достиг духовного развития.

Священник и  Юноша уходят влево.  Справа входят Мужики с гробом на плечах, одетые в рабочую крепкую одежду и непромокаемые куртки. Обутые в сапоги и калоши.
В гробу лежит умершая Вера в красивом свадебном платье.

    Мужик. (говоря вполголоса). Братцы, не могу я нести больше. Скользко. Того гляди, упаду. Давайте передохнём.   
    Пётр. Держись. Не далеко осталось.
    Мужик. Не могу.

Справа входит Егор Никитич, одетый в шерстяное чёрное пальто, фетровую шляпу, брюки и осенние кожаные ботинки. Следом идёт Татьяна Петровна, одетая в полушубок из натурального меха, чёрное платье до пят, шерстяной чёрный платок и
сапожки. За ней идут Родственники.

Мужик поскальзывается и чуть было не роняет гроб. 
 
    Егор Никитич. (Вздрагивает.)  Стой! Остановитесь!

Все останавливаются.

    Мужик. (сгибаясь под тяжестью гроба). У-у-у.
    Пётр. Стулья. Несите скорее стулья.

Старик вбегает слева. Ставит стулья.

    Пётр. (Мужикам.)  Аккуратно. Опускаем. (Старику.) Стулья придерживай. Скользко же. Уползут. (Мужикам.) Аккуратно. Ставим.

Егор Никитич подходит к гробу.  Мужики, опустив гроб, отходят в сторону, закуривают, уходят вправо. Старик отходит в сторону, закуривает, уходит влево.

    Егор Никитич. (Телу.) Пускай люди передохнут. А ты пока на поле вспаханное погляди. (обводя взором зрительский зал). Вон оно какое хлебородное.

Пауза.

(смотря вверх). А небо. Видишь, какое низкое! Ещё вчера высокое было холодное, а сегодня опустилось на макушки деревьев и лежит тихонько, на тебя смотрит. Прощается.
    Татьяна Петровна. (Подходит к гробу.) Дочка, на кого же ты нас, сиротинушек, покинула! Ведь никого у нас с мужем детей не остаётся. Одна ты была. Родненькая! Одна!
    Егор Никитич. (вытирая соскочившие из глаз слёзы). Ну, будет. Как-нибудь. Как-нибудь.
    Татьяна Петровна. (хватаясь руками за стенку гроба). Не уберегли мы тебя, дитятко. Не сумели. Сами дверь в дом этому прохвосту открыли. Сами тебя сосватали. А он вон как обошёлся с тобой. Окрутил! Бросил! А ты любила. Как же ты его любила! Так только в двадцать лет полюбить можно. Я видела в тебе эту любовь. Я знаю!
    Егор Никитич. (положив ладонь жене за плечо). Ну, будет.
    Татьяна Петровна. (Оборачивается на мужа, обтирая рукой слезы с щеки.) Это я виновата в смерти нашей девочки! Я могла спасти её! Ведь я мать! Я должна была предвидеть, чем может окончиться эта любовь! Я должна была почувствовать! 
    Егор Никитич. Нет. Ты не виновата. Ты, как и я, была счастлива видеть её влюблённой. Такой воздушной. Такой лёгкой. (плача). Такой живой. Ты не виновата в её смерти. Никто не виноват.

Слышится порыв ветра.

 Слышишь, никто.
   
Егор Никитич призывает мужиков продолжить нести гроб. Мужики входят справа, тушат окурки сапогами.  Старик входит слева, тушит окурок пальцами руки и кладёт его в карман. Егор Никитич отводит Татьяну Петровну в сторону.
Мужики подходят и расстанавливаются по углам гроба.

    Пётр. (Мужикам, вполголоса.)  И-и-и! Взяли!

Старик берёт стулья и торопливо уходит влево. За ним уходят все остальные.

 
Эпизод второй.

Тухнет свет. На сцену вносят декорации: шлагбаум, кладбищенские ворота с крестом, деревянную бытовку с печной трубой.  За бытовкой растут тополя.

В центре сцены синим светом высвечивается стеклянная коробка, в которой находится Вера.
 
        Вера. Я будто очнулась от продолжительного сна. Но я не помню, чтобы спала. (оглядывая себя). И я одета. Стою посреди комнаты. А всё вокруг мне кажется каким-то странным. Точно не настоящим. И почему так тихо? И одиноко.

На сцене зажигается свет. В бытовке на стуле сидит Малый с закинутыми на стол ногами, обутыми в кирзовые сапоги. Он одет в простую и чистую рабочую одежду. 
Дремлет.

Авдотья и Аркадий Иванович входят справа и останавливаются перед бытовкой и шлагбаумом. 

    Авдотья. (Смотрит на шлагбаум.) Это что ещё такое?
    Аркадий Иванович. (осматривая бытовку). Дося, что – то я не припоминаю, чтобы около нашего старого погоста стоял заслон. И вот эта (показывая на бытовку). деревянная времянка.
    Авдотья. (обернувшись на бытовку). Кажись, и впрямь раньше её не было. Да и зачем она здесь? Неужто жить в ней кто собрался? Али уже живёт?
    Аркадий Иванович. Да что ты. Что ты. Кто станет жить по соседству с могилами. (оглядываясь на Авдотью). Может, мы ошиблись с тобой. Не туда на развилке повернули? А это какой-то другой погост. Не наш. 
    Авдотья. (бросая укорительный взгляд на старика). Что значит не на ту! Я что, по – твоему, совсем из ума выжила! Родные поля перестала узнавать! Это ты не здешний, а мне в округе каждая пядь земли знакома. (показывая на деревья). Да и топольки вон те я очень хорошо помню. Правда, они тогда несколько ниже были. Но всё же это они.
    Аркадий Иванович. (Смотрит на деревья.)  Я, если честно, тополь за дерево не признаю. Он горит плохо. Жара с него мало. Да и вообще, в прошлом годе один такой тополь в соседнем селе взял да и сбросил тяжёлую ветку на крышу нового сарая вдовы. Нет, не признаю я эти деревья. Оттого не запоминаю, где они растут и как. А вот если бы на их месте вязы были, я бы запомнил.

Пауза.

(глубоко выдыхая). Ну, значится, здесь мы Фёдора Никитича двадцать лет назад похоронили.
    Авдотья. Здесь. Здесь. Не сомневайся. Где же ещё. Тут все лежат. Батюшка их, Никита Никитич. Знатный был землевладелец в краях наших. Знатный. Люди уважали его. И приезжие. И наши. Матушка Агриппина Прохоровна. Женщиной она была властной. Ух! (Грозит кулаком.) Весь дом в ежовых рукавицах держала. Никому спуска не давала. При ней даже смеяться остерегались. Все здесь. Деды. Бабки. Все. 

Пауза.

    Аркадий Иванович. (Задумчиво смотрит на шлагбаум.)  Дося, а знаешь ли ты, зачем во времена моей бытности солдатом мы вокруг лагеря заслоны ставили, подобные этому?
    Авдотья. Нет. Не знаю. Откуда же мне знать.
       Аркадий Иванович. А я скажу тебе. Я скажу. (Подходит к шлагбауму и ударяет по нему ладошкой.) Затем, чтобы чужие не шастали.
    Авдотья. Так это мы, что ли, с тобой под конец жизни на погосте чужими сделались?
    Аркадий Иванович. (идя к бытовке). Выходит, что так. И не только мы одни. Тут для всех проход закрыт. А в времянке, я думаю, сторож сидеть должон. Не зря же она здесь стоит.

Аркадий Иванович с крестом в руках заглядывает в окно бытовки.

 Не видать только ничего. Темно. 
    Авдотья. А ты постучи. Может, отзовётся кто. Выйдет. Уберёт заслон. Нас пропустит.

Аркадий Иванович ставит крест на землю, оперев его о стену бытовки. Стучит в окно. Не дождавшись ответа, поднимается по порожкам. Стучит в дверь.

    Малый. (просыпаясь). Кого там принесло ещё.  Поспать не дадут. Всё ходят. Ходят.

Аркадий Иванович, услышав сердитый голос малого, соскакивает с порожек и, схватив крест, спешно отходит к Авдотье. Малый выходит из бытовки.
Потягивается, стоя на порожках.

    Малый. (осматривая старика и старуху).  Кто такие? Чего пришли?
      Авдотья. Сынок, так ведь похороны у нас. Не видишь, что ли.  Пришли покойную похоронить.
    Аркадий Иванович. Да-да, похороны.
        Малый. Значит, вы пришли тело умершей земле предать. (зевая). А почему я ничего об этом не знаю?

Аркадий Иванович и Авдотья пожимают плечами и в недоумении переглядываются.

Вы с кем о захоронении договаривались?
    Аркадий Иванович. Договаривались!
    Авдотья. Разве об этом договариваться нужно? 
        Малый. А как же! Конечно, нужно!

Справа за сценой слышится толкотня и голоса людей. Малый, обернувшись, с вниманием смотрит на происходящее за сценой. Аркадий Иванович и Авдотья
смотрят на малого.

        Пётр. (За сценой.)  Ставьте стулья. Ну скорее же.
    Егор Никитич. (За сценой.) Что там ещё такое. Почему остановились?

Аркадий Иванович и Авдотья оборачиваются направо.
Егор Никитич входит справа.

(Авдотье и Аркадию Ивановичу.) Почему остановились?
    Аркадий Иванович. (кивая на малого). Так вон не пущают.
    Авдотья. Договариваться нужно.
    Егор Никитич. Кто не пускает? О чём договариваться? (подходя к бытовке и осматривая малого). Здравствуй, мил человек.
    Малый. (Смотрит вправо, за сцену, на растянувшуюся перед бытовкой похоронную процессию, затем на Егора Никитича.) Здорова.
    Егор Никитич. (Морщит лицо.) Что здесь происходит? И кто ты такой?
    Малый. Я смотритель кладбища.
    Егор Никитич. Смотритель! Какой ещё смотритель? Откуда ты взялся?
    Малый. (спускаясь на нижнюю ступеньку). Я, прошу заметить, не взялся, а приставлен сюда администрацией.
    Егор Никитич. Администрацией! Какой ещё администрацией?
    Малый. Известно какой. Администрацией кладбища.
       Егор Никитич. Что! Разве на нашем кладбище есть администрация?
    Малый. Раньше не было, а теперь есть.
    Егор Никитич. Чушь какая. А чем, позволь узнать, твоя администрация здесь занимается?
    Малый. За порядком смотрим.   

Священник входит справа, проходит по сцене и уходит влево за шлагбаум. Все оглядываются на священника и провожают его взглядом. 

    Егор Никитич. Неужто до вашего появления на кладбище не было порядка?
    Малый. (разводя руки в стороны). Стало быть, не было, раз нас поставили!
    Егор Никитич. (Оглядывается на Авдотью и Аркадия Ивановича.) Вы что – нибудь об этом знаете?
 
Авдотья и Аркадий Иванович пожимают плечами.

    Авдотья. Сколько живу, батюшка, но никогда о таком не слышала. Чтобы на погосте администрация была. 
      Аркадий Иванович. И я не слыхал.

Егор Никитич идёт к шлагбауму. Пробует отодвинуть его в сторону, но, заметив замок, оборачивается к малому.

    Егор Никитич. Ну что ты стоишь как вкопанный. Подойди. Замок сними. Нам гроб пронести нужно.
    Малый. (переминаясь с ноги на ногу). А разве у вас с администрацией кладбища имеется договорённость на захоронение?
    Егор Никитич. (поднимая взор к небу). У нас, мил человек, с Богом договорённость. Богу угодно было дочь у меня забрать. А тело её земле придать.
    Малый. (ухмыляясь). С администрацией у вас должна быть договорённость, а не с Богом. 

Авдотья крестится. За сценой раздаются осуждающие голоса людей.
 
    Егор Никитич. Что ты сказал? А ну повтори!
    Малый. Без разрешения администрации вы не можете похоронить тело на нашем кладбище.
    Егор Никитич. (крича). Что! Что мы не можем?
    Малый. Тело без разрешения похоронить вы не можете!
    Егор Никитич. Да кто вы такие, чтобы помешать мне дочь похоронить рядом с матерью! Кто вы такие!
 
Слышится порыв ветра и раздаётся скрип качнувшегося позади бытовки дерева. Егор Никитич поднимает голову кверху и с вниманием смотрит на качающиеся ветки
старого тополя.

       Малый. (поднимаясь на ступеньку выше). Если хотите похоронить покойника на нашем кладбище, так оплачивайте по тарифу и хороните. Кто же против. А ежели бесплатно желаете, то вон у тех кустов можете. (показывая рукой на зрительский зал).

Егор Никитич оборачивается в направлении, указанном малым, и продолжительно смотрит. Обида, отпечатавшаяся на его лице, сменяется безудержной злостью.

    Егор Никитич. (сжимая кулаки).  Щенок, ты ещё будешь мне указывать, где дочь хоронить. Да я тебя сейчас собственными руками заставлю пожалеть о сказанном. 

Егор Никитич идёт к  малому. Малый прячется за входной дверью бытовки. Справа быстрым шагом входит Татьяна Петровна.

    Татьяна Петровна. (крича). Егор Никитич! Егор! Прошу тебя, только не на кладбище!
    Егор Никитич. (оглядываясь на жену). Не на кладбище! А где прикажешь мне с этим мерзавцем разобраться. Домой позвать?
    Малый. (выглядывая из-за двери). Попрошу без оскорблений. Я, между прочим, здесь не просто так штаны просиживаю. Я здесь на службе. Велено мне начальством плату брать. Я и беру. А вот то, что вы платить отказываетесь, то не моя вина, то ваша скупость.

Егор Никитич поднимается на порожки бытовки.

    Татьяна Петровна. Егор, остановись! Он того не стоит!
    Егор Никитич. (показывая рукой на зрительский зал). Там ведь можечина! Людей хоронить нельзя! Потонут!

Слышится порыв ветра.

(дёргая за ручку запертой двери бытовки). Плату хочешь! За могилу! Плату! Людей не боитесь. Так хоть Бога побойтесь. Грех это.
    Малый. (выглядывая из окна бытовки.) Грех или не грех. Не знаю. И знать не хочу. У нас правила такие. Если не нравятся, так несите покойника на другое кладбище. А меня стращать не надо. Не надо. Пуганный.
    Егор Никитич. На другое кладбище! На другое! Да будет тебе известно, что здесь все мои родственники похоронены. Начиная от прадеда и заканчивая братом.
    Малый. Мне то какое дело, кто у вас тут похоронен. Хотя, ежели платить отказываетесь, то можете покойника к родственникам прикопать. Если только после их смерти положенный срок в двадцать лет успел выйти.

Егор Никитич хватается за сердце. Авдотья крестится.

У нас не воспрещается.
    Егор Никитич. (шатается и держится за сердце). К родственникам прикопать.
    Татьяна Петровна. (помогая мужу спуститься с порожек). Егор, прошу тебя, не спорь с ним. У тебя же больное сердце!

Егор Никитич достаёт из кармана таблетку нитроглицерина и закидывает её под язык.

Может, заплатим?

Пауза.

    Егор Никитич. (Облегчённо выдыхает.) Заплатим! Этому! А за что, позволь узнать, я должен ему заплатить? За то, что он разрешит нам похоронить дочь рядом с родственниками. Да кто он такой, чтобы запрещать! Да кто они вообще такие, чтобы городить здесь свой шлагбаум и устанавливать какие-то правила! На этом кладбище испокон веков лежат наши деды и прадеды. Это их дом! Это их территория!

Егор Никитич печальным взглядом обводит зрителей.

Её нельзя огораживать! Ею нельзя распоряжаться! Ею нельзя торговать!

Пауза.

    Татьяна Петровна. Но я слышала про эти новые порядки, которые, точно ядовитые змеи, расползаются теперь по всем столичным кладбищам. (переходя на шепот). Говорят, эти люди непреклонны.

Татьяна Петровна отводит мужа от бытовки.

Говорят, что с ними лучше не ссориться, потому как они могут не только не пропустить к могилам, но и вытоптать их.
    Егор Никитич. (Отрицательно качает головой и смотрит в лица людей на сцене.) Но так не должно быть! Так не должно быть! Никто не вправе препятствовать людям хоронить умерших родственников. Никто не вправе требовать за это плату. Никто! Слышите! Никто!

Пауза.

Где Пётр? (призывая). Пётр!
    Пётр. (За сценой.) Я здесь. 
   
Пётр входит справа.

    Егор Никитич. (указывая на шлагбаум). Ты можешь сломать замок на этом шлагбауме и освободить нам дорогу?
    Пётр. (снимая куртку). Сделаем.
    Малый. (Выходит на порог и выпрямляет плечи.) Только попробуйте сломать! И я сейчас же пошлю своего помощника за участковым. Имейте ввиду, что за умышленное причинение вреда чужому имуществу полагается нешуточное наказание.
    Татьяна Петровна. (дёргая мужа за рукав). Егор, прошу тебя, остановись!

Егор Никитич с остекленевшими глазами молчаливо и недвижимо наблюдает за тем, как Пётр, подняв с земли камень, бьёт им по замку, пытаясь сбить его.

(крича). Егор, остановись! Слышишь. Остановись! Мы должны похоронить Веру! Мы должны её похоронить.

Егор Никитич оборачивается на жену и приходит в себя. Пётр, услышав крик Татьяны Петровны, оборачивается на Егора Никитича в ожидании дальнейших распоряжений. Егор Никитич опускает голову в свои ладони. Пётр,
поняв, что ломать замок более нет нужды, уходит вправо.

    Егор Никитич. (Выпрямляется. Одной рукой снимает с головы шляпу, другой приглаживает волосы.) Хорошо. Мы заплатим. (Оборачивается на малого.) Сколько?
    Малый. (ухмыляясь). Вот так бы сразу. А то кричат, угрожают, самоуправствуют.

Малый скрывается в бытовке.

(Размышляет вслух, находясь в бытовке.) Говорил же им, что велено мне начальством плату брать. А они. Да такие же, как и другие. Всё задарма хотят. Точно не им на кладбище порядок нужен, а мне. Мне! Да я, может, и вовсе после смерти сожжённым быть пожелаю.

Малый выходит из бытовки с журналом в руках.

    Егор Никитич. Ну, сколько?
    Малый. (Слюнявит пальцы руки и неторопливо листает страницы журнала.) Так. Кресты. Венки. Оградки. Это. Это. Это. Вот, нашёл могилки. Тридцать восемь. Ан нет. Что это я. Забыл. Ведь подорожало же с этого месяца. А в журнале не исправлено. Так и обмишуриться не долго. Разницу потом кому придётся возмещать? Известно кому. Мне. Кому же ещё.   

Малый уходит в бытовку. Подходит к столу возле окна и делает пометку в журнале.

    Егор Никитич. (Жене.) Он что, над нами издевается?
    Малый. (выходя из бытовки на порожки). Сорок тысяч рублей.
    Авдотья. (Крестится.) Батюшки, как дорого!

Аркадий Иванович роняет крест, но успевает подхватить его.

      Аркадий Иванович. За яму! Сорок тысяч!

Егор Никитич, повернув голову на жену, отрицательно машет головой.

    Татьяна Петровна. Но ведь ты понимаешь, что у нас нет другого выбора. Куда мы пойдём сейчас? Куда?

Пауза.

      Егор Никитич. (Молча достаёт из внутреннего кармана бумажник. Отсчитывает купюры. Протягивает деньги жене.) Отдай их ему.
        Татьяна Петровна. (протягивая деньги малому). Вот, возьмите.
    Малый. (Пересчитывает деньги, а после прячет их в карман.) Ну, коли за место уплачено, можете проходить.

Малый идёт к шлагбауму. Снимает с шеи ключ на верёвке. Отпирает замок и отводит в сторону шлагбаум. 

Авдотья и Аркадий Иванович уходят влево, за шлагбаум. За ними уходят Егор Никитич и Татьяна Петровна.

    Пётр. (За сценой.) Мужики взяли.
 
Справа входят Мужики с крышкой от гроба на головах. За ними идут Юноши с венками. Старики несут стулья и лопаты. Мужики несут гроб. Все уходят влево, за шлагбаум. Малый закрывает шлагбаум и, заперев замок, вешает ключ себе на шею.
Уходит за остальными.

Эпизод третий.

Тухнет свет. На сцену вносят декорации кладбища. Ставят оградку могил родственников умершей. 

В центре сцены синим светом высвечивается стеклянная коробка, в которой находится Вера.

    Вера. (упёршись руками в стеклянную стену). Всё та же непреступная стена. И давит. Давит. Давит. А ещё холод. Пробирает до самых костей. (бросается к другой стене коробки). Куда не пойду, всюду на моём пути встаёт стена и преследует холод. Стена и холод!
 
На сцене зажигается свет. Егор Никитич входит справа.  Проходит к могилам своих родственников.

    Егор Никитич. (снимая шляпу). Здравствуйте, мои дорогие. Горе привело меня к вам. Такое горе, что не знаю, как жить дальше буду. Да и зачем мне теперь жить. Уже незачем. Разве только ради Тани. Жалко мне её одной оставлять. Тяжко ей, не меньше моего тяжко.

Двое мужиков, которые несли крышку от гроба, входят справа с лопатами.

    Егор Никитич. (оглянувшись на мужиков). Здесь будем дочку хоронить. Рядом с могилкой матери. Проходите. Прошу, только поосторожнее. Не потопчите могилки. Прошу.
    Старший мужик. (качая головой в знак согласия). Не уж – то мы не понимаем. Будьте покойны, Егор Никитич. Всё сделаем в лучшем виде.

Мужики снимают куртки. Принимаются копать. Егор Никитич уходит вправо.  Слева входит Малый.
    Малый. (подходя к мужикам). Здорова, мужики.
    Старший мужик. Здорова.
    Малый. Что это вы здесь делать собрались?
    Старший мужик. Как что. Разве не видишь. Могилку собрались копать.
    Малый. А вы разве не знаете, что у нас на кладбище запрещено родственникам умершего самим могилки выкапывать?
    Старший мужик. (посмотрев на другого мужика). Так мы не родственники.
    Малый. Не родственники! А кто же вы?
    Старший мужик. Мы соседи покойной. В одном селе с нею живём. Жили.
    Малый. Соседи, значит. Хм. Повидал я таких соседей. Много. Но что-то мне подсказывает, что никакие вы не соседи. Что вы – конкуренты.
    Старший мужик. Кто?
    Малый. (игнорируя вопрос мужика). А известно ли вам, конкуренты, что нехорошо на чужой земле без разрешения хозяев деньгу зарабатывать? (качая головой). Нехорошо.
    Старший мужик. (С силой втыкает лопату в землю.) А мы здесь и не зарабатываем! Разве можно на похоронах. Ведь у людей горе. Единственную дочку хоронят. 
    Малый. (делая шаг назад). Если не зарабатываете, тогда что же вы здесь делаете?
    Старший мужик. Просто помогаем. По – соседски.
    Малый. (ухмыляясь). Помогаете! А, понял. Теперь понял. Вы, стало быть, не конкуренты. Вы их хуже. Добровольные помощнички. Как говорится: ни себе, ни людям. 
    Егор Никитич. (За сценой.) Что там ещё такое?

Малый оглядывается направо. Егор Никитич входит справа.

Ты зачем сюда пришёл? Что тебе ещё нужно?
    Малый. (отступая в сторону от Егора Никитича). Мне то?
    Егор Никитич. (идя на малого). Тебе. Тебе. Кому ещё. Здесь только ты один чужой нам. (указывая рукой направо). Уходи! Сейчас же!
        Малый. (заступая за оградку). Тут это. Проблемка у нас образовалась. Надо бы решить.
    Егор Никитич. Какая ещё проблема?
    Малый. Нельзя вашим людям на нашем кладбище могилу копать.
       Егор Никитич. Это ещё почему?
    Малый. Согласно внутренним правилам. Да и по технике безопасности не положено. Ведь работнички ваши могут по неопытности не только чужие могилки повредить, но и сами рискуют надорваться. Дело ведь не простое, сложное. А отвечать потому кому? Нам! (указывая на себя пальцем). Нас же сюда за порядком смотреть поставили.
       Егор Никитич. (Злится.)  Не думай беспокоиться. Мужики своё дело знают. Не надорвутся.
    Малый. Раз знают, так пускай разрешение у управляющего получат. И копают себе. Я же не против.

Татьяна Петровна входит справа. Егор Никитич оглядывается на жену.

    Егор Никитич. (смягчаясь). Ну, раз так, пошли к управляющему.
    Малый. (мнётся). Так это. Нет его сейчас на месте и, скорее всего, сегодня уже не будет. Извиняйте. Управляющий в город уехал по делам. Теперь только завтра будет.
    Егор Никитич. (Кричит.) Ты издеваешься? (оглядываясь на жену). Скажи прямо, денег хочешь? Ещё? Сколько? Говори, не бойся!
    Малый. Да тут одними деньгами не обойдёшься.
    Егор Никитич. (перебивая малого). Тебе уже и денег мало! Что же ты хочешь?
    Малый. Тут надо наших копщиков звать. (оглядывая кладбище). Они уже как раз должны были освободится.   
    Татьяна Петровна. (подходя ближе к малому).  Вы можете их пригласить?

Мужики, взяв в руки лопаты, уходят вправо.

    Малый. Могу, но.
    Егор Никитич. Но.
    Малый. (заходя дальше за оградку). За их услуги заплатить придётся. Сами понимать должны. Работа тяжёлая. Ответственная. За спасибо теперь никто не согласится спины надрывать. Время такое.
    Егор Никитич. (повышая тон). Заплатить! Ну, конечно, нужно заплатить. Здесь за всё платить приходится. А позволь спросить, тех денег, что я дал тебе, неужели недостаточно?
    Малый. То вы за место оплатили по тарифу. А эти в счет копки пойдут. И не смотрите на меня такими глазами. Не надо. Не я же расценки устанавливаю. 
      Егор Никитич. А кто? Кто устроил весь этот побор на кладбище?

Татьяна Петровна загораживает собой малого от  Егора Никитича.

    Татьяна Петровна. Прошу вас, ответьте без утайки. Вот как есть. Войдите в положение. Ведь нам и без того тяжко. Единственную дочь хороним. Это всё, за что ещё нужно заплатить?
    Малый. Всё. Всё. (осматривая место под могилку). Правда, я смотрю, что тесно тут у вас. С лопатами особенно не развернёшься. Как бы не пришлось оградку демонтировать!
       Егор Никитич. (Поворачивается лицом к зрителям.) Я прожил достаточно долгую жизнь, чтобы успеть заметить, как решительно быстро мельчают люди. От основательных, цельных, настоящих они превращаются всё в более и более никчёмных, пустых и меркантильных. Но даже эти люди не идут ни в какое сравнение с таким омерзительным нечестивцем, как этот малый.
    Малый. (поглядывая на Егора Никитича). А знаете, я думаю, что не придётся демонтировать оградку. Семь тысяч за копку и всё. Простите, забыл. (улыбаясь). Ведь подорожало же. Восемь тысяч. 

Татьяна Петровна берёт деньги у мужа и передаёт их малому. Малый, получив деньги, оглядываясь, уходит вправо.
Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Эпизод первый.

В центре затемнённой сцены синим светом высвечивается стеклянная коробка, в которой находится Вера.

    Вера. Неужели нельзя всё повернуть назад. Не может быть. Как жаль. Как жаль.

На сцене зажигается свет. Возле могил родственников, напротив могилы отца, опустив низко голову, в одиночестве стоит Егор Никитич.

    Егор Никитич. (роняя слёзы). Папа, прости меня. Прости. Я не справился. Не уберёг Веру. Не защитил её. Я надеялся, до последней минуты надеялся, что моя девочка сможет пережить обиду. Сможет вернуться к прежней жизни. К музыке.

Пауза.

Слышал бы ты, как красиво она играла. Там. Там. Там. И там. Там. Там. А как она пела! Как пела. Ею восхищались! Превозносили! Её любили!

Пауза.

(Показывает рукой направо.) А теперь она мертва! Лежит в гробу! Я принёс её! 

Татьяна Петровна быстрым шагом входит справа.

    Татьяна Петровна. Егор. Люди устали в ожидании. Начали судачить и разбредаться по кладбищу.   
    Егор Никитич. (злится). Этот малый не иначе как издевается над нами. Где его копатели? Ну, где? (Идёт вправо, мимо жены.) Сейчас я ему устрою!
    Татьяна Петровна. (хватая мужа за рукав его пальто). Сам не ходи. Худое будет. Сердцем чувствую. Пошли лучше нашего истопника Аркадия Ивановича. Он в прошлом военный. Человек с выдержкой. Уж всяко скорее тебя с этим малым договорится.
    Егор Никитич. (раздумывая). Ну, пускай сходит.
    Татьяна Петровна. (призывает старика). Аркадий Иванович, можно вас.

Аркадий Иванович входит справа без креста.   

    Татьяна Петровна. Аркадий Иванович, голубчик, помощь нам от вас требуется. Видите ли, тот малый, который у кладбища сидит.
    Аркадий Иванович. Во времянке.
    Татьяна Петровна. Да – да, во времянке. Обещал нам копателей своих прислать. Но вот уж как с четверть часа прошло, а их всё нет и нет. Вы не могли бы сходить к нему и разузнать, долго ли нам ещё его работников дожидаться.
    Аркадий Иванович. Схожу, матушка. Конечно, схожу. Всё узнаю. Будьте покойны.

Аркадий Иванович уходит вправо.


 Эпизод второй.

На сцену в темноте вносят декорации. Шлагбаум. Кладбищенские ворота с крестом. Бытовку. 

В центре сцены синим светом высвечивается стеклянная коробка, в которой находится Вера.

    Вера. Но ведь я всё ещё осознаю себя! (проводит руками по телу). Ощущаю себя! И знаю. Знаю, что продолжаю существовать!

На сцене зажигается свет. Аркадий Иванович входит слева, обойдя закрытый шлагбаум. Поднимается по порожкам в бытовку. Стучится в дверь.  Малый сидит на стуле с закинутыми на стол ногами. Дремлет. Аркадий Иванович открывает дверь. 

    Аркадий Иванович. (кашляя в поднесённый ко рту кулак). Кхе. Кхе.
    Малый. (сквозь сон). Да. Кто. Что.
    Аркадий Иванович. Мы там того. Стоим, копателей дожидаемся. А их всё нет и нет.
    Малый. (просыпаясь и пугаясь гостя). Старик! Ты! Напугал. Чего тебе?
    Аркадий Иванович. Я говорю, что мы там, у могил стоим и никак копателей ваших дождаться не можем.
    Малый. (поднявшись с кресла и потягиваясь). Представляешь, старик уснул. От усталости, наверное, сморило. Теперь, знаешь ли, люди, как мухи помирать стали. Что не день, то похороны. Передохнуть некогда. (Кладёт руку на плечо старика и продолжительно зевает.) Хоть в отпуск уходи.

Малый выходит из бытовки и увлекает за собой Аркадия Ивановича.

А знаешь, я попросился. Да-да. Не веришь, что ли. Правда! Вот никогда раньше не просился, работал без продыху, а теперь решил. Уйду в отпуск. Но, понимаешь, не отпускают. Видать, не могут без меня. (Смеётся). А, старик. Как думаешь, могут они без меня или не могут? (ударяя Аркадия Ивановича по – дружески ладошкой по плечу.) Ладно, не забивай себе голову, старик. Я и без тебя знаю, что не могут. Куда они без меня. Никуда. Здесь ведь всё только на мне и держится.

Пауза.

Так кого, ты говоришь, вы там ждёте?
    Аркадий Иванович. (Оглядывается налево.) Известно кого. Копателей. Ты, сынок, давеча там, у могилки, Егору Никитичу обещал, что пришлёшь их. Мы ждём. Ждём. А копателей твоих всё нет и нет. Вот меня и послали узнать. Когда будут.
    Малый. Кому я обещал? А этому. (обводя взглядом кладбище). Так это. Значит, не освободились они ещё. Ждите. Как вернутся, я их сразу же к вам направлю.

Малый заходит за бытовку. Справляет нужду.

    Аркадий Иванович. Так чево мне Егору Никитичу передать?
    Малый. (выходя из – за бытовки и оправляясь). Ждите. Ждите. Как копатели освободятся, тотчас к вам отправлю. А теперь иди. Мне некогда, старик, с тобой лясы точить. Работы много.   

Малый поднимается в бытовку. Садится на стул и забрасывает на стол ноги. Аркадий Иванович уходит влево.

Эпизод третий.
Тухнет свет. На сцену в темноте вносят декорации могил.

В центре сцены синим светом высвечивается стеклянная коробка, в которой находится Вера.

    Вера. (ударяя ладонями по стенкам коробки). Нет! Обман! Обман! И больше ничего. Я заперта в невидимых стенах. Надежды нет. И будущего тоже нет.   

На сцене зажигается свет. Егор Никитич ходит по сцене. Татьяна Петровна с тревогой смотрит направо. Аркадий Иванович входит справа.

    Егор Никитич. (идя навстречу старику). Ну! Что там? Что он сказал?
    Аркадий Иванович. Сказал ждать!
    Егор Никитич. (Злится). Ждать! Чего ждать? Чего?
    Аркадий Иванович. Ждать, когда копатели освободятся.
    Егор Никитич. (оборачиваясь на жену). Ты слышала. Он хочет, чтобы мы продолжали ждать его копателей. А когда они освободятся? Когда? Нет! Я более не стану с этим мириться. Сами копать будем. Хватит.

Егор Никитич идёт к правой стороне сцены. Призывает мужиков.  Мужики с лопатами в руках входят справа. Подходят к могиле. Снимают куртки. На сцену справа
вбегает Авдотья.

    Авдотья.  Идут! Идут!

Все оборачиваются направо. Справа входят трое перемазанных грязью копателей и проходят мимо Егора Никитича. В руках у них лопаты. Копатели подходят к
могиле.

    Старший копатель. (оглядывая мужиков с лопатами). Не понял. А вы ещё кто такие?

Мужики с лопатами молчаливо смотрят за спину копателям на Егора Никитича.

    Егор Никитич. (осматривая копателей). Где вас, остолопов, столько времени носило? Больше часа дожидаемся. 
    Татьяна Петровна. (Укоряет мужа.) Егор.
    Старший копатель. (обернувшись). А у нас тут, папаша, очередь. Не у вас одних похороны.
    Егор Никитич. Какой я тебе папаша!
    Старший копатель. Чего ты раскричался. Направо посмотри. (показывая на гроб за сценой).  Покойник и тот лежит, помалкивает. Хотя ему вперёд твоего в землю лечь нужно.

Копатели посмеиваются.

    Егор Никитич. Да как ты смеешь! Как смеешь говорить со мной в таком тоне!
    Старший копатель. Смею. Смею. Потому как для меня вы все одинаковые. Это сегодня ты живой стоишь такой важный, смотришь с высока, презираешь. А когда мёртвым сделаешься и в гроб ляжешь, что говорить будешь?

Копатели посмеиваются.

    Егор Никитич. (его трясёт.) Ах ты мерзавец! Да, я сейчас. Да, я.
    Татьяна Петровна. (Подходит к мужу.) Егор, хватит! Прошу тебя. Перестань. Не ругайся с ними больше. Я устала! Правда. Пусть копают. Пусть чувствуют своё над нами превосходство. Пусть зарабатывают. Пусть! Только бы не слышать их больше. Только бы не видеть. (Аркадию Ивановичу.) Аркадий Иванович, прошу вас, ради Бога, покажите им, где копать. Помогите нам.
      
Аркадий Иванович подходит к копателям.  Мужики с лопатами и Авдотья уходят вправо.

    Старший копатель. Ну, давай, старик, показывай, где нам могилу копать.   
      Аркадий Иванович. (показывая место рядом с другими могилами). Вот здесь будем покойную хоронить.
    Старший копатель. (осматривая место). Здесь! Да ты чего, старый, шутишь! Нам сказали, что нужно просто выкопать могилу. А как здесь копать! Как! Да ты сам посмотри. Тут не в жизнь с лопатами не развернёшься. Тесно. Придётся оградку разбирать, потом ещё её на место ставить. А это, как ты понимаешь, дополнительные затраты сил и времени. Нет. Бесплатно работать мы не нанимались. Иди – ка ты, старик, к смотрителю и по новой договаривайся.   

Копатели ставят к оградке лопаты.

Ну, чего ты стоишь, смотришь. Сказано тебе к смотрителю идти, так иди. Не то мы на обед уйдём, а там уж ищи нас. До завтра не сыщешь. 
    Аркадий Иванович. (оглянувшись на Егора Никитича и Татьяну Петровну.) Ан нет, милок. Хватит! Что – то много вас на погосте шибко деловых развелось. А мы таких не терпим. Мы таких сразу к ногтю. Я тебе так скажу, сынок, пока дело для вас худым не кончилось. (показывая направо). Вон нас сколько здесь мужиков. Ты хайло своё прикрой. И больше не смей наше время попусту растрачивать. И не смей людей обижать. Бери в руки лопату. Бери. Бери.

Копатели переглядываются и берут в руки лопаты.

И знай одно: только работу работай. А оградку не тронь! Небось, обкопаете. Понял?
      Старший копатель. (Начинает копать.) Понял.

Копатели, не поднимая голов, копают могилу. Аркадий Иванович уходит вправо. Половина сцены над могилой затемняется. На затемнённой половине ставят декорацию, в которую опустят гроб. Татьяна Петровна и Егор Никитич
остаются на освещённой части сцены.

    Татьяна Петровна. (глубоко выдыхает.) Ну, слава Богу, копают.
    Егор Никитич. Они копают могилу нашей дочери. Поверить в это не могу. Но почему? Почему родителям выпадает доля хоронить своих детей. Почему в мироустройстве нет незыблемого правила, не позволяющего детям умирать раньше отца с матерью. Ведь, положив в гроб плоть, рождённую от нашей плоти, мы несём на кладбище самих себя. Самих себя хороним. Самих себя оплакиваем.

Пауза.

Не понимаю, как можно после похорон единственной дочери продолжить жить.
       Татьяна Петровна. Егор, ты пугаешь меня.
    Егор Никитич. Прости. Но я не знаю, как быть. Правда не знаю. Мне страшно. И страшно потому что неизбежно наступит завтра. Я боюсь этого завтра. И каждого следующего часа, дня, года, после. Время неустанно будет разделять меня с моей девочкой и, в конечном счёте, заставит свыкнутся с её смертью. А я не хочу свыкаться! Я не хочу, чтобы боль, разрывающая теперь моё сердце, ушла. Слышишь. Не хочу! Я желаю чувствовать её. Ведь боль – это единственное, что осталось мне от дочери.
    Татьяна Петровна. И у меня болит сердце. Но мы должны жить ради Веры. Она бы хотела этого.
    Егор Никитич. (Смотрит за сцену на гроб.) Мы должны. Но как? (хватая себя в грудь.) Как жить теперь, когда внутри, в этой бесполезной оболочке, возникла пустота!
      Татьяна Петровна. Смириться и в смирении отыскать путь, которым следует идти ко встрече с нашей Верой. 

Гремит гром и начинает капать дождь. Егор Никитич и Татьяна Петровна поднимают лица к небу.
 
    Татьяна Петровна. (Облегченно выдыхает и рукой растирает упавшую на лицо каплю. Улыбается.) Дождь начался!

Над второй половиной сцены зажигается свет. Копатели выбираются из могилы и отходят в сторону.

      Старший копатель. Старик, мы закончили. Можете хоронить. 

Аркадий Иванович входит справа с крестом в руках. Следом за ним входит Старик со стульями. Затем Мужики с гробом на плечах входят справа. Старик ставит на землю стулья. Мужики опускают гроб на стулья. Старик, Мужики и Копатели уходят влево. К гробу подходят Егор Никитич и Татьяна
Петровна. Справа входят Родственники.

    Татьяна Петровна. (С ужасом, отпечатавшимся на лице, продолжительно смотрит в могилу, затем подходит к гробу.) Нет! Вера! Дочка! Я не пущу! Не дам им закопать тебя! Не дам! Не пущу! Не дам!

Егор Никитич недвижимо стоит и смотрит в гроб.  Дождь усиливается.

    Аркадий Иванович. (подойдя к Егору Никитичу.) Погода быстро портится. Пора тело земле предать.

Егор Никитич отрицательно качает головой.

    Аркадий Иванович. Дождь могилку подтопит. В воду придётся хоронить. Не хорошо это.
    Татьяна Петровна. (оглянувшись на Аркадия Ивановича.) Нет! Я не дам!

Священник входит слева. Егор Никитич видит священника и кивает в знак согласия. Татьяна Петровна, увидев священника, громко плачет. Целует дочь в лоб и руки. Берёт из рук дочери иконку. Сжимает её.  Егор Никитич подходит к
жене, обнимает её за плечи и отводит от гроба.

    Священник. (Поднимает горсть земли, подходит к гробу и крестообразно посыпает землю на тело умершей). Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущий на ней.

Пауза.

    Священник. (Поднявшийся ветер и шум дождя заглушают его голос.) Господь наш Иисус Христос божественною своею благодатию, даром и властью, связывать и разрешать грехи человеческие, которую Он дал святым Своим ученикам и Апостолам, когда сказал им: «Примите Духа Святого. Если кому отпустите грехи, отпустятся им, если на ком удержите, будут удержаны»; и: «Что бы вы ни связали и на разрешили на земле, будет связано и разрешено и на небесах», и от них на нас по приеемству пришедшею, да подаст прощение чрез меня смиренного и этому чаду духовному Вера во всем, в чем она как человек согрешила пред Богом словом, или делом, или мыслию и всеми своими чувствами, вольно или невольно, сознательно или по неведению.

Егор Никитич страдает. Хватается за сердце. Татьяна Петровна плачет. Шатается.

Если же она оказалась под запрещением или отлучением архиерейским или иерейским, или если проклятие отца своего и матери своей навлекла на себя, или под свое проклятие подпала, или нарушила клятву, или какими-либо иными грехами как человек была связана, но во всем том сердцем сокрушенным покаялась, и от вины во всем том и уз да разрешит её. Все же, что по немощи естества она забвению предала, и то все да простит ей, ради человеколюбия Своего, по молитвам пресвятой и преблагословенной Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии , святых славных и всехвальных Апостолов и всех святых, аминь.

Мужики с крышкой от гроба входят справа.

Ветер и дождь стихают. Мужики закрывают гроб крышкой и забивают гвозди.

    Татьяна Петровна. (Мешает мужикам закрыть гроб крышкой.) Нет! Оставьте! Уйдите!

Егор Никитич удерживает жену. Слева входят Мужики, которые несли гроб. Аркадий Иванович достаёт из-за пазухи верёвки. Передаёт их Мужикам. Мужики опускают гроб в могилу. Все поочерёдно бросают по горсти земли на гроб. Мужики уходят вправо. Копатели входят слева и, подойдя к могиле, закапывают
её. Аркадий Иванович ставит в могилу крест.

Егор Никитич стоит перед могилой, опустив голову.

    Старший копатель. (подходит к Егору Никитичу.) Отец, дай на бутылку. Ведь мы промокли под дождём. Не заболеть бы.

Егор Никитич, не оглянувшись на копателя, вытаскивает из внутреннего кармана первую попавшуюся купюру и протягивает её просителю.  Копатели, обрадовавшись
деньгам, уходят вправо.

    Татьяна Петровна. (Мужу.) Батюшку ещё нужно отблагодарить.

Егор Никитич, оставаясь на месте, достаёт из кармана купюру и передаёт её жене.  Татьяна Петровна подходит к Священнику.

    Татьяна Петровна. (Кладёт купюру в руку священнику и целует её.) Спасибо, батюшка.
    Священник. (Опускает руку на голову Татьяны Петровны.) Крепись, дочь моя. На всё воля Божья.

Священник уходит вправо.

Свет на сцене приглушается. Гремит гром. Дождь усиливается. Родственники по одному уходят вправо. Уходит и Аркадий Иванович.
 
    Егор Никитич. (Смотрит на могилку дочери.) Вот и всё. Нет больше нашей Веры.

На сцене тухнет свет.


Эпизод четвёртый.
 
В темноте вносят декорации. Шлагбаум. Кладбищенские ворота с крестом. Контору.

В центре сцены синим светом высвечивается стеклянная коробка, в которой находится Вера. Девушка стоит недвижимо и смотрит на зрителей.  Свет стеклянной коробки тускнеет и вскоре тухнет.

Зажигается свет на сцене. Льёт сильный дождь. Малый сидит в конторе. Промокшие до нитки копатели с пакетом в руках входят справа и заходят в контору.

    Малый. А, мужики. Долго же вы. Заждался. Проходите. Проходите. Рассаживайтесь. (Старшему копателю.) Ты сюда, на стул. А вы вон, к стенке, на лавку. Грейтесь. Обсыхайте.

Копатели рассаживаются. Малый подносит дрова к печи.

Сейчас дровишек в печку подкину, ещё жарче станет. Ну и погодка сегодня выдалась. Если дождь не перестанет, то на кладбище не пройти будет. Только бы не хоронили никого завтра. А если уж принесут покойничка, так не беспокойтесь, мужики, за копку возьму как полагается, с комиссией.
    Старший копатель. (ставит на стол бутылку водки и выкладывает закуску.) И то верно.
    Малый. (Жадно смотрит на водку и закуску, потирая руки). Колбаска, хлебушек, сало, лучок. Водка. Ну, мужики! Ну, уважили!

Малый достаёт из ящика стола стакан. Дует в него.

Сейчас посидим. Сейчас. (Ставит стакан на стол.) Ну, кого ждёшь. Наливай!

Старший копатель открывает бутылку водки и наполняет стакан. Малый тем временем нарезает колбасу, хлеб и сало.

    Малый. (морщась ставит опустошённый стакан на стол). Ой, как хорошо пошла. Как хорошо.
 
Старший копатель наливает поочерёдно двум другим копателям. Копатели выпивают. Малый достаёт из кармана деньги. Слюнявит пальцы. Пересчитывает
деньги.

    Малый. А неплохо, мужики, мы сегодня с вами поработали. Не плохо. Пять могил выкопали. Это сколько же денег получается?

Пауза.

Так. Это пять на восемь. Нет. На четыре. Двадцать. На три. По пять. Пять на три. Полторы. И того, по шесть тысяч шестьсот пятьдесят рублей на брата. О как. (бросая три стопки денег на стол). Как говорится, получите и распишитесь!

Малый закуривает. Копатели берут со стола деньги и рассовывают их по карманам.

    Малый. Давай по второй, что ли, наливай.

Старший копатель наливает.
 
    Второй копатель. (зевая). Сегодня утром слышал, по радио передавали, что зима в этом году ожидается ранняя и морозная.
    Третий копатель. Да. Я тоже слыхал.
    Малый. (опустошив стакан). Так хорошо ведь, мужики, что зима близится! Ведь зимой у нас с вами тарифы какие? Правильно, зимние! А это значит, что за четыре месяца можно хорошие деньги заработать.

Копатели наперебой соглашаются с малым.

Моя вон, представляете, мужики, чего удумала. Такое только у бабы в голове возникнуть может. Она решила следующим летом нас двоих на курорт свозить. Сказала, точно я дурак какой, и её послушаюсь, что всякий уважающий себя человек должен хоть раз в жизни побывать на море. А я не люблю море! Я мечтаю о мотоцикле, на котором буду на рыбалку ездить.
    Старший копатель. Всяко лучше мотоцикл купить, чем деньгами на курортах разбрасываться. Знаешь, какие там цены! Да и удовольствие сомнительное. Уже на обратном пути в вагоне поезда, как сон улетучится. А мотоцикл всегда продать можно и вложенные в него деньги вернуть. Покупай мотоцикл и не думай.   
    Малый. Да я и не думаю.
    Третий копатель. (оживившись). Ну, это вы зря. На курортах ведь не только загорают и в море купаются. Там источников целебных много, в которых пошатнувшееся здоровье подправить можно. Тем более, тем хорошо туда поехать, у кого работа тяжёлая, такая как у нас. 
    Старший копатель. Пока ты здоровье будешь на курортах поправлять, ушлые люди твоё место на кладбище занять успеют. Потом никакого здоровья не хватит, вернут всё так, как было. Нет уж. (сжимая ладонь в кулак). Наперёд своё нужно крепко в руки взять и только после об отдыхе думать.
    Малый. Правильно ты говоришь. Наливай мужикам по третьей. А я пока отойду нужду справить. 

Старший копатель наполняет стакан. Малый выходит из конторки. Пытается прикурить сигарету. Ветер сбивает пламя от спички.

    Малый. (Бросив сигарету на землю). Да чтоб тебя!
 
Малый заходит за контору к могилам. Шатаясь, мочится. Вдруг усиливается ветер. Сверкает молния. Раздаётся гром, затем треск. Малый поднимает вверх голову и корчит в страхе лицо. Тяжёлый сук падает на него. На сцене тухнет свет. Раздаётся грохот.


Эпизод пятый.

Сцену в темноте укрывают белой ткань. Разбрасывают ветки. Рядом с бытовкой ставят деревянную телегу и гроб, в котором лежит Малый.

В центре сцене несколько секунд синим светом мерцает пустая стеклянная коробка. В ней появляется силуэт малого.

На сцене зажигается свет. У гроба стоят копатели и двое лиц. Рядом на деревянной телеге лежат лопаты и верёвки. 

    Лицо 1. (Старшему копателю.) У него что же, совсем никого из родственников не было? 
    Старший копатель. Кажись, нет. Он рассказывал как – то, что мать с отцом его ещё в детстве бросили. Воспитывала бабка. Но она померла давно.

Пауза.

Невеста у него была. Только вот где искать её. Кто же знает. Может, она наша, местная была, а может и городская. Разве теперь узнаешь.
       Лицо 1. (тяжело выдыхая). Выходит, что нам самим его хоронить придётся.   
    Старший копатель. Не могу знать.
    Лицо 1. (показывая рукой на зрительский зал). Ладно, похороните его на том лугу у кустов.
    Старший копатель. А крест.
    Лицо 1. Что крест.
    Старший копатель. Без креста ведь нельзя.
    Лицо 1. Ну, возьми один из тех, которые лежат в старом сарае. Всё, идите. Постой. А ты у нас кем работаешь?
    Старший копатель. (обернувшись). Старшим копщиком.
    Лицо 1. Теперь вместо Егорки будешь смотрителем кладбища. Как похороните тело, принимай дела. И себе замену подбери. Все сделай быстро. Расшаркиваться некогда. Людей каждый день хоронить нужно.
    Старший копатель. (улыбаясь). Понял. Будет сделано.
    Лицо 1. Ну иди уже, хорони.

Лица уходят вправо. Справа на сцену входят Егор Никитич с женой. Татьяна Петровна, проходя мимо гроба, заглядывает в него.

    Татьяна Петровна. Боже, Егор, посмотри, никак в гробу лежит тот самый малый.
    Егор Никитич. (заглядывая в гроб). Он. Ну надо же. Ещё вчера живой был.
    Татьяна Петровна. Ужасно, когда вот так внезапно умирают молодые люди. Что с ним могло произойти?
    Егор Никитич. Не знаю. Но все мы под Богом ходим.

Копатели втроём грузят гроб на телегу и везут в сторону кустов.

    Егор Никитич. Стойте! Там ведь можечина! Людей хоронить нельзя!

Копатели, посмотрев на Егора Никитича, не ответили ему и продолжили идти дальше. Копатели уходят вправо. Егор Никитич с женой, проводив взглядом гроб, уходят за шлагбаум влево.

Занавес

2024