Фингал

Леонид Евдокимов
       Я рос безотцовщиной. Хотя… - не вкладываю в это слово общепризнанного уничижительного значения. Точнее, я не чувствовал себя особо ущемленным, но иногда… Даже не знаю, как это объяснить. С детства во мне рос и креп механизм, что реагировать нужно на то, что есть, а не то, что могло бы быть. Это, как если бы вы, сиганув с обрыва, взялись бы рассуждать в полете, каково было бы вам, если бы вы не прыгнули, вместо того, чтобы контролировать свое тело и выбирать, насколько это в ваших силах, куда и как приземлиться (да, не мастер я пользоваться сослагательным наклонением!).
       Отца я почти не помню. Какие-то детальки остались в памяти, но они – как вчерашний дождь, было и было – и что?? Но вот один эпизод из детства врезался в память. Даже где-то тлеет мысль – отец в моей жизни был необходим ради этого происшествия. Ладно, - к самому действу.
       Меня пятилетнего отдали в детский сад №36 (врезалось же в память!) в группу продленного дня. Последнее означало, что в течение пяти дней в неделю родители могли не забирать детей домой: они, то есть, мы дневали и ночевали в детсаде. И вот однажды за мной пришел отец, а у меня под глазом фиолетовый фингал.
       - Кто это сделал? – строго спросил отец.
       - Сашка Силаков! – проскулил я, надеясь, что отец сейчас пойдет и надает этому Силакову огого.
       Но он молча повел меня домой.
       Ну вот не помню я, что именно произошло у меня с Силаковым! Помню только самого верзилу, который был раза в полтора выше любого в нашей группе. Помню еще, что он опасался только тройню братьев Ивановых, а с остальными не считался вовсе.
       - Ну давай, боец, рассказывай, - отец поудобнее устроился за кухонным столом и подморгнул дяде Коле, соседу, отцу моего друга Толяна, который забрел к нам с трехлитровым бидончиком пива.
       - Он меня ударил! – зашмыгал я носом, надеясь на сочувствие.
       - А ты?
       - …
       - Надо было дать в ответ! – сказал отец назидательно.
       - Да как же я дам, если он длинный?..
       - Надо было подставить табуреточку! – смеясь, сказал дядя Коля.
       - Ну-ка, врежь мне! – сказал отец и слегка наклонился вперед.
       Я ткнул кулачком ему в щетину.
       - Девочки бьют сильнее, - прокомментировал дядя Коля.
       - Давай еще раз! – скомандовал отец.
       Я зажмурился и попробовал ударить вторично.
       На следующий день меня из детского сада уволили. Ну, то есть, выгнали. Ну, то есть, отчислили. Ну, то есть, сказали моим родителям, что таким хулиганам, как я, в этом детском саду не место. Поскольку, придя утром, я, следуя совету дяди Коли, отвел Силакова к окну. Принес стульчик, забрался на него (о ужас!) с ногами и врезал от души сынку заместителя какой-то там партийной шишки в глаз.
       Я помню, как гундела мать, таща меня домой. А какое упоение испытывал я! Христиане – завяжите глаза: я побил долговязого пацана за то, что он бил других.