Глава двадцатая
Александр Иванович стоял у стены в коридоре с ужасом наблюдая, как плачет Амосова, как хрипит и сползает с лавки на пол Сартуков.
- Смотри, Андрюша, кто там! - Магдалина ткнула пальцем в Бурлакова.
- Не вижу! Не хочу видеть никого! Писать хочу! - Сартуков напрягся, и на полу под ним стала появляться лужа.
-Теперь сиди в своём ссанье, пока тряпку не принесут! Уже второй раз! - в сердцах высказал Андрею Андреевичу унтер-офицер в голубом мундире.
- Вас в каталажку, Александр Иванович? - не обращая внимания на мужа, неожиданно спросила Сартукова.
- Не ... не... знаю, - заикаясь, тихим голосом ответил Бурлаков.
- Не дай Бог! Что там творится! Меня какая-то баба пьяная облевала, а Андрюшеньке так плохо, что он писается всё время. Мочевой пузырь не выдерживает... Самое главное, что никто до сих пор ничего не сказал почему мы здесь. В чём нас обвиняют? - Магдалина зарыдала.
- Всем молчать! Говорить нельзя! - оборвал её унтер-офицер в голубом мундире.
Амосова забилась в угол, иногда бросая быстрые взгляды на Бурлакова и Сартуковых.
В коридоре появился Гурьев.
- Заходите! - строго сказал он Бурлакову и легонько подтолкнул его к двери.
- И так Алекандр Иванович, нужно написать следующее, - сказал Гурьев, - садитесь за стол. Вот вам новый лист бумаги. Берите и пишите!
- Михаил Иванович, а что с Сартуковыми? Почему они до сих пор сидят в коридоре? - глухо спросил Бурлаков.
- Ждут допроса. Это, как вы понимаете, обязательная процедура. Затем их отвезут в Богатяновскую тюрьму, - спокойно объяснил Гурьев.
- На Богатяновку? В тюрьму? - Бурлаков совсем поник.
- И так, пишите! - приказал Гурьев.
«Я, Бурлаков Александр Иванович, виноват во всём! Полностью раскаиваюсь в содеянном. Простить меня может только Господь!»
- Написал! - безразлично сказал «Байрон»,- что нужно добавить?
- Дайте -ка я посмотрю! - Гурьев ловко взял лист бумаги из рук Бурлакова. Пробежал короткий текст глазами. Быстро придавил лист пресс-папье. - Думаю, что всё! Мне нужно выйти к начальнику! Пойдёмте!
Бурлаков вновь стоял в коридоре. На лавке у входа сидели Сартуковы. Андрей Андреевич не узнавал Александра Ивановича. Только смотрел круглыми от испуга глазами. Магдалина пятернёй чесала свою толстую короткую шею и молчала.
По коридору взад и вперёд ходил коренастый унтер-офицер в голубом мундире.
В дальнем углу уже не было Амосовой. На лавке под охраной жандарма сидели Нина Копылова и Николай Аверков. Он прижал девушку к себе и нежно гладил её по светлым волосам. Заметив Бурлакова, Аверков кивнул ему головой. При ярком свете керосиновых ламп сверкнули его очки.
- К стене прижмитесь! - к Александру Ивановичу подошёл коренастый унтер-офицер со скрещёнными за спиной руками. - Это вам не публичное место в парке! Это жандармское управление!
Бурлаков вздрогнул от неожиданности и буквально прилип к стене.
Аверков что-то шептал Нине. Не было слышно слов, но, очевидно, что-то успакаевающее.
Сердце Бурлакова сильно билось. Ему стало казаться, что все знают, что это именно он сотрудничал с жандармами. От этой страшной мысли ему сделалось плохо. Сначала потяжелело внизу живота, затем стало холодно, а потом Алекандр Иванович почувствовал, что теряет сознание.
- Бурлаков! Хватит стоять! Заходите в кабинет! - откуда-то издалека услышал он голос Гурьева.
- Иду, - с трудом пошевелил Бурлаков языком и шагнул в открытую Гурьевым дверь кабинета.
- Вам плохо, Александр Иванович? Вы побледнели! Дать воды? - предложил Гурьев.
- Да... пожалуйста, - едва пролепетал «Байрон».
- Вот сейчас, мне кажется, что вы приходите в порядок, - удовлетворённо заметил Михаил. - Слушайте меня очень внимательно, Александр Иванович! Вы слушаете?
- Да! Да! - с готовностью кивнул головой Бурлаков.
- Я только что разговаривал с моим начальником. Он предлагает великолепный вариант! Я, когда его услышал, даже обрадовался! Вы, Александр Иванович, оказывается можете решить абсолютно всё!
- Что я могу теперь решить? - вяло усмехнулся Бурлаков.
- Абсолютно всё! Сейчас вы напишите признание в том, что вы, Бурлаков Александр Иванович, 9 января сего года читали прокламацию на вечеринке у Амосовой. Прокламацию вы нашли на улице. Вы решили поделиться её содержанием со всеми, кто находился на квартире Амосовой. - Гурьев замолчал, наблюдая за реакцией «Байрона».
- Михаил Иванович, вы хотите, чтобы я взял всю вину на себя? - с ужасом в голосе произнёс Бурлаков, - и потом получил тюремный срок или высылку в Сибирь? Я уже думал об этом...
- Слушайте далее, Александр Иванович! Вы пишите такое признание, мы платим вам 800 рублей и завтра с этими деньгами вы покидаете город Ростов на Дону. Можете ехать в Питер, Москву, Тифлис, Одессу.... куда захотите! На основании вашего признания мы немедленно отпускаем всех задержанных, и они спокойно возвращаются домой, к нормальной жизни. Также я вам обещаю, что никто и никогда вас не будет разыскивать! - объяснил Гурьев.
- Вы заплатите мне 800 рублей!? - от величайшего удивления «Байрон» приподнялся со стула.
- Да, Александр Иванович, вы не ослышались: именно так! 800 рублей! - повторил Гурьев.
- Я согласен! Давайте бумагу! Диктуйте! - «Байрон» придвинул свой стул к столу.
- Пишите! - Гурьев стоял за спиной «Байрона».
» Я, Бурлаков Александр Иванович, сообщаю, что 9 января 1891 года на вечеринке у Надежды Амосовой, которая проходила на квартире по адресу: город Ростов на Дону, улица Пушкинская 151, квартира 6. мною была прочитана прокламация, которую я нашёл на улице. Какой политической партией или политической организацией была выпущена прокламация я не знаю. Содержание её пересказать затрудняюсь.
Доношу о данном событии с опозданием во много месяцев. Это моя вина, которую я осознаю и раскаиваюсь в данном поступке.
Бурлаков Александр Иванович.
20 июня 1891 года.»
- Хорошо! Написан документ разборчивым почерком. Читается. Сейчас я его придавлю пресс-папье, - Гурьев рассматривал написанное.
- Что нибудь нужно,Михаил Иванович? - заискивающе спросил Бурлаков.
- Нет! Слушайте теперь меня очень внимательно, Александр Иванович! Сейчас двое наших унтер-офицеров, одетые в цивильные костюмы, отвезут вас в гостиницу «Париж». Для вас там снимут номер. Завтра утром вы поедете к себе домой, упакуете все свои вещи, отвезёте их в камеру хранения на железнодорожный вокзал. В одиннадцать часов утра я буду вас ждать на конспиративной квартире, где персонально вручу 800 рублей, и мы с вами простимся навсегда. Вы меня поняли?
- Конечно понял, Михаил Иванович! Однако мне нужно домой именно сейчас для того, чтобы переодеться! Я же не могу в таком виде прибыть в гостиницу? - с нотками возмущения произнёс «Байрон».
- Никаких домов! Только в гостиницу! Всё, Александр Иванович, до завтра! - Гурьев протянул ему руку для пожатия.
Потом он приоткрыл дверь и позвал:
- Потапенко! Ко мне!
- Потапенко, передаю вам господина Бурлакова Александра Ивановича! Отвезите и поселите его в гостинице «Париж». За номер заплатите до утра! - распорядился Михаил.
- Слушаюсь, ваше благородие! - вытянулся вахмистр. - Пойдёмте со мной! - обратился Потапенко к Александру Ивановичу.
После их ухода, Михаил вручил бумагу с признанием Бурлакова адъютанту и пригласил чету Сартуковых к себе.
- Входите! Садитесь! - строгим голосом произнёс он. - Итак, ваши паспорта находятся у меня. Сартуков Андрей Андреевич - это вы? - обратился он невысокому мужчине, одетому в серый костюм от которого невыносимо пахло мочой. «Надо окно отворить настежь! - подумал Михаил, - пусть уж лучше меня съедят комары, чем я задохнусь от вони!»
- Это он! Он, господин начальник! - глупо улыбаясь, залепетала его супруга. - У него язык отнялся! От нервов. Стал ходить под себя. Это тоже от нервов! Скажите нам, что случилось? В чём мы с Андрюшей виноваты? - зарыдала Сартукова.
- Сейчас объясню, но прежде скажите мне вашу фамилию, имя, отчество! - Михаил говорил строго, при этом стараясь не рассмеяться, наблюдая за этой странной парой.
- Сартукова Магдалина Крикоровна, девичья фамилия Муратчаян, - женщина попыталась встать.
- Сидите! - приказал Гурьев, - вы прописаны со своим супругом по адресу: город Ростов на Дону, Соборный переулок дом 15, квартира 4. Это доходный дом Балабанова. Это верно? - спросил он, листая паспорта.
- Да! Правильно, - Сартукова смотрела на офицера, а не на мужа, который сполз на пол и сидел, прижавшись к ногам жены.
«От неё тоже чем-то нехорошим воняет! Ужас! Ну и парочка! Зачем она напялила на себя дорогое светлое платье? В тюрьму собралась! В дорогом платье? Оно уже обильно покрыто грязными пятнами, - ужаснулся про себя Гурьев.
И так господа Сартуковы вы обвиняетесь в совершении государственного преступления, предусматривающего наказание в виде высылки на срок до трёх лет или тюремного заключение на срок от 1 года и 4 месяцев до двух лет. Статья 279 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Том 15. Вы меня поняли, Сартуковы? - Михаил внимательно смотрел на супружескую чету.
- Нет! Нет! Нет! - Магдалина вскочила со стула и на коленях поползла к Гурьеву, - господин офицер! Господин офицер! Господин офицер! - причитала она. - Мой отец очень богатый человек! Очень! Скажите сколько надо заплатить, чтобы избежать ...
Михаил встал со стула и начал поднимать непричёсанную неопрятную женщину. «Господи, как же от неё несёт кислятиной!» - стараясь задерживать дыхание, подумал он.
- Вставайте! Да вставайте же вы! - он поднял Магдалину за подмышки и посадил на стул. - Ещё одна такая выходка и я немедля отправлю вас в Богатяновскую тюрьму, - предупредил он.
- Итак, продолжаем допрос! - Михаил посмотрел на Андрея Андреевича.
Тот спокойно сидел на полу и с глупейшим выражением лица наблюдал за происходящим.
- 9 января сего года вы присутствовали на вечеринке у Амосовой Надежды Григорьевны? Отвечайте!
- Присутствовали, - хрипло прошептала Сартукова.
- Там вы слушали, как читали прокламацию. Кто читал?
- Сука эта: Амосова и читала! Мы с Андрюшей ничего не слушали! Вот вам крест святой, господин офицер! - Магдалина принялась креститься, - она притащила эту прокламацию и сама же её читала!
- Нет, не правильно! Читала не Амосова! - обяснил Гурьев.
- А хто тогда? - Суртакова с глупым выражением лица уставилась на Михаила.
- Принёс прокламацию и читал её господин Бурлаков Александр Иванович! - объяснил Гурьев.
Магдалина молчала.
- И так, госпожа Суртакова, сейчас вы и ваш супруг напишите мне признание в том, что 9 января 1981 года прокламацию на кватире Амосовой всем вслух читал Бурлаков. После чего можете быть свободны! Берите извозчика и отправляйтесь к себе домой! - предложил Михаил.
- Правда? - сначала не поверила Магдалина, а потом сорвалась с места.
Она подбежала к столу, затем вернулась за стулом. Поставила его, уселась и потребовала чернила, бумагу и перо.
- Только я вам буду диктовать, чтобы не пришлось переписывать несколько раз, - предупредил Михаил.
-Да! Да, господин офицер! Только не очень быстро! Я не могу быстро писать! Пожалуйста, господин офицер! - она сорвалась на быстрый лепет.
- Пишите, Суртакова!
Я, Суртакова Магдалина Крикоровна, доношу, что 9 января 1891 года на вечеринке у модистки Амосовой Надежды Григорьевны, которую та организовала у себя на квартире по адресу город Ростов на Дону, улица Пушкинская 151, квартира 6 некий Бурлаков Александр Иванович читал прокламацию. Он рассказал всем нам, присутствующим на вечеринке, что нашёл эту прокламацию на тротуаре и принёс из-за любопытства. Интереса никакого я и мой супруг Сартуков Андрей Андреевич к прокламации не проявили. О чём читал Бурлаков мы вообще не слышали, потому что разговаривали с другими участниками вечеринки.
Я, Сартукова Магдалина Крикоровна, каюсь в том, что вовремя не донесла на Бурлакова А.И.
Впредь обещаю немедленно сообщать в полицию о подобных фактах.
20 июня 1891 года, 18 часов. Подписала Сартукова М.К.
- Пальцы устали, в крючок сгибаются, - облегчённо вздохнула Сартукова. - Прочитайте пожалуйста, господин офицер! Всё так?
- Так! Так! - я же вам диктовал и смотрел, что вы пишите. Давайте мне лист бумаги, пока вы чернила не размазали! - Гурьев придавил текст пресс-папье. - Замечательно! Теперь тоже самое должен написать ваш супруг, после чего вы едите к себе домой.
- Андрюша! Андрюша! - Сартукова пыталась поднять с пола мужа, но он лишь молчал с глупым выражением лица.
- Магдалина Крикоровна, я сейчас вам помогу! - глубоко вздохнул Гурьев, подошёл к Сартукову и легко поднял его с пола. «Жуть, как он сильно воняет мочой! Кажется, что с каждой минутой этот кошмарный запах становится всё сильнее!»
- Андрей Андреевич, вот вам ручка, чернила, бумага. Пишите под мою диктовку! - Михаил усадил Сартукова на за стол.
Магдалина Крикоровна с нескрываемым уважением посмотрела на Гурьева .
- Сартуков, вы будете писать? - спросил Михаил, увидев как тот заваливается на левый бок и сползает со стула.
- Господин офицер, вы видите, что Андрюша совсем плохой? Соображение у него
отшибло! - Магдалина Крикоровна всхлипнула.
- Тогда вы, Сартукова, садитесь за стол и пишите подобный документ, только изменённым почерком! Сможете? - предложил Гурьев.
- Конечно, господин офицер! Только вы мне диктуйте, а я постараюсь другим почерком написать. Пожалуйста, господин офицер! - Магдалина принялась искать в рукаве платья носовой платок. Не нашла и тогда вытерла лицо подолом своего светлого платья, после чего, громко и тщательно, в него высморкалась.
Михаил поднял Андрея Андреевича со стула, отнёс и посадил на другой, стоящий у стены.
- Вы готовы, Сартукова? - спросил Михаил, становясь позади женщины.
- Да, да! - она воткнула перо в чернильницу.
Магдалина Крикоровна весьма талантливо изменила свой почерк и написала донос от имени своего супруга. Правда длилось это довольно долго. Гурьев даже нервничать начал, наблюдая за тем, как она медленно скребёт пером по бумаге.
- Замечательно, господа Сартуковы! - язвительно произнёс Михаил. - Вот, Магдалина Крикоровна, ваши паспорта! Держите! Можете быть свободны!
- Правда, господин офицер? - женщина заискивающе смотрела в глаза Гурьева и не могла ещё поверить, что этот кошмар для неё и её супруга закончился.
- Конечно же правда! Я обещал! - Гурьев подошёл к двери и отворил её, - Потапенко, господа Сартуковы свободны! Проводите их на улицу! - громко приказал он.
- Андрюшенька, пойдём! Пойдём, мой любименький! - Магдалина Крикоровна пыталась поднять своего супруга.
Увы у неё это не получилось!
Тогда Михаил схватил того за воротник пиджака и поставил на пол.
- Забирайте мужа и ступайте! - с угрозой прошептал он.
- Андрюша, пошли! - Сартукова взяла мужа за руку, и он пошёл за ней в коридор.
- Слава Богу! - вздохнул от облегчения Гурьев.
У Грабовского допросы шли более медленно. Николай Васильевич сначала пугал, затем увещевал, и только тогда все немедленно писали доносы на Бурлакова.
Загвоздка вышла с Илларионовым. Он сразу же взял вину Амосовой на себя.
- Это я принёс прокламацию и именно я зачитал её вслух 9 января этого года на квартире Амосовой! Меня можете отправить в тюрьму или выслать! Надежду не трогайте! - заявил он.
- Зачем врёте, Емельян Емельянович? - хитро прищурился штаб-ротмистр и достал из портсигара папиросу.
- Я не вру! Амосова здесь ни при чём! - Илларионов нагло смотрел в глаза Грабовского.
- Так я знаю, что Надежда Григорьевна здесь абсолютно ни при чём! - Николай Васильевич закурил папиросу, - точно также, как и вы.
На лице Илларионова появилось глупое выражение.
- Зачем берёте на себя чужую вину, Емельян Емельянович? Признайтесь! - Грабовский пускал голубые кольца табачного дыма в потолок.
Илларионов начал потеть. Он смотрел на штаб-ротмистра и молчал.
- Дурак ты, Емельян! Ха-ха! Читай! - Грабовский протянул ему признание Бурлакова.
Илларионов прочитал один раз. Затем второй.
- Чего вы от меня хотите? - наконец выдохнул он.
- Как чего? - удивлённо развёл руками штаб-ротмистр, - хочу только, чтобы вы письменно подтвердили признание Бурлакова и отправлялись восвояси. Вы мне больше не нужны! Вообще не нужны!
- Где ручка и бумага? - прошептал Илларионов и вытер рукавом рубахи пот с лица.
Михаил пришёл домой, когда начинало всходить горячее южное солнце. Уже пели птицы, а на реке громко гудели буксиры и пассажирские суда.
- Мишенька! Мишенька! Наконец-то ты дома! Я почти не спала, ждала тебя, родной ты мой! - кинулась к Гурьеву Антонина в ночной рубашке, желанная и нежная.
- Куда же я денусь, Тоня? - засмеялся он, прижал её к себе и сильно поцеловал в губы. - Умираю с голоду! Собери что-нибудь на стол, пожалуйста! Я сейчас быстренько ополоснусь.
В девять часов утра Гурьев прибыл на службу. В коридоре на лавке сидел старший унтер-офицер Попов, дежурный по управлению.
- Здравия желаю, Михаил Иванович! Вы сегодня прибыли первым, - улыбнулся он.
- Что даже Кирсанова ещё нет? - искренне удивился Гурьев, - ну и дела?
В кабинете он скинул пиджак и остался в рубашке. Ослабил узел галстука и принялся изучать ворох документов: запросы, просьбы о выдаче справок о политической благонадёжности..
Для того, чтобы работать методично и эффективно, Гурьев составил для себя план действий.
В девять часов пятьдесят минут появился Кирсанов.
- Дмитрий Ильич, вы случайно не знаете в котором часу должен прибыть Грабовский? - поинтересовался у него Михаил.
- Насколько я осведомлён, господин штаб-ротмистр должен уже быть, - пожал плечами адъютант.
Грабовского не было и в десять часов двадцать минут. «Нехорошо получится, если я опоздаю вручить «Байрону» деньги. Будет выглядеть, как попытка обмануть его. Нехорошо!» - начал переживать Гурьев.
В десять часов сорок минут Грабовский прибыл в управление и сразу же пригласил к себе Михаила.
- Здравствуйте, Николай Васильевич! - поздоровался Гурьев, входя в его кабинет.
- Доброго здоровья, Михаил Иванович! Сообщаю вам последнюю новость. Сегодня, ориентировочно между семью и восемью часами утра, покончил с собой Бурлаков Александр Иванович. Произошло это прискорбное событие в одном из номеров гостиницы «Париж». - Грабовский сел за стол.
- Как покончил? - не понял Михаил.
- Повесился на простыне. Мне об этом происшествии в половине восьмого сообщил вахмистр Потапенко, а ему - филёры Таран и Калашников, которые присматривали за Бурлаковым с улицы. Я прибыл в гостиницу, лично осмотрел гостиничный номер, ничего там не обнаружил, за исключением записки, написанной рукой самоубийцы, в которой он просит прощения. Вызванный полицейский доктор подтвердил, что сомнений быть не может: Бурлаков покончил с жизнью сам, без посторонней помощи. Дело сейчас оформляет следователь полиции. Вот и всё, Михаил Иванович! Первый акт спектакля закончился. Начинается второй, в котором я должен буду составить несколько длинных и серьёзных бумаг в Новочеркасск и Санкт-Петербург. Вопросы есть? - штаб-ротмистр полез в карман за портсигаром.
- Вопросы? Не знаю... Нет, наверное... - Гурьев был настолько растерян, что не догадался ничего спросить: ни о предсмертной записке Бурлакова, ни о том, как тот был одет... - разрешите идти? - только и смог он произнести.
Через день вернулся на службу выздоровевший ротмистр Апостолов. Он пригласил к себе в кабинет Грабовского, где они провели добрую половину дня о чём-то беседуя.
Михаил мотался по городу, а потом до глубокого вечера писал ответы на официальные запросы из жандармских управлений других регионов.
На следующий день прибыл из командировки поручик Фёдоров.
После обеда Апостолов вызвал к себе Михаила и начал требовать, чтобы он срочно занялся вербовкой новых перспективных агентов.
- Вы, Гурьев, обязаны иметь от пятнадцати до двадцати секретных сотрудников! Четверо, которые состоят у вас на связи, «не делают нам никакой погоды». Ищите нужных кандидатов, обязательно докладывайте мне о кандидатурах. Только не тяните, Михаил Иванович! Это нужно делать быстро! Вам понятно?
- Так точно, Александр Иванович! - стараясь выглядеть бодрым, согласился Гурьев.
5 июля наконец-то были готовы парадный и повседневный жандармские мундиры, заказанные Михаилом. Он поехал забирать их до обеда на Большую Садовую, в дом Яблокова.
Хацкевич Абрам Моисеевич -один из лучших портных Ростова на Дону- помог Гурьеву облачиться в парадный мундир.
- Господин поручик, вам нужно приблизиться вот к этому, самому большому зеркалу моей мастерской! Вот сюда, пожалуйста! Вот так! Вот так! Вы теперь можете наблюдать себя во весь рост. Спиной теперь повернитесь! Вот, вот! Ну просто глаз не оторвать! Господин поручик, мундир ну просто шикарный! Шикарный! Как вы считаете? - Абрам Моисеевич маленький и худой, в очках с толстыми линзами, быстро крутился вокруг Михаила.
- Мне нравится! - с удовлетворением согласился Гурьев.
- А мне как нравится, господин поручик! -захлопал в ладоши Хацкевич. - Вот только вот одного не хватает! Какая жалость! Какая жалость! - он схватился за свою плешивую голову.
- Чего не хватает? - забеспокоился Михаил. - Вы что-то забыли, Абрам Моисеевич?
- Вот здесь не хватает! - Хацкевич поскрёб указательным пальцем на груди Гурьева, - Святой Анны или Святого Святослава, - с фальшивым состраданием вздохнул портной.
- Ха-ха-ха! - засмеялся Гурьев довольный шуткой Хацкевича. - Будет, Абрам Моисеевич! Обязательно будет!
- Так и я вам, господин поручик, о том же и говорю! Обязательно будут ордена! Только прошу вас не забывать меня, скромного портного, и заказывать мундиры только в этой мастерской! - Хацкевич заискивающе заулыбался.