Одурманенный сиренью, сад уснул, погрузившись в тишину. Ночь ступила хозяйкой на аллеи, но вела себя, как любопытная гостья: ворошила лиловый дурман, разбрасывала лепестковый снегопад от яблонь, обмахивала ласковым крылом пионы, набирающие цвет.
Под долгим взглядом Арсения бархат темноты обрел прозрачность и выдал дорогие сердцу картины. Строгая ночная графика: силуэты шалых от мая деревьев, уходящий в темноту коридор аллеи, плеск лунного света в листве. Арсений жадно вбирал в себя запахи сада, впитывал тишину и наслаждался мигом, скоротечность которого делала его еще более совершенным.
Когда в детстве мечтал он о полетах на дальние планеты, трудно было представить, что по истечении лет самым прекрасным местом покажется вот это. Тихий уголок сада в корявых объятиях яблонь, старый родительский дом, помолодевший от встречи с блудным сыном. Рано или поздно любому космическому страннику суждено убедиться, что, независимо от гравитационного потенциала планет, наиболее сильным притяжением обладает Земля.
Перелеты и приключения, перепады температур и впечатлений - Арсений устал от пестроты событий и стрессов, он так соскучился по тишине! Дом щедро предлагал все ее варианты: устоявшуюся безмятежность будней, задушевность молчания у костра в саду и бездонный душевный покой. Арсений планировал посвятить отпуск теплой грусти, к которой взывала нажитая временем ностальгия. Дом радовался его планам. Он едва успел раскрыть Арсению нежность объятий и предложить альбом воспоминаний….
Но братец Юрий выразил протест: сказал, что отдых должен быть активным, что в старики Арсению записываться рано. И тоном, не допускающим возражений, объявил: старший брат должен сопровождать их с Варварой на Пургаториум.
Варвары возле Юрки Арсений никак не ожидал. Ничто не предвещало появления молодой жены у младшего Ковалева. Потому старший и опешил, когда братец торжественно представил ему свою Барби. Вот тебе и птенец-желторотик! От растерянности Арсений даже забыл их поздравить. Он разглядывал новоявленную родственницу и удивлялся, почему Варвара не снимает темной шапочки в гостиной. Потом обнаружил, что шапочки никакой и нет. Просто линия волос начиналась слишком низко у лица и срезала лоб на нет. Лоб, в свою очередь, теснил глаза: они казались маленькими темными щелочками. Но какое все это имело значение? Юрка выглядел счастливым, а это значило, что принимать молодых Ковалеву-старшему следовало только в паре.
- Почему Пургаториум? – мрачно поинтересовался Арсений. По большому счету ему одинаково не хотелось лететь куда бы то ни было, но не обижать же брата! Вдруг предложение покажется действительно заманчивым?
- Самый престижный тур, - просветила Варвара с придыханием, призванным обозначить статус выбранного тура.
Желая предупредить ироническую ухмылку старшего, Юрка поспешно добавил:
- Говорят, это красивейшее место среди туристических новинок.
Знал, шельмец, чем пронять брата! Не хуже Арсения ведал, что рыщет старший по космическим просторам в поисках идеала совершенства. Понимание – тонкая материя, без него узы родства – пустая формальность.
Юрка заметил, что ухмылка-таки появилась и добавил совсем уж смиренно:
- У нас с Барби еще не было свадебного путешествия…
Этот тон – с позиции опекаемого, слабого, выбран был как самый верный в обращении к Арсению. Отказать тому, с кем делил одно на двоих детство, старший Ковалев чувствовал себя не вправе.
Арсению той части детства, что осенялась надежным крылом родительской заботы, досталось больше, а Юрка оказался несправедливо обделенным. Младшему из Ковалевых было всего четырнадцать, когда родители погибли. Арсений тогда учился в Академии Космоплавания, жил насыщенной, напряженной жизнью, времени на брата не хватало. Оставалось только изо всех сил жалеть Юрку. Чтобы хоть как-то компенсировать недоданное брату судьбой, он щедро оплачивал любые его прихоти, субсидировал обучение в той же Академии Космоплавания и продолжал выдавать деньги по первому требованию, вне зависимости от возрастания запросов.
- Если путешествие свадебное, то третий лишний вам ни к чему, - попробовал увильнуть Арсений.
- Ну как будто не знаешь, в чем проблема! Совсем оторвался от действительности… - Юрка досадливо дернулся и посмотрел с укором. В присутствии молодой жены напоминать о несамостоятельности мужа со стороны старшего брата было по меньшей мере неделикатно.
- Мы с Юрой, находясь на иждивении, считаемся недееспособными, и нам разрешаются только путешествия в пределах Земли, - пожаловалась Варвара. Ее неодобрение простиралось широко: оно захватывало не только орбиты Земли, но и все ее законы с запретами, и странноватое положение зависимости, которую Арсений, по правде говоря, воспринимал как добровольную. Диплом космоплавателя Юрка получил полгода назад, но до сих пор не сделал еще ни одного вылета.
Пока он собирался с мыслями, чтобы осторожно разузнать, когда же брат намерен распроститься с ограничением собственной дееспособности, у того уже возникла новая идея.
- Тебе тоже не обязательно лететь одному. Хочешь, я приглашу Беату? – лукаво прищурился братец. – Мне она точно не сможет отказать, ты же знаешь.
Прежде, чем Арсений сумел возразить, Юрка быстро нажал кнопку видеокоммуникатора экстрасвязи. Пожалуй, слишком быстро для того, чтобы его решение выглядело спонтанным.
Белесая муть экрана, помедлив, расцвела голубовато-серебристыми тонами – классика оттенков для мира Снежной королевы. Ленивый сказочный вихрь закружил перед глазами зрителей, не давая визуальной опоры на привычные предметы. Квартиру представляло кружение световых пятен в шуме искусственного дождя. Сверхсовременный дизайн интерьера предусматривал не просто модульные видеокартины, а трансформацию мебели из пластичной полуматерии по требованию хозяев.
Беата царила в неясном потоке сенсорных волн, призванных корректировать настроение. Арсений уже успел отвыкнуть от аморфности собственной квартиры и сейчас, глядя со стороны, не мог поверить, что когда-то вписывался в это затейливое пространство. Да он попросту мирился, потому что атмосфера таинственной неопределенности изумительно подходила Беате. Она и внедряла модерновый стиль трансформации в дизайне. Арсений лишь уступал, как и положено мужу. Иногда он думал: а что, если жена вдруг захотела бы и лицо сделать таким же меняющимся и текучим, как ее жилище? К счастью, Беата сознавала, что не следует совершенствовать совершенство и лицу своему покуда была верна. Не лицо, а лик с серебряной печатью: изысканно и безупречно.
Юрка вел себя, как заправский сводник и говорил с Беатой так, словно нормой последнего времени для Ковалевых был разговор, а не напряжение молчания. Она вроде бы не удивилась, впрочем, Беата хорошо умела скрывать чувства под царственно-холодной маской. За аристократическим спокойствием не каждый мог разглядеть ранимость и хрупкость натуры, утянутой в серебристую ирреальность.
- Ладно, суть я изложил, а дальше думай, как быстрее принять наше предложение, - забавлялся младший, кося хитрым глазом на одеревенелого Арсения. – Нам с Барби нужно кое-что обсудить наедине.
Юрка принялся оттаскивать от экрана упиравшуюся Варвару: девушка с жадным любопытством разглядывала сверхсовременную квартиру и прекрасную ее хозяйку, даже подалась вперед, будто в надежде, что декоративно-сенсорные волны втянут и ее в глубину замысловатого пространства. Но муж тянул настойчиво и был сильнее. Тяжко вздохнув, молодая супруга покорилась, и они вышли, выразительно задвинув за собой двери.
- Расслабься, Ковалев, - сказала Беата после мучительной паузы. – Я же поняла, что инициатива исходила не от тебя. А Юра неплохо умеет расставлять ловушки…
Он кивнул, жалея о том, что так и не научился носить спасительную маску, и жена спокойно читает по его лицу все то, что так хотелось бы ему скрыть. Когда он мнил себя свободным от снежнокоролевских чар, победное настроение очень портил привкус тоски, обнаруженный у свободы.
- Спасибо за предложение, но… принять не смогу, - сказала Беата. – А тебе советую. Пургаториум – не заурядный комплекс развлечений. Это нечто большее.
- Была там? – поинтересовался Арсений.
- Совсем недавно. В служебной командировке, - великодушно добавила жена, и Арсений понял, что она по-прежнему видит его насквозь и что не стремится подчеркнуть, насколько свободна сейчас в своих решениях и передвижениях.
- И что же там такого особенного в этом Пургаториуме? – спросил он, надеясь, что вернул себе независимый вид. – Экстрим?
- Психоэкстрим, так бы я сказала.
- Экстрим всегда находится в сфере психо, - возразил Арсений.
- Да… Но у дамианцев он не сопутствует, а организовывает психо. У них, как я поняла, идет расчет на трансформацию сознания. Эдакая творческая планетная лаборатория с привлечением туристов в качестве испытуемых.
- Ага. Выходит, тур – сеанс развлекательно-ментальной терапии. И что, по-твоему, я нуждаюсь в психокоррекции? – спросил он с вызовом.
- Знаешь, нам всем требуется корректировка, - вздохнула Беата. Вот тебе бы я посоветовала подлечиться от перфекционизма.
- Не самое плохое качество, - хмыкнул Арсений.
- Вот уж не скажи. Помнишь, как ты говорил про розу?
- Я и сейчас готов повторить. Не могу наслаждаться красотой розы, если на ней сидит жирная навозная муха.
Беата кивнула.
- Именно. А я вот думаю, что муха тоже имеет право на существование.
Арсений понял, что в ней изменилось. Спокойствие Беаты сейчас было не наигранным и не в угоду хорошим манерам. Спокойствие приобрело глубину, изливалось уверенно, полно и походило на заслуженный результат стараний беспокойной души. Сенсоволны, отражающие настроение, казались совершенно чистыми – никаких серых и мутных тонов. На заднем фоне, в проеме виртуального окна, лился прозрачный и веселый дождь. Неужели действительно воздействие Пургаториума настолько целебно?
Тогда стоит попытаться. Взять – и излечиться… к примеру, - от Беаты. А что? Неплохая идея.
Продолжение
http://proza.ru/2024/04/26/980