Подлость
Жили-были на свете два человека. Оба — военные. Один — полковник, другой — генерал. И жить бы им, как говорится, да поживать, да чинов и добра наживать, ан, нет — не получилось. Скорее — не захотели. Гордыня заела, да та же подленькая сущность наружу проявилась. Ну, если бы не проявилась, то не было бы и этой были. Не узнали бы об этом люди даже через столько лет, если бы не пересеклись наши пути-дороги.
А дело было так. В одном украинском городе, в престижном военном доме, на одной лестничной клетке, в двух, переоборудованных под пятикомнатные квартирах, жили две семьи, одна — полковника, начальника кустового политотдела, другая — генерала, командира дивизии.
Их военные пути не пересекались, так как служили они в разных родах войск, один — в инженерно-строительных, второй — в ПВО. У них были общие интересы только вне службы. Ну, во-первых, они были соседями по квартирам, дружили семьями, часто просто так ходили друг к другу на чарку водки или что-то вкусное (в те времена с едой было не все просто), а главное, что их объединяло — это охота и рыбалка. О, эти наши национальные особенности охоты и рыбалки! Вряд ли, где в мире так, как у нас во время охоты и рыбалки, решается или подготавливается масса текущих вопросов, вплоть до кадровых.
Все, конечно, зависит от уровня участников, их возможностей, степени их порядочности или деградации. Но все равно, братство на охоте в нашей стране всегда было особым видом отношений, в процессе которых заинтересованными людьми решались многие вопросы, абсолютно не связанные с охотой, как таковой.
Но двое охотников, о которых идет речь, не вмещались в вышеуказанные правила. Высокомерные эгоисты по характеру, они охотились только вдвоем, только по ночам, только на машине и только в одном месте — на запасном аэродроме, покрытом металлической сеткой и заросшем в рост человека бурьяном. Особенно любили непогожие сырые ночи, когда обычные охотники, не желая месить доколенную грязь, сидят дома.
Если у обычных охотников в графике для охоты одна треть времени (а у кого-то и половина) уходит на разборы, итоги и поглощение всего взятого из дома, то наши охотники делали все наоборот: сперва, со дня, «заряжались» основательно сами, затем заряжали свое табельное оружие и только в ночь выезжали на охоту.
Сама охота занимала не более трех часов, но, с учетом всех транспортных и других издержек, на нее уходила вся ночь. Но что это была за охота! Полковник, напомню, был начальником нашего кустового политотдела. Я же — комсоргом ближайшей к политотделу войсковой части. Когда помощник начальника политотдела по комсомолу ушел в академию, пока искали замену, я несколько месяцев параллельно занимался всей нашей комсомольской зоной и был в курсе всех политотдельских событий.
Всего один раз довелось участвовать и в знаменитой «камерной» охоте. Только тогда я понял, почему у начальника политотдела за год сменилось восемь солдат-водителей, причем большинство из-за аварий и тяжелых травм. Ребята шли на любые ухищрения, лишь бы не возить полковника.
Картина для боевика — темная сырая ночь, по бывшему летному полю, где сухая трава выше капота машины, со скоростью 70 кило-метров в час мчится ГАЗ-69, без тента, лобовое стекло лежит на капоте, я — за рулем, давлю на газ, ветер в лицо, машина со страшным треском утюжит многолетнюю траву, руки оцепенели на руле, едешь вслепую, а в голове: «Вдруг — яма или какая-то запчасть, да мало ли что может валяться на старом (с войны) запасном аэродроме!»
«Не дрейфь, комсомолец!» — орет в ухо полковник. Он левой рукой вращает открученную фару поиска, а в правой держит пистолет. Генерал стоит в кузове справа, одной рукой держится за боковое сиденье, в другой — тоже пистолет. Так и катим с одного конца летного поля в другой, пока где-нибудь на полянке, где ничего не растет, не высветим несчастного зайца или лису. Тогда держись голова водителя — выстрелы хлопают один за другим... При мне убили трех зайцев, о других случаях — только слышал...
Как-то раз, где-то в конце октября, часов в одиннадцать ночи, меня через посыльного вызвал начальник политотдела и сказал: «Слушай меня внимательно. Приближается годовщина Октября, по поруче-
нию Главпура (главное политическое управление Советской Армии) проводится разовая проверка специальных частей, их охраны и т. п. Проверки будут внезапными, всякими способами, включая каверзные. Вот тебе мое удостоверение, по телосложению мы схожи. Бери мою машину, езжай на такую-то точку, постарайся пройти все зоны. Я знаю, что ты там бывал, и знаешь, в принципе, где что стоит. Но ни ты, ни я и никто другой посторонний, не знают, где будет в момент посещения находиться передвижная электростанция. Ты должен, ты просто обязан указать мне место работающей электроустановки. Есть слухи, что у этого дивизиона не все гладко с охраной и дисциплиной. Если же у них все будет в порядке, и тебя задержат — скажешь, идет проверка бдительности, и я тебя специально послал. Когда бы ни приехал, явись ко мне, я буду ждать».
Выйдя из квартиры полковника, я завел стоящую во дворе, знакомую мне по «охоте» машину и поехал на точку. Почти 90 километров лесом. Мелкий, холодный, противный дождь. Промозглая погода, только для проведения проверок и переброски диверсантов. Темень, жуть. Что-то не вязалось во всем этом Почему нашему политотделу доверили проверить ракетную точку чужого ведомства? В чем здесь дело? Я был в армии уже достаточно долгое время и кое-что понимал, но в данном случае — полная неясность. Почему полковник дал мне свое удостоверение? Что это, игра или какая-то пакость?
Я хорошо знал инженерно-строительную часть базы, на которую ехал. Я знал стандартную систему ее охраны. Ловчая сеть, между ней и забором под электротоком по периметру ходят часовые, визуально наблюдая друг друга. За забором — еще один забор из путаной колючей проволоки. Три зоны, три КПП. Первая — жилая и управленческая (штаб, казармы и т. п.), вторая — техника, орудия и третья — ракеты под арочными холмами. Мне надо идти через все КПП, с чужим удостоверением. Но как? Я знал, что с тех пор, как в армию начали брать девушек, они часто вместе с коллегами-солдатами уходили с базы в самоволку, по очереди, отключая по договоренности электроэнергию, расшивая на стыках ловчую сеть, ублажая часовых и т. д. Но так это они, изнутри! А как же я попаду в третью зону!? Снаружи!
Размышляя таким образом, кляня близость своей части к политотделу и все, что с этим связано, я добрался до съезда с трассы на базу. Машину оставил в лесу, метров за 200 от КПП и пошел!
Когда шел туда, был какой-то азарт, типа охотничьего. Ну, что тут такого страшного? Да-да, нет-нет. Зашел на первый КПП. В дежурной комнате двое ребят, как говорят сегодня, кавказской национальности, играют в нарды. В комнате отдыха спали несколько солдат. И все. Я поднял небольшой деревянный барьер, опустил его на место и пошел по устланной бетонными плитами дороге в сторону КПП ко второй зоне. В дежурке — никого, через раскрытую дверь видно двоих солдат за шахматной доской. На КПП третьей зоны, закрыв лицо книгой, в дежурке мирно храпел старший сержант с повязкой, а в комнате отдыха было темно и тихо. Вошел в зону, по звуку опре-делил, где находится электростанция. Близко подходить не стал, боялся, что у станции может быть дополнительный часовой. Но саму станцию увидел и ее тип определил. Затем все повторилось, только в обратном порядке — ничего за 10 минут не изменилось. Я вышел за территорию базы — метрах в тридцати от КПП, на столбе, то загоралась, то гасла лампочка.
Не доходя до столба, я свернул в лес, и мне вдруг стало не по себе. Как молния, сверкнула мысль: «Тебя подставили! Тебя подставили!» Лихорадочно достал полковничье удостоверение. Так и есть — всего один «краб» (штамп), дающий право войти только в первую зону. «Краба» второй зоны и спецвкладыша третьей — не было, да и не могло быть. Любой часовой на КПП мог меня расстрелять и получить за это — минимум отпуск. Ноги у меня стали ватными. Идти по лесу было нельзя — грязь по колено, а выходить опять на освещенную «бетонку» — не было сил. Отдышался, рывок, и через 15—20 секунд — у машины...
В три тридцать я был у полковника, он что-то писал, на столе — полупустая бутылка коньяка. Я нарисовал план базы, указал время и место работы электростанции, описал спящего на третьем посту сержанта. Задав несколько вопросов, полковник меня отпустил часа в четыре. Я пришел на службу к обеду. Дежурный по штабу сказал: «Тебя искал и просил зайти майор, зам начальника политотдела по партийной работе». То, что он рассказал, повергло меня в шок гораздо больший, чем ожидание автоматной очереди от часового!
Оказалось, наш полковник послал нарочного в Киев с донесением о безобразиях, творящихся в хозяйстве его соседа-генерала. Того срочно вызвали в Киев, а к обеду он уже был в Москве. По слухам, ему грозит отставка, разжалование до рядового, лишение наград, исключение из партии. Командира того злополучного дивизиона арестовали, им занимается особый отдел округа. Наш полковник тоже в Москве, когда будет — неизвестно.
Мы с майором давно знали друг друга, и он раскрыл мне истинную причину случившегося. В начале года сосед-генерал, за рюмкой, сказал нашему полковнику, что в лесу, в каком-то дивизионе, он запустил рыбу-сеголетка, и осенью они будут с рыбой. Насолят, навялят. Пришла осень. Как-то полковник спросил генерала: «Ну, как там с рыбой?» Генерал сказал, что рыба заболела и погибла, а воду спустили. На том все и кончилось. Но однажды жена полковника, как обычно, зашла к соседке-генеральше. Та на кухне чистит рыбу и жалуется, что муж привез две корзины, и теперь она не знает, что с ней делать. Жена полковника полдня убила, помогая чистить рыбу. И даже принесла домой несколько карасей. Ни первая, ни вторая жены не знали о разговорах и взаимоотношениях своих мужей. Естественно, жена полковника, угощая мужа рыбой, рассказала, где ее взяла, и сколько ее там было. Тогда то, подлое, что в нем всегда присутствовало, но не проявлялось, сразу выстрелило, и полковник решил отомстить. Каким образом — вы уже знаете.
Месяца через два, от того же майора, я узнал, что за попавшего в неприятность генерала вступился кто-то из высокопоставленных его сослуживцев-фронтовиков и он отделался только тем, что ушел в отставку, сохранив все привилегии. Вот такая рыба...