НОЧЬ

Александр Чатур
          НОЧЬ

   - Я живу на улице…
Я обернулся, будто нехотя, передо мной стоял стройный, лет сорока с небольшим, человек довольно трезвого вида. Для кафе, где мы располагались, вид был действительно свеж. Я давно обратил на него внимание из- за татуировок и приставания к посетителям. Моя картотека в телефоне разрасталась не по часам даже, а по минутам. Все сомнительные и странные типы должны были найти там прибежище, на всякий случай. Большая часть из них всплывёт позже из- за выпитого или дурных наклонностей вообще,- а у меня уже будет готовая ориентировка со всеми необходимыми данными. Объект режимный, сверхрежимный, несмотря на многочисленные места отдыха…

   Уже не менее получаса я слушаю рассказ об особенностях пребывания в разных «зонах», узнаю, что «Красная»- самый худший вариант. Я переспрашиваю, делая вид, что не знаю, что такое «Красная»…

   Здесь нет бомжей. Их называют здесь местными жителями. Конечно с неопрятными, зловонными или неадекватными полиция не церемонится, все же прочие- свои, местные. Кто- то из них и меня начинает принимать за «коллегу»: бесцельное просиживание в кафе с бутылкой воды не однажды уже стоило мне предложенных кем- то лишних порций, так что приходилось вежливо изображать благодарность и отказываться.

   Я незаметно делаю совместное с собеседником фото, чтобы отправить с соответствующим комментарием коллегам. В благодарность за рассказ о нелёгкой судьбе вора соглашаюсь угостить пивом, расплачиваюсь, и уже слегка утомлённый, исчезаю из зала.

   Некоторые из словоохотливых посетителей называют меня «батей», и я всякий раз будто вздрагиваю, поскольку никогда не выглядел старше тридцати и наверное внутренне гордился этим. Но вот обрушилась болезнь, всё позади, но произошёл некий соскок или срыв. И вот теперь это «батя».

   Ещё одна местная жительница, всегда изящно одетая, насколько можно совместить дорогой гардероб и не всегда трезвый вид, появляется здесь глубокой ночью, иногда с трудом передвигая ногами- не от выпитого, а от некой специфической переработки,- сегодня удивила многих. На вид ей примерно между тридцатью и сорока. Она пользуется успехом и у местных. Я видел как- то, как мой «знакомый», бывший офицер и выпускник военной академии одной из сопредельных республик, несмотря на свой погрузневший вид, почти бегал до кафе и обратно, угощая её тем, что сумел достать или купить. Выглядело это трогательно- это же их жизнь, зачастую и личная в том числе. Он считает и меня своим другом. Как- то на Новый год я подарил ему подтяжки. Очень сложно передвигаться, постоянно придерживая рукой брюки. Я подошёл к нему со всей возможной строгостью, назвав его имя, фамилию и отчество. Он сник и приготовился к худшему.
- Деда Мороза видел?
Он опешил, пытаясь сбросить остатки хмеля. Получив новые в упаковке подтяжки, развеселился и выкрикивал вслед:
- Спасибо, братан!
Так вот, эта особа сегодня в значительном подпитии, перемещаясь со своим новым (появился здесь не ранее недели назад) приятелем лет сорока с шикарными наколками на руках, разоткровенничалась до слёз в том самом кафе, объясняя и доказывая что- то своё, глубоко личное. Приятель пытался в чём- то убеждать, но похоже, не достиг успеха. Всё закончилось слезами.

   Местные жители ухаживают и заботятся о ближних. Наша героиня как- то зимой укутывала пожилую женщину, будто это её мать, стоя у входа в кафе перед выходом на морозный воздух. Случается им и вещи сторожить. Ведь здесь все- проезжие, с чемоданами и сумками. Это вокзал? Аэропорт? Не спрашивайте меня, не об этом речь.

   Я сидел, как часто бывает, в кафе глубокой ночью. Кафе почти пустовало, когда снова появилась эта парочка, пытаясь шутить с посетителем:
- Мы Вам не надоели?
Опустившись совсем рядом со мной на диванчик, продолжали уже в спокойном ключе давно начатую беседу:
- Она хорошая баба. Баба- хорошая, когда у неё в семье всё хорошо.
Подумав, добавила:
- И мужик- тоже… Пойдём спать! Пойдём домой!
Мне нужно было идти, и я поднялся.
- У Вас нет воды?- послышалось от её приятеля.
Скользнув взглядом по  моему столу и оценив его пустоту, он несколько осёкся. Но у меня всегда есть с собой вода, я достал её из сумочки, налил в протянутый стакан. И отблагодарив за добрые пожелания, удалился.
 
   «Пойти домой»- это в расположенную неподалёку зону отдыха. Случается, что между некоторыми креслами не предусмотрены подлокотники, и они представляют из себя, хотя и укороченный, но диванчик, где можно расположиться, обернувшись верхней одеждой, и проспать до утра.

   Бодрые военные с их однотипными рюкзаками, с медалями и без медалей, отпускники и демобилизованные, одинокие и групповые… Их провожают недоумёнными иногда взглядами, недоумёнными внутри, как если бы ожил некий киносюжет или притча. Как к ней относиться? Первая реакция- не замечать. Кто- то из более старшего поколения считает за честь подойти и пожать руку со словами благодарности. Да и прочие, одетые как обычные граждане, многие и многие- уже населяют наши города и деревни, кто- то с признаками травм и ранений,- всё более становятся новой реальностью, основой, почвой. Кто- то смотрит им вслед со страхом, кто- то с нетерпеливым ожиданием своей очереди, кто- то с ноющей раной своей столь неуместной инвалидности или избыточного возраста. Кто- то- пряча усмешку и над ними и над автором этих строк.

   Вот- он, автор, он присел на корточки на паркинге рядом с солдатом, лишённым одного глаза, угощая его сигаретой и слушая несколько ошарашенный говор, не столько от выпитого, сколько от зрелища того, что он защищал и что не видел прежде так близко- эту столицу с её громадными бурлящими транспортными узлами и толпами людей.
Потом они двинутся по коридорам, пытаясь не забыть чего- то, не оставить, не потерять и не потеряться, выкарабкиваясь из ночи, как из сна, где- то блаженного, где-то тягостного и нескончаемого, мимо спящих, плачущих или суетящихся,- куда- то вдаль, в какую- то свою мечту, в которую уже давно не верят, но которая обязательно должна быть- как прозорливость или предсказание, как разум и как душа всего сущего.
26.04.24