очень уж желательно, чтобы всё наконец пошло на ла

Саша Ронин
"Мне очень нравится поговорка: «Как станет хуже некуда, так и на лад пойдёт».
По временам я спрашиваю себя, не стало ли нам действительно «хуже некуда», потому что мне очень уж желательно, чтобы всё наконец пошло на лад."
Винсент Ван Гог

Вечная актуальность Достоевского, вечная актуальность Салтыкова-Щедрина, вечная актуальность наличия критического мышления в наших головах, да где ж всё это взять в условиях крепнущего эгоцентризма и прочего мирового безумия. Да. Все эти вечные ценности актуальны и хороши, пока не вздумаешь поговорить о чем-нибудь возвышенно-прекрасном или вовсе напротив -- грустно-отвратительном. Вот тут и понимаешь, что ничего, кроме банальностей сказать невозможно -- всё уже сказано до нас и многократно. Поэтому говорить о вечном довольно трудно, если только не делать это в виде анекдотов. Например, можно рассказать, как однорукий герой Достоевского читал монолог Гамлета. Да, было бы неплохо, но я совсем не знаю эту историю. А может быть, вспомнить притчу про то, насколько неблагополучно в обществе со свободным графиком труда? Нет, и ее не помню. А есть такая?
Поэтому же, когда речь заходит о чём-то вроде смысла человеческой жизни, всем понятно, что нужны цитаты из Флобера и Ницше, выписанные в алфавитном порядке. Это лучше всяких рассуждений, поверьте. Останется только слушать и запоминать. Можно записывать. А вот математические выкладки вообще ничего нам не говорят. От них только с ума можно сойти. Это как с базовыми инстинктами -- никто не понимает, как они работают, но все знают, что наши поступки их следствие.
Без всякой связи и без всякой иронии с какой-то неясной тоской и скепсисом представляю себя сейчас в своей детской комнате в доме из серого силикатного кирпича в лучшем из районов советской Казани. Он так и назывался -- Советский. Ну, а как же ещё? Узкая тёмная комната в квартире хрущевской планировки вдруг стала для меня таким местом, куда я время от времени хочу вернуться. Туда, где, даст Господь, забуду, кто я на самом деле, и что я такое. Подойду к низкому двустворчатому окну с вечно открытой форточкой, взгляну на небо. Где-то там, наверху, сквозь зеленоватый туман плещется мерцающий солнцем океан, и капли дождя, образующиеся в тяжелых зрелых облаках, беззвучно срываются вниз и исчезают в пыли под ногами прохожих. Где -- не важно, важно то единственное, к чему летит каждая капля, независимо от того, упадет ли она на мостовую, на острое плечо прохожего или на зеленую фуражку таксиста, идущего зачем-то вдоль трамвайных путей улицы с исключительно российским названием Сибирский тракт.
Кажется, ещё тогда я заметила одну особенность этой жизни: когда ты оказываешься в местах, которые когда-то любил -- это приносит очень мало счастья. Ты чувствуешь себя немного ненужным, думая о том, куда пойти и с кем выпить (или, как сейчас говорят, затусить). Или, еще хуже -- лежа в кровати в своей комнатушке (а может, лучше сказать - на старой сломанной тахте без ножек?) думать, о ком и о какой глупости надо будет завтра заботиться. И как тоскливо тянется время...
Почему на стене эти ужасные часы? Разве такие висели на стене в моей детской комнате? И зачем эти звонки, стук дверей, топот кирзовых сапог по лестнице, эти крики? Нет, это совершенно лишнее. Пусть моя детская комната будет такой, какой она никогда не была тогда, в прошлом, если уж невозможно как-нибудь повлиять на ее настоящее. Я не знаю что от нее осталось. Что остается от прошлого? А вообще, какой смысл в этом разговоре, ты ведь все равно не поймешь, правду я говорю или нет, раз ты до сих пор этого не понял, дурак ты мой бедный. Могу себе представить, какая это мука жить с такой женщиной, как я. Да? Молчишь? О, вспомнила. Однажды ты понял меня. Тогда, когда неожиданно быстро вернулся. Такое бывало, конечно, раньше, во время кризиса или длительной депрессии ты возвращался, чтобы понять меня. Потом ты начинал считать часы и недели, каждую из которых проводил со мной. Во время депрессии это случалось реже. Возможно, именно поэтому я и назвала тебя когда-то Сумасшедшим. Теперь я вижу в тебе вполне вменяемого человека, не способного действовать импульсивно. Как ты думаешь, сумей теперь я вернуться к тебе, смог бы ты понять меня? Неужели, думаешь, не смог? Ну что ж, жизнь это всегда риск. А пока у нас есть только один важный вопрос, важнее которого нет ничего на свете. Что мы, люди, делаем в этой жизни? У тебя. скорее всего, ещё есть время об этом подумать. А сейчас спи...