О причинах непроизвольной гибернации на примере т.н. “Спящей красавицы”.
Укололась прялкой? Ерунда! Какие у принцесс нынче прялки? Нынче дефицит тотальный наблюдается, как прялок, так и принцесс.
Если она что и уколола, то сердце - влюбилась без оглядки, словно припала в летний зной к студеному ключу, ритмично бьющему струйку свою в укромной тени.
Он приходит в ее башню, место возвышенное и уединенное, чтобы их любовные песни беспрепятственно изливались в самое небо.
Он уходит, как уходит солнце, унося тепло и надежду.
Как только за ним закрывается дверь, мир начинает гаснуть. Предметы становятся зыбкими, словно сумерки на неё наступают изнутри.
Вот чашки. Хотя бы не мыть чашки, чтобы казалось, будто он и не уходил. Но проходит буквально полчаса, и становится непонятно, почему стол заставлен чашками со следами недопитого чая. Чаепитие мартовского зайца? Разве кто-то был здесь? Но если гости разошлись, нужно же все немедленно убрать.
Она бродит по дому, трогая вещи, ища доказательства, что то, что стучит в висках, действительно случилось. Но предметы растворяются, едва дотронешься. Даже воздух расступается в сомнении, когда она проходит сквозь него. Видимо, все же сон.
И она наощупь возвращается в постель, чтобы пересмотреть его. Моля, чтобы хотя бы постель была по-настоящему осязаема, как жизнь.
А не как его дыхание, которого для нее нет.
Постель принимает ее, уставшую от сомнений, уверенную в не - сущности, не - существенности, неосуществленности любви.
Потом она начинает замерзать. Сначала кончики пальцев, потом - ноги, а уже потом - сердце. Голова тоже становится холодной и ясной, как безжалостное морозное утро, которое умеет так злорадно высвечивать тени и щелочки.
Она успокаивается и засыпает. И мир засыпает вокруг нее. Спит время, спит свет, спят звуки, потихоньку приглушаясь пылью. Так ей не больно ждать. Так ей не надо жить в этом холодном, гулком, опустевшем мире - такой одной.
Принцу придется самому ее найти - она не будет искать его, не отзовется, никогда не откликнется. Наоборот, он найдет ее, отвернувшуюся к стенке, дышащую так безмятежно, грезящую о чем-то и даже улыбающуюся чему-то во сне. Ему?
Свет так красиво падает на постель - в воздух поднимаются целые облака сторожевой пыли - именно так здесь, в башне, измеряется время.
Она не узнает его, она каждый раз его не узнаёт. Не потому, что забыла. Как можно забыть то, чего никогда не было?
Каждый раз, когда она просыпается, она вспоминает, что нужно непременно бежать.
Бежать из башни, чтобы жить там, снаружи. Она помнит, что было что-то такое, другое - жизнь, кажется?
Но она никогда не просыпается одна.
А потом он уходит.