Денис, чертыхаясь вышел из маршрутки, на ходу убирая телефон в карман плаща. Ну вот, опять он расслабился и громко разговаривал с Евой на русском языке.
А что, - оправдывался он каждый раз. - Здесь многие говорят на русском, меньше, чем до войны, но всё равно много.
Но не с таким же откровенно Московским выговором, - отвечал он себе. Здесь свой, Одесский выговор, ни с чем не спутаешь.
Вон водитель как-то сильно изменился в лице и стал поглядывать на него через зеркало заднего вида.
Дождёшься, услышит тебя какой нибудь фронтовик покалеченный, будешь знать.
Он сам, когда жил в Москве и встречал человека с южным говором, всегда спрашивал откуда он. Вдруг родственная душа, вдруг из Одессы. Но чего-то не встречались, всё больше Краснодарский край.
А водитель как-то очень напрягся, прямо побледнел, и маршрутка что-то долго не трогалась с остановки.
А ладно, свою пулю не услышишь, - говорили фронтовики.
Да и чему быть, того не миновать.
Вот только жизнь его была в последние годы, как в фильме
“Свой среди чужих, чужой среди своих”
Только он везде чужой получился.
В Москве большинство поддерживало политику партии и правительства, а он нет, и поэтому всегда рисковал, что его посадят за какой-нибудь антивоенный рассказ.
А здесь он представитель того самого народа и опять изгой.
Всё время ходил и озирался, боялся чего-нибудь лишнее сказать.
Там могли настучать, куда надо, здесь могли просто прибить.
Куда крестьянину податься.
Он зашёл в квартиру и сразу успокоился.
На встречу вышел Скрудж, громко мяукая. Мелкий, - улыбнулся Денис и погладил кота.
- Обед на плите, - сказала Ева, - Я сейчас смету закончу и приду.
Он помыл руки, зашёл к Еве, поцеловал её и пошёл обедать.
Вскоре пришла она, как всегда тихо и незаметно и обняла сзади.
- Ну как день прошёл?
- Нормально, ну и бардак у вас на складе.
- Не бардак, а творческий беспорядок, привыкнешь.
- Ну да, свой бардак, называется творческий беспорядок, а чужой бардак – бардак. Ещё, когда ювелиром работал, запомнил.
- Вот, вот, - ответила она и поцеловала его в щёку. – Доешь и пойдём гулять.
Когда было время, она всегда гуляла где-то часик лёгким шагом.
Они погуляли, вернулись, посмотрели фильм на компьютере и легли спать.
Ночью опять выли сирены, что-то грохотало. Но он уже привык и не обращал внимания.
Где-то, говорят, были бомбоубежища, но мало кто помнил где. Война стала какой-то неотъемлемой частью жизни города, ну как будто так было всегда, так и надо. Только когда удары приходились по объектам электроснабжения и пропадал свет, вот тогда конечно было не хорошо. Но и с этим сжились, накупили себе генераторов, аккумуляторов и продолжали жить, как ни в чём не бывало.
В общем Денис прижился, не совсем конечно, но прижился.
И вот, в тот злополучный день, он как всегда возвращался с работы. Вышел из маршрутки и пошёл по тихоньку домой, полной грудью вдыхая весенний тёплый воздух. Пели птицы, солнышко садилось, на небе ни облачка.
Вдруг он почувствовал сзади чьё то неровное дыхание.
Обернулся.
На него быстро надвигался тот самый водитель маршрутки.
- Стоять, “москаль”! Сейчас ты мне за всё ответишь, - сказал он и вытащил нож.
- Постой! За что? Я же не воевал, я пацифист, я против всякого насилия, я был против войны!
- А мне плевать, - сказал Иван и с размаху ударил его ножом, потом ещё раз и ещё!
Денис застонал и упал на асфальт.
Вокруг заголосили прохожие женщины
- Да что ж ты делаешь, изверг!
Иван подхватил нож и побежал во дворы.
Тело Дениса лежало на земле всё в крови.
Рядом сидела Ева, прибежавшая на крики, и смотрела на него широко раскрытыми остекленевшими глазами.
Приехала скорая, Дениса увезли, она поехала с ним.
Машина тряслась и подпрыгивала на ухабах, Ева сидела и держала голову Дениса.
Врачи ставили капельницу, делали необходимые уколы.
Наконец больница, санитары, носилки. Дениса увезли в операционную, а Ева отвечала на вопросы.
Наконец всё закончилось, и она осталась сидеть одна в коридоре.
Только сейчас она поняла, как дорог был ей этот человек.
Он олицетворял для неё надежду, надежду на лучшую жизнь, когда-то в будущем.
Без войны.
Без неопределённости, с дорогим человеком рядом, который всегда поймёт, поддержит, поможет.
На домик у моря.
И вот этот человек уходил, угасала надежда, угасал огонёк, где-то в далёкой степи, среди абсолютного мрака, вдруг закачался под порывами ветра и вот, вот мог угаснуть этот огонёк её надежды.
Но нет, этого не может быть, этого не должно случиться.
И вот она, в общем-то человек не воцерковленный и не знающий ни одной молитвы, начала молиться своими словами.
Она молилась долго и горячо, она просила бога оставить ему жизнь, ради тех, кому он дорог и тех, кто его ждал.
Господи, пожалей их, сохрани ему жизнь, ведь он нам так нужен.
Вышел врач из операционной.
- Ну что, девушка, идите ставьте свечку.
- Что всё? - не верила она, - как же так, за что?
- Да, всё. Случилось чудо, мы успели, он будет жить.
- Господи, спасибо тебе, - воскликнула она и бросилась обнимать врача в окровавленном халате.
- Ну будет, будет, - устало произнес он, - Это наша работа, хоть он и “москаль”, но человек всё же.
Доктор устало пошёл переодеваться, а она побежала в храм.