Золотистые всплески локонов обрамляли лицо прекрасной гостьи, спускаясь завитками на плечи. Янтарный свет обливал скулы, теплым медовым воском стекал на грудь и шею. Густые шафрановые тени волновались в складках платья, играющих желто-оранжевыми переливами. Великолепие грешит царственной холодноватостью, эту же красоту хотелось назвать солнечной – из-за обилия золотого, яркого, блистающего.
Красавицы вольны разгуливать по самым разным снам, но дважды в один и тот же… к незнакомому человеку? Материя случая слишком призрачна для постоянства. Однако незнакомка снилась Родерику уже во второй раз.
Лучистая, но с глубинной печалью затаенного омута. Русалочья грусть проступала сквозь золотой блеск тенью непонятной укоризны.
Красота волнует сама по себе, как вызов повседневности или рассудочности. А сильфида, пытающаяся укрыться в чужом сне от неведомых бед, не просто волновала - тревожила. Незнакомка приснилась дважды, и этот факт отрицал случайность как образа, так и появления образа.
Родерик сердито ткнул клавишу, и металлическая штора поползла вверх, открывая вид на причудливые очертания холмов в сиреневой дымке рассвета. Рыхлые багровые щупальца сонно свешивались с близлежащей громадной кочки. "Косы Даруны", - с придыханием говорила биолог Ута, а Родерик мысленно поправлял: "Космы". Когда на станцию накатывал ветер, пестрящие рубиновые лохмы вздымались и в потоке воздушной волны тянулись к неумолимо герметичным окнам тысячей молящих рук.
- Танцуют! – замирала Ута.
"Беснуются", - уточнял про себя Родерик.
Действо и впрямь отдавало языческим исступлением. Только вместо грозного ритма шаманского бубна - истеричность кровавых хвостов. Определенное очарование в багровых плясках, конечно, было, но выразительные ахи Уты сводили его на нет.
Чрезмерность, как перезревший цветок, неизбежно рассыпает семена протеста. Избыточность на Даруне проявлялась во всем: и в пестром эпатаже уснувшей природы, и в показном обожании планеты учеными биостанции. Родерик был свободен от мнения, что провинция – удел слабых и что команда отдаленной станции – сборище неудачников. Но мертвая флора в качестве объекта исследования? Нонсенс! Дискредитация самой сути исследовательской деятельности. Безжизненность Даруны низводила старания ученых станции до нуля и заставляла думать о них, как о пасынках судьбы.
А таковым изображать счастье все-таки глупо. Восторги, пафосный энтузиазм… к чему? И эта романтическая парочка с ежедневным променадом к лохматым кочкам! Слишком уж выразительно шагают, устремленные друг к другу… и всегда – за ручку…
Чрезмерной казалась и наглая прыть георазведчиков "Тантала", которые собирались бурить контрольно-стволовую скважину, не дожидаясь разрешительных документов. "Тантал" -корпорация, конечно, влиятельная, но нельзя же так откровенно игнорировать существование Космотехнадзора.
Больше всего же Родерика раздражала собственная мягкотелость. Да что уж там! Претензии к миру всегда начинаются с досады на себя. Ну зачем он согласился на эту командировку? Инспектор на побегушках! Было время, надеялся, что сговорчивость послужит ускорению карьерного роста. Сейчас понял: старшим сотрудникам никогда не надоест тешить амбиции и телеса в кабинетных креслах, давно уставших от чиновничьей верности.
И какая у захудалой планеты нужда в представителе экологической безопасности? Здесь нечего защищать! Глушь. Окраина Большого Круга. Места, конечно, живописные. Но необитаемое великолепие – все равно, что бессмысленная красота старой девы… кому от нее радость?
Эта жутковатая экзотика - способ прикрытия. Ее цель – оправдать присутствие на Даруне ученых, а уж те мастера пожинать урожай на сомнительной ниве великих трудов. Родерик даже начинал подозревать, что биологи представляют в своих отчетах фальшивые данные, стремясь выдать пустышку за бриллиант. Вот как с этими космами Даруны: пляшут-то не растения, а ветер.
- Джестер, ваши сотрудники водят вас за нос, - сообщил он начальнику станции. – Допускаю, что леса Даруны когда-то были живыми, но те времена давно прошли. Жизнь, насколько я понимаю, должна представлять активную деятельность клеток-репликаторов. А ваша растительность не имеет ни малейших признаков регенерации. Уснувшая флора – мертвая флора.
- Растения Даруны находятся в состоянии глубокого покоя, - заученно возразил худой и скорбный Джестер. – Причин отсутствия видимого роста мы пока не знаем, но замеры и наблюдения показывают, что в конусе нарастания побегов протекает интенсивная деятельность.
- Хм-м. Ну, тогда, думаю, не стоит мне выбрасывать свой вики. – Родерик с сожалением повертел в руках пластмассовый патрон минисправочника, который по прилете на Даруну внезапно вышел из строя. - Подожду. Выйдет из состояния покоя, побеги пустит… как только распустятся цветочки, подарю его Уте.
Джестер не отозвался, предоставив инспектору в одиночку ухмыляться воображаемым ахам Уты над букетом викимонстриков.
Продолжение http://proza.ru/2024/04/25/1393