Одним из древнейших нахских богов был Къа – божество, которое сначала было верховным, но затем отошло на второй план, сохранив одно из своих первоначальных амплуа – статус божества войн, страданий и греха. На это указывает целый комплекс данных, содержащихся в языке, топонимии, ономастике, исторических сведений о некоторых обычаях и обрядах в ареалах нахского проживания, а также лексико-этимологические связи нахских языков с языками некоторых древних народов.
Нахи называли жреца, проводившего обряды поклонения богу Къа, и, возможно, выполнявшего функцию заступника верующих перед богом, словом “къугуз”. Этимология этого слова прозрачна: “Видящий бога Къа”. Вполне возможно также, что и термины “тиекъархо” и “леткъарг” (семантически – священник, жрец) этимологически (молящий/говорящий с богом Къа) и генетически связаны с культом Къа. Ведь в современном чеченском языке “текъа” означает сетовать, ныть, канючить, т.е. с мольбами выпрашивать. Вторая часть этого составного слова вполне ясна – это имя бога. Что же касается первой, то она, несомненно, выражает мольбу и покорность. Это подтверждают существующие в нахских языке лексические единицы, такие как “тийжа” – причитать, плакать, отпевать покойника, скулить; “тийна” – тихий, спокойный, умиротворённый; “тан” – приходить к согласию, мириться; “там” – примирить, высказать уважение, доставить удовольствие; “текха” – ползать; “текхам” – совр.: поднос, кушание, в старину – жертвенная пища в отличие от “пхьор” – обычной еды и другие. Об этих же смыслах термина “къа” с одной стороны и передне-расположенной частицы “т-” с другой, может свидетельствовать пара антонимов “къаьрсиг” и “таьрсиг”: первый означает огрубевшую и затвердевшую кожу, тогда как второй – мягкую и податливую, сафьян.
В горах Чечни и Ингушетии сохранились места, где раньше собирались для молений богу Къа: в обществе Кей – ущелье с названием "Тиекъалаш Iина” – “Молитвенное ущелье” (Сулейманов А.С. Топонимия Чечено-Ингушетии. – Грозный, 1976. – С.22), в обществе Хилдехьа – культовое место на окраине аула Хьаьнго "Тиекъаш йисте” (там же. – С.97), в обществе Джейрах – "Тиекъаш моттиг” – “Молитвенное место” (Сулейманов А. С. Топонимия Чечено-Ингушетии. Ч.II. – Грозный, 1978. – С.13).
В топонимии горной части Чечни до сих пор встречаются места, называемые “къарлагlа”. Это места, где раньше стояли сложенные из камня кучи или столбы, долженствовавшие напоминать людям о совершении кем-либо тяжкого греха. Прохожие совершали у этих столбов небольшой обряд проклятия грешнику. Чеченский историк И.М. Саидов описал некоторые из них и склонялся к тому, что они связаны с доисламскими верованиями чеченцев и ингушей (см.: Саидов И. М. Чечено-Ингушские карлаги// Этнографическое обозрение. – 1964. – № 2. – С.126-128).
В чеченском горном обществе Кей, имеется местность с очень древним названием “Къай”, где сохранились развалины святилища и селения, уничтоженного при выселении чеченцев в 1944 г. С именем этого божества также связано множество топонимов (изложены по Сулейманову А.С.), которые отражают существовавшие здесь когда-то культовые места:
– гора ”Къай лам”, развалины аула ”Къай”, ущелье “Къай чоь” и речка ”Къай хи” в обществе Кей;
– гора ”Къай лам”, а также аул и речка с таким же названием в обществе Аьккха;
– сопка ”Къай корта” и холм “Къай гу” в Муьлкъа;
– поляна с названием ”Къайн Iавлах”, по-видимому, бывшая священная роща, посвящённая богу Къа в ТIерла;
– лощина “Къийчу”, урочища “КъоьчиетIи” и “КъаргIа егIача” (букв.: “Место, где стоит къарлагIа”), культовые места “КIаргIашка”, “Кхоркхула”, “Къиелгие” в Дишни;
– урочища Къорша и Къувдие, речка “Къевдиш чуьра догIу хи” в Нашха. А.С. Сулейманов считал, что "Къувди – аланск. тризна, поминки, пикник" (Топонимия.., с.75). «Къив алан.-осетинск.-вайн. “Поминки с обильным угощением”» (Топонимия.., с.82). Не отрицая такого прочтения, полагаю, что возможно также: къув + дий (табуированное имя бога);
– развалины аулов “Къолие” и “Къулие” в Эршта. А.Сулейманов считает, что это "название, вероятно, сложилось от «къай» – хижина, или «къулли» – крытый родник, дорожная гостиная" (Топонимия.., с.17). Но къай как хижина само есть производное от страдания и нищеты, т.е. связано с рассматриваемым божеством. В другом месте он говорит: "Къай – пуля, снаряд" (Топонимия.., с.674). Здесь тот же самый случай: термин связан с войной и, возможно, есть производное от имени божества войны.
В обществе Шарой в Чечне имеется урочище с древним могильником под нахским названием “ОркъайтIа”. А.Сулейманов сравнивал этот топоним с именем древнеримского божества смерти Орка (Топонимия.., с.217). Опять же не отрицая возможной связи между этими терминами, полагаю, что ор-къай означает в данном случае богини Оры. Хотя, как видим, даже и в имени древнеримского (возможно, этрусского происхождения, тогда это более объяснимо) божества наблюдается связь с божеством войн и страданий, в том числе, возможно, и смерти.
На юго-западе бывшего селения Хьайбах (известного тем, что здесь русскими войсками в 1944 г. было заживо сожжено более 700 чеченцев, в основном детей, женщин и стариков – взрослые мужчины в это время были на фронте) есть урочище “Къорша”, где в доисламские времена было культовое место. В этих же местах есть обрыв, называемый “Къем сам” (“Берег страдания”). Всё это связано с поклонением богу Къа, с его именем.
Божеству Къа были посвящены также многочисленные часовни, остатки которых встречаются в горах до сих пор. Они называются “къулли”, в них совершались молитвы и обряды, посвященные богу Къа. Так же стали называться и небольшие “дорожные гостиные”, служившие приютом для путников, снабженные запасом посуды, шкур животных, дров и т.п., а впоследствии – и облагороженные родники. По-чеченски и сейчас “къулли” – это родник, источник, ключ, которые в отличие от “шовда” – любого родника, оборудованы навесом, ступеньками, жёлобом и т.д.
С очень давних времён и вплоть до сегодняшнего дня нахи прибавляют к именам своих детей имя бога “Къа”. Поначалу эта прибавка к имени должна была обеспечить человеку магическое единство с богом, защитить его от сил зла: либо путем причисления его к “роду Къа”, либо присвоением ему одного из атрибутов или свойств бога “Къа”. Так, Дашкъо (Дашукъа, Дашкъу, Дашки – распространенное в недавнем прошлом, а сегодня довольно редкое чеченское мужское имя, означает “Золото Къая” или “Золотой потомок” (по-чеченски “деши” – золото, “дашо” – золотой; вероятно от первоначального “даш” – свинец).
Придание имени магического смысла характерно для большинства народов, особенно в древности. Именно поэтому среди украинцев, например, большинство фамилий которых были “говорящими”, встречаются фамилии-обереги типа Могила, Неживой, Мёртвый и т.п. Наши предки считали, что давая человеку магическое имя, они защищают его от болезней и несчастий.
В последующем элемент “къа” в сложном имени стал означать элемент происхождения вообще, магическую связь имени данного человека с разными предметами и явлениями, почитаемыми тем, кто присваивает имя. Например, “Бердкъа” означает “сын, потомок утёса, скалы”, как у шотландцев Мак-Клифф; или: “потомок-глыба, потомок-скала”. А ещё позднее, с переходом к поклонению другим главным богам, – “къа” или “къо” окончательно обрело смысл: потомок, сын, наследник, хотя в чистом виде в современном нахских наречиях встречается только в множественном числе – “къонгий” – “потомки”, и только в отношении мужчин, например, “Кхуддузан къонгий” означает “потомки Куддуза по мужской линии”, “Кудузовы” (среди чеченцев есть “Кутузовы” – именно от этого имени).
Добавка “къо” к имени в прошлом, да в большинстве случаев и сейчас, несет также оттенок мужественности: “Къонах” – в переводе “потомок Ноя”, “сын народа”, – означает ещё и “достойный, мужественный, герой”. Поэтому имена с окончанием “къо” были очень распространены в доисламский период: Аттакъа (“коровин сын” – известный персонаж чеченских народных сказок), Байсаркъа (“потомок Байсара” или “сын владельца пастбищ”), Берскъа, Берснакъа, Беччаркъа, Буьлкъа, Базакъа, Бозуркъа, Висаркъа, ГIайтакъа, Элжаркъа, Жаркъа, Ешуркъа, Йошуркъа, Къайса, Къайсар, Дамшакъа, Пхьалкъа, Тазуркъа, Темаркъа, Шамшакъа и много других. Чеченское имя “Къакъа” означает “потомок бога Къа”, и возможно, что правитель Наири, Какия (см.: Пиотровский Б.Б. Ванское царство Урарту. – М., 1959. – С. 52) носил именно это имя.
Интересно, что со временем имя божества “Къа” стало соединяться в именах чеченцев и ингушей даже с именами других богов, например, с именем бога Ареса, образовав удивительные сочетания, как, например, в довольно распространенном в прошлом чеченском имени “Аьрскъа”, “Аьрснакъа”, которое означает: “Сын, потомок Ареса”. Хотя допускаю, что первое из них может быть также и «Сын лесистой горы».
Историк и лингвист Я.С. Вагапов, исследуя наиболее частые суффиксы сарматских имён “к” и в целом верно называя “патронимическими суффиксами нахского языка” “къ”, “накъ” и “дакъ” (см.: Вагапов Я.С. Вайнахи и сарматы. – Грозный, 1990. – С.95-96.), не видит всё же истоков происхождения самого этого абруптива “къ” в нахском языке. Это же относится и к его объяснению адыгского слова “къуэ” – “сын”, имеющего явную параллель с нахским. Антропоним “Къайсар” объяснён Я.Вагаповым исходя из “къийсар”, как “спорящий” (Вагапов, с.81). Между тем, “Къайсар” – это “средоточие (царь) страдания” или “царственный потомок”.
Надо полагать, что к божеству Къа имеет отношение смысл и история имени Зарзакъа, нередкого среди чеченцев всего лишь 100 – 150 лет назад. Оно существовало на протяжении многих веков. В “Картлис Цховреба” – истории Грузии, при описании событий IV века до н.э. оно записано в форме “Дурдзук”: «Над сыновьями Кавкаса был владыкой Дурдзук, сын Тирета» (см.: Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей. – М., 1979. – С.25). Эта форма вполне естественна, поскольку в современном чеченском алфавите на основе кириллицы буквы “з” и “ж” употребляются на письме для передачи двух звуков живого нахчойского языка каждая, в зависимости от занимаемой в слове позиции: и собственно “з” и “ж”, но также и “дз” и “дж”. Это же могло быть и при написании нахских слов с помощью иных алфавитов – и латиницы, и арабской вязи, и даже клинописи. Таким образом, “Зарзакъа” вполне можно прочитать и как “Дзардзакъа”, и как “Дардзакъа”, и как “Дардакъа”. В надписях ассирийского царя Саргона содержится упоминание о завоеванном им урартском (маннейском) городе, который он в одном месте называет Дурдукка, а в другом – Зурзукка (см.: Арутюнян Н.В. Топонимика Урарту. – Ереван, 1985. – С. 76). Это подтверждает как родство этих названий с нахскими, так и, возможно, одинаковость в произношении “з” и “дз” в обоих языках. Академик Г.А. Меликишвили, а вслед за ним Г.В. Цулая, связывают Дурдзук, существовавший на территории Чечни, с урартским Дурдукка (см.: Меликишвили Г.А. К истории древней Грузии. – Тбилиси, 1959. – С. 120-122; Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей / под ред. Цулая Г.В. – М., 1979. – С. 53), хотя суть этой исторической связи до сих пор не ясна.
Происхождение и особенно этимология этого имени для исследователей нахской и в целом кавказской истории и филологии – тайна за семью печатями. Даже одна из авторитетных специалистов по кавказской старине Н.Г.Волкова признаёт: “Остается неясным происхождение термина дурзуки” (Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. – М., 1973. – С.124). Талантливый чеченский историк Х.З. Бакаев возводит этноним “дзурдзук” к имени одного из самых знаменитых (по Геродоту) мудрецов древности – Дейокку (см.: Х.З.Бакаев. "Дурдзук, сын Тирета, потомок Кавкаса"// Чеченец. – 1997. – №9). Само же данное имя этимологически, на мой дилетантский взгляд, означает “Герой-защитник”, – от древненахского “зарз” (одно из названий кольчуги) или “зIар” – “щит” (в плотине) и “къа” – “сын, потомок, наследник, отрок, герой”.
Один из множества фактов, подтверждающих древность всех этих вайнахских имён и их связь с терминологией хурритов и урартов – прибавляемое к именам окончание “ки” (ki) или “хи” (hi) в хурритских и урартских текстах. Для большинства ученых ясно, что оно значит. Так И. Дьяконов, С. Старостин, С. Арутюнян, И. Мещанинов и другие не менее выдающиеся исследователи читали урартскую фразу „Rusa Ermenaki“ не как “армянин Руса”, а как “Руса, сын Эрмена”. И хотя эта самая ki в шумерских, например, текстах означает чаще всего землю или страну (как в вайнахском кха), в данном случае вполне определённо её значение в смысле “сын”, “потомок”. И можно смело утверждать, что эта частица – формализованное на письме указание на происхождение человека. Академик Г.А. Меликишвили писал: «Суффикс ;i/e(ni) является суффиксом принадлежности. Этот суффикс образует также патронимику: sarduri;i(ni) “сын Сардури”, i;puini;i(ni) “сын Ипшуини”, menua;i(ni) “сын Менуа”. Кроме того, он часто встречается в роли окончания племенных названий, осмысляемых, по всей вероятности, как “сын такого-то (эпонима, бога)”. На это указывает также то, что перед такими названиями часто ставится детерминатив мужских личных имен в качестве детерминатива племенных названий. Так, например, встречаются в качестве племенных названий: abiliani/e;i, diau(e);i(ni), eria;i(ni), erikua;i, igane;i, lue;u;i/e(ni), qabilu;i, u(i);e/iru;i(ni) и т.д.» (Меликишвили Г.А. Урартские клинообразные надписи// Вестник древней истории. – 1953. – № 1. – С.262).
С большой долей вероятности можно предположить, что бог Къа – это отголосок древней истории, связанной с ветхозаветным Каином. Каин обозначается в древнейших текстах как “kiyan” (см.: Рол Д. Генезис цивилизации. – М., 2002. – С.217), это ближе к нахскому Къа, Къин, Къину. Возможность происхождения данного верования из поклонения первопредку, – Каину, подтверждается древностью божества, в которой обожествление выдающегося предка было обычным делом. Об этом же свидетельствует применение его имени в качестве указания на наследственность. Идентичен библейской истории о Каине и сущностной образ бога Къа, его почитание в связи с тяжкими страданиями, с греховностью и бременем ответственности за “первородные” и последующие прегрешения, в том числе страдания, связанные с войнами и жертвами раздоров и убийств вообще. Можно сделать и более смелый вывод: урарты, а также родственные им хурриты и нахи, долгое время сохраняли память о своем происхождении от Каина и традицию подчёркивать это своё происхождение в именах, придав этому обычаю впоследствии также и некий религиозный и мистический смысл.
Вполне возможно, что этимологически имя “каин”, “къину”, “кийан” означает “несчастье (неудача, грех) бога Ан”, во всяком случае, с точки зрения нахского языка, если считать “къин” “къину” как “къа + ан”.
В хурритских источниках заклинатель бога Къа – жрец, называется “Сагилкинаубид”. Это словосочетание переводится средствами современного нахского языка один к одному: “Человек, ублажающий бога Къа”. “Эсагилкинаубид” – святилище в древнем Вавилоне, семантически – “храм Къа”, но по нахской этимологии, дословно, – “Дом человека, ублажающего бога Къа”:
– “Э” – “Iе” – нахское слово, означающее “сидеть”, от него же – “Iа” – зима (“время сидения”), “Iин” – небольшой тенистый овраг, “IиндагI” – затенённое место, “Iиел” – могильник-склеп, в которых раньше хоронили умерших вайнахи, “Iиела” – загробный мир вообще. Для сравнения можно привести и название других храмов – святилища Бела (Ваала) в Вавилоне “Эсагил”, что по-нахски – “дом человека (служителя) Бога” – “Iе + саг + ил”; храма “Этеменанки” в древнейшей части Вавилона – “дом крылатого сына небес” – “Iе + тIемен + Ан + къи”; храм верховного бога Ассирии в Ашшуре “Эхурсаггалкуркурра” – “Iе + курсаг + гал + кур”. Во всех этих названиях “Э” – “дом”.
– “Саг” во всех трёх приведённых терминах – “человек”, – распространенное в употреблении современными нахами слово, в диалектах – “стаг”, “таг”. Кроме обозначения всех мужчин, словом саг/стаг обозначают и женщин. Например, у всех нахов “йоIстаг/саг” – девушка, у ингушей ещё и “кхалсаг” – женщина.
Слово “саг” имело распространенное хождение в Шинеаре, особенно у хурритов и аккадцев. Имя “Амсаг” означало “дикий бык – муж”. У шумеров мы также встречаем термин “саг” – голова, но это не противоречит сказанному, как в славянском чело не противоречит слову человек. Возможно, оно заимствовано шумерами от шубарейцев, поскольку в слове “черноголовые” (санз нгига) как называли себя шумеры, мы его не видим.
– “Ил” – бог.
– “Кина” – “Къина” – имя бога Къа в дательном падеже.
– “Убид” – по нахски “Iобит” – насыщает, ублаготворяет, удовлетворяет.
Указание на происхождение или на наследственную или магическую связь с божеством мы обнаруживаем в большом количестве других имён в рассматриваемом ареале.
В ареале распространения хурритского языка обнаруживаются указания на существование понятия “бог” в виде “ку” или “ху” (может быть “кху” или “къу”). Так, И.М. Дьяконов и С.А. Старостин пишут, что “къунт”, “к/хундар” – это “обитель богов” и объясняют этим топонимы “Кундур”, “Хундурна” и другие (См.: Дьяконов И.М., Старостин С.А. Хуррито-урартские и восточно-кавказские языки // Древний Восток. Этнокультурные связи. – М., 1988. – С.174). Кстати, приводимые ими там же лезгинское и лакское понятия “къунт” (“холм”) и реконструированное правосточнокавказское “къуинта” (“къоинта”, “къойнта”, “къуинте”, “къоинти” и т.п.) также можно этимологизировать средствами нахских языков как “вершина, где Къа”, “на вершину, где Къа” (“Къа” + топоформант “тIе”).
Базисную основу многих северомесопотамских языков составлял общий праязык, называемый лингвистами прасеверокавказским или, что точнее, пракавказским. Он возник 10 тыс. лет назад в восточном Закавказье и распространился на юг и на север. Он видоизменялся под воздействием бурного распространения выходцев из этих краёв и смешения их с окружающими этносами. Поэтому одинаковые лексические единицы, словообразующие элементы и структурные аналогии мы находим и в хурритском, и в условно называемом урартском, и в финикийском, ханаанском, лидийском, баскском, нахских и других языках. Более того, некоторые языки возникали из двух или нескольких лингвистических субстратов, как, например, ассирийский, который наполовину является хурритским, наполовину – аккадским.
Большая доля сходных лексических единиц имеется, как уже говорилось, в аккадском и нахских языках, что подтверждает как возможность миграции нахов (или, по меньшей мере, их достаточно значительной группы) на север с уже имеющимся в их языке отголоском их общения с аккадцами, чего на Северном Кавказе никак не могло быть. Но более вероятно, с учётом сказанного выше, второе утверждение: и в нахских, и в аккадском языках общие лексические единицы имеют общее происхождение от древнейшего пракавказского языка, бывшего базисной основой шубарейского, хурритского, урартского, этрусского, баскского и многих других языков.
Вот, например, как объясняют наличие одинакового названия финика и кизила в шумерском, хурритском, аккадском и восточно-кавказских языках самые выдающиеся исследователи кавказско-месопотамского лингвистического ареала И.М. Дьяконов и С.А. Старостин: “Обычно считается, что хурр. zilumba < шум. zulum(m)a, аккад. Suluppu [знак < в лингвистике означает заимствование – прим. авт.]. Однако разумнее считать, что шумеры (сравнительно поздно – в IV тысячелетии до н.э.? – пришедшие в Месопотамию) перенесли название кизила, не растущего на их новом месте жительства, на финик (имеющий очень сходное строение плода), чем предполагать, что кавказцы перенесли название очевидно экзотического плода на ягоды, растущие повсеместно в районе их обитания с незапамятных времен” (см.: Дьяконов И.М., Старостин С.А. – с.182).
В современных нахских языках слово и корень “къа” являются очень распространенными и употребляются во многих словах и словосочетаниях. Так, “къа” – “грех”, “къинош” – “грехи”, “къилахь ду” – “грешно”; “къа дилла” – наложить проклятие, “къа деха” – призывать проклятие на кого-либо, “къинтIеравала” – простить кого-то (буквально: “отказаться от проклинания”); “къа ду” – жалость, “къа хета” – жалко, жалеть, “къиза” – безжалостный, жестокий; “къе” – бедный; “къа хьега” – нести бремя, трудиться; “къага” – блеснуть (буквально – “увидеть Къа”); “къайладаккха” – скрыть (букв. – “переместить к Къа”); “къемат” – ужас, “къематде” – день Страшного суда (букв. – “день ужаса”); “къотIалгIа вина” (сокр. вариант – “къутIа”) – букв.: “рождённый с нарушением потомственности”, “выродок”; “къовкъа” – греметь (о громе), “къора” – град (букв.: “от Къа”), “къоршкъали” – ряженый в обряде вызывания дождя, “къиг” – ворона (букв.: “увидеть несчастье или смерть” в смысле преставиться или познать крайнюю нужду наподобие славянского “накаркать”) и т.д.
От собственного имени божества происходят и нахские возрастные понятия. Старый человек называется “къена стаг”, что дословно означает “человек, предназначенный богу Къа”. “Къанвала” означает состариться (букв. – “стать божьим”). “Къона” – молодой – буквально: “подрастающий для бога”.
Таким образом, хотя прямых исторических свидетельств или записанных кем-то в древности прямых указаний на верховенство божества Къа найти невозможно, различные источники говорят о его высочайшем статусе. Нельзя сказать, что это был общенахский верховный бог, но всё говорит о том, что в таком статусе, или рангом пониже, он присутствовал в пантеоне предков всех бацбийцев, ингушей и чеченцев.
(Фото с сайта checheninfo.ru)
Хамид Дельмаев
25.04.2024