Крыса
Скоро рожать. Лариса лежала на сохранении в МОНИКАХ. Её не мучили перспективы тяжёлых родов. Она была готова к ним. Её лечащий врач, профессор Эдуард Вельяминович, говорил, что он в любом случае будет принимать роды у Ларисы. Роман хотел, чтобы всё прошло хорошо и дети родились здоровыми, без патологий. Он делал подарки врачам, причём почти ежедневно. Они же в свою очередь наблюдали за Ларисой так, словно она была их родная дочь. Она говорила Роману, что он старается сверх меры, на что тот отвечал, что ему самое главное, чтобы дети родились здоровыми, а что касается подарков, то это не её забота. Лариса как-то говорила, что давеча, когда они были на массовом гипнозе, её одну попросили удалиться, так как она во время сеанса не то что не поддавалась гипнозу, она не воспринимала его и то и дело смеялась. Да, гипноз – такая штука. Некоторые люди его просто не воспринимают, а некоторые его воспринимают. Лариса, как уже вы поняли, гипноз не воспринимала. Она просто игнорировала его. Она смеялась над тем, как другие погружались в гипноз и выполняли все команды гипнотизёра. Вот так.
Как-то ранним утром медсестра открыла форточку. День был достаточно тёплым, и палата требовала чистого воздуха. Женщины мирно и спокойно лежали на своих койках. Кто-то ещё спал, кто-то вёл беседу с лежащими рядом роженицами. Утро обещало быть спокойным, и ничего не предвещало беды. На улице было тихо. Кто-то из женщин даже сказал: – Не нравится мне эта тишь. – Она настороженно прислушалась и, прикоснувшись рукой к своему уху, добавила: – Слышите! – затем она, протянув руку к форточке, добавила: – Тишина. – Это слово, произнесённое ей, было сказано тихо, словно шёпотом. Она чувствовала что-то? Всё её женское нутро подсказывало ей, что что-то должно произойти. Что-то непонятное. Она посмотрела на других рожениц и добавила: – Смерть близка. – Мы рассмеялись. Все знали эту женщину. Она была в себе и не в себе. Она была предсказательницей. Её дар был с ней всегда. Она могла рассказать о человеке то, что он и сам про себя не знал. За всю свою жизнь она много предсказывала и никогда не ошибалась. Но сейчас? Она явно перебрала. Никто не был в том положении, когда матка раскрывается до сантиметра, когда пора ребёнку появиться на свет. Женщины спали, видели сны. Что могло произойти? Очевидно, решили роженицы, эта женщина переволновалась и, сама того не подозревая, стала прорицать то, чего быть не может. Она сказала: – Позовите сестру! Пусть закроет форточку. Но её не послушали. Кто-то из лежащих рожениц сказал: – Что за чушь! Ничего не случиться, а чистый воздух всем будет полезен. – Но та утверждала, что форточку надо закрыть, а то произойдёт нечто плохое, что поправить будет нельзя. И она оказалась права. Дело в том, что кто-то, кого мы даже и не видели, бросил в палату дохлую крысу. Она упала на кровать одной из рожениц, и та, тотчас проснувшись, увидела на одеяле дохлую крысу и, испугавшись, очевидно, за своего ребёнка, воскликнула дурным голосом: – Чур, нечистый! – снова посмотрев на одеяло и увидев на нём дохлую крысу, заорала благим матом. Именно благим матом. Стряхивая что-то непонятное с одеяла, она, очевидно, испугалась до смерти, и прибежавшая медсестра, не поняв, что произошло, сначала подбежала к окну и закрыла форточку, затем к роженице и, видя лежащую на полу крысу, недоумённо посмотрела на роженицу, которая уже начала рожать. Шутка ли, такое! Средь бела дня, спросонок, увидев лежащую на кровати серую крысу. Крысу, которая когда-то свела в могилу миллионы людей, стала причиной преждевременных родов. Все роженицы, затаив дыхание, смотрели на эту крысу. Они были перепуганы. Они даже не могли себе вообразить, что вообще кому-нибудь придёт в голову бросить дохлую крысу в форточку родильного отделения? Тут одна роженица схватилась за голову и так же, как и та роженица, на кровать которой упала дохлая крыса, заорала благим матом. Медсестра не знала, что ей делать. И, сказав одно слово: – Караул! – выбежала из палаты. Ситуация была критической. Женщины-роженицы подбежали к двум кричащим женщинам и начали их как могли успокаивать. Но для той роженицы, на одеяло которой упала дохлая крыса, было всё кончено. У неё начались преждевременные схватки. Врач не смог помочь несчастной. Она потеряла ребёнка. Вторая женщина была спасена. У неё не было ни преждевременных родов, ни выкидыша. Она сумела взять себя в руки и успокоиться. Хотя кто знает? Кто у неё родится?
Когда уборщица, пожилая женщина, убирала виновника разыгравшейся трагедии с пола, она пожала плечами и безразлично сказала:
– Ну крыса? Крыса и есть. Что из-за этого волноваться? Бросили её в окошко, и что? Так нервничать зачем? – она пожала плечами и, унося дохлую крысу из палаты, говорила: – Вот я посмотрела б на вас, когда во время войны вы родили? Что? Снаряд, разорвавшийся вблизи роддома, это не крыса в форточку. Эх, молодёжь! – закрывая дверь в палату, она крякнула снова: – Эх, молодежь!
Лежащая на кровати Лариса подумала:
– А она права. Что все перепугались? Ну крыса дохлая, что такого? В конце концов, это не крыса дохлая на войне. Представляю, женщина родила, а детей кормить нечем. Круго;м голод и пули свистят, – успокаивала она себя. – А эта крыса лишь так, скверная шутка ребёнка, и только, – успокаивая себя на этих мыслях, Лариса хотела забыть о происшедшем, но не могла. Она думала, как бы она среагировала на эту ситуацию, если б крыса упала в её кровать?
В действительности, кто знает? Как бы мы поведём себя в подобной ситуации? Каждый человек поступает в определённой ситуации по-своему. Никто не скажет, что он справится с ситуацией. Особенно с неожиданной.
Вскоре, Лариса поймала себя на мысли, что с ней-то это не случилась. Конечно, жалко женщину, потерявшую ребёнка, но что делать? Эта трагедия поправима. У женщины ребёнок ещё будет. Но многие женщины после стрессов не способны родить. У них проявляется болезнь, болезнь психосоматической боязни забеременеть, и, возможно это неизлечимо. Эта история произошла реально. Пусть немного изменена, но кто не расскажет историю без своего добавления. Истории, услышанной от своих родителей и рассказанной в новом повествовании.
Но вернёмся к Ларисе и её беременности. Что происходит с ней сейчас? Родила ли она? Сейчас вы это узнаете.
История с брошенной в окно крысой на этом не заканчивается.
Роман после этого происшествия пришёл в палату к Ларисе. Он был напуган. Его лицо выражало неистовство, и, узнав о происшедшем, он тотчас потребовал наказать виновных, и главврач это сделал. Главврач родильного отделения, профессор Эдуард Вельяминович, выяснял, как могла крыса попасть на кровать роженице. Он не мог понять, как вообще такое возможно. Открытое окно, брошенная в форточку дохлая крыса? Где был сторож? Да и был ли он вообще? В конце концов, в произошедшем обвинили медсестру и уволили её по собственному желанию. Хотя какое здесь собственное желание? Просто нашли крайнего, и всё.
Впрочем, халатность халатностью, а ребёнок родился мёртвым. Что здесь можно сказать? Ничего. Давайте просто помолчим.
Роман вошёл в палату, где лежала Лариса. В руках у него был букет цветов. Он поставил его в вазу, на подоконник окна, в которое бросили дохлую крысу. Он посмотрел на присутствующих в палате женщин-рожениц и, окинув их взглядом, он увидел в их глазах боль и скорбь. Недоумение о произошедшем. Они скорбели о не рождённом дитя. Дитя, которое было зачато в любви и согласии. Желанный для родителей ребёнок, его больше не было с ними. Лишь одна бумага вскоре будет напоминать о нём, справка о смерти и свидетельство о его захоронении. Страшно. Не зная, какими словами утешать присутствующих в палате женщин, он подошёл к Ларисе, присел подле неё и, ласково поцеловав её в лобик, спросил: – Как вы? – он не знал, что сказать в этой ситуации Ларисе. То, что произошло сегодня в палате для рожениц, было из ряда вон выходящее. Он представил, что это мог быть ребёнок Ларисы и, возможно, его ребёнок. Его семья, продолжатель рода, о котором он так долго мечтал. Теперь он был уверен, что это его ребёнок. Лариса не обманывала его. Она говорила правду, Роман был у неё первым мужчиной. Он крепко её обнял и заплакал. Заплакал потому, что представил, что это мог бы быть его ребёнок. Кто бы ни был инициатором этой шутки, он добился своего. Теперь вряд ли откроют форточку, а если откроют, то поставят на окнах решётки, чтобы не произошёл подобный инцидент. Лариса ответила: – Я в порядке, – и, глубоко вздохнув, попросила, чтобы Роман посадил её на кровать. Тот выполнил её просьбу. Она привстала и, подвинувшись к спинке кровати, оперлась на неё. Затем она сказала: – Я в порядке. Со мной ничего не произошло, – заверила его она. – Со мной ничего не произошло, беременность протекает нормально, без патологий. – Она видела в глазах Романа страх, он не мог представить, что этот ребёнок не родится. Ведь он его отец, теперь это он знал наверняка. Его отцовские чувства его не подводили. Он знал: это его дети, а эта женщина – их мать, и потерять всех сразу: свою мать, сына и, очевидно, будущую мать своих детей – этого он представить не мог. Он посмотрел на неё и сказал: – Как я за вас испугался. – Затем ласково добавил: – Дорогая!
В это время лежащая на кровати роженица, та, что предупреждала об опасности, и та, которую не послушали, смотрела на Романа и Ларису и улыбалась. Она видела в них то, что в простонародье называлось просто, одним словом: семья. Да, это была любящая семья. Семья, которая никогда не распадётся. Семья, которая преодолеет все трудности и невзгоды. Впрочем, никто не знает, что ждёт их в будущем. Оставим же их наедине. Пусть поговорят.
Рождение новой жизни
Роды Ларисы были особенны. Её вёл профессор, Эдуард Вельяминович. Мужчина уже в годах, проработавший в родильном отделении всю свою жизнь, принявший множество родов. Родов, которые иногда заканчивались трагедией. Но это скорее было предрешено судьбой женщин, которые рожали, чем его ошибками. За свою практику он сделал множество операций. Ведь не всякий плод идёт так, как полагается идти из женского тела. Многие мамы рожали мёртвых детей, а некоторым мамам делали аборт. Так что он всё видел в этой практике. Видел, как отказываются от детей, видел, как умоляют сделать аборт. Видите ли, им слишком рано рожать, а связь была случайной, хотелось секса, и всё тут. Кто задумывается о последствиях? Пожалуй, никто.
Эдуард Вельяминович пришёл в палату, где лежала Лариса, и, сев подле неё на стул, поинтересовался:
– Как сегодня наши дела?
Та привстала и сказала:
– Хорошо.
Профессор улыбнулся.
– А как сегодня двойняшки? Небось, толкаются вовсю!
Лариса, посмотрев на свой огромный живот, сказала:
– Нет, они спят. – Она нежно улыбнулась. – Скоро проснутся. – Затем она весело добавила: – Шалуны.
– Что? Шалят?
– Конечно, шалят! – подтвердила Лариса. – Вот проснутся и как вдарят в живот! Шалуны, и только.
Доктор ласково улыбнулся. Он был добр к молодым мамам. Всегда хотел, чтобы те были веселы. Всегда в хорошем настроении.
Лариса поинтересовалась.
– Они всегда так шалят? – тут она посмотрела в глаза профессору, и в его глазах она увидела слёзы. Что-то произошло, пока она говорила с ним? Но что? Вероятно, он видел что-то подобное. Конечно, дети иногда рождаются мёртвыми, и это факт. Факт, от которого никуда не деться. Поняв эта, Лариса поспешила извиниться, а тот просто ответил: – Вам нечего извиняться. Врачи не господь Бог. Они не всемогущи. Смерти есть и будут в нашей работе, и от этого никуда не деться.
– Я понимаю, – с сожалением ответила она. – Иногда дети умирают, не родившись.
– Это так.
Тут Лариса спросила:
– Скажите, почему дети умирают, не родившись?
Доктор, задумавшись, спросил:
– Вы хотите это знать?
– Хочу, – твёрдо сказала Лариса. – Мне интересно.
Эдуард Вельяминович начал рассказывать, почему умирают дети, не родившись.
– На это существует масса причин, – говорил он. – В десяти процентах случаев плод умирает от естественных причин. Он просто задыхается в утробе матери из-за его неправильного положения и сжатия в дыхательной части его пуповины. – Сделав паузу, профессор добавил: – К сожалению, никто не смог бы его спасти, даже при большом желании. Мы в этих случаях бессильны. – Он снова посмотрел на Ларису. Та выглядела совершенно спокойно. Казалось, что она готова была услышать то, что скажет ей профессор. Эдуард Вельяминович продолжил: – Все дефекты детей, кроме врождённой патологии, от матерей, если их так можно назвать, которые сами убивают своих детей. Вы спросите, как это происходит? Я вам отвечу. Первопричиной смерти ребёнка в утробе матери являются курение и алкоголизм. Они думают, что всё то, что они делают в своей жизни и во время беременности, всё это хихоньки да хахоньки, всё то, что они делают, всё сойдёт с рук, но они ошибаются. Последствия необратимы. Ребёнок задыхается в утробе своей, с позволения сказать, мамаши либо приобретает кучу болезней. Потом прибегают к нам в клинику и обвиняют нас, докторов, что мы недоглядели. Нет, мы всё делали правильно, это они! – выкрикнул он с явной злобой и ненавистью к этим нерадивым мамашам. – Мамаши сами виноваты в патологиях их собственных детей. Они! А не мы, – он успокоился, и продолжил: – Есть ещё одна причина, по которой дети рождаются неполноценными.
Лариса поинтересовалась.
– Какая?
– Одежда, – начал профессор, – одежда, в которой ходят будущие мамаши во время беременности.
Лариса не поняла, что имеет в виду Эдуард Вельяминович. Она спросила:
– А что одежда?
Профессор глубоко вздохнул. Он всегда был не рад, когда будущие мамаши, вопреки рекомендациям врачей, делали всё по-своему.
– Я помню времена, когда женщины не носили брюки, – продолжал он свой рассказ. Женщинам, по крайней мере во время беременности, позволено носить только платье. – Он сделал паузу, затем продолжил: – Я понимаю, мода на джинсы не исчезнет, и женщины будут носить брюки. Но не во время беременности, в конце-то концов, это категорически противопоказано. Все эти поддерживающие пояса для беременных женщин – это только бизнес, бизнес, и больше ничего. Ребёнок должен двигаться в утробе своей матери, – сказал он и подчеркнул: – Двигаться, а не быть прижатым к стенкам матки. Учёные доказали, что всякие там поддерживающие пояса не вредят никому: ни матери, ни её ребенку. Но я так не считаю. Женщина должна двигаться во время беременности свободно. Конечно, есть случаи, когда живот нуждается в поддержке, но для этого существует медицинский бандаж. Его и носят женщины, поддерживают живот. Но что касается одежды – это совсем иное дело. Они по своей форме никак не способны правильно поддерживать живот беременной матери, и это факт, – закончил он свой рассказ.
Лариса слушала его внимательно. Профессор говорил чистую правду. Женщины разучились вынашивать детей, они заботятся только о продолжении рода, а не о здоровье своих чад. И только немногие способны понять, что правильность вынашивания плода является не чем иным, как залогом его здоровья. Конечно, есть исключения, но они связаны с генетикой человека, его личным кодом ДНК, и только.
Закончив свой рассказ, доктор назначил Ларисе очередное УЗИ и также сказал, что скоро она разродится. Ждать осталось недолго. Малыш появится на свет, возможно, на этой неделе.
Лариса поинтересовалась:
– А зачем тогда УЗИ?
– Я хотел бы знать, что всё у вас в порядке.
Прошло полчаса, и Ларисе сделали УЗИ, которое показало, что всё в порядке, но всё же, как бы ни хотел доктор, но он сказал, что, очевидно, роды будут сложны. Но в то же время он сказал, что она родит без наркоза.
– Вы родите без наркоза, – заверил её профессор. – Я вам это обещаю.
Вскоре Лариса оказалась в палате, роженицы косо смотрели на неё, шепчась, что она любимица профессора и ей уделяют больше времени, чем им.
Лариса игнорировала их шёпот, она знала, что это лишь простая женская зависть. Ей скоро рожать, вот-вот, и на свет появится новая жизнь, что принесёт она ей? Радость! Любовь! Смерть. Смерть – эта мысль не покидала её. Что, если её дети родятся мёртвые или с какими-нибудь отклонениями. Ведь она носит двойню, что, если то, о чём рассказал ей профессор, это правда!? Что, если её дети родятся с генетическими отклонениями? Что, если?.. Но вот она поймала себя на мысли, что у неё родятся здоровые дети. В её роду не было никого, кто страдал бы наследственными заболеваниями, по крайней мере, она о таком не слышала. А Роман? Он бы сказал ей, если б был болен или его родственники страдали какими-либо наследственными заболеваниями. В этом она была уверена на все сто.
И вот наступил тот день в жизни Ларисы, который все женщины помнят до конца своей жизни. Роды. Что может быть прекрасней, чем родить новую жизнь! Зная, что именно вы ей дали жизнь! Вы и ещё один человек. Двое – это семья! Что может быть прекрасней, чем семья! Жаль, что многие не понимают истинного значения этого слова – семья. Оно святое, как церковь и Бог. Никто не может вторгнуться в её святыню. Лишь мы сами, забывая о том, что у нас есть семья, уходим в блуд. В итоге развод, деление имущества, детей. В итоге все несчастливы. А могло бы быть наоборот. Любящая семья, дети. Очаг тепла и понимания. Ведь мы даём клятву верности, когда женимся или выходим замуж. Я не признаю слово «брак». Оно похожа на слово «брак», то есть брак в работе. Кто его выдумал, брак? Неужели нельзя сказать просто: пожениться. Нет, слово «брак» преследует нас повсюду. Кто вступает в брак, у того семьи недолговечны. Кто же женится, тот живёт в супружестве много и много лет. До самой смерти. Вот так я понимаю слово «брак» и слово «женитьба». Я считаю, что брачные клятвы верности друг другу обязательны. Они обязывают нас на определенные обязательства друг к другу. Клятва – это всецелое обещание верности, смотря кому мы её приносим. Ничего нет более святого, чем клятва. У нас перед ней есть определённые обязательства. Вот и при рождении ребёнка, того не зная, мы сами себе даём клятву заботиться о нём. Воспитывать, дать образование, вступить во взрослую жизнь.
Роды Ларисы проходили тяжело и болезненно. Уже прошли все сроки, а она всё ещё не могла разродиться. Мы никогда не задумываемся над этим словом – роды. Роды! Дарят нам радость. Вот и Лариса ждала рождения ребёнка. Она хоть и страдала от мучительной боли, в то же время она радовалась. Радовалась потому, что скоро разродится, и вот наконец она увидит ту новую жизнь, которую она носила в своём теле долгих девять месяцев. Девять месяцев – это долго или мало? Кто знает, что такое девять месяцев интенсивного токсикоза? Лишь женщины способны ответить на этот вопрос? Если у женщины интенсивный токсикоз, то ей кажется, что эти девять месяцев никогда не закончатся, но стоит ей представить, что после девяти месяцев на свет появится новая жизнь, то эти девять месяцев проходят достаточно быстро. Кто знает наверняка: девять месяцев – это много или мало? Впрочем, наступила ночь. Часы пробили три часа ночи, как вдруг Лариса заорала:
– У меня отошли воды, рожаю!
Перепугав всех женщин, она кричала и, трогая себя за живот, инстинктивно задирая ночную рубашку, чтобы посмотреть на то, что сейчас происходит в её влагалище или в матке, она вдела, что происходит, и испуганно кричала: – Доктор, я рожаю! – Она теперь была уверена, что рожает. Позвали дежурного врача, который побежал вместе с медсестрой и, осмотрев роженицу, понял, что медлить нельзя. Лариса вот-вот родит. Он тотчас же скомандовал:
– Люда, звони профессору. – Он снова посмотрел на раскрывшуюся до двенадцати сантиметров матку и скомандовал: – Каталки, срочно. Её в операционную, срочно!
Услышав эти слова, Лариса не на шутку испугалась. Она не могла понять, что происходит? Ведь дети должны были родиться нормально, а тут операционная? Но доктор её успокоил. Он сказал:
– У нас все женщины рожают в операционной, мало ли что пойдёт не так, а тут всё под рукой.
Лариса понимающе покачала головой, а затем снова закричала:
– Как больно, чёрт побери, ненавижу!
Доктор улыбнулся и сказал:
– Так все говорят, когда рожают.
Ночь, в квартире профессора было тихо и спокойно. Он вместе со своей женой спал. Сегодняшний день для них обоих выдался относительно спокойным. Профессор провёл две операции. Одна являлась необходимой. Женщина, которой он её делал, была больна. У нее была киста матки, и её пришлось полностью удалить. Вторая операция была по увеличению женской груди, которая прошла также без осложнений.
Его жена, доктор медицинских наук, преподавала на кафедре медицины. Сегодня она проводила лекцию по поводу вреда курения и алкоголизма. Её звали, Эмма Наировна.
Ночной звонок из больницы разбудил жену профессора Эдуарда Вельяминовича, Эмму. Она взяла трубку с телефонного аппарата и, приложив её к уху, спящим голосом прохрипела:
– Кто это?
В трубке послышался женский голос.
– Эдуарда Вельяминовича, пожалуйста.
– Кто его спрашивает?
– Это медсестра Лена, из больницы.
Эмма привстала, протёрла сонные глаза.
– Это Эмма Наировна. Что-то случилось, Лена?
– Да, его срочно вызывают в роддом. Передайте, Лариса рожает!
– Ясно. – Эмма разбудила своего мужа и передала ему трубку. – Это медсестра Лена из больницы, говорит, что Лариса рожает.
Эдуард Вельяминович быстро взял телефонную трубку и, приложив её к уху, спросил:
– Когда начались схватки?
– Пять минут назад.
– Как часто?
– Раз в три минуты.
– Состояние?
– Стабильное.
– Сейчас буду. – Он отдал трубку Эмме и сказал: – Работа, не терпящая отлагательства.
Эмма понимающе покачала головой, затем улыбнулась и сказала:
– Да уж ехай. Помощь нужна?
– Нет.
Затем встав с постели и накинув халат, профессор попросил Эмму закрыть за ним дверь и, взяв ключи от машины, в домашних тапочках выскочил на улицу, сел в салон своей машины, вставил ключи в зажигание и повернул их. Словно понимая, что Эдуард Вельяминович торопится, мотор взревел. Профессор вдавил до упора педаль газа, и машина, сорвавшись со своего места, помчалась вдаль, по улицам Москвы, в институт МОНИКИ. Туда, где сейчас рожала Лариса.
Лариса лежала на операционном столе, когда в операционную вошёл профессор. На нём был надет медицинский халат и домашние тапочки. Было видно, что тот спешил. Оценив ситуацию, он подбежал к Ларисе, осмотрев пациентку, он спросил дежурного врача:
– Что вы делали?
Тот ответил.
– Готовимся к операции. – Затем он добавил: – Самостоятельно она не родит. Видите, – он указал на её матку, – возможно внутреннее кровотечение.
Осмотрев повторно, профессор сказал:
– Успокойтесь, это не кровотечение.
– А что же?
– Голова ребенка, чёрт побери! Чему вас только в институтах учат? У вас это первые роды?
Доктор опешил.
– Первые.
– Тогда с почином вас. Будете мне ассистировать.
Лариса рожала долго, но её страдания стоили того. Она родила двух прекрасных детей. Мальчика и девочку. Правда, говорят, не постараешься, не будешь счастлив. Вот и Лариса постаралась, правда, не без помощи докторов. Её дети не желали выходить на свет. Они как будто хотели еще побыть там, в безопасности. Но природа взяла своё. Профессор легонько надавил на живот, и ребёнок появился на свет. Вы скажете, что это дикость, когда кто-то давит вам на живот, чтобы появилась новая жизнь? Не знаю? Но Ларисины роды были именно такими. Дети хотели остаться в её утробе, и им пришлось помочь таким способом. После того как родился мальчик, профессор взял его на руки и сказал.
– Видите, ваш сын родился в рубашке, весь в пуху.
Лариса посмотрела на него и, не слыша его голоса, испуганно спросила:
– Доктор, я не слышу его голоса, он жив?
– Жив, конечно, – ответил радостный мужчина и дал ему легонько по заднице своей рукой, все наконец услышали детский крик. Довольный профессор сказал: – Видите, а вы говорили, мёртв. – Он отдал ребёнка медсестре, а сам, посмотрев на Ларису, понял, что дело плохо. Он подошёл к ней и, посмотрев на неё, спросил: – Как дела? Держимся?
Тут выкрикнул доктор:
– Профессор, второй!
Второй ребёнок родился легко, он словно выскочил из матки Ларисы. Это было красивое дитя. Неписаной красоты. Глядя на эту девочку, доктор и профессор сказали, что красивее, чем эта девочка, они никогда не видели новорождённого ребёнка. Что-то в ней было. Что-то неземное, красивое! Её голубые глаза, приятная улыбка ребёнка. Они не могли от нее оторвать свой взгляд, и лишь сказанное Ларисой «покажите мне её» заставило мужчин, принимавших роды, оторвать свой взгляд от неё. Показав новорождённую девочку Ларисе, профессор сказал:
– Я не видел более прекрасного дитя, чем этот ребёнок.
Лариса взглянула на неё и ужаснулась. Что это такое? Эта девочка похожа на Алису. Ту девочку, с которой она была в детдоме. Да, это была она. Но как такое возможно? Ведь Алиса жива! Она не умерла! Лариса с ней не так давно имела разговор, и та была уже взрослой женщиной.
Безумие, только так можно это назвать. Безумие, и только. Как такое возможно? Алиса в её ребенке? Этого она не понимала. Но тут она неожиданно вспомнила, что услуга, которую она оказала Алисе, была небескорыстной. Она сказала: – Придётся заплатить, и цена будет соответствующей. – Лариса тогда не знала, о чём говорила Алиса. Очевидно, об этом. Об этом ребёнке. Ребёнке невиданной красоты. Но что ждёт эту девочку в будущем? Она должна была расплатиться за все родительские грехи? Или её ждало другое? Кто знает? Мы никогда не задумываемся о последствиях своих поступков, а когда приходит время платить, мы хотим, чтобы за нас кто-то другой расплатился. Другой, но не мы сами. Тут Лариса вспомнила, за какую услугу Алиса сказала, что придётся расплатиться. Вот она! Эта девочка. Она всю жизнь будет напоминать ей о ней, об Алисе и Надежде. Она будет всю свою жизнь видеть в этом ребёнке их. Мёртвую Надежду и Алису. Эти две женщины воплотились в этом ребёнке. Кошмар только начинается, и он продлится всю оставшуюся жизнь. Эта девочка – напоминание о прошлом. Как её назвать? Алиса? Надежда? Впрочем, Лариса знала, как назовет её. Пусть она плод напоминания о прошлом, но она родилась, родилась в любви. Пусть же она будет носить имя Любовь. А там посмотрим, кто из нее вырастет.
Вскоре дали имя и мальчику. Его назвали Эммануил. Вы спросите, почему именно Эммануил? На этот вопрос ответ прост. В палате лежала женщина, она была из Израиля. Училась в российском университете. Ей было не помню сколько лет, примерно около двадцати. Она родила. Родила мальчика. У него была кривошея. Она назвала его Эммануилом. Лариса поинтересовалась, почему именно Эммануил? И та ответила, что это имя библейское, разница лишь в одной букве. Иммануил. Лариса назвала своего сына так же – Эммануил. Она словно просила прощения в этот момент. Просила прощения за то, что по своей наивности совершила грех. Вот и расплата, которую она должна нести всю свою жизнь. Но наказание это? Кто знает? Что ожидает их в будущем?
Вскоре Ларису выписали из роддома. Её встречал лишь Роман. Никто из её родственников не был здесь. А кому быть? Надежда мертва, Вика была где-то с Жорой во Франции. Никого. Только она одна. Она знала, что, возможно, она потеряет Романа. Ей было тяжело смотреть ему в глаза. Ведь она считала, что виновата лишь она одна, и никто больше.