Его рабочий стол находился наискосок, и ему не составляло труда рассматривать её совершенно незаметно. Золото капрона чулок вливалось в кожу. Ему непременно хотелось, чтобы она носила именно чулки с кружевной резинкой. Да, на работу. Да, ежедневно. Плиссе юбки покрывало колени, но в положении "нога на ногу" эта восхитительная выпуклость была вызывающе нага. Илья мысленно полз под юбку, пьянея в воображении от того, как по мере приближения к ажурному треугольнику здесь всё так нагло начинало пахнуть чувственностью. София, так звали ту, которую он мечтал ощутить всем существом в своей постели, была из тех манко-сладких женщин, с которыми спинным мозгом знаешь, можно познать нечто очень, очень особенное - она позволит… Илья часто зависал в томно-щемящем мороке, представляя, как медленно раздевает её, снимая блузку, юбку, бюстгальтер, трусики, не отпуская её сияющего бенгальскими искрами взгляда ни на мгновение. Как её зрачки, волнительно расширяясь, провоцируют его на всё большую смелость. И он будет смотреть в них всю близость шаг за шагом, углубляясь, углубляясь. Как её улыбающийся в алой помаде рот обещает, обещает, обещает… И он позволит ему исполнить всё, всё, всё… боже…
Его рабочий стол находился наискосок. Она не могла видеть его взгляда, но не ощущать было просто невозможно. Этот мужчина мог смотреть чувствительно! И она до конца рабочего дня изнемогала… Ей казалось, нет… она была уверена, что в этом закупоренном внешними приличиями сосуде чувственности таится что-то волнительно порочное. То самое, от которого его взгляд и сейчас, и вчера, и позавчера сильно увлажнял её мысли. Она представляла, как он нежно мнёт её в тёмном углу офисного коридора, целуя в губы, шею, уговаривая прийти к нему, шепча, что она сводит его с ума, что он изласкает её беспощадно. Как она, задыхаясь, захочет ответить «да», но не хватит дыхания. Как всё же согласится… потом уже… осмысленно… боже…
- Завтра подойду к ней…
- Завтра его соблазню…
- Завтра.
- Завтра?
- Боже...