УДИВИТЕЛЬНЫЙ КОНЬЯК и СОРТИР С МОТОРОМ.
За две недели до Нового года я случайно узнал, что в районе метро Нагатинское, на Варшавке, в магазине известного бизнесмена Г. продаётся дешёвый и хороший коньяк, 95р. бутылка. Я разволновался. Когда у тебя в кармане гуляет ветер, такие сообщения приятно тонизируют и не забываются. Я хотел сразу поехать за удивительным коньяком, но жизнь, как говорится, внесла свои коррективы: у нас с квартиры неожиданно съехали жильцы, при чём, в тот момент, когда нам нужно было платить за квартиру, которую мы снимали сами. Банальный вариант: сдаём свою квартиру, приличную и снимаем очень плохую и пытаемся жить на разницу. Конечно, это неудобно, неприятно, но если вы—драматурги, и за исполнение одного спектакля по вашей пьесе вам платят 200, 100, 50, а иногда и 12 рублей—о другой форме существования и помыслить невозможно.
«Крутиться» мы с женой не можем, потому что, либо ты «крутишься», либо пишешь пьесы и третьего не дано. Поэтому мы решились на этот вариант, лишь бы остаться теми, кто мы есть—литераторами.
Однако, я увлёкся. Квартиру нам оставили в ужасном состоянии, и нам нужно было в недельный срок отремонтировать и сдать её, иначе наш «бизнес» рухнул бы и мы бы погибли. Мы заняли тысячу долларов, и всё сделали ценой неимоверных усилий, потому что ремонтировать и чинить пришлось всё: налаживать телефонную связь, менять сантехнику, вставлять стёкла, ремонтировать стиральную машину, холодильник, телевизор, музыкальный центр, красить окна, двери, потолки, батареи, ремонтировать мебель, выбрасывать из квартиры горы мусора…
Когда мы подписали договор с новым жильцом и получили какие-то деньги, то долго не могли поверить, что всё позади, и мы остались живы. Два дня мы отлёживались, а на третий Лариса села за пишущую машинку, а я решил съездить за чудесным коньяком, на Варшавку. Во время ремонта я часто вспоминал о нём и мысль об этой поездке меня согревала. Не знаю почему, но я твёрдо верил в то, что коньяк будет хорошим. Ну, посудите сами, бизнесмен Г. богатый, сильный человек, зачем ему торговать плохим коньяком? Разве хорошая репутация не дороже грошовой прибыли от этой торговли? Нет, коньяк будет обязательно хорошим. И то, что я узнал об этой точке перед самым Новым годом, я расценил, как подарок судьбы.
Заведение Г. находилось где-то у метро Нагатинское. Я в мечтах, доехал до этой станции, вышел на улицу, но чтобы продолжить поиск, мне необходимо было зайти в туалет. Я долго искал его и нашёл случайно на железнодорожной станции, примыкавшей к метро. Это было очень странное сооружение, какая-то смесь платяного шкафа и трансформаторной будки. В двух шагах от туалета стояло большое пластмассовое кресло. В нём, наверное, кто-то должен был находиться, но кресло пустовало. Я зашёл в туалет. Там было необыкновенно тепло, почти душно. Жар исходил откуда-то сверху. Я поднял голову и на перегородке, отделяющую одну кабинку от другой, я увидел раскалённый железный ящик. От него шло тепло. Почему-то мне показалось, что ящик плохо закреплён, но я надеялся, что я ошибаюсь. Я присел и замер. Недалеко от туалета проходили железнодорожные пути и по ним должны были идти электрички. Одна из них с грохотом прошла мимо. Никогда не думал, что обычная электричка может привести меня в такое смятение. Когда эта громада пошла где-то рядом, раскалённый ящик у меня над головой так запрыгал, что мне показалось, что он вот-вот оторвётся от жалких креплений и рухнет мне на голову. Вот сидишь себе спокойно, в тепле, думаешь о чём-то и вдруг, раскалённый, огромный ящик сваливается тебе на голову! Когда я понял, что это вполне могло произойти, я хотел выскочить из туалета, как был, но не смог. Кругом люди, дамы в шубах и вдруг я вылетаю из туалета без штанов! Нет, это невозможно. Я решил отдать себя в руки Провидения и остался на месте. Поезд шёл, ящик гремел, дребезжал, угрожающе нависал надо мной, воздух почему-то раскалялся всё сильней и сильней, а я сидел. Наконец поезд ушёл, ящик успокоился и я полумёртвый вышел из туалета. Возле кресла стоял румяный кавказский юноша в чёрной шапочке и разговаривал с девушкой. Они улыбались и грызли орешки. Я хотел уйти, но мальчик вежливо сказал, что туалет платный. Я дал ему десять рублей и пошёл искать коньяк. Туалет я , естественно, забыть сразу не мог. Мне он представился символом России. Вот все мы так стоим на полусогнутых, и ждём, когда нам на голову свалится что-нибудь вроде этого ящика.
Магазин Г. поразил меня своей убогостью. Он напоминал склад, временно переделанный в магазин. Я прошёлся по рядам, там было приличное вино, действительно, немного дешевле, чем в обычных магазинах. Я купил коньяк и поехал домой. Настроение у меня сразу стало хорошим. Дома всё кипело. Лариса и Маша украшали ёлку, потом нарезались зелень, помидоры, огурцы, ветчина, крабовые палочки. Для «Обезьяны» (наступал год обезьяны) на большом малиновом блюде лежали бананы, для нас жарилась курица, в хрусталь складывались разноцветные салаты, манила сёмга и огромные, оранжевые испанские перцы. Посреди стола стояла бутылка «Абрау-Дюрсо», коньяк Г., боржоми и виноградный сок. В одиннадцать мы сели. Первый тост мы подняли за Ларису. Во время ремонта у неё был день рождения, и мы не смогли его отметить. Я выпил рюмку коньяка и принялся за сёмгу. Странное дело, я ждал обычного действия коньяка: вот он огнём побежит по телу, станет тепло, весело, салаты станут ещё аппетитней, но ничего этого не произошло. Что я выпил? Я налил себе пол фужера коньяка и выпил соло, в одиночестве. Должен же я был разобраться в этом загадочном напитке. Я ждал и ничего не дождался. Я пытался понять и ничего не понял.
--Странное шампанское,--сказала Лариса и с недоумением посмотрела на свой фужер.—Оно совсем не пьянит… Выпила целый фужер и ничего.
Обычно Ларисе достаточно было глотка вина, чтобы развеселиться, а тут—фужер, и никакого толку!
--Мне на работе водки налили, я выпила рюмку и не взяло,--сказала бабушка и печально посмотрела на нас.
--Неужели шампанское тоже поддельное? –с ужасом подумал я, налил себе полный фужер и выпил. Все молча смотрели на меня. Я тоже молчал, ждал. Вино не произвело на меня никакого действия. Это была какая-то смесь газировки, сока и лимонной кислоты. И называлось это шампанское «Абрау-Дюрсо». Знаменитая русская марка. Кстати, всё это было куплено в приличных магазинах. Праздник был сорван. Мы вяло съели курицу и стали смотреть телевизор. Там было тоже сплошное дюрсо. Который год. Одни и те же лица. Их называют звёздами. Эти «звёзды» намертво сплелись в жилистые, аляповатые «созвездия», и с необыкновенной ловкостью перемещаются по телевизионному небосклону, вслед за зрительской подзорной трубой. Посмотришь на север—они, на юг—они, на восток—тоже они, на запад—естественно они. И нет от них спасения. Я ушёл в свою комнату и стал слушать вальс Равеля. Минуты две я блаженствовал, и забыл про коньяк и про «Дюрсо», и вообще про всё, да не тут-то было.
За окном что-то страшно разорвалось, и лиловый огонь-луч с визгом и рёвом ушёл в небо. Петарды! Всё, конец блаженству! Петарды взрывались и раньше, но чтобы так!.. Я подошёл к окну. С моего четвёртого этажа я отчётливо увидел небольшую, плотно стоящую группу празднующих. Они ждали, когда изжарится шашлык. Багровые угли мрачно и ярко тлели среди каких-то приспособлений и снега. В ночной, густой синеве всё это казалось театральной декорацией. Ночь, синева, угли, снег,--театр! Люди зашевелились, по рукам пошли бутылки… Смех раздался. И в этот момент откуда-то из глубины двора, со страшным воем и шипением, низко, горизонтально стелясь по земле, в сторону празднующих стремительно понеслись три фиолетовых огня. Они шли прямо и точно—в толпу. Я не понимаю как это произошло, но снаряды воткнулись в снег прямо перед людьми. Я думал сейчас начнётся паника. Я ошибся. Люди засмеялись и стали возиться с шашлыком. Мой любимый праздник разгорался…
Я пошёл к себе и попытался уснуть. Но у меня не получилось: за окном ревели, визжали, пели что-то матерное, смеялись…
Страшно рванула петарда и, видимо, резонируя на этот звук завыли, заплакали машины. Я вскочил с кровати, нашёл вату и вставил в уши два огромных куска. Стало тихо. Ну вот сейчас я усну, сейчас покину этот «праздник», всё забуду и на смену неинтересным уродствам этого мира, придут интересные уродства другого мира, мира сна… Но что это?! Чьё это малиновое платье мелькнуло в серых туманах моего сознания?! А, вот что!! Это я звоню в Министерство культуры, в театральный отдел! Там лежат письма из областных театров с просьбой оплатить наши с Ларисой постановки. Я знаю, что это возможно. Я робко намекаю на свои права и страшная баба ревёт мне в ответ какие-то гадости, лжёт, пытается морально раздавить. Я швыряю трубку. Как она попала на эту должность?! Кто натравливает на авторов эту гиену?! Какое глубокое, несмываемое оскорбление общение с ней! Забыть, забыть про неё! Забыть про фальшивый коньяк, забыть про обувь, которая разваливается через месяц, забыть про ржавую воду, про магазинные «деликатесы» , шрапнелью летящие в мусорное ведро, забыть про садистов-стоматологов в районных поликлиниках, забыть страшные сцены, когда из врачебных кабинетов плачущие восьмидесятилетние старухи выталкиваются чуть ли не пинками, забыть периферийных артистов, почти умирающих с голода, забыть постоянную борьбу за деньги, которые ты заработал, забыть всё!!! Я выпиваю две таблетки реланиума и ухожу, хлопнув дверью. Праздник завершён, итоги подведены, наступил Новый год.