Гельвий, доложивший, что седло в покоях, лично пригласил господина в ванную комнату.
Ванная Мариев Антиру не понравилась. Устроена отвратительно, - помещение маленькое, - даже бедная: вода не подведена, в кувшинах и чашках таскают.
Прислуживал «Каю Валенту» низкорослый худющий оболтус. Когда помогал господину оборачиваться в простынь наподобие тоги, нечаянно царапнул по коже.
Антир рассвирепел: «Величайший преступник мира Герострат, поджигая храм Артемиды, и то был аккуратнее!»
- Герострат? А где он, мой господин?
Антир не знал, что личного лакея брата зовут Геростратом. Зато знал, как любой шуткой или дерзким словом можно прикрыть оплошность и незнание.
- Сгорел от пьянки!
У раба челюсть отвисла. Вид его, идиотский, приподнял настроение Антиру.
Его понесло на колкие шуточки, без которых он себя не мыслил.
Увидев за дверью ванной виллика, сгибавшегося в поклоне, за ним шеренгу недоумевающих рабов, смотревших на господина во все глаза, - Антир заулыбался. Ни дать, ни взять – улыбкой хитрого этрусского ласа. Рабы смельчали в поклонах, когда господин направился к ним.
«Заткни уши, брат, счас буду кичмить твоих рабов. Больно они у тебя заторможенные!»
Насмехаться над людьми, не понимавших шуток, неважно кто они были: господа, воины, рабы, - Антир обожал.
Упершись кулаками в бока, медленно двинулся вдоль строя прислуги, въедаясь драконовским взглядом в их лица, в их руки. Рабы, встревоженные, опускали глаза, и то - выдержать взгляд «Кая Валента» невозможно, он и пугал, и завораживал. Подишь ты знай, что сейчас на уме у господина? Никогда раньше он не проверял, кто чего стоит, а тут прям до души докапывается.
Гельвий, услужливый, следовал на два шага позади.
- Гельвий… Мне бы амфору с длинным горлом ...- Кай Валент круговым движением пальца попросил пухленькую рабыню повернуться спиной. Она, пунцовая до ушей, теребя в пальцах белый передник, повернулась. - И… округлой попой. Вот как тут…- Антир ущипнул рабыню. – А-а-а, стухла! Мне, Гельвий, чтоб, как седло была…Скакать удобно…, а то подпрыгнешь, и провалишься….
Сказанное деловитым тоном сбило с толку виллика, рабы втянули головы в плечи, обмениваясь шепотками.
Антир остановился напротив высокой рабыни, почти в рост с ним. Худющая, ключицы торчат. Сложил вместе два кулака.
-… Под размер моих бычачьих пузырей!...И,.. сарва убхау пролазили…Не понял? Все оба в горлянку!
У рабыни лицо вытянулось. Грудь ее завибрировала и замерла, бедолага боялась выдохнуть.
- Есть..ионийская..амфора, - промямлил виллик, в упор не понимая, чего же требует господин?
Кто-то из слуг, более догадливый, захихикал.
Антир бросил на него мрачный исподлобья взгляд. Раб захлопнул рот ладонью.
Задержав шаг возле, ну очень объемистой поварихи, с двойным подбородком, - он у нее мелко трясся, - господин сказал Гельвию ленивым тоном:
- Мне с горлом поуже… Чау у тебя выбора посуды маловато?…
Перевел масляный взгляд сластолюбца на юную рабыню. Рывком задрал ей тунику до бедер, ущипнув. Рабыня приоткрыла пухлые губки, не иначе уже увидела себя на ложе красавца-господина.
- Гельвий, обожаю соваться в щелку с ноготок… М-м-м, всю кожу снимает, голый лезешь…Гельвий – толчками, вперед – назад. Орешь … «Кама-сутра!» Знаешь, кто такой «Кама»? Я – собственной персоной! А «Сутра» - это, когда ты и твоя амфора находитесь в состоянии помешательства, завязаны магическим узлом – страшно смотреть: попа спереди и сзади….
У рабыни в глазах вспыхнула неподдельная паника. Видение в объятьях господина закрылось черной тучей. У кого-то вырвался ненормальный хохот.
Гельвий готов был под землю провалиться.
- Может…рабыню?
- Дурак ты, Гельвий, - Антир оттянул на груди столу черноглазой служанки, бросив туда взгляд, заломил бровь. - Где ты найдешь у рабыни такую щелку?
У черноглазой слезы вспыхнули, обиделась.
Прислуга мужского пола тихо завывала, страшась взорваться неудержимым хохотом.
Багровея со стыда, Гельвий пролепетал:
- Есть…мальчик…
- Запомни, макара,.. Гельвий, макара, это - Камы дружочек, морда крокодила, зад дельфина…или наоборот, всё равно! - Антир вперил убийственный по своему выражению взгляд в юного лакея, у того мурашки поползли по спине, взялся за горло, будто его душили, - У такого мальца засратая попа…Будешь чистить инструменты? Давай!
Гельвий едва не свалился в обмороке, его поддержали лакеи; уж лучше бы послал куда подальше! Что же такое творится? Где же так насобачился Кай Валент?!
- Разбейся в кровь, Гельвеополит, но у меня обязаны быть все тридцать три сутры!
Многие из рабов, закрыв рты ладонями, смеялись до задыхания, понимая,- господин просто издевается над глупым вилликом.
Бипп, выказывая преданность хозяину, гавкал на окружающих его лакеев, - «Это мой хозяин. Попробуй, сунься, яйца откушу!»
Неизвестно, что еще бы придумал Антир, убивая время, пока накрывали ужин в его покоях, где он пожелал есть, кабы вбежавший слуга не доложил о неожиданном приезде…Ларта Бофорса.
Игривое настроение сына Дия как рукой смахнуло. Что-то стряслось? Как был в простыне, собранной под тогу, побежал в атриум. Бипп мчался рядом.
Стемнело. Вилла озарялась множеством светильников, факелами, открытыми жаровнями.
У ступенек атриума, освещенными фонарями, стояли пара носилок. Одни были легкие, женские. Оттуда Ларт Бофорс помогал выйти…Фабии Глории.
У Антира дыхание перехватило.
Цецина, увидев «Кая Валента» в банной простыне, тут же полуобнял его за плечи, лукаво на сарматском проговорил:
- Ты не возражаешь..Кай-й, оставлю у тебя «крошку Аритими»? Для пущей правдоподобности…Ну, ты понимаешь…Невеста…почти супруга…М-м-м…
Антир не узнал гордую дочь Фабиев, еще утром ненавидевшую, отторгавшую жениха, не желавшую всуе поминать его имя.
На него смотрели глубоким, проникновенным взглядом очарованных глаз, не иначе звездные искорки пробились сквозь облачную пелену, засверкали ожиданием счастья: «я тебя узнала!»
Эта была даже не та Глория у реки, где он впервые ее увидел. А немыслимо другая, затаившая страсть и обжигающая колдовским зовом.
Антир опустил взор. Ему стало неловко: стоять перед женщиной своей мечты в разобранном виде. Одетая в шоколадного цвета столу, явно наспех, с распущенными густыми темными локонами, она, наверное, мало отличалась от «Кая Валента», - оба выглядели по-домашнему небрежно.
Бипп деловито обнюхивал гостей, - Глория бесстрашно погладила пса, - он не был в восторге, но и не проявлял агрессии.
Упиваясь их видом, Ларт Бофорс добавил, что «крошка Аритими» умница, - и на ухо, - Подыграет… Как она себя чувствует? Отменно. Говорил, заходить не будет, немедленно отправится на виллу Цецинов, пока доберется, наступит ночь.
Плохо его слушал Антир. Он осторожно обнял Глорию, прервав попытку опуститься на колени. Перед своим повелителем римские жены часто принимали столь униженную позу, подчеркивая зависимость от мужа. Сарматы в этом отношении тоже недалеко ушли, считая своих жен личной вещью.
Но ведь Антир ей не муж, и вообще, не любил он, когда знатная мадонна уподоблялась рабыне, как бы отдавала себя во власть господина.
Просто прижал к своей груди Глорию, почувствовал дрожь ее тела.
Ларт Бофорс, вытираясь платочком, страдая от духоты, сказал, что вообще-то ему нужен Савлий, есть к нему от Анта Тиберия поручение. Еще сказал, завтра, после успешно завершенной «охоты», ждет их на вилле Публия Крейса.
Усевшись в носилки, этруск, вспомнив о чем-то, выглянул:
- Кай-й! Новость! Кесарь Волузиан наелся селеры!
- Ча-ау?…
Ларт Бофорс махнул рукой, заметив: «Кай-й» вообще ничего не слышит, и наверняка плохо соображает.
Антир опомнился, когда за носилками Цецины и его охраной привратник закрыл ворота, задвигая засовы.
- Глорис…тебе не следовало вставать…Дорога, ухабы, пыль…
Она перебила его.
- Мне плохо без тебя… Я не могу без тебя…Проснулась…Одна…Мне страшно…Я устала быть…без тебя…
Подхватил ее на руки Антир, рискуя потерять простынь. И рядом бежал Бипп, охраняя их.
Гельвий взмолился всемогущему Юпитеру: как хорошо, во-время послал Каю Валенту женщину!
Как бы ни был очарован Антир превращением своей лани, он приказал себе осмотреть её, ведь она провела в пути не один час. Поэтому, приказал в ванную.
Ванную, хвала прислуге Гельвия, успели вымыть; застелили чистые ковры.
Горели яркие светильники. Ожившие после розыгрыша господина рабы расторопно доставили горячую воду.
Глория смутилась, когда ей предложили встать в ванну, которую рабы наполнили теплой водой. Антир, не иначе как запаковав себя в амфору, с выражением внимательного лекаря помог Глории снять столу. Под столой на ее тонком изящном теле с крутыми бедрами была только подвязка.
С тем же спокойным выражением лица, не разглядывая свою подопечную, Антир аккуратно убрал с ее бедер белую ткань.
Густо покраснела Глория, услышав безжалостное:
- Ме ангелас.., видишь?
Ей показали подвязку, окрашенную водянистыми разводами.
- Этого быть не должно! Это – следы твоего путешествия! Ты свежа, Глорис, уж прости за откровенность…Ты обещала мне слушаться…
Антир повернулся спиной к ванне, сцепив пальцы. Рабыня поливала на тело госпожи ароматную розовую воду, а Глория поглядывала на него. Банная простынь сползла, оголив спину по пояс: мускулы не выпирают, будто их резцом скульптурно закруглили, сужая фигуру к бедрам. Она вспомнила Кая на арене, ничем его брат не отличался, разве что кожа у него с легким загаром. Странная особенность близнецов поражала Глорию: их узкие бедра неназойливо переходили в мускулы крепких стройных ног. Нет и намека на кривизну, что свойственна всадникам. Живот плоский, как и ягодицы только слегка обрисованы железной упругостью. Их тела не похожи на скульптурные тела мраморных пухлых, соразмерных Аполлона или Ареса, - но не оторвать глаз от странной божественной красоты.
Она слушала Антира, закусив улыбавшиеся губки: свои слова он рифмовал, стараясь быть убедительным, хотя же его голос давал осечку:
- Чау случилось, ме ангелас? Ты же меня оттолкнула…Призрела ласки мои. В плечо меня, как мигера, пнула…Ты же сказала мне: «Уйди»…
Рабыня набросила на чистое тело госпожи льняную простынь. Наблюдая из-под ресниц за Антиром, Глория уже сочинила свой ответ, в том же рифмованном стиле.
Наверно же, ничто на свете так не сближает души и сердца в одночасье, как музыка, танец и стихи:
- Я на помолвке себе говорила: «Кай, ты не образ моих грёз»…
Ночами в подушку рыдала, она хранит следы моих слёз…
Ты мне снился, ко мне бегущий с цветами – охапками роз….
Антир медленно обернулся. Рифмованный ответ его удивил. Ах, да, дочь Фабиев, образованная, талантливая, она способна сочинять. Глория смотрела ему в самые зрачки, улыбалась: посмотрим, чем ты ответишь?
Она вложила в свой сильный певучий голос нежные оттенки, купаясь в синем сиянии его широко раскрывшихся глаз.
- О, я знаю, мир огромен, жестокий подлунный мир…
Но в твоих руках забыла бесчеловечный чумной пир…
Ожила с верой в себя, ведь рядом ты, любимый…Антир….
Он покраснел, услышав свое имя…Так, она знала, что возле нее не Кай, а он – Антир?! Знала, и скрывала? О, нет! Конечно – Ларт Бофорс, вот, кто открыл ей тайну!
Как змеей завороженный, он подошел к ней. Её руки опустились ему на плечи.
Ведь так чудесно открыться навстречу счастью, поправ условности бытия.
Охваченная врожденной, но так долго дремавшей смелостью, Глория целовала его лицо, она дышала своей прекрасной любовью. Ей всё равно было, что околдованный ее решимостью, он дохнуть боялся, не отвечая на осторожное поглаживание его плеч, ласку губ, что сродни нежности крыльев бабочки. Она не видела его побелевших скул, его глаз, пожирающих себя изнутри. Не знала, каких нечеловеческих усилий стоило ему держать в узде свою пылкую природу.
Глория сбросила с себя льняную простынь, открываясь ему во всей своей ослепительной красе.
«Всё, я упал с облаков…» - молнией промелькнуло в его затухающем сознании.
Руки сами подхватили свою лань, и он уже не помнил, как оказались они в покоях, на ложе, не однажды принимавшем в объятия Кая Валента и Элин.
(....)