Мой старичок

Крестина Зубцова
Это было весной. В садах во всю цвели черёмухи, пели птицы, лоснилась трава. Я доделала уроки и выбежала во двор, подышать пряным воздухом.
Вдруг к воротам подъехала знакомая машина- тётка. Я любила, когда она приезжала, но сегодня её приезд меня почему -то не радовал. Моё сердце сжалось, а разум обуяла тревога.
Тётка вошла во двор. Вслед за ней вошёл дед, в детстве мне нравилось ездить к ним с бабушкой погостить. Дед был старый, морщинистый, сухой, с большими впалыми глазами. Кожа его отчего-то была жёлтого, даже какого-то земляного цвета.
-Маруся! Дай-ка я тебя обниму! Совсем стала большая. Сколь тебе уже?
-Тринадцать.
-Любка, поглянь-ка, тринадцать! А мать где?
-Так дома.
-Угу...
-А чего дядя Семён не зайдёт?
-Да мы не на долго. Деда, вот, к вам привезли. Мать не говорила?
-Не.
-Ну, вот.
Дед с тётей вошли в дом. Я ещё раз посмотрела на своего старичка, и поняла - болен.
Он никогда, никогда не ходил сгорбившись, тем более, никогда не опирался на бадажок. Неужели это всё?!
Мысли пришли в голову быстрее, чем их осознание. Я отругала себя: он ещё достаточно молод, ещё рано ему умирать.
Через пятнадцать минут тётка уехала, а дед остался.
Я чувствовала, что нужна ему. Что он хотел бы провести со мной всё своё время, рассказать кучу историй из прошлого, но я не была готова слушать, будто не понимала, что в любой момент, может наступить его кончина.
Дед жил у нас целую неделю. Мать постоянно заставляла составлять ему компанию: поешь с дедом, посиди, погуляй, почитай - список можно было продолжать бесконечно.
Я подчинялась, но без особого удовольствия. Мне казалось, что я упускаю что-то важное- там за забором кипит новая интересная жизнь: цветут сады, молодежь гуляет вечерами, поют песни, даже бабушки - соседки собираются на лавочке, щёлкают семечки, и только я сижу рядом со стариком и делаю вид, что слушаю.
В один из таких дней, мы с дедом сидели на крыльце, он был слишком слаб, чтобы передвигаться даже в ограде. Дед что-то расспрашивал про учебу, рассказал, как ходил в школу пять километров туда и пять обратно... А потом- батц!
Я обернулась, а он лежит: губы все синие, глаза закатились- не шевелится.
Я в дом, кричу: "Мама! Мама!"
Мать вынесла нашатырь, дала ему подышать, дед пришел в сознание. Больше на улицу мы его не выводили, боялись.
На следующий день я собралась в гости к подруге, но мать не отпускала.
-Дед слаб, побудь с ним немного.
-Но я не хочу! Я вчера была и сегодня, и ещё до этого. Ничего с ним не станет, если сегодня я пойду погулять.
Мать ничего не сказала, лишь слезы накатились на её глаза, но виду она не показала.
Я подумала: "Слишком она сентиментальна, ничего, я туда и обратно, ещё успею с дедом проводиться."
И ушла. А когда вернулась, дома никого не было. Родители повезли деда в больницу.
На сердце начали скребсти кошки. Я успокаивала себя, мол, ничего страшного, в больнице подлечат его, и он поправится, непременно поправится! Он ещё такой молодой! К горлу подкатывал ком. Впервые за долгое время, я начала молиться. Я читала молитвы снова и снова, пока не уснула. Все думала о том, сколько всего я не сделала, сколько ему не сказала...
Утром мне позвонила мама и сообщила: "Деда больше нет."
Такие звонки страшнее самого тихого молчания, самого громкого крика. К ним никогда не бываешь готов, и всегда не знаешь, что нужно ответить.
Его больше нет. Нет его глупых историй из прошлого, нет шуток, матершинных частушек, ямочек на лице, впалых глаз... Его больше нет!
Я не сказала, не сказала ему, как люблю, как он для меня важен, как я маленькая радовалась, когда он брал меня к себе на колени и читал сказки, как тайком подсовывала ему конфеты в карман... И самое главное, как он для меня важен, что нужен.
Слезы текли ручьём, в голове играла на повторе молитва о здравии, и лезли мысли о сожалении, волною захлестывала вина.
Если бы я не ушла в тот вечер, если бы рассказала ему, что он для меня целая вселенная, если бы.
С того дня прошло уже более двадцати лет. Во дворах все так же цветут сады, пряный воздух заполняет пространство, бабушки сидят на лавках и щёлкают семечки, ребята ходят вечерами гулять.
 А я всё вспоминаю тот день: разум рисует ссутулившийся силуэт, бадажок, на повторе играет фраза- я очень сильно любила тебя.
Уже нет чувства вины, только сожаление, немая печаль и светлые воспоминания о своём старичке.