Глава пятая
Значение слова «несправедливость» каждому приходится узнавать на собственном опыте. Генка его усвоил в пятом классе средней школы. Он пол-урока мучился над четвертной контрольной, одну задачку сперва решил неправильно, зачеркнул, заново переписал условия, добился истины… А сидевшая позади него Сима Мильнер не мучилась и не зачёркивала – нагло, практически в открытую переписала его решения и получила «пятёрку».
Ему поставили «четыре». Когда обворованный возмутился, объяснили: важно и решить правильно, и написать красиво, без помарок. Вот и выходит – лучше всех в классе по итогам года учится не он, Муханов, и не другие ребята, тоже выполняющие все задания самостоятельно, а она, Серафима.
– Так-то, брат!.. – пояснил ситуацию на перемене друган Славка, –Мы с тобой кто?.. – а никто. Мама-папа у тебя, да и у меня предки – кто?.. тоже никто. А у нее – сам знаешь кто…
– Кто? – спросил Генка и получил ответ
– Всё понятно?
Да, всё понятно. Но всё равно обидно.
– Так она же у меня списывала! – услыхав оценки, заорал несостоявшийся отличник, – Вы что, не видели?!
– Представь себе, не видела, – спокойно парировала учительница математики, – А ещё раз повысишь голос – вылетишь из школы.
– А если и видела она – не будет же из-за такой мелочи шум поднимать? – таким же, как у математички, спокойным тоном отреагировал на бурю Генкиного возмущения дед, – Надеюсь, ты не стал упорствовать? Ну и правильно. Из школы, может, и не выгонят, а врагов наживать по пустякам не стоит. И ты должен понимать: мужчинам даже в двенадцать лет на мелочи обижаться не полагается.
– Мне уже тринадцать! А это – несправедливо!
– Тем более. А настоящую несправедливость я тебе сейчас покажу. Одевайся, и сапоги резиновые обязательно. Пошли.
Шли час с лишним, пришли на берег одного из дальних прудов, соединённого протоками с добрым десятком таких же, а потом ещё и с озером. От лягушачьего хора закладывало уши.
– Ну вот, пришли. Знаешь, кто это поёт?
– Поёт, скажешь тоже! Лягушки квакают… Вон их сколько!
– Ты думаешь, они все и квакают?
– А разве нет?
И дед рассказал очередную удивительную историю.
– Нет, поют далеко не все, а только самцы...
Генка сразу же предложил, для более чёткого понимания, именовать женский пол как и раньше – «лягушка», а для мужского ввести определение «лягу;ш», примерно как у слонов или орлов. Дед поржал, но не возражал.
– Смотри внимательно: перед тобой представитель царства животных, типа хордовых, класса земноводных, отряда бесхвостых. По-латыни его краткое наименование звучит «Amphibia Pelophylax lessonae Cannibalus», или, совсем уж сокращенно «Antropophagus viridis». Понял?
– Что я должен понимать?
– Ладно, переведу. Вон, этот певец… гляди, как красиво он раздувает резонаторы…
– Изоляторы?
– Нет. Видишь у него белые такие штуковины? По бокам головы, как щёки у трубача?
– Ни фига себе у него щёчки! Это ж пузыри какие-то…
– Ну да, с виду как пузыри. Резонаторы называются. Если они больше, чем у соседа, он поёт звонче, к нему и бабы… извини, царевны-лягушки быстрее приплывут, да и побольше наберётся желающих от него икру метнуть.
– Ну, быстрее, больше… и что? Царство, царевны – понятно, как в сказках. А классы – как в школе?
– Сейчас не о том речь. Я отвлекся. Царство и класс здесь в переносном смысле, лев для этих квакуш никакой не царь, и в школу они не ходят. А наш солист с пузырями в переводе называется «Прудовая лягушка-каннибал» или попросту «Зеленый каннибал». Знаешь, что означает эта приставка?
– Ну, ты же мне как-то объяснял – значит, он своих поедает? И мальков? Вот гад!
– Ага, и ты тоже его с ходу в гады определил. Не мальков, их у земноводных не бывает – они ж не рыбы. И не головастиков, а икру. И те, кто его классифицировал, думали как раз по-твоему.
– Но если он своих… ну, пусть икру – какая разница, в конце концов? Тоже типа детки…
– Погоди, Ген. Давай я уж тебе всё остальное расскажу…
Вот тогда-то Генке и открылась несправедливость поистине неслыханная!
Дед начал издалека: ему, как и всякому человеку, иногда бывало скучно. Тут внук с трудом удержался, чтоб не влезть с ехидным дополнением: «Немудрено, с такой-то ведьмой!» Дома не сиделось, читать мешало женино нытьё, а возиться с хозяйством, где и так всё нормально, тоже надоедало. И снова Генка едва не ляпнул: «Это у тебя-то нормально?! Всё шатается-болтается, я уж сколько раз чуть в уборную не провалился, а тебе – нормально?» Но стерпел, иначе дед замолчит и вообще больше ничего не расскажет, а интересно же!
Скучающий человек отправлялся погулять по окрестностям, иногда часами сидел, наблюдал природу, в том числе следил за поведением этих, как ты их назвал, лягуше;й. И высмотрел интересную вещь – самец, дождавшись выхода икры, время от времени набирает ее в рот и отваливает в сторонку. Всё ясно – жрёт!.. – увидев такое, решили умные зоологи. А раз жрёт, мигом приписали зелёному прудовику обидную и жестокую приставочку, означающую «пожиратель детей». И совершенно незаслуженно!
Ибо старый, а тогда ещё и совсем не старый, натуралист разглядел иное: на самом деле никакого пожирания не происходит – певучий папа, оказывается, не утоляет потомством свой личный лютый голод, а заботится о его, потомства, выживании! Набранную в рот икру – заметь, только из кладок, отложенных его жёнами и, следовательно, им самим и оплодотворённую – несёт в интереснейшее местечко.
– Какое, спрашиваешь? Ни за что не догадаешься. Видишь – тут и там кто-то плавает, кроме лягушек? Правильно, рыбки. Карасики, если точно. А совсем точно – их тут обитает два вида: обыкновенный, «золотой», и другой, «серебряный». В чём их коренное отличие, рассказывать не буду – всё равно не запомнишь, да и ни к чему тебе это – ничего особенного там нет. Суть в их отношении к лягушкам – любят они их, земноводных, но не по-братски, а как ты, к примеру, блинчики, а я колбасу… понятно? Вот именно.
Взрослых особо не ухватишь, поэтому предпочитают головастиков, еще хвостатых малышей… икру, разумеется, тоже. Но наш лягушачий папа их, прожорливых, опережает и успевает икорку… не всю, конечно, а сколько успеет – перепрятать. И прячет, оказывается, кто бы мог подумать – прямо в икорной кладке самих карасей! Вот такие, брат, дела… Он, лягуш, подвиг отцовский совершает, а его в каннибалы записали. А ты говоришь – пятёрку несправедливо зажали…
– Так надо же было в общество охраны животных написать! – не дослушав, вскричал Генка, теперь возмущенный не явной несправедливостью учёных по отношению к прудовому отцу-герою, а дедовой безалаберностью, – Или в Академию наук! Тебе же должны Нобелевскую премию дать!
Полный текст романа «Умолчи, считая тайной» доступен на портале «Литрес».