Трое из Парижа. Глава седьмая

Борис Аксюзов
Глава седьмая.
Одинокий Теньгиев.

 Теньгиева взяли, когда он  уже и думать перестал о своём преступном бизнесе.
Пришли ночью. Услышав звонок, он вышел в прихожую неодетый, спросил:
- Кто там?
Ответили сразу же:
- Полиция! Открывайте или будем стрелять в замок!
Он послушно распахнул дверь, и полицейский в форме майора МВД спросил:
- Гражданин Теньгиев?  Руслан Эльдарович?
Он понял, что отпираться бесполезно и ответил с улыбкой:
- Вообще-то, я- Мухамедзянов, Марсель Маратович, но если вы настаиваете…
- Хватит ёрничать, Теньгиев! - строго прикрикнул на него майор. – Вы задержаны по подозрению в грабежах и убийствах.
- Каких убийствах, гражданин начальник! Я даже трамвата сроду в руках не держал, - продолжал веселиться Руслан.
- Разберемся! – пообещал ему майор и надел наручники.

На допросах его, в основном, спрашивали о заказчиках и непосредственных исполнителях многочисленных терактов и убийств, зная, что сам он ничего не взрывал и никого не убивал. И он, будучи уверенным в том, что ни Ботаника, ни Шмеля уже нет в живых, не задумываясь, назвал их имена. А вот Долгова не сдал, сказав, что заказы получал анонимно, по телефону, который сразу же выбрасывал.

На суде ему дали пятнадцать лет в колонии строгого режима, но через год перевели на обычный.

Заключенные исправительной колонии номер семь не работали на лесоповале, так как леса в той местности были вырублены еще в прошлом веке.
Они шили телогрейки. Когда Теньгиев вслух удивился, зачем их шьют, да еще в таком количестве, если они сейчас не в моде, сокамерники дружно рассмеялись, а смотрящий растолковал ему, что шьют они телогрейки для той части населения, которая зовётся «зэками», а по количеству этой продукции можно подсчитать, сколько их нынче в нашей стране.
- Вот придут холода, и ты получишь фуфайку нашего производства, - сказал он напоследок.– Поэтому старайся работать без брака.
Но шить телогрейки Теньгиеву не пришлось, он никак не смог освоить швейную машинку, а для раскройки у него глаза не годились, так как ему уже перевалило за шестьдесят.
Определили его на склад учетчиком, что было ему по плечу: считать он умел неплохо.

Зимой разрешили ему свидание с женой. И первым делом он спросил её о сыне:
- Как там Эльдар поживает?
- Да всё так же, - грустно ответила жена. – Гулять только во двор выходит, да и то вечером, когда там людей нет, дома весь день сидит в своей комнате, рисует каких-то птиц заморских. По тебе стал скучать. Зашла я однажды к нему, а он стоит у окна и держит перед собой твою фотографию. Улыбается и мычит что-то по-своему.
- Так что же ты его с собой не взяла?
- Да я одна к тебе с таким трудом добралась, что и вспоминать страшно. В поезде холодина, проводники все пьяные, даже чаю приготовить не могут, а со станции я сюда шесть километров пешком шла с тяжелыми сумками. А если бы я еще Эьдара с собой взяла, то мы бы до тебя не доехали, загнулись бы в дороге.
И тогда сказал ей Теньгиев:
- Вернешься домой, открой в моём столе нижний ящик, ключ от него найдёшь в китайской вазе, что в гостиной у входа стоит. В том ящике двойное дно, чтобы до него добраться, надо все винтики по бокам отвинтить .Там я хранил деньги, что берёг на свои похороны. Возьми их себе, но чтобы на следующее свидание ты ко мне с сыном приехала. На поезд билеты возьмешь в купейный вагон, а на нашей станции таксиста найдешь и заплатишь ему, сколько он запросит. Всё поняла?
- Всё, - кивнула головой несчастная женщина и стала собираться в обратный путь.

Когда через полгода она приехала в колонию с сыном, Теньгиев лежал в лазарете с воспалением лёгких: продуло его на складе, в котором ворота весь день открыты.
Начальство разрешило выделить ему отдельную палату, чтобы он мог спокойно пообщаться со своей семье.
Теньгиев даже расплакался, когда его сын Эльдар подошел к койке, на которой он лежал, и упав ему на грудь, замычал что-то по своему, радостно и громко. Потом стал ему свои рисунки показывать, где был изображен их двор в осеннюю пору, с прохожими в мокрых плащах и грустными бесхозными собаками, зарывшимися в кучу желтых и оранжевых листьев. Рисунки Руслану понравились и он подумал: «Будь Эльдар не слабоумным, он мог стать хорошим художником».
Жена с сыном пробыли в колонии два дня, потом уехали, и Теньгиев впервые за всю свою жизнь пожалел, что связался с преступным миром.

Как-то вечером заглянул к нему доктор Дима, как называли его зэки, потому что он был сравнительно молод и стеснителен. За что его посадили, никто в колонии не знал, но поговаривали, что осужден он был не по делу, просто на воле кому-то дорогу перешел.
  - Завтра выпишу вас, Руслан Эльдарович, - сказал он Теньгиеву. – Так что можете поблаженствовать ещё одну ночь в отдельной палате.
Потом присел рядом с койкой и спросил:
- А сколько лет Вашему сыну?
- Скоро двадцать исполнится. А почему вы спросили?
- Я эти два дня наблюдал за ним и пришел к выводу, что его можно вылечить от глухонемоты. Ведь он глух от рождения, не так ли?
- Он не только глух, но и слабоумен.
- А с чего вы это взяли?
- Так утверждали все врачи, которым я его показывал. Да непросто врачи, а как, принято говорить, светила медицины. Сколько я на них денег угрохал, трудно сосчитать.
- Они могли и ошибаться. Любой глухонемой человек неадекватен, потому что не понимает нас, а мы не понимаем его.
- Но, когда ему исполнилось семь лет, я определил его в школу для глухонемых, и был вынужден забрать его оттуда, так как он избил до полусмерти своего одноклассника.
- А за что избил, вы не знаете?
- А как я могу знать, если он не может говорить. Директор школы сказал мне, что Эльдар сделал это, потому что у него не все в порядке с головой, и его надо поместить в психиатрическую клинику.
- Это у директора не всё в порядке с головой. Ученикам такой школы надо прежде всего сочувствовать и учить их понимать друг друга. Он, вероятно, не видел рисунков вашего сына. Так слабоумные люди не рисуют, у него всё продуманно до мельчайших деталей. В общем, если вы не возражаете, я займусь вашим сыном.
- Возражать я не буду, но только денег на оплату вашей работы у меня нет.
- Я сделаю это для вас бесплатно. Через три месяца я выхожу на свободу и буду работать в частной клинике моего друга, с которым мы учились вместе в институте.
- А ему зачем такая обуза? Ведь ему прежде всего надо, чтобы клиника приносила доход.
- А чтобы она приносила доход, необходима реклама. Если я излечу пациента, от которого отказались, как вы выразились, светила медицины, клиника приобретёт такую репутацию, что больные повалят туда толпой.
На том и порешили: через полгода Эльдар ложится в частную клинику, где будет работать доктор Дима, и тот начинает лечить его от глухонемоты, уверенный в том. что с головой у него всё в порядке.

Эти три месяца тянулись, как три года. Ночами Теньгиев не спал, думал о том, что будет с сыном, если он излечится от своей болезни и начнет говорить
« А ведь он ни читать, ни писать не может, - размышлял он. – Мне в неволе еще сидеть да сидеть, мать у нас больная, значит, надо ему на работу устраиваться, чтобы выжить. А куда его такого возьмут? Разве что дворником в ЖЭК, да и то навряд ли. Ведь он даже в ведомости на получение зарплаты расписаться не сможет».
Вот так и проводил он почти всю ночь в раздумье. Хорошо, что после болезни его от работы освободили, иначе на складе он бы не удержался.

За день до своего освобождения доктор Дима пришел к нему попрощаться и попросил:
- Черкните пару слов своей жене о том, что я Эльдара в клинику заберу. И не волнуйтесь, я буду подробно извещать вас о том, как будет проходить лечение.

Первое письмо от него Теньгиев получил спустя месяц.
«У нас всё хорошо, - писал доктор Дима. – У вашего сына отдельная палата, но он в ней только спит, а все остальное время гуляет в парке, где находится наша клиника, кормит лебедей и много рисует. Посылаю вам два его рисунка, по которым вы можете судить о его душевном состоянии. Я попытался жестами показать, для чего его поместили в клинику, и мне кажется, что он меня понял. На днях проведем совещание врачей, по-нашему, консилиум, на котором решим вопрос об операции».

Через неделю:
«Решили делать операцию. И хотя она не угрожает жизни пациента, требуется согласие родителей, так как Эльдар не дееспособен. Срочно вышлите мне этот документ, образец которого прилагаю. Если вы, конечно, согласны. Жена ваша уже дала свое согласие».

Руслан был согласен на всё, лишь бы его сын стал слышать и говорить. В тот же день он отправил доктору Диме письмо с подписанным им документом. А через месяц получил долгожданную весточку:
«Операция прошла успешно. Как я уже писал, она была не опасна. Опасны были первые послеоперационные минуты и даже секунды. Москва очень шумный город, и даже в нашей клинике, находящейся в большом парке, слышны громкие звуки сирен «скорой помощи» и патрульных машин полиции. Эльдар, впервые услышав эту какофонию, мог испугаться, и даже потерять сознание от стресса. Поэтому мы его еще под наркозом перевезли в звуконепроницаемую палату, где он проведет целый месяц, а, может быть, и больше. Когда он пришел в себя, там очень тихо играла мелодическая музыка, другие звуки туда не доносились. На второй день на большом экране, укрепленном на стене палаты, появилась фотография вашей жены и негромко прозвучало слово: «мама», затем он увидел на экране вас и услышал: «папа». И это повторялось несколько раз в день, и вызвало у Эльдара, по нашим наблюдениям, только положительные эмоции».

Следующее письмо, через два месяца:
«Сегодня ваш сын сказал свои первые два слова. Естественно, это были слова «мама» и «папа». Его перевели в обычную палату и он уже привыкает к городскому шуму и смотрит телевизор, пока что безобидные мультфильмы. Выпишем его примерно через три месяца, когда закончатся наши наблюдения за его состоянием».

Спустя месяц:
«Моя жена, которая тоже работает в нашей клинике, начала учить вашего сына читать, писать и считать. Но занятия проходили нерегулярно, так как она не может на долгое время отрываться от своей основной работы. Руководство клиники, по моей просьбе, пригласило профессионального учителя, который дает ему уроки каждый день. Уже есть. определенные успехи: Эльдар читает букварь на седьмой странице, прописывает палочки и крючочки, и считает до десяти. Теперь мы можем с уверенностью сказать, что с головой у него всё в порядке».

Через год:
«Эльдар живет уже дома с мамой, здоровье которой за последнее время очень пошатнулось Он ухаживает за ней, сам ходит в магазин за покупками и готовит еду. А, главное, теперь он много читает, и вскоре будет писать вам письма сам. Продолжает заниматься своим любимым делом и говорит, что станет знаменитым художником. Мы купили ему этюдник, краски и мольберт, и теперь он пишет свои картины маслом, причём, довольно-таки талантливо.. Посылаю вам фотографии нескольких его работ. Хотели устроить Эльдара, по его же просьбе,  на какую-нибудь работу, но, к сожалению, у него нет никакого документа об образовании, а без него нам везде отказывают» .

Спустя некоторое время умерла жена Теньгиева. Хоронить её его не отпустили, да он и не особо на этом настаивал, так как почему-то боялся встречи с сыном. Руслана не радовали даже его успехи, ведь Эльдар стал полноправным членом общества, а его отец находится в заключении, и сын теперь вправе спросить его: «А за что ты осуждён на такой длительный срок?»

А потом случилось самое страшное, что могло произойти в его жизни...

Письма от доктора Димы стали приходить всё реже и реже, но вести о сыне были весьма утешительны: Эльдар начал зарабатывать деньги, продавая свои работы на Старом Арбате, и женился на доброй, пусть уже и не молодой женщине, продавщице из большого торгового центра «Смоленский пассаж». В конце этого письма доктор написал, что предложил Эльдару съездить к нему с женой на свидание, на что тот ответил: «А он нас к себе не приглашал».
« Вы напишите ему – просил в своем письме доктор, - и пригласите навестить вас. Ведь я помню, как нежно он вас обнимал на первом свидании. Ему явно хотелось сказать вам, как он вас любит, но тогда он не мог говорить. Надеюсь, что теперь скажет».

Теньгиев в то время сильно болел, как никак уже семь лет провел взаперти на тюремной баланде. Но нашел в себе силы написать сыну короткое письмо с приглашением приехать на свидание:
«Дорогой сынок!
Получил я весточку, что ты женился и стал деньги своим трудом зарабатывать. Обидно мне , что узнал я об этом от чужих людей. Почему ты мне не написал сам? Ведь я много сделал, чтобы вылечить тебя, всё, что я накопил за долгую жизнь, потратил на это.
Болею я сейчас, может случиться, что мы и не свидимся. А потому прошу, приезжай ко мне со своей женой, чтобы смог я умереть спокойно.
Твой отец».

И ровно через две недели получил он такой ответ:
«Извини, не знаю, как мне к тебе обратиться.
Но точно скажу, что отцом тебя я назвать не могу.
Вылечил меня не ты, а Дмитрий Валентинович, и денег на это потратил гораздо больше, чем ты. На отдельную палату, врачей, учителей и принадлежности для занятия живописью. Но главное не в деньгах, а в том, что он понимал: я нуждаюсь в постоянном внимании людей, которые решили сделать из меня полноценного человека. Ты же этого не понимал, и занимался тем, что преступным путём добывал деньги и тратил их для своего удовольствия.
Недавно я узнал фамилию следователя, который вел твое дело, встретился с ними спросил: «За что мой отец получил такой длительный срок наказания?» И он ответил мне так: «Я не имею права разглашать тайну следствия, но могу сказать: если бы ему дали год за каждого убитого им человека, то он должен был просидеть в тюрьме более ста лет».
И я не хочу называть своим отцом убийцу, который не жалел даже детей. И сменил  фамилию, что бы никто не знал, что я родственник того самого Теньгиева, по велению которого взрывали торговые центры и убивали ни в чём неповинных людей.
       К сему
                Эльдар Митрохин, свободный художник».

Спустя неделю после получения этого письма Руслан Теньгиев скончался и был похоронен на тюремном погосте в могиле под номером 1078…