Милость он проявлял только к сильным, слабых безжалостно убивал. Но и милость была странного свойства. Сильным он даровал почетную смерть или в поединке с несколькими воинами, или при испытании огнем и раскаленным железом, но публично, при стечении народа.
Можно ли было назвать его жестоким? Он был равнодушен к страданиям недругов. Радости от чужой боли не испытывал, но торжество свое видел в полном уничтожении врагов. Битва для него была смыслом жизни, ее сладкой сердцевиной. С ней не могло сравниться ни опьянение вином, ни чревоугодие, которому он, впрочем, также был подвержен, ни обладание самой красивой женщиной.
Ничего.
О, эта дрожь нетерпения, когда из рассветного тумана едва выступают шеренги неприятельских воинов, когда меч в руке дрожит, желая вдосталь напиться вражеской крови! Челюсти сжимаются до хруста в зубах. А ноги бегут сами, почти летят, едва касаясь земли.
Вперед, вперед, удар, еще удар!
Один разрублен от ключицы до пояса, у другого меч вышел из затылка, на лице мертвеца ужас. Победитель хохочет от ярости и счастья. Каждая жилка в его теле кричит - я живой, живой!
А потом делить богатую добычу, забавляться с пленницами, придумывать казни для уцелевших.
Это ли не жизнь, это ли не счастье?
В мирное время он угрюм, даже самая кровавая охота, когда загнанный олень стонет как дитя в окружении лающей своры охотничьих собак и он вонзает нож в его плоть и поворачивает его в ране, давая ток горячей крови, которая пачкает его камзол и лицо, так не будоражит. И олень обессиленный падает к его ногам, трепеща, и глаза жертвы подергиваются смертной белесой пленкой. И дрожащая слеза застывает на мягкой шерсти. Рыцарь ощущает радость, но ее не сравнить с восторгом от человеческой смерти.
В битвах прошла его долгая жизнь.
Был сентиментален, хранил прядь волос девушки, с которой обменялся клятвами о любви в тринадцать лет. Читать так и не выучился, но любил рассматривать гравюры в книгах об охоте и славных битвах. К собакам своим он проявлял больше внимания и заботы, нежели к родным детям, впрочем это было в обычае тех времен. К жене своей относился с как к атрибуту своего титула. Нечто прилагающееся к нему, но не имеющее практической пользы. Ему больше нравились смазливые крестьянки.
Умер в глубокой старости, сорока трех лет от роду. И не в битве, как хотел, а простудившись на охоте. Горячка длилась три дня, регулярные отворения крови не помогли, и он угас в собственной постели, в окружении семьи и домочадцев, исповедавшись и причастившись Святых Даров, в мире с собой и со всем, что его окружало.